Возвращение

Звук удара и последовавший за ним истошный девичий крик отразился от выложенных узорным камнем стен, от роскошного потолка, на котором то проступали рассветные облака, то рассыпались по чернильному небу звезды, от чистой голубой глади бассейна купальни. Услышав его, Локи стиснул влажными от пара – от пара! он не хочет бояться, он устал бояться! – ладонями край подола длинного платья, в котором его многие приняли бы за девушку. Длинная черная коса, спускавшаяся уже до колен, сейчас полураспущенная и растрепанная, это сходство лишь подчеркивала. От движения легко звякнули цепи на руках и на шее. Не успел отзвук первого крика затихнуть, как в стены ударил следующий вопль. И тоже рассыпался таким же длинным гулким эхом. Наверное, поэтому Хела – у Локи никогда не повернется язык назвать ее матерью, да и сама она никогда не называла его сыном, даже на церемониях – всегда предпочитала наказывать провинившуюся прислугу и его самого именно здесь. Где можно было всласть насладиться криками жертвы, а потом быстро и легко смыть с себя ее кровь. Да и со здешнего гладкого пола и стен ее легче убрать, чем с роскошных ковров, паркета или мозаики, которые устилали другие комнаты этого дворцового крыла. В котором уже которое столетие жил и Локи. И вовсе не потому что Хела видела в нем наследника. А прямо наоборот – считала для этого еще менее пригодным, чем отец. Дед. Один. Тот хотя бы на словах давал надежду, что престола Асгарда достойны оба его сына, хоть править будет только один из них. Точнее достойны, как оказалось, были сын и внук. Один из которых – чистокровный ас царской крови, другой – прижитый в блуде полукровка-йотун. Чей истинный облик и некоторые подробности йотунской анатомии постоянно скрывало заклятие. Маленькое чудовище, рожденное одним свирепым монстром от другого. Про престол тоже врал, наверное. Не зря же Хела, лишь бросив на Локи взгляд, попыталась его убить. Без лишних слов и объяснений. Как до того расправилась с отцом и матерью. Его единственной настоящей матерью. Каменная игла не пробила сердце лишь чудом. Поэтому хоть всё с того времени для него разделилось на «до» и «после» - сам тот день и недели после него Локи - медленно, словно смертный, оправляясь от раны - помнил с трудом. А вот бросившегося на нее с одними кулаками Тора Хела просто оглушила. Какое-то время подержала взаперти, чтобы остыл и не попал в руки ее врагам, надеющимся править от его имени – и назвала своим наследником. Наверное, для него жизнь и не особо-то изменилась. Все тот же статус царевича Асгарда, занятия, тренировки, войны и гулянки. Локи просто не знал. Слишком далеко разошлись их дороги. Долгое время он и сам не знал, кем он стал теперь для этого мира. Кто он вообще такой. Хела держала его за что-то среднее между домашним питомцем, шутом и грушей для битья. Правда, бить и оскорблять его могла лишь она одна. Те, кто по глупости решил, что тоже могут позволить себе так с ним обращаться – довольно быстро лишались рук или языков. Тех, кто пытался его пожалеть – она калечила не так серьезно, но желание помочь бывшему младшему царевичу отшибала напрочь. Вот и эта переброшенная через каменную скамью девчонка, которую Хела охаживала плетью по голой спине и ягодицам, сейчас уже, наверняка, прокляла тот день, когда согласилась бежать вместе с Локи, вообразив, что у них любовь. И даже тот, когда отец – какой-то важный при нынешнем дворе вельможа – выхлопотал для нее положение его фрейлины. Все же со временем статус Локи изменился. Хоть и радикально его не устроил. Мягко говоря. Он даже точно мог сказать, когда именно наступило «это время». Когда у него начались регулы. Как у женщины. Точнее, у него начались сильные боли внизу живота – которые стихли лишь когда Хела вернула ему его истинный облик. Возможно, если бы мать не умерла, и он и дальше продолжал учиться магии (пусть это несколько раздражало Одина и Тора, недовольного, что младший брат, которого он привык считать чуть ли не частью себя самого, стал так много времени проводить за скучными книжками) – Локи смог бы справиться с этим сам, без привлечения ненужного внимания. Но Хела его воспитанием и обучением все эти годы не озабочивалась. Открытие, что Локи тоже обладает полноценной двуполостью, как и чистокровные йотуны, царицу… позабавило. Облик аса она ему вернула, но строение тела менять не стала. Через несколько дней ему выделили несколько комнат, прислугу, назначили учителей и… пошили несколько новых костюмов. Точнее, платьев. - Царевич из тебя никудышный. Но хотя бы царевну вырастим, - бросила она тогда, наблюдая, как его наряжают, словно куклу. Почему-то это насмешливые слова задели куда больнее всей ругани и оскорблений, что он от нее слышал. И дело было не в сравнении с женщиной – уж не при нынешней царице говорить об их слабости. Просто его мужской пол – ну, насколько двуполого йотуна можно приравнивать к мужчине-асу – был тем немногим, что у него осталось от той, прежней жизни. Тора-то он ведь потерял. Или это он потерял и совесть, и память. Забыв и о Локи – ни