Матушка.

Когда в Надор пришло известие о смерти отца Ричарда, его мать слегла с нервной горячкой. Несколько дней она провела в бреду, зовя кого-то и моля забрать её за грань, но на третий день очнулась. И первое, что она сделала, когда лекарь разрешил ей встать с постели - позвала к себе Ричарда. Мальчик сначала не узнал мать: на него смотрела измождённая, надломленная, чем-то испуганная женщина, в глазах которой стояли слёзы. Она несколько минут смотрела ему в глаза, а потом задала только один вопрос: "Ты поможешь мне?" Всё, что мог сделать маленький мальчик - броситься на грудь матери и сказать "Да". С этого дня в замке началась новая жизнь. Мать прогнала с порога всех друзей отца и всех родственников, предлагавших деньги за титул. Она объявила, что не желает повторения этой истории, и потому вырастит Ричарда достойным человеком, а не идиотом, чего бы ей это ни стоило. Его день был расписан по часам: с утра он вставал, обливался холодной водой (матушка милостиво разрешила не делать этого зимой), разминался и шёл на завтрак, где матушка давала ему задание на день. Как правило, это было что-то достаточно простое: например, прочитать несколько страниц из "Экономики" или "Истории Талига", но за выполнение этих заданий его потом ждала награда. После завтрака он по руководством гувернёра занимался счётом, письмом, читал вслух сложные тексты. После обеда наступал черёд иностранных языков и точных наук: матушка потребовала, чтобы Ричард за три года овладел дриксенским хотя бы на уровне простых предложений, а так же разбирался в растениях, животных и грибах, законах природы и движениях небесных тел. После ужина он получал часа два на самого себя, а ровно в десять отправлялся спать. Лишь один день в неделю отличался от других: каждый седьмой день мать за завтраком проверяла, выполнил ли он её задания, и если оставалась довольна, то брала его с собой на прогулку, рассказывала ему удивительные истории и отвечала на все вопросы, какие только он мог придумать. Он, наверное, мог бы позавидовать сёстрам, но их мать держала в тех же ежовых рукавицах, что и его, и обучали их тому же, что и его, только задания, что им давала мать, чаще были связаны с рукоделием. Когда он на достаточном уровне овладел дриксенским, мать взяла его и Айрис, показавшую хорошие результаты в языке, с собой в кесарию. Они переводили книги из столичной библиотеки на талиг, ели сосиски и яблочные пироги, видели дворец кесаря и даже несколько раз играли в прятки с местными детишками. Мать же выгодно продала небольшую партию алмазов, так что тоже была более чем довольна. Но недолго радовался Ричард: теперь его начали учить кэналлийскому. В пятнадцать лет он стал личным помощником матери. Он присутствовал при торжественном открытии новой шахты, железо из которой вытащит Надор из бедности (если бы не мать, то это была бы нищета). Теперь он понимал, откуда берутся деньги на его образование, и дал клятву оправдать все вложенные в него средства. И потому известие, что в шестнадцать лет он поедет в Лаик, не вызвало у него никакой радости: сейчас он нужен в Надоре как никогда. Правда, мать заверила, что это всего на год, потому что вряд ли кто возьмёт его к себе в оруженосцы. Если же чудо случится, и кто-то решит связать себя с сыном мятежника, она спокойно подождёт его возвращения. В день отправки Ричард очень волновался. Его провожал весь замок, сёстры плакали, но мама была непреклонна: он должен выйти в свет и познакомиться с достойными людьми, иначе Надор останется глушью. - Я отвезу тебя в Лаик сама, - объявила она, - Никто из твоих родственников за эти годы ни разу не предложил помощь, так что поедешь со мной. Тем более, что в столице у меня дела. Айрис, ты за старшую. - Да, матушка, - кивнула Айрис и решительно вытерла слёзы платком, - Матушка, возвращайтесь поскорее. - Ждите через месяц, - кивнула эреа Мирабелла и, подобрав юбки, вошла в карету за Ричардом. Путь был неблизким, но пролетел как миг. Ричарду очень не хотелось расставаться с матерью на год, а если не повезёт, то и на все четыре. Матушка подбадривала его, как могла, рассказывала про столицу и напоминала, что он уже был один раз за пределами Надора - причём Дриксен гораздо дальше Олларии. Он же резонно возразил, что был там с ней и Айрис, а в Лаик он будет один, совсем один. Матушка только потрепала его по голове и пообещала писать почаще. Когда они прибыли, она провела последний инструктаж. - Запомни: у Надора есть только ты, так что никаких дуэлей. Никаких, запомнил? - Да, матушка, никаких дуэлей. - Если кто-то начнёт сравнивать тебя с отцом - подумай, лестно ли тебе сравнение с идиотом, пошедшим против Олларов без численного перевеса и толкового плана. Ты ведь понимаешь, что мятеж мог закончиться в нашу пользу, если бы не чья-то недальновидность? - Да, матушка, понимаю. Я обещаю, я буду думать своей головой, - кивнул Ричард. - Молодец. Вот, держи Эсператию. Храни её на груди. - Но матушка, вы ведь сами говорили, что эсператизм для тех, кто не хочет думать сам... - Да, всё верно. Но книжка толстая, в случае чего остановит пулю или шпагу. А ещё я приклеила к пятнадцатой странице шесть талов - это на случай неприятностей. - Спасибо, матушка. - И ещё пару монет зашила тебе в кальсоны, это на ещё большие неприятности. - Право, не стоило... - Так, что ещё я хотела сказать...а, да: будь умеренным в вине, с женщинами дел не имей, веди себя как подобает Человеку Чести, прилежно учись, в случае чего пиши мне - дам совет или приеду на помощь. В остальном же - жди через год на Фабианов день в условленном месте: вот здесь. Ну, Дикон, держись там, всего хорошего! - Матушка, прощайте! Я буду вам писать! - едва подавил рыдания Ричард и, обняв на прощание мать, решительно направился в Лаик, навстречу новым друзьям и новым неприятностям.