Изнанка

      Ввалившаяся в палату с полудохлым подопытным Мадарой Анко кажется как никогда кстати. В руке у нее коробка с данго, и она молча протягивает его Ибики, на что тот благодарно кивает, затем потягивается на стуле, разминая затекшие конечности. Митараши громко ставит еще один стул около него, затем бодро – Ибики даже завидует – интересуется:       – Ну, как успехи?       Похожая на испуганного зверька девчонка уже несколько часов висит над телом – Шизуне вытирает пот с ее лба, с беспокойством поглядывая на напарницу. В помещении так душно, что хочется собственноручно проделать дыру в потолке, чтобы вздохнуть по-человечески.       Като изредка вставляет свои комментарии, и ее болтовня смешивается с шипением чакры Харуно – и откуда у той столько? Хотя, судя по ее виду, ей недалеко до полного истощения.       Като говорит:       – Мы зафиксировали сильнейшие электрические колебания, спровоцированные всплеском нейронов.       Ибики в очередной раз хочет потребовать, чтобы ему объяснили человеческим языком, но вместо этого открывает коробку. Наконец-то.       Като вздыхает, потирает щеку зачем-то, зачем-то смотрит с укором в их сторону.       – Его центральная нервная система приходит в порядок и, кажется, он скоро дойдет до той черты, за которой идет активация шарингана. Даже на данном этапе было бы опасно внедрять в его сознание кого-нибудь из Яманака и именно поэтому я переживаю за…       – Пока вы просто фиксируете то, что происходит в его мозге, так? – внезапно перебивает ее Анко, – скоро вы приступите к следующей фазе, тогда будут вам и сенсоры, и еще пачка медиков, а пока…       Анко замолкает, отбирает пару рисовых шариков себе, облизывает пальцы, затем вдруг тычет одним в сторону Сакуры.       – А девчонка ведь совсем не похожа на шиноби, а? Кажется, я видела ее в Лесу Смерти – она была похожа на того, кто вырубится от одного вида противника. Но, насколько я помню, благодаря своим напарникам она даже дошла до третьего этапа. Шизуне хочет что-то ответить, но Ибики опережает ее.       – Кажется, ты вообще не способна признавать куноичи, разве что себя любимую. Такие девчонки, как она, зачастую пользуются тем, что их недооценивают такие, как ты. Только посмотри, дзюцу какого уровня она сейчас использует. Как много ты знаешь медиков с такими умениями?       Анко прищуривает глаза. Ничего особенного все равно не видит – копна волос безумного цвета, мятый халат поверх красного не самого практичного одеяния, худое тельце, по которому расползаются метки техники Цунаде Сенджу – вот уж что действительно удивительно.       – Именно поэтому, Анко, здесь мы. Рядовой джонин с ней не справится, если она попадет под влияние Мадары.       Четвертый       Если закрыть глаза, то перестаешь не только видеть, но и, через какое-то время, слышать. Сакура полностью сосредотачивается, чувствуя, как метки от Бьякуго расползаются змеями по телу.       Она не сказала.       Это было ошибкой, это однозначно было ошибкой, о которой она, скорее всего, пожалеет, однако она не сказала о том, что видела.       Вся информация об активности мозга Мадары у них есть, все сведения – тоже, но о том, что видела, Сакура не собиралась говорить. Да и как она могла, если она даже не понимает, что это было? Ее воспаленное воображение? Проснувшиеся комплексы? Ей нужно еще раз посмотреть, ей нужно еще раз попытаться, возможно, она поймет.       Ей не была до конца понятна собственная мотивация, однако, гораздо меньше она признавала логику каге, которые сейчас были для нее немногим лучше тех же Акацуки.       Ее организм уже давно требовал отдыха – все тело ныло от неудобной позы, больших растрат чакры, чрезмерной сосредоточенности и, в конце концов, морального истощения, но куда больше ее волновало то, что она увидела на один короткий миг – что это было? Тайное место клана Учиха? Возможно, ей стоило спросить Саске, но Сакура не представляла себе, как подать этот вопрос, чтобы Саске ни о чем не догадался.       Поток мыслей, проносящийся в голове, был единственной зацепкой, единственным, за что она могла ухватиться в обступающей ее со всех сторон темноте. Она использовала технику уже некоторое время, переставая реагировать на внешние раздражители, на болтовню Ибики, на духоту помещения – казалось, она находится все дальше и дальше от этого места, работая над центральной нервной системой Учихи.       Полная дезориентация, которая накатывала на нее, когда она пыталась проникнуть в мозг Мадары – что это вообще такое? Она была так близко к чему-то – к чему?.. однако, казалось, Мадара ей попросту не позволяет управляться с его мозгом, окуная ее разум в ее собственные переживания и комплексы – ну что за бред, не может же он…       – Ты слушаешь вообще меня?       Ино. Ино Яманака, раздраженно поправляя челку одной рукой, второй протягивала ей чашку с ароматным чаем. Сакура глупо моргала, пытаясь понять, как и когда оказалась перед ней.       – Ага, – только и смогла она выдавить, протягивая руку. Горячо.       Почему она здесь?       – Ну я ему и говорю: на языке цветов это значит: «бледное лобастое привидение». Ей кажется это?       – Ага.       – Са-ку-ра! – Ино больно щиплет девушку за бок – так реально, – Мы потеряли связь с отрядом Харуно, отзовитесь! Ну ты даешь, блин. Я ей рассказываю о том, как Саске-кун пытался выбрать для нее цветы, а она витает в облаках вместо того, чтобы расплыться прямо на этом диване счастливой лужицей.       Цветы для нее?       – Цветы для меня? От Саске?       – Ну да, что с тобой такое? Разве ты не об этом мечтала, Сакура?       Разве ты не об этом мечтала?       – Сакура.       Сакура проливает горячий чай на себя. Этот голос. В один момент ей кажется, будто она сошла с ума, попала в бесконечный дурной сон с постоянно сменяющимся местом действия и людьми-марионетками, которые постоянно пытаются вывести ее из состояния равновесия – это и было бесконечным дурным сном. Горячие капли обжигали руки, стекали по ногам, приросшим к земле. Стекали по лицу. Она плакала? За ее спиной горел закат, за ее спиной веяло обжигающим холодом, - она совершенно точно не хотела оборачиваться, ей даже не надо было оборачиваться — она видела бы, даже если бы закрыла глаза.       За ее спиной стоял Саске, она буквально кожей чувствовала это, она не хотела знать, не хотела понимать, какого черта он поступает так с ней в который раз.       Было ли это гендзюцу Мадары или ополчившийся против нее собственный разум, не имело значения.       – Обернись же.       Сакура только сильнее сжала челюсти.       Ей надо было взять себя в руки, заговорить с ним, дать понять, что она сможет ему противостоять – сможет ли? даже смешно представить, – что может видеть насквозь гендзюцу такого уровня, ведь это уже было, ведь это уже повторялось столько раз в ее снах, что она сбилась со счета – вот она признается, что готова пойти за Саске, куда угодно, она столько раз, столько раз повторяла это ему, кричала это ему в своих собственных снах и наяву – она легко могла заметить гендзюцу, отличить реальность от взбесившегося сознания – смотри, смотри на детали, смотри, как ветер вокруг поднимает пыль с земли, видишь ты – деревья вдалеке совсем размыты – что за деревья? черт бы их…       – Сакура. Ты и правда меня…       Закрой уши руками, чтобы не слышать. Кричи, можешь кричать, ведь все – сон, этого не было, этого не было взаправду. Не закрывай глаза, не закрывай глаза, потому что если закроешь – все равно будешь видеть, так что смотри на детали, смотри на детали и ты отличишь, что это не он, не Саске.       Не Саске, потому что вот ведь, ты знаешь, что Саске всего лишь потерянный мальчик, не Саске, не Саске проломил тебе грудь там, не из уст Саске звучат эти слова.       – Ты и правда меня…       Если он договорит – ты знаешь, что будет, просто кричи громче, не отворачивайся, раз уж повернулась, смотри, как колышет ветер его волосы – его – колышет, а твои – нет, потому что ты не отсюда, ты не здесь, не с ним, и он тоже не здесь, не с тобой, не его рука сейчас прекращает биение твоего сердца – хрипи и продолжай хрипеть, глотая воздух, ты справишься, ты справишься, ты сможешь справиться.       Не смотри в его глаза. Пустые, безжизненные и такие равнодушные, ты не увидишь в них того, что тебе всегда так хотелось, – смотри, как по его руке стекает горячая кровь – твоя кровь, как замирает жизнь в тебе, как обрывается все то, на что ты надеялась, как же больно, черт.       Сакуре кажется, что проходит целая вечность, прежде чем она снова начинает дышать, прежде, чем деревья, песок и скалы исчезают – рушатся, словно некачественные декорации, а затем и образ Саске начинает искажаться прямо перед ней, осыпаться, оставляя после себя лишь бешеное биение сердца и страх. Она ненавидела чувствовать себя такой беспомощной.       Проходит чуть меньше бесконечности, прежде чем она снова может дышать.       Какое-то время ей приходится привыкать к ощущению, словно пространство полностью исчезло. Полностью, кроме того жалкого клочка земли, от которого, как кажется в кромешной тьме, исходит свечение. Похоже, она справилась с попыткой Мадары вышвырнуть ее отсюда.       Она делает шаг вперед, игнорируя желание бежать как можно дальше в противоположном направлении.       Колени дрожат и дышать так тяжело, что хочется прямо здесь свалиться, но она должна.       – Ты довольно упряма.       Сакура медленно подходит к нему. Мадара умирает здесь – она не верит этой иллюзии. Он ослаблен, он был только что сражен, хотя его лицо не выглядит разочарованным – он апатично ждет, когда смерть заберет его.       – Слишком громко думаешь.       Он даже не оборачивается в ее сторону, и Харуно почему-то чувствует себя хотя бы отчасти в безопасности.       Сакура громко сглатывает ком в горле, пытается храбриться, ожидая, что на этот раз приготовил Мадара, однако проходит еще какое-то время и ничего не происходит. Харуно садится на колени рядом с телом, осторожно осматривает его.       Сакуре нужно взять себя в руки – в конце концов, если он снова попытается испытать ее нервы на прочность, она попросту вырубится, или же...       – Это не гендзюцу, – заключает она, – но если ты попытаешься снова что-то сделать с моим разумом – шиноби Конохи тотчас меня убьют.       Не пытайся выбраться с моей помощью, думает она. Мадара все же поворачивает голову в ее сторону. Сакура впевые видит его лицо – обычное, без ринненгана или шарингана, – так близко. Совсем немного, но он напоминает ей Саске.       Смотри и запоминай, не думай отворачиваться, когда противник прямо перед тобой. Такие детали не должны помешать тебе – даже малейшее промедление может стоить тебе слишком дорого.       – То, что ты делал и продолжаешь делать – низко, – говорит она вдруг, повинуясь какому-то внезапному порыву.       – А то, чем ты занимаешься, благородно, значит.       Харуно хмурится. Она молча рассматривает тело – таким они его оставили там, на поле битвы. Было бы куда человечнее добить его там, думает она. Ей нечего ему ответить.       Мадара ухмыляется. Мадара говорит:       – Ты жалеешь меня даже при том, что боишься? Какая чушь.       – Вовсе нет. Не после того, что ты сделал, – она чувствует, как из-за неловкости ее лицо краснеет – вообще-то, она думала, что они поступают неправильно, и даже хотела прикончить Мадару собственными руками, однако это не значило, что Сакура была на его стороне, нет.       – Я сделал? Я сделал то единственное, что принесло бы мир.       Сакура хочет плюнуть ему в лицо, Сакура хочет вопить от его извращенного понимания мира – как же, черт возьми, те, чью жизнь он сломал ради своего поганого мира?       Учиха снова отворачивается, и Сакура уверена, что он больше ничего ей не скажет. Она смотрит на него, впитывает то, как еле заметно приподнимается его грудная клетка — там, в палате, он гораздо больше похож на труп, холодный и безучастный. Этот же, вопреки ее ожиданиям, произносит:       – Но вы и правда ошиблись, не убив меня сразу, как представилась возможность. Но ты можешь сделать это сейчас, чтобы не чувствовать себя виноватой. Чтобы отомстить за тех, чью жизнь я сломал.       – О чем ты? Я не собираюсь…       Мадара говорит:       – Давай же, сделай это прямо сейчас.       Сакура хочет возмутиться. Хочет сказать ему, что его предложения ее не интересуют, но почему-то не может. Она с ужасом понимает, что ее тело перестает ее слушать.       – Давай же, отомсти за тех несчастных шиноби, что стали жертвой моего извращенного плана.       Она против воли тянется за кунаем – когда она успела переодеться в обмундирование шиноби альянса? – ее рука неловко замахивается из-за того, что она пытается себя остановить, но она не может, не может ничего сделать с собственным телом, глядя на то, как Мадара буквально издевается над ней.       Сакура закрывает глаза, чтобы не видеть, как ее рука вонзает кунай прямо в грудную клетку Мадары. Сакура вскрикивает, чувствуя, как горячая кровь попадает на ее тело, на ее лицо. Ее тошнит, она хочет немедленно исчезнуть, перестать существовать в этом месте, перестать существовать вообще.       – Ты думаешь, – голос Мадары доносится до нее смутно, через пелену, – что это остановит бесконечный круговорот из ненависти? Остановит войну?       Мадара говорит прямо над ее головой:       – Вы, потомки Сенджу, унаследовавшие его идеи, никогда не были способны на решительные действия.       Мадара стоит перед ней абсолютно нетронутый.       Она все еще чувствует огромную разницу в их способностях, в складе их ментальности – она попросту не та, кто может хоть что-то ему противопоставить – так ничего и не изменилось с тех пор.       Он словно издевался – не было никакого смысла в этом разговоре, но Харуно должна была хотя бы попытаться. Она не могла смириться с тем, что ей нечего ему ответить – что бы сказал Наруто, будь он здесь?       – Учиха Обито был твоим союзником, однако то, что ты сделал… То, что ты сделал, идя к своей ненормальной цели – сколько людей пали жертвой твоих идей?       Даже если он убьет ее прямо здесь – такое вообще возможно? – она хотя бы попытается понять.       – Слова ребенка, у которого весь мир делится на черное и белое.       Ну конечно. Мадара склоняется прямо над ее лицом, и Харуно в очередной раз надеется, что это всего лишь безумный реалистичный сон. Ей кажется, что в мире нет человека, способного внушать столько ужаса.       Учиха с любопытством, будто рассматривает диковинное насекомое, всматривается в ее лицо. Эта девчонка действительно понеслась на него тогда сломя голову, пытаясь атаковать с таким видом, будто ей есть что ему противопоставить?       – Ты знаешь, что такое выбор во имя благополучия большинства? Враги заключают перемирие. Убийство меньшего количества людей ради того, чтобы больше смогло выжить. Погружение в Муген Цукуеми всех шиноби. Ты видела частичку того мира, что мог наступить даже для тебя.       Сакура внезапно понимает – тот разговор с Ино не был воспоминанием или фантазией. Тот разговор был частью мира, который наступил бы для нее? Кажется, ее голова начинала раскалываться от того, как ей тяжело было переварить все происходящее. Как он вообще смог это провернуть? Неужели датчики не среагировали на это? Ей столько всего надо было понять прямо сейчас. К тому же то, о чем он говорил ей…       – Сакура Харуно, – лицо Мадары словно фарфоровая маска маячит перед ней, – если ты хочешь до конца быть верной собственным детским идеалам, ты должна убить меня раньше, чем активируется мой шаринган.