***
Ирина старается не думать об Антоне хотя бы минуту, но даже это дело с лёгкостью проваливает. У неё сейчас десятый класс сидит, а наверху пишет экзамен тот, кто её теперь ненавидит, но к кому она ещё питает тёплые чувства. И всему виной её боязнь сделать кому-то больно, хотя она просто не замечает, что каждый раз втаптывает ни в чём не повинного парня в грязь. А Никите врёт прямо в лицо и водит его за нос, что ни чуть не лучше. Своими действиями же убивает разом двух людей. Но сколько это будет продолжаться? Сколько ещё людей должно пострадать, прежде чем появится понимание, что это не выход? Что своими действиями, полные благих намерений, неосознанно делает лишь хуже? Когда?.. К её столу подходит ученица, держа в руках тетрадку и неловко топчась на месте, выдаёт твёрдое: – Доиграешься... – чем пугает учительницу, глубоко ушедшую в свои мысли. Ирина широко распахивает глаза, обращая, наконец, всё своё внимание на ученицу, которая до сих пор не может понять, что делать с тетрадью. Девчонка немного хмурится, неосознанно сворачивая бедную тетрадь в трубочку, закусывает губу, словно только что сказала нечто страшное. – Что? – шёпотом переспрашивает Кузнецова, а сама вся сжимается, потому что всё услышала. Услышала и поняла, от того и мурашки по спине табуном пробежались. Испугалась правды, которая глаза уже не колет, она просто вонзает в них всё лезвие ножа, проворачивая по кругу, стараясь причинить максимальную боль. И, кажется, у неё это получилось. Ирина побледнела, всё ещё испугано глядя на девчонку. – Я говорю, – повторяет та робко, – Тетрадь сдавать или домой забрать? Если бы не гул собирающихся на скорую перемену детей, то в классе был бы отчётливо слышен облегченный вздох. И, возможно, грохот одного упавшего с плеч камня. Кузнецова отмерла, вернув себе естественный цвет лица, и тепло улыбнулась десятикласснице. – Тетради возьмите домой, – громко сообщает Ирина уже для всего класса, мельком взглянув на улыбнувшуюся ей в ответ ученицу. Та кивнула, развернувшись на пятках, и зашагала к своей парте, чтобы собрать вещи, под взволнованный взгляд учительницы, устремлённый ей в спину. Звенит звонок и толпа радостных детей вываливается из кабинета, оставляя Кузнецову в нём одну. Наедине со своими грызущими мыслями и страхами, окутывающими с головы до пят. А ведь и правда, доиграется...***
В снег летит первая сигарета, вторая, третья, а волнение, что поселилось внутри ещё перед экзаменом, так и не проходит. Зато лёгкие, кажется, уже готовы добровольно покинуть тело хозяина. Антон вышел из своего кабинета двенадцатым, оставляя в нём своих друзей. Темы были сложные, но, вроде как, он нашел более-менее лёгкую, и даже вспомнил некоторые произведения, что были приведены в качестве аргументов. Вспомнил, записал, но всё равно чувство такое, что что-то упустил, не дописал, не допроверял. Даже когда текст был прочитан около десяти раз, когда уже в голову не лезли никакие идеи, всё равно что-то терзает его ум. Если бы он только понял, что его мысли сковывает не сданное сочинение, а учительница, которая его к нему готовила – было бы легче. Но не надолго. Потому что когда он вспоминает её, вспоминает всё, что было между ними – понятие «легко» стирается в пыль и рассеивается по ветру, оставляя лишь всем знакомый беспросветный «пиздец». Завидев приближающихся друзей, Антон выкинул сигарету в сугроб, закопав улики носком ботинок, растирая замёрзшие от холода руки. Ждать их пришлось долго. – Я хочу напиться, – вымученно стонет Матвиенко, подходя к Шастун вместе с Поповым. – Даже нажраться. – Согласен, – отзывается на это предложение Арсений, закуривая. – Как написали? – спросил Шастун, наблюдая за смутно знакомой приближающейся к школе машине. – Да нормально, вроде, но вот этот, – Арсений кивает на армяна. – Кажется накосячил с аргументами. – Да похуй, – равнодушно фыркает Матвиенко, и оборачивается, чтобы увидеть, на что так пялится друг. А тем временем из машины выходит, как назло и без того напряжённому парню, Никита и уверенной походкой движется в сторону школы. Идёт и улыбается так ярко, что хочется выколоть глаза игрушечной ложечкой, дабы развидеть этого придурка. Шастун сразу понимает, что он здесь делает. И его это злит до такой степени, что руки неосознанно сжимаются в кулаки, а зубы едва слышно скрипят. Гнев давно стал его близким другом, и сейчас он встречает его с распростёртыми объятиями. Впервые, Антон уверен в том, что хочет и сделать и впервые не будет об этом жалеть. Даже если это ни к чему хорошему не приведёт – плевать. – Я сейчас, – говорит он друзьям, а сам движется навстречу к "парню" Ирины. Даже в мыслях это звучит отвратно. – Тох, ты куда? – настороженно интересуется Арсений, выкидывая сигарету. Чутьё подсказывает о чём-то нехорошем. – Поговорить... – тихо отвечает Антон, хотя понимает, что одним разговором дело не обойдётся. Стереть это мерзкую улыбочку со смазливого лица, чтобы дать понять, как сильно он был ранен.***
– Ирина Викторовна! – в кабинет, чуть ли не срывая с петель дверь, залетает запыхавшаяся Бендыч, с не на шутку большим от испуга глазами и кое-где выбившимися из заплетённых кос прядями. – Там ваш парень Антона избивает! Сначала до девушки не доходит, о каком парне идёт речь, но услышав из её уст имя Шастуна, резко вскакивает со стула, покидая вместе с Машей кабинет, громко хлопая бедной дверью. Такими темпами она точно до последнего звонка не доживёт. Учительница выбегает во двор, на ходу застёгивая куртку, и увиденное заставляет её застыть в ступоре. На белоснежном снегу виднеются капли крови, Арсений и Сергей сдерживают Антона, оттаскивая его от Никиты, пока то же самое с другим делают Добровольский и Позов. Школьники, с ужасом глядя на распетушившихся парней, застыли на месте, оцепив тех в кольцо, словно они на ринге. Кто-то кричит, кто-то шепчется. Девочки стоят, с ужасом прикрыв руками рты, а мальчики криками распаляют дерущихся. Вокруг шум, от которого хочется закрыть уши и, вместе с тем, глаза, чтобы этого никогда не видеть. – Больше не лезь к ней, сопляк! – сплёвывает вместе с кровью, Никита, пытаясь вырваться из крепких рук мужчин. – Да иди ты нахуй! – кричит в ответ блондин и даже вырывает одну руку из цепкой хватки друзей, но Матвиенко успевает вовремя её перехватить, прежде чем тот снова полезет с кулаками. – Хватит! – не сдержавшись, громко выпаливает Кузнецова, сжав руки в кулаки. Все повернулись на неё и резко затихли. Даже эти двое перестали дёргаться, с ужасом застыв на месте, словно статуи. Их лица оставляли желать лучшего. У Шастуна рассечена бровь, из которой шла кровь, разбита губа и возможно скоро появится заметный синяк на скуле. У Никиