Бремя верных - 4 Двойной обгон через сплошную

      А небо было высоким и звездным, как ему и полагается в июльскую ночь на южном побережье Крыма. Щедрый мазок Млечного Пути от горизонта до кромки гор. Бесстрастное, завораживающее ощущением Вечности, мерцание развешанных по своим местам звезд. Впрочем, порядка нет и в небесах. Из-за загораживающего часть небосвода каменного уступа вылетела весьма крупная звездочка и как-то необыкновенно неспешно покатилась к морю. А вон еще, и еще. Странно, до августовских звездопадов почти целый месяц. И вот – тоже не легче: от медленно пересекающей небо крупной звезды отделилась другая и поплыла в сторону луны. Володя про такое и не слышал никогда.       Наверное, это последствие контузии. Стоит прикрыть глаза, как место звезд занимают сотни человеческих голов в водах Херсонесской бухты. Десять дней назад они отходили от взорванных Инкерманских штолен сюда, в сторону тридцать пятой батареи. На нависающем над морем каменном уступе их отряд появился как раз тогда, когда завидевшая несколько рыбацких баркасов на горизонте толпа высыпала на деревянный пирс, и тот рухнул в море под чрезмерным весом.       Младший лейтенант-пограничник Владимир Прохоров на войне с первого дня. От самой румынской границы. Сперва к Одессе, огрызаясь с боями. Потом в Севастополь морем. За год чего только не видел: и как танки санитарные обозы расстреливают, и как погибших из развалин жилых домов откапывают. Свыкся вроде бы. А вот из головы не выходит именно это.       Спускаться вниз они не стали. Пока командир ходил в штаб доложить о прибытии, политрук Вассерман устало распорядился:       - Все, прибыли. Вы вниз не смотрите. Занимаем позицию, разумея, что она - последняя. Может статься, что эвакуация не про нас.       - Как не про нас? – тогда еще возмутился Володя. - Из-под Одессы всю Приморскую армию организованно вывезли!       - В лучшем виде, - не стал спорить Виталий Аркадьевич. - Только тогда за нами был Крым и если не господство, то паритет в небе. А сейчас? Пригнать сюда большие корабли – значит наверняка потерять еще и флот. А стоит Черноморский флот того, чтоб Владимир Иванович с Виталием Аркадьевичем вместе с ним бесславно потонули? Или вышеназванные товарищи красные командиры погибнут с оружием в руках, утянув с собой еще сколько-то фрицев, а флот отправится оборонять Советский Кавказ.       - А как же?..       - За ранеными по ночам, может, рыбацкие баркасы приходить и будут. Да только сколько тех ночей осталось? Про пароход «Армения» все помнят?       Про потопленный в конце сорок первого фашистскими стервятниками пароход с ранеными помнили все. Да и заподозрить политрука в паникерстве резонов не было. Фамилия Вассерман, партбилет в кармане и комиссарская звезда на рукаве – полный комплект, шансов выжить в плену не оставляющий.       После подрыва тридцать пятой они решили прорываться сквозь вражеское оцепление к партизанам.       Пройти сквозь плотное кольцо незамеченными не получилось. Бой завязался жаркий, но они прорвались. Во всяком случае, еще вечером им так казалось. Несколько часов пешего марша по горам без преследования давали их совсем крохотному отряду надежду. На привал они расположились во вроде бы неприметной пещере, и Володя, собрав фляги, полез за водой на звук журчащего где-то рядом ручья. Но до воды не дошел. Поравнялся с Мишкой-морячком, что на посту стоял, и все…       Наверное, это был штурмовик. Хотя, какой штурмовик ночью? Володя не видел. Но последнее, что он помнит, это необычной громкий и пронзительный рев двигателей над головой.       Теперь вот лежит, на звезды смотрит. Один. Рядом никого живого. Это он почему-то знает точно. Журчание ручья заставило бессильно облизывать потрескавшиеся губы. Пить вдруг захотелось нестерпимо. Жажда оказалась сильнее слабости. Понявший, что руки-ноги целы, просто слушаются плохо, лейтенант поднялся и поплелся на звук. Через несколько шагов наткнулся на Мишкин «дегтярь». Ручной пулемет целехонек, а вот одессита нигде не было. Володя все вокруг обшарил, забыв про жажду. Ни живого, ни мертвого нет. Неужели сбежал?       Наконец-то вода. Источник оказался удобно обустроенным: каменные ступенечки, вода льется из вбитого в скалу желоба. Володя блаженно подставил голову под струю. Потом долго со вкусом пил из ладоней. Оторвался только когда почувствовал озноб и ломоту в зубах. Наполнил фляги и пошел прочь. Спасибо доброму человеку, не поленившемуся когда-то навести тут порядок, но привал окончен, впереди – война.       Поднявшись к месту стоянки, он даже входа в их неглубокую пещерку не нашел. Настолько изменился ландшафт. Лейтенант даже попытался убедить себя в том, что он просто ошибся и вышел не на то место. Только опыт пограничника говорил об обратном: вот эти вот камни и есть могила его товарищей. Судя по тому, что на месте взрыва уже нет кислого запаха взрывчатки, в беспамятстве он пролежал долго. Значит, рассвет уже скоро. Надо уходить.       На дорогу он наткнулся быстро и неожиданно. Карты у него с собой не было, но местность он вроде бы помнил неплохо. Не должно тут ничего быть. Однако есть.       Рассуждать, да прикидывать, где он сбился с пути и куда забрел, некогда. Натужно урча мотором в подъем, показался просто огромный нефтевоз. На миг ослепленный его фарами (со зрением после контузии что-то определенно не так) лейтенант мотнул головой от удивления. А охранение-то где? Совсем фриц страх потерял?! Надо поправить.       Пропустив машину мимо, Прохоров поджег ее буквально первой скупой очередью. Еще пара одиночных выстрелов в сторону метнувшейся в противоположный кювет тени водителя. Едва ли достал. Так, чтоб бежалось гаду быстрее. И теперь сам прочь, в скалы. Охрана бензовоза не просто слегка поотстала, ее и правда не было. Во всяком случае ни стрельбы, ни шума за спиной. Хотя искать его все равно начнут, и чем дальше он успеет уйти от места диверсии, тем больше у него шансов.       Каменные россыпи вновь кончились неожиданно. Теперь перед Володей равнинный участок, за которым вроде бы лес. Справа в полутора-двух километрах какие-то ярко освещенные постройки. От того, что фашисты, едва взяв Севастополь, уже полными хозяевами себя чувствуют, навернулись бессильные слезы. Но Прохоров продолжил осматриваться. Его цель, пожалуй, что лес, где можно перекантоваться днем. Перемахнуть туда до рассвета, который еще и не забрезжил, он успевает. Благо равнина вовсе не голая. Да это ж огород с грядками. А вон и мазанка сторожа. Плохо: где сторож, там и собаки. Хотя он и так достаточно близко, чтоб быть учуянным. Но бреха нет.       Хозяин – высокий худощавый дед, седой и загорелый как фото-негатив, в светлой растянутой футболке и коротковатых широких портках из грубой ткани с накладными карманами, его и без собаки учуял. Вышел навстречу, стоило ночному гостю появиться за плетнем его угодий.       - Здравствуйте, дедушка. Немцев нет?       Володя постарался быть доброжелательным, но оружие держал демонстративно наготове.       - Нету никого. Ни немцев, ни еще кого. Война – труба – эвакуация, блин.       Дед раздраженно сплюнул, глаз при этом с незнакомца не спускал, Страха или радости на лице не заметно. Осторожность по отношению к незваному ночному визитеру с оружием – да, но не более. Странный дед. Хотя, и не дед. Не старый еще мужик. Только седой и зарос весь.       - А там что светится? – Володя мотнул головой в сторону далеких построек.       - Так база, - равнодушно пожал плечами тот.       - Что за база?       - Так кто б меня туда пустил.       - Наших в округе не видел?       - Да я ж тебе говорю, как это все началось, тут вообще никого нету. Разве что транспортеры военные вон в лесок пролетели. Но тут не задерживались.       - Немцы?       - Да что ты заладил «немцы», «немцы». Нет, местные территориалы, вроде.       - Полицаи, значит. Много?       - Три борта точно видел.       - Ладно, спасибо, дед. Пошел я. Водички не дашь напиться?       - Угу, дай попить, дедушка, а то жрать так хочется, что переночевать негде. Садись, чего уж. Я сейчас.       Дед кивнул на лавку возле деревянного стола в тени какого-то вьющегося по специально установленным штакетинам растения и зашагал к дому. Володя присел, но стоило хозяину скрыться в доме, быстро переместился в противоположный угол двора. Он вовсе не удивится, если дед вернется с берданкой или того хуже попробует выстрелить в незваного прохожего из окошка.       Но хозяин вернулся с кружкой козьего молока и миской умопомрачительно пахнущего борща. Сметана и добрый ломоть хлеба тоже имелись.       - Богато живешь, дед.       Володя выловил из борща кусок мяса.       - Так чего ж не жить, коль руки и голова на плечах имеются?       Дальше разговор не клеился. Во всяком случае, пока гость не отодвинул опустевшую миску.       - Спасибо дед. Пошел я, а то светает уж.       - А то останься, - неожиданно предложил хозяин. - Вон на сеновале отдохнешь, а там посмотрим.       - Вот спасибо! – сладко, во весь рот зевнул Володя, направляясь к сеновалу.       По дороге невзначай смахнул со стола краюху хлеба, а из стоящей у стены плетеной корзины – пару головок знаменитого крымского лука и стручок висящего на стене красного перца. В том, что дед надумал его сдать, он практически не сомневался. Поэтому, борясь с навалившейся сытой сонливостью, выждал с четверть часа и тихо выскользнул прочь.       В лес не пошел. Не только из-за взвода полицаев, но и от того, что искать его примутся прежде всего там. Нет, полноценную облаву на одиночного красноармейца, пусть и командира, едва ли устроят. Но если у фашистских прихвостней есть уже какое-то дело в крохотном лесном массивчике, то туда лучше не соваться пока.       Он отошел назад к скалам. Глубоко не полез. Залег в крохотной ложбинке, завалив вход валунами и раскидав вокруг раздавленный в пальцах перец. Внутри можно только сидеть, скрючившись в три погибели. Готовая могила. Только кусочек неба в щелку торчит. Прохоров рассчитывал на то, что здесь его искать просто не додумаются. А если на зов куркуля-огородника прибудет патруль с собакой, то взявшая след ищейка потянет в горы. Глазастый гад наверняка скажет, что пришел незваный гость как раз оттуда, значит есть шанс, что преследователи решат, будто идут не по тому следу и сменят направление. А если и нет, велика вероятность, что сбитая с толку запахом перца собака проскочит его дневку, увлекшись его ночным следом. О том, на чем может заморочиться служебный пес, пограничник знал и не преминул воспользоваться.       Утро до полудня он прокимарил вполглаза. Вторая половина дня далась гораздо тяжелее. Солнце жарило так, что казалось, камни нагрелись как в банной каменке. Капля пота упадет – зашипит. Да и тело затекло до полной окаменелости. Несколько взбодрило появление человека. Кто-то, Володя в свою щель не разобрал кто, прошел совсем рядом, заставив беглеца превратиться в слух и дышать через раз.       Наконец знойное выгоревшее небо потемнело, словно намокло, и заполнилось россыпью звезд, которые сперва проявлялись едва-едва, словно стеснялись последних лучей солнца. Но вот их свету не осталось конкурента на бархате ночного неба.       Пришло время покидать свое укрытие. Казалось, ночной прохладой воздуха невозможно надышаться, а тело невозможно оторвать от успевших остыть камней. Все-таки убедившись, что голова перестала кружиться, а тело начало слушаться, Прохоров отправился наконец к облюбованному лесу.       Лес разочаровал, оказавшись не лесом вовсе, а большим ухоженным парком. Убегающие вглубь выложенные природным камнем прогулочные дорожки наличие партизан не предполагали. И хотя столь яркой иллюминации, как на пресловутой базе, не видно, но крики не угомонившихся на ночь птиц, принесенный вдруг ветром легкий запах дыма, еле слышный вдалеке лязг металла о металл и многие другие знаки говорили о присутствии людей неподалеку.       Видимо, полицаи в довоенном санатории устроились, решил Володя, шагая по кромке странного лесопарка. Шансов вырваться из столь густо освоенного района мало. Особенно, если вот так бесцельно по округе шляться. Надо определяться, для начала – с собственным местоположением.       Сзади кто-то шел. И он очевидно видел Прохорова. Потому что не беспечно топал по своему делу, а тихо крался, сокращая дистанцию. Пограничник еще несколько метров шел как ни в чем не бывало, и лишь когда расстояние до преследователя сократилось до дистанции броска, прыгнул на него первым.       Удар ножом не получился. Лезвие неожиданно соскользнуло, только чиркнув по ребрам. Короткий обмен жесткими ударами, и понявший, что без оружия редкостного громилу в камуфляжной вроде эсэсовской форме ему не одолеть, лейтенант выстрелил почти в упор. Хлопок ТТ получился слабым, но преследователь, похоже, был не один. Не отбежав и десятка шагов от места скоротечной схватки, Прохоров понял, что преследование продолжается.       В него не стреляли, решив взять живым, но едва различимые тени мелькали уже повсюду. Лейтенант выбрал направление, на котором враги мелькали особенно густо. Прыжок под корни стоящего чуть на отшибе одиночного дерева, а когда тени рванулись ближе – бросок единственной гранаты и длинная очередь из «дегтяря». Опустевшее оружие в сторону и вперед с зажатым в руке ТТ. Вырвался! Явно не ожидавшие от него такой прыти фрицы отстали.       А чего они от него ждали?! Жадно хватающие воздух губы сумели изогнуться в злой усмешке. Плохо только то, что он не сумел прихватить оружие. А то у него с этим совсем кисло. Может, остановиться и подождать самого ретивого из преследователей? Совсем уйти едва ли реально, но навязать свой последний бой на собственных условиях он в состоянии. Вдруг совсем рядом заговорил пулемет. Наверное, потому что на голос ни одной, известной Прохорову системы это не похоже.       - Эй, брат, сюда двигай! – раздалось из кустов.       На крохотной, освещенной луной поляне заняли оборону пятеро. Трое в синих фуражках и галифе, один из которых – сержант. Четвертый – танкист в столь же новом, как и у энкэвэдешников, комбинезоне. Руководил этим маскарадом гражданин в кителе морского лейтенанта. Аж с кортиком. У Володи сложилось впечатление, что форма даже не с армейских складов, а индивидуального пошива. Уж больно хорошо сукно: явно не солдатская хэбэ.       То ли дед-огородник наплел сто верст до небес да все лесом, то ли его с кем перепутали, но взять его именно живым фашисты хотят как-то необыкновенно рьяно. Может в этом его шанс?       - Ты откуда такой резвый? – жизнерадостно заулыбался ему моряк.       - С Тридцать пятой батареи.       - Офицер?       - Младший лейтенант Прохоров.       - Лейтенант Дымов, честь имею.       - А вы? ...       - Все потом. Сейчас с Божьей помощью отходим.       Постреляв маленько в темноту по принципу: в белый свет – как в копеечку, ряженые начали отходить.       - Товарищи, оружием не поделитесь? – обнаглел Прохоров.       Ему молча кинули автомат незнакомой конструкции. Впрочем, на то, чтобы понять основной принцип, хватило беглого взгляда. Может, имело смысл чуть дольше походить с ряжеными, но уж больно удачно они вдруг расположились: никого за спиной и трое - в полоборота.       Чужой автомат запрыгал в руках зло и бестолково. Нападения оборотни не ожидали. Но оценить результат своей атаки Володя не успел. Его догнал, правда не пулей – кулаком, невесть как оказавшийся рядом «танкист».        Когда он очнулся, уже наступил день. Брезент палатки не в силах остановить всепроникающие солнечные лучи. Володя вроде бы ничем не выдал своего выхода из беспамятства, но сидящий на металлическом раскладном стульчике полицай уже встрепенулся.       Молодой парень в странной майке-тельняшке, но не с темно-синими, а с небесно-голубыми полосками, загорелый и мускулистый. Спортом до войны серьезно занимался, небось. Прохорову вдруг стало обидно. Не за себя, которого ждет скорая и мучительная смерть. За этого симпатичного парня, которому советская страна дала все для счастливой жизни, но защищать ее он не пожелал.       Далее скрывать свое состояние смысла не имело, и лейтенант неторопливо сел.       - Очнулись? Голова не кружится? Тогда, вон водички попейте и пошли. Начальство заждалось.       Парень чуть торопливо кивнул в сторону стоящей на столе бутылки и кружки, а сам принялся застегивать пятнистую рубаху с погонами. Бутылка оказалась неожиданно легкой и мягкой (Володя ее едва ни уронил), а вода – газированной. И еще Прохоров успел заметить двуглавого орла на пряжке армейского ремня полицая. А потом сообразил, что и у сопляка-предателя, и у горе-оборотней, и у кулака-огородника имеется одинаковый легкий, но несомненный акцент. Про деда он еще подумал, будто он грек или татарин. В Крыму много всякого народа живет, и у каждого - свой говор. У захвативших его диверсантов был такой же, только там других несуразностей хватало, а вот теперь всплыло.       Сделать из этого какой-нибудь вывод не успел. Они уже выходили наружу. На большой поляне, видимо во все том же лесочке, стояло несколько армейских палаток. Они же зашагали к небольшому домику – вагончику. Не иначе как штаб, в котором сидит заждавшееся Прохорова начальство.       Но внимание привлек флагшток. Точнее, трехцветный дореволюционный флаг на нем. В сочетании с двуглавым орлом и акцентом местной публики – это вовсе не удивило. Понятно, что здесь собрались белогвардейские недобитки-эмигранты. Вслед за фашистами выползли в надежде на нового царя и старые поместья? От этой догадки сразу полегчало. Не от самой догадки, конечно, от того, что парень за спиной - не перебежчик, а сын идейных врагов, с малолетства обученный ненавидеть все то, что дорого Владимиру Прохорову.        Увидев над столом в комнате, в которую его ввели, портрет породистого дядьки в эполетах и с голубой лентой через плечо, Володя сразу понял – это царь и есть. Причем не Николаша Кровавый, а теперешний, фашистами на какой-то помойке откопанный. От дешевой опереточности происходящего он едва не расхохотался. Нет, понимал, конечно, допрашивать и пытать его станут по-серьезному. Только собравшиеся здесь клоуны из погорелого цирка клоунами от этого быть не перестанут.       - Неужто царь? – не удержался и кивнул в сторону портрета Володя: - А чего не в полный рост? Краски не хватило?       В кино про дореволюционные времена он четко видел, что царские чиновники сидели как раз на уровне сапог императорского портрета. Тут же портрет был стандартный – по грудь, на фоне флага. Вообще, чем-то на фотографию похож. Только цветной.       - Да, Владимир Иванович, вы правы: это его величество Российский император Александр VI, - спокойно ответил ему круглоголовый, бритый налысо мужик с усами в не очень сочетающимся с простецкой рожей помпезном тёмно-синем мундире с эполетами.       - А куда четвертый с пятым делись? – продолжил изгиляться Володя, хотя взгляд у вроде бы улыбающегося его высокоблагородия оказался тяжелым и неприятным, при таком нарываться вмиг расхотелось.       С другой стороны, Прохоров из уроков истории классовой борьбы четко помнил: перед последним царем Николаем правил Александр III, тот самый, по чьему приказу казнили брата Владимира Ильича Ленина Александра. А про следующих двух Александров ничего не рассказывали.       Несмотря на тяжелый взгляд, беляк вновь ответил спокойно, можно сказать – доброжелательно.       - Мы вернемся к этому вопросу чуть позже, хорошо? А сейчас развейте недоумения Александра Александровича. Чем вам его костюмированное представление не понравилось?       Рядом с их благородием сидел господин неполных тридцати лет, но в таком же мундире и эполетах. Чины в новой империи раздают щедро. А посмотрев на молодого еще секунду, Володя узнал в нем ночного морского лейтенанта. Не зацепил этого, значит.       Показывать собственное разочарование этим фактом Прохоров не стал. Зачем попусту провоцировать гадов. Но и помогать им исправлять допущенные ошибки он не собирался. Хотя, с тем уровнем достоверности, что был показан ночью, им едва ли что-то поможет. Это клиника, даже с учетом заграничного происхождения. Володя молчал, но что-то из этих мыслей видимо прочиталось у него на лице. Молодой Александр Александрович смущенно завозился.       - Не хотите показывать врагу его просчеты? Что ж, возможно вы правы. Давайте без прелюдий. Прохоров Владимир Иванович, 1918 года рождения, младший лейтенант. Считаетесь погибшим 12 июля 1942 года. По свидетельству краснофлотца Михаила Остапчука подорвались на мине, отправившись за водой. Можете взглянуть на рапорт вашего командира майора Вассермана.       - Что с ними? Они живы? – не выдержал Володя.       - Уже нет. Михаил Остапчук погиб восьмого мая 1944, освобождая Севастополь. Виталий Вассерман – в сорок восьмом во время ликвидации крупной банды уголовников под Одессой. Владимир Иванович, взгляните на календарь, пожалуйста.       Пока старший все это говорил, молодой тихонько зашел за спину лейтенанта. Прохоров собрался в ожидании удара, но на указанный настенный календарь глянул. Календарь – как календарь. Картинка с березками. Хотя что-то не так. Только что? Необычно яркая краска на лощеной бумаге? Необычный передвижной маркер, отмечающий нужный день? То, что им отмечено еще не наступившее семнадцатое августа вместо четырнадцатого июля? Нет, все не то. Он уже видит, что именно, но сознание еще защищается, не пускает понятое в душу. Год. Две тысячи двести сорок седьмой.       Стоящий за спиной Дымов успел подхватить обмякшего Прохорова, чей истеричный смех сменился глухими рыданиями. Когда затихли и они, подведенный осторожно подхватившим его молодым имперцем к окну Володя молча смотрел на почти бесшумно поднимающуюся в воздух странную и вовсе непохожую на самолет машину, на возвышающийся над деревьями словно из светящегося тумана сотканный огромный шатер, на сотни других вещей, кричащих ему: «Это правда!».       - Значит, войну мы все-таки проиграли… - наконец бесцветно выдохнул лейтенант.       - Почему? Выиграли. 9 мая 1945 года.       - Тогда почему империя?       - Потому что потом мы выиграли еще и третью мировую войну, в ходе которой присоединившиеся к нашему видению справедливости народы сочли такую форму государственности наиболее адекватной.       Володя промолчал, но выглядел настолько обиженным на потомков, что имперец счел за благо продолжить.       - А разве Советский Союз не был по сути империей? Разве не держался он на хребте русского народа? И разве его жители делили себя по национальному признаку, а не объединялись принадлежностью к великой стране с великими целями? И разве они жили только для того, чтобы сладко жрать и мягко спать, желательно за чужой счет? Все это и есть империя в современном понимании слова.       - Но как же коммунизм?       - Возникает время от времени там, где по-другому не выжить. Идея «От каждого по способностям, каждому по потребностям» предполагает очень жесткую самоорганизацию каждого члена общества. Не всякий на такое способен и не всякий на такое согласен.       - Люди должны! ...       - Должны, когда понимают ради чего. На мало освоенных планетах с суровым климатом и минимумом иждивенцев именно так и есть. Там всякий имеет доступ ко всем наличным благам, но и вваливает ради общего дела по полной. И улетает, если такая жизнь не по нем.       - А тем временем в других местах буржуи жируют?       - Почему обязательно жируют? Просто развитое и благополучное общество может позволить себе более широкий набор стимулов и регуляторов, а своим членам – некоторые слабости.       - Например?       - Например, твой знакомый огородник Семчин. Совсем недавно был отличным командиром роты космического десанта. Храбрым, грамотным, думающим. Пару лет назад случился инцидент на крохотной планете Верана. Досадное и нелепое недоразумение с единственным боестолкновением. В котором Семчин не смог сохранить жизнь заложникам. И хотя, как говорится, «наши победили», когда все кончилось, еще полный сил офицер Семчин подал в отставку. Объяснил, что больше оружия в руки он не возьмет. С тех пор живет огородом, да туристов с холодных планет, что на земном солнышке погреться приезжают, принимает.       - Слабак.       - Возможно. Но разве по-настоящему сильное и свободное общество не должно позволить сделать выбор?       -Значит, царя вернули и к звездам полетели? – с непонятным раздражением в голосе уточнил Володя.       - Первым в космос вышел гражданин СССР.       - Ладно, хватит о вашем благополучии. Что вам от меня понадобилось?       - Прежде всего, партизаны в курортной зоне в разгар сезона нам очень некстати.       - Тогда зачем я тут оказался?       - Правильнее спросить не «зачем», а «как». На этот вопрос я могу ответить: случайно. Авария звездолета. Корабль со включенным гиперприводом свалился в атмосферу.       - Я тут при чем?       - Звезды слишком далеко, чтобы лететь к ним, не превышая скорости света. А превысить ее законы физики не велят. Вот гиперпространственный привод и уничтожает пространство и время вокруг корабля, позволяя ему перемещаться вопреки законам материального мира. Но делать это можно только в абсолютно пустом месте, а никак не в атмосфере густонаселенной планеты.       - Много жертв?       - Обошлось. Система у корабля работала крайне нестабильно. Они пока с орбиты валились, несколько раз снова в гипер проваливались. Так что падали они почти три часа. Достаточно, чтоб эвакуировать побережье. Да и за штурвалом у залетных асы – при некоторой фантазии их падение можно и посадкой назвать. За это время полтонны крымской гальки забросило под Вологду, вершину той горы, в пещере под которой вы прятались, унесло в тунгусскую тайгу, да еще на триста с лишним лет назад.       - Тунгусский метеорит?!       - Угу. А не нашли его оттого, что упавшая каменюга провалилась еще и во времени. Вчера как ни в чем не бывало всплыла в тунгусском болоте. В общем, вы – единственная серьезная жертва. И то - потому, что в том мире вам до взрыва мины несколько шагов оставалось.       - То есть назад вернуть вы меня не можете? – сердито уточнил Прохоров.       - Не имеем ни малейшего представления о том, как это сделать, - в голосе имперского потомка зазвучало явное уважение с толикой удивления.       - Да не нужен мне ваш буржуинский рай! – Володя, напротив, еда не плакал.       - А если бы вокруг наблюдался коммунизм?       Вопрос застал врасплох, и ответ прозвучал не сразу.       - Все равно…. Не мое, не я его строил….       - Отчего же, сударь? Для того, чтобы Россия выиграла третью мировую войну, надо было победить во второй.       - Лучше б наоборот…       - Чего «наоборот»? – удивленно потер ладонью бритую голову хозяин.       - Ну, не я сюда, а кто-то с вашим знанием и оружием туда… - смутился от того, что его могли превратно понять, Володя.       - Зачем же, позвольте полюбопытствовать?       - Как это «зачем»?       - Не криворукие вроде: сами справились.       - Но оружие… Автомат, что я видел вчера, - просто класс!       - Согласен. Только АК-47 скорее ваш, чем наш. 47 – это 1947 год, дата его принятия на вооружение в СССР. А его создатель - танкист Калашников летом 1942 г как раз лежал в госпитале и делал первые прикидки.        - Я это… Ваших не очень зацепил?       - Нет. Шансов серьезно зацепить человека в бронекостюме «Панцирь» из кинетического оружия крайне мало. Водиле наливника ногу прострелили, а так – пара синяков и ощущение конфуза средь бойцов-территориалов.       - Что значит, территариалы? – не то, что б это всерьез волновало лейтенанта. Но все еще отказывающуюся принимать случившееся голову надо чем-то занимать, чтоб крышу не снесло.       - Ударные сухопутные силы делятся на охраняющих планеты территориальные аэромобильные силы и приданных флотам космодесантников.       - Флот?       - Соединения космических кораблей по морской традиции именуют эскадрами и флотами.       Володя кивнул. Говорить вроде бы не о чем, но прекратить разговор и остаться одному - нестерпимо. Собеседник это понял и сам предложил новую тему.       - Посмотреть на поганца, из-за которого вас сюда занесло, не желаете? Купол с подсветкой. В темноте вы его наверняка заметили.       - Это приглашение на прогулку от нечего делать, или вы от меня чего-то хотите? – насторожился собеседник, вдруг только сейчас понявший, что не знает ни имени, ни звания хозяина.       - Меня зовут Терентьев Василий Петрович. Майор комитета глобальной безопасности, честь имею, - словно мысли прочитал тот. - А что до прогулки, сейчас это попытка отвлечь от мыслей о свалившейся на вас беде. Глобально же полагаю, что в сложившейся ситуации вас нам Бог послал. Но от осмотра инопланетянского корабля можете отказаться. Ваша сегодняшняя задача состоит в том, чтобы понять, кем вам приходится страна под названием Российская Империя.       - Как это кем мне приходится страна?... Важнее, зачем я здесь нужен. И нужен ли вообще.        - Вы нужны России по праву ее сына. В любом виде: и как пассивный наблюдатель вроде Семчина, и как активный член социума, живущий не только для себя, но и для других. Сейчас вам для себя важнее понять, считаете ли вы эту страну своей Родиной.       - Я по паспорту русский, здесь земля русская….       - Она тоже «по паспорту русская»? – неожиданно ехидно уточнил Тереньтев: - Ты еще про березку вспомни!       - Но как же…       - Ты за березку на фашистские танки со связкой гранат поднимался? Тогда – зря: березе пофиг, кто на этой земле станет жить завтра, русские или еще кто. Только, сдается мне, делал ты это не за флору и фауну, а за людей, на этой земле живущих, за их право жить здесь и дальше по собственному закону и разумению. Вот и смотри, готов ты за тех, кто живет здесь и сейчас, жизнь отдать, или они не те, чьей частью ты готов стать.       В общем смотреть на разбившийся звездный корабль Володя пошел. Странный разговор о родине лучше прекращать. Да и на марсиан интересно посмотреть-то.