Исповедь: свой взгляд

Назвать маленький шевелящийся комочек Идой у меня не поворачивался язык. Абсолютно. Даже когда этот комочек через два года превратился в резвопередвигающуюся рыжеволосую девчушку, он всё равно оставался без имени. Чем дальше, тем больше возрастал соблазн назвать девочку Альбертиной — настолько она была на меня похожа. Нос, глаза, форма черепа, хоть он еще и формируется, молчаливый характер — не считая цвета волос, это была абсолютная копия меня. Фрэнк не затыкался. Угрожал выдать себя голосом, выбрасывал из колодца небольшие камни и доставал вопросами про племяшку. Единая доступная мне мера наказания — отмена дневной кормешки — особых плодов не приносила, хоть я и так запрещал дочери гулять на улице где-либо за исключением крыльца, пока она не будет готова узнать… Она поймет… Что до Леонарда — его глаза как расширились в июле 1909, так и не сузились обратно. От шока он даже не замечал бессонницы от плача малышки по ночам, хотя и сидеть с ней не рвался. Но тем и лучше для него. Никто не приблизится к моей малышке, моей маленькой Иде, Иде пусть не внешне, но внутренне. В два года еще рано судить о внутреннем мире, но, уверен, она еще удивит меня. И нас всех. *** — Оп! Неси! Неси же, Рафи! Французский бульдожек сидел возле крыльца, глядя то на Леонарда, то в сторону, куда тот бросил палку. Мальчику всё не удавалось заставить бессмертного друга бежать куда нужно, хотя несколько лет назад он видел из окна, как отец играл с псом. — Что же тебе нужно?.. Вздохнув, Леонард сам пошел за палкой, принес обратно и помахал перед носом собаки. — Принеси. Ее. Хорошо? Ну, давай! Он кинул сук чуть дальше в заросли сорняка. — Принеси! Собака смотрела на хозяина и н двигалась. — Ну принеси ее, Рафи, ну пожалуйста. Пёсик поднял ушки, моментально вскочил на короткие лапки и с радостным гавканьем понесся за палкой в метровую лебеду. «Ему нужно было сказать «пожалуйста», серьёзно?» Прошло немалое время, и Лео показалось, что собаки слишком долго нет. Он пошел в сторону, куда ускакал пёсель, и стал раздвигать сорняки руками в поисках друга. Вдруг неожиданно быстро непрошенные слёзы подступили к его горлу, а одна солёная капелька уже даже катилась по левой щеке. Средь сорной травы алели три невысоких красных цветка. Уже два года розы, выращевыемые его матерью перерождались в высокой сорной траве, так что теперь это скорее всего был уже шиповник. Помимо сестры, которую Леонард видел крайне редко, больше ничего в их с дядей доме не напоминало ему об Иде, а ее цветы не лучшее зрелище для сына, так рано потерявшего мать. Лео захотел коснуться цветка цвета волос мамы, но, услышав резкий скулеж пса, дернулся и поцарапался об острый шип. Как оказалось, Рафи угодил в одному дьяволу известно, что забывший здесь, ржавый капкан.  — О, господи! Держись, дружок! Трясущимися руками Леонард попытался открыть механизм, однако все усилия были тщетны. Пёс продолжал жалобно скулить, из левой лапы текла кровь, так что Леонарду ничего не оставалось, как поспешить за подмогой в дом. Быстро добежав до комнаты дяди, он постучал три раза. Альберт появился на пороге. — Дядя! Дядя, Рафи угодил в старый капкан! Если Рафи не страшна инфекция, то ты можешь хотя бы облегчить ему страдания? Альберт выслушал тираду племянника с непроницаемым выражением лица, а затем вкрадчиво произнёс: — А если бы она спала? — Что? — А если бы. Она. Спала? Мертвые на кладбище с того света тебя услышали, Леонард. Лео знал, что речь о его сестре, и что эта тирада значит «не ори». Из-за спины отца выглянула рыжая головка. — Лео, где собатька? — Назад, милая, — и уже Леонарду, — пять минут. Не больше. Мальчик подводит дядю и любопытную сестру к повизгивающему псу в прячущемся розовому кусту. Альберт без особых усилий открывает капкан, и освобожденный Рафи с благодарностью принимается лизать руки своему спасителю. В первый раз. И в первый раз Альберт неумело гладит пса по голове. Тут сзади послышались неуклюжие шажки и вопрос: — А где пёсик? Девочка потянула руки к псу. И не успел Альберт схватить ее, как маленькая ручка вдруг неловко задела цветок, а на ладошке тут же заалела тонкая полосочка. — Ай! Скорым движением отец отодвинул все стебли от дочери и поднес ее ручку к глазам. Лео предусмотрительно молниеносно скрылся подальше от дяди. — Всё в порядке. Всего лишь царапина. — Сто это за тьветок? — Это роза… Любимый цветок твоей мамы. — Лоза? — Да, роза, Роза… *** Три стука в дверь нарушили тишину коридора перед комнатой Альберта. -…Папа? Из-за двери раздалось глухое: — Что? — Можно к тебе? — нерешительный и тихий тон не мог взволновать отца. — Я говорил, что занят. — Прости… — Роза решила, что отец не расслышал. Чем старше становилась девочка, тем сильнее Альберт неосознанно отдалял ее от себя. Он запрещал ей входить в его комнату и спускаться в подвал. Запрещал беспокоить его по пустякам и всегда безошибочно определял по шагам и тону обращения дочери (и племянника) причину обращения. Однако сейчас он не услышал никакого волнения за нерешительностью и предоставил ее самой себе с ее вопросами и беспокойствами, а беспокоиться было из-за чего. *часом ранее* — Рози, я больше не могу страховать тебя, как раньше, а если что, ты же знаешь, твой папа мне голову оторвёт. Леонард, прихрамывая и постукивая протезом, идет за младшей сестрой к лестнице на малость захламлённый чердак. — Ладно. Тогда просто скажи, как спустить лестницу? Леонард вздохнул и вдруг снял со стены старый портрет их двоюродного прадеда. Невысокая десятилетняя Роза во все глаза следила за движениями брата, который что-то крутил прямо на стене. — Что там, Леонард? Мне не видно! — Ох, сейчас… — Одноногий, еще нет отошедший морально от ужасов войны Леонард с трудом подсаживает сестру так, чтоб она видела тайный путь на чердак, куда отцом ей было строго запрещено ходить. Взору Розы предстал большой, с пол метра в диаметре настенный диск, состоящий из нас скольких кольцевидных — одна в другой — пластин со странными узорами на них. — Так, поверни внешнее кольцо на девяносто градусов влево. Нет-нет, не дальше, стой. Всё. Роза слезла с рук брата, и вдруг что-то заскрипело над ними, и вниз соскользнула старая деревянная лестница. — О, держится еще, старушка! Знаешь, Рози, в детстве я часто лазил по этой лестнице наверх и копался в бескрайних залежах хлама на чердаке или выбирался на крышу. Но однажды меня заметил Альберт и запретил туда лазать. Беспокоился он, разумеется, не за меня. Он сказал, что мне уже пятнадцать, и лестница может меня не выдержать. Я тогда и не подумал о том, что он сам туда залезал. Сейчас наверх я, естественно, за тобой не полезу, а ты легкая. Роза недоверчиво глянула на брата, не веря, что тот так легко согласился помочь с ее задумкой даже против воли сурового дяди, наконец-то чувствовавшего себя главой командиром семьи. — Короче так, детства я тебя лишать на собираюсь и помогаю только поэтому, но и ты, будь добра, молчком папе, ладно? Итак, наверху сзади левее тебя будет окно, с улицы я видел, что оно не заколочено, так что ты всё увидишь и не споткнешься. Третья и четвертая половицы от последней ступеньки лестницы на моей памяти сильно скрипели, не ступай на них. — Ладно, — Роза нетерпеливо прервала ностальгическую тираду брата, — сама разберусь. — Я подержу лестницу, давай. Роза неловко стала забираться наверх, но на последней перекладине оступилась. — Черт, осторожнее! Знаешь, без меня внизу ты сюда лазать не будешь. — Ага, так и не буду, — пробурчала девочка под нос. Наконец Леонард услыхал громкий скрип наверху и боязливо оглянулся на дверь, но Альберт никак не мог услышать их из подвала. — Тут вообще все доски скрипят! — донеслось сверху, — Апчхи! Сколько пыли и паутины. — Ну, как там? Есть что интересное? Молчание и копошение. — Роза! — Да тише! Есть, конечно. Держи лестницу. Снова скрип на весь пустой дом и тряска лестницы в руках. — Оп! — Роза спрыгнула на пол, зажимая что-то подмышкой, — Смотри, Лео! Ты это видел? Это что? И девочка протянула брату что-то вытянутое и деревянное. — Хм, похоже на складную доску для шахмат… — Без клеток? — В любом случае это какая-то раскладная… штука, я такого раньше не видел. Но пока смотри, как убрать лестницу. Леонард завел руку за перекладину и повернул одно из колец с рисунком. Лестница дернулась и уехала вверх по стене, а люк наверх мгновенно закрылся. — Смотри, эти узоры на дисках должны составлять бесприрывную линию. Но стоит нарушить узор, и лестница спрячется. Теперь на этот гвоздик вешаешь картину и готово. А теперь мне надо идти, Альберт не должен найти меня здесь, помогающим тебе. А с этой штукой развлекайся сама, раз она тебя привлекла. — А… — но Леонард уже исчез за дверью, постукивая деревянным протезом. Роза стала рассматривать находку. Наверху она решила, что это какая-то резная шкатулка, но не без труда открыв эту «шкатулку» она увидела нечто неожиданное. — Это… Деревянный букварь? — думала вслух Роза, — а почему «да» и «нет»? Тут из коробки-доски на пол выпали какие-то штучки, которые девочка подняла. Ими оказался старый ключик на веревочке, который Роза нашла очень загадочным, и тут же надела и странный браслет. — Хотя это и не браслет… Треугольник с дыркой. Зачем?. Роза продолжила треугольник на доску, а сама стала разглядывать ключ. Шширх… Девочка вздрогнула от неожиданного поскребывания… Треугольника по доске. Дерганно, медленно, но он полз к букве «э» и наконец остановился на ней. — К-кто здесь? — глухой голос Розы дрожал. Тем временем треугольник вновь сдвинулся с места и через пол минуты оказался на букве «й». — Эй…- прочитала Роза, — эй! Кто здесь? Ты слышишь меня? Ничего не происходило. Казалось, само время застыло, и даже мыши не скреблись. Девочка потянулась к треугольнику, желая от греха подальше убрать его со злополучной доски, но предметик невозможно было и сдвинуть с места. Маленькое сердце забилось сильнее, но Роза не решилась никого звать. Пока это только ее дело. Не убирая рук с треугольника, будто желая проверить, насколько мощна сила, двигающая его, она повторила: — Ты меня слышишь? Роза в очередной раз вздрогнула всем телом, когда что-то заставило треугольник вместе с ее руками двигаться в сторону расписнóго слова «Да» внизу доски. «Ладно, это всего лишь знакомство». — Как тебя зовут? — В-и-л-ь-я-м. Тут перед глазами девочки всплыла картинка родового дерева, котрую для нее рисовал отец. Роза тогда еще недоумевала, почему веточка Леонарда растёт сразу из двух веток Сэмюэля и Иды, а её веточка — только из Альберта. Однако дело в том, что внизу дерева как раз-таки было это имя. -…А как твоя фамилия? — В-а-н-д-е-р-б-у-м. *часом позже* — Я говорил, что занят. — Прости… — Роза решила, что отец не расслышал. Пока она сохранит в секрете свои разговоры с прадедушкой. Как и то, что прадед поведал, что только она может с ним общаться, как и страшную тень вместо ее отражения в старом зеркале, запертом на ключ. Молчаливая Роза так и сохранила бы свой секрет, невзирая даже на странные сны по ночам, если бы однажды вечером не произошло ещё кое-что. Ещё из-за плотной двери Альберт услышал необычно громкие и поспешные шаги Розы. Не дождавшись ответа на стук, она вбежала к нему в комнату и, стараясь не смотреть, чем он был занят, горячо выпалила то, чем призвала из царства мёртвых нервное сердцебиения и даже животный страх человека с маской в руках: — Папа, папа!.. Там… Ох, там мама!..