разу не пытаясь его увидеть или передать ему весточку, и об отце с матерью. Радуя их убийцу успехами в тренировках и занятиях, и собираясь сопровождать ее в ближайшем походе. Он даже как-то видел их вместе, случайно выглянув из окна. Они прогуливались в саду – и ничего в их облике не говорило о том, что они являются врагами. Напротив, Тор – очень вытянувшийся, еще нескладный, но уже сейчас можно было понять, что он превратится в очень крупного и сильного мужчину – смотрел на старшую сестру чуть ли не с обожанием. Той же ночью Локи впервые попытался сбежать – в том самом платье, надеясь, что его примут за одну из многочисленных служанок. Хела от такой «черной неблагодарности» ожидаемо пришла в ярость – устроенная ею взбучка стала самой болезненной, что он от нее переносил и до, и после. Это сегодня – когда к ней посреди ночи притащили в очередной раз пойманного при попытке побега Локи и трясущуюся, как осиновый лист, фрейлину – она долго раздраженно щурилась спросонок, явно раздумывая, стоят ли они того, чтобы покидать ради них постель. В конечном итоге, всё также позевывая, царица накинула поверх сорочки халат и приказала отвести горе-беглецов в купальню. Для них обоих это уже почти стало рутиной. Или старой недоброй традицией. Зато в тот день - после первого побега - валяясь на этом же самом прохладном полу в луже собственной крови и мучаясь от каждого вздоха из-за сломанного носа и ребер, - Локи хотя бы узнал, в чем перед ней провинился. Хотя, будучи умным ребенком, кое о чем уже догадался и сам. Всё оказалось даже несколько заурядно – беременность настала крайне не вовремя. Она стоила Хель ее прославленных сил. И проигранной войны с Одином. И долгого мучительного заточения в Хельхейме, выйти из которого удалось лишь по телам бывших боевых подруг – Валькирий. Но и это она бы ему простила. Будь он по силе хотя бы равен Тору. А не повергнув ее при первой же встрече в шок пониманием, что от нее, богини смерти и от могучего короля ледяных великанов, могло родиться вот это… Его слабость спасла жизнь Тора. Как иронично. Сплюнув на бело-розовый пол кровавую слюну, Локи тогда прохрипел: - Ты не дала мне и шанса… себя показать … Она невесело скривила губы в подобии улыбки: - Я видела немало воинов. Будущих в том числе. И ты - не тот, ради кого мне стоило платить такую цену. Хотя и живучий. Так они и жили с тех пор. Хела игралась с ним, как с живой куклой, словно задавшись целью вырастить из него идеальную сказочную принцессу – ленты, кружева, рукоделие, музицирование и танцы, безукоризненные манеры, пустая голова и полная беспомощность. Никаких серьезных тем, никаких тренировок, никакого оружия длиннее иглы для вышивания. На фоне того, что в Асгарде хоть какой-то доблести и владения оружием от женщин ждали и при Одине, а при новой царице они делали успешные карьеры даже в армии – это всё казалось особо утонченным издевательством. Локи же регулярно «случайно» подпаливал брови и волосы, рвал и пачкал платья, ломал музыкальные инструменты, упражнялся в злословии, таскал нужные ему книги из дворцовой и личной библиотеки царицы. И раз за разом пытался сбежать. Поэтому со временем на его шее стал красоваться антимагический ошейник, от которого тянулась тонкая, но прочная цепь, и при необходимости царевича можно было приковать к любому месту в любом помещении. Постель же его теперь напоминала скорее большую птичью клетку, щедро устланную одеялами и подушками, которую открывали только поутру. Перед сном она запиралась, и служанки набрасывали на нее сверху плотную ткань. Свернувшись калачиком среди шелков и подушек, Локи раздраженно кусал пальцы и мечтал вырваться из клетки – и этой конкретной тоже. В отчаянии он стал возлагать надежды даже на брак – надеясь, что из-под венца или от мужа сбежать будет проще. Но и с этим как-то не складывалось. Нет, конечно же, Хела пыталась этот брак устроить. И Локи даже встречался с несколькими возможными супругами или их послами. Ради такого события его даже выводили в малый тронный зал. Естественно в ошейнике. Будущие мужья на это «украшение» косились с вежливым недоумением, сочувствием или похотливым блеском в глазах. Впрочем, это не имело в конечном итоге никакого значения – всё в итоге заканчивалось одним и тем же: Локи успевал овдоветь еще до свадьбы. Выпал из окна, утонул, разбился на флаере… И судя по тому, как искренне бушевала Хела после очередной сорванной помолвки – тут она была ни при чем. Пару раз на этих «смотринах» присутствовал и Тор. Превратившийся, как и ожидалось, в породистого ладного детину, с выгоревшими после последнего похода волосами и ясными глазами. В первый раз он Локи даже не узнал. Цапнул загорелой, сухой и горячей, перевитой мышцами, рукой унизительно белую и нежную кисть и попытался ее поцеловать. В ответ Локи зарядил ему в нос – как когда-то давно, когда старший брат начинал его поддразнивать. Только тогда в глазах Громовержца появилось узнавание. - Локи? Впрочем, это не изменило ничего – ни в жизни Локи, ни даже в том приеме. Оставалось полагаться только на себя.

***

Поскольку Хела не могла находиться во дворце постоянно и самолично каждый день поднимать с постели или укладывать «свою принцессу» - ключи от ошейника и прочих запоров находились у фрейлин. Одной из них и была несчастная глупенькая Эст, которой Локи счастливо наплел семь верст до небес о своей любви и нелегкой жизни. Последнее, впрочем, было вполне даже правдой. Щелкающий звук плети прекратился. Теперь купальню наполняли только сдавленные всхлипы девушки. - Ну, думаю, порки с тебя хватит. Отец сам потом от души добавит. Но и после этих слов девчонка не смела и дернуться. Только крепче сжала и без того стиснутые кулачки, хрипя и прерывисто дыша под копной распущенных волос. Должно быть, не верила своему счастью. На фоне того, что видел этот пол и эти скамьи, с которых часто сметали целые лохмотья кожи и куски плоти – она и впрямь отделалась легко. После этой плети и шрамов даже потом не останется – хоть во время порки она и жалит, как змеиный укус, а тупая боль после ударов еще долго будет разливаться по мышцам и даже костям. Это Локи знал на собственном опыте – как бы Хела не относилась к нему, и как бы часто не била – «шкуру портить» всерьез она ему не хотела. Пусть он уже давно выучил каждую пядь пола и стены у тех лавок. Уродовать дочь одного из своих приближенных она тоже явно не планирует. Но и просто так ее сейчас не отпустит. Локи видит это по ее глазам, по тому, как она обшаривает взглядом молодое и нежное тело. Этот взгляд он видел далеко не впервые. Любовные аппетиты Хелы могли поспорить с ее аппетитами в вопросах войны. Трахалась она с той же легкостью и ненасытностью, с которой убивала. Без малейшей рефлексии, стыда или самооправданий. И подобную же вольность нравов начала прививать и своим подданным. Поэтому стены этой купальни видели отнюдь не только пытки. Как и спальня царицы. Однажды Локи даже удалось уйти, выдав себя за очередного ее любовника, решившего покинуть ее покои с утра пораньше. Хела же вытащила из затхлой древности и полузабытые обряды плодородия. В том числе и «публичное совершение брака» – как обтекаемо называлась эта нелепая и унизительная «церемония», одна лишь мысль о которой заставляла Локи мысленно радоваться, что мужа ему подыскивают не из Асгарда. Вот и сейчас безо всяких экивоков или приказов уйти – ему или хотя бы державшим Локи под локти воительницам из ее личной гвардии – Хела наклоняется и оглаживает исполосованные ею ягодицы. Мнет их, раздвигает шире, раскрывает пальцами ярко-розовые лепестки. - О, ты еще девица! – с насмешкой брошено в дрожащую, покрытую крупными каплями пота и сукровицы спину девушки.– Это ты не настолько глупа, или это мой… мой Локи настолько дешево тебя купил? Одними только словами… Ума промолчать у Эсти хватает. - Надеюсь, ты не слишком всерьез приняла его жалобы и заверения в любви. Поверь, он говорил это многим. Только раньше до всех доходило, что когда он переходит к описанию романтической семейной идиллии вне Асгарда – это значит, что шутка затянулась и пора бы пойти и поделиться ею со мной. Обычно после этого его страсть стихала. Царица чуть заметно взмахивает рукой и охрана подводит Локи ближе. Столь же бесцеремонно прикасается к его промежности. - Представляешь, у него даже не стоит! И это после того как он увидел тебя в таком виде. И в такой позе. Эсти вновь завсхлипывала. Все это время, когда их схватили и тащили в покои царицы, а потом и в ее купальню – что уже само по себе становилось для многих приговором – Локи не утешил ее ни словом, ни жестом. Не стоило усугублять ни ее проблемы, ни свои. - Быть может, он тебя не рассмотрел? – Длинные тонкие пальцы с ярко-черными ногтями снова раздвигают нежные, девственные губки. Задевают едва заметную горошину у основания. Девушка дергается, и получает крепкий удар по одной из ягодиц, которые и без того к утру станут одним сизым синяком. – Не дергайся. Я еще даже не начинала. - Пожалуйста… - лепечет Эсти, - пожалуйста…. Не надо… отец… три месяца… Хела фыркает, подпирает подбородок плетью. - Да, я помню о твоей свадьбе. Только ты сама как-то о ней забыла. Не нравится выбранный отцом жених? Лопатки под ворохом кудрей мелко дрожат. - … не хотела… при всех. - Ах, вот оно что! Тебе не нравится возрожденный мной обычай?! – Царица смотрит на сына почти лукаво-насмешливо. – Я-то думала, что хотя бы с твоей стороны в этом "романе" был бескорыстный интерес. Хочется до боли закусить губы – от какой-то внутренней даже досады. Холодное расчетливое отношение к Эст будто смывает водой. Все же хорошо, что Хела подыскивает ему мужа со стороны… - Что ж, не будем лишать твоего отца и будущего мужа права честно потрясти окровавленной простыней. Но… Шершавый, свитый из кожи ремень плети скользит между раскрытых губ, натирая их и слегка оттягивая. - … но, думаю, урок все же не помешает. Как минимум, по вашей милости меня подняли с постели среди ночи. Заодно привыкнешь – не так страшно потом будет. Поэтому упрись сильнее в пол, раздвинь ноги и руками - зад. Я похожа на того, кто любит просить несколько раз?! Крепче за зад держись! Лучше тяни! Застывшая теперь в самой непристойной из возможных поз, бесстыдно раскрытая девушка словно окаменела. Пальцы впились в кожу поротых ягодиц так, что побелели. Маленький розовый анус сжался, словно понял, что происходит, быстрее своей хозяйки. - Вы… вы же… сказали… - Я сказала, что не трону твою пизду – пусть муженек старается. А вот о заднице твоей речи не было. Ее не всегда дерут да и стянется к тому времени – в вашем возрасте всё заживает, как на собаках. Но сидеть по-нормальному ты у меня еще не скоро сможешь. Уж поверь, мелкая тупая сука. И все же Хела почти милосердна. Масло, легкий шлепок по бедру, чтобы дырка разжалась и в нее стало можно легко пропихнуть пальцы, неспешная растяжка… Видимо, и впрямь ценит ее отца. Девчонка всхлипывает, как-то даже забавно кряхтит, поджимает пальцы на ногах. Губки между ног распухают, раскрываются, наливаются розовым. Лишь когда в попу начинает входить рукоять плети – взвизгивает, дергается всем телом, пытается уйти. Хела прижимает ее сверху рукой, фиксируя на месте. Рукоять довольно толстая, обвитая декоративным жгутом, чтобы не скользила в ладони, да еще и с выступающим ребром в основании. Все это гладкое – но молодой нераздолбанный зад чувствует каждую неровность. Когда рукоять выходит назад – нежные розовые края тянутся за каждым выступом, словно не желая выпускать. Долго это не длится – плоть привыкает, растягивается и в какой-то момент кнутовище начинает входить и выходить без особого сопротивления. Эст снова – наверняка к собственному ужасу – начинает возбуждаться. Хотя это всего лишь реакция тела… Хела облизывает тонкие губы. Глаза блестят томно – как от усталости. Вытаскивает рукоять – резко, чтобы задница чпокнула. Рассматривает раскрытую уже покрасневшую сочащуюся маслом дырку с каким-то даже деловитым интересом. Плескает себе на пальцы еще масла, и начинает проталкивать внутрь всю пятерню. Но перед этим бросает – словно между прочим: - У тебя тоже скоро брачная ночь. Ты выходишь за Тора. Но распечатаю тебя я. Так что… смотри внимательнее, дорогой. Вталкивает одним движением сразу по запястье. Девушка под ней визжит, как резанный поросенок. Но Локи этого уже не слышит – все звуки глушит бьющаяся в висках кровь. Хела посылает ему дружелюбную улыбку белой акулы, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Эсти пытается вырваться, но царица с легкостью удерживает ее на месте. С такой же легкостью то и дело запихивая в нее руку – словно начиняя индейку к ужину. Впрочем, она и была для Хелы скорее куском мяса. Пусть и очень аппетитным. Ведь сюда она пришла вовсе не за воплями фрейлины – а за ужасом, искренним в кои-то веки ужасом, плескавшимся сейчас в глазах ее ненавистного сына. Пихнувшись в мягкое теплое нутро в последний раз и едва сдержавшись, чтобы по привычке не выволочь наружу и внутренности, Хела вытаскивает руку. Между ног девчонки теперь зияет растянутая дыра, с вывернутыми красноватыми краями. Сама Эсти уже давно не кричит и не стонет, явно потеряв сознание. - Нравится? Поверь, когда мы с твоим дядюшкой с тобой закончим – ты будешь выглядеть еще краше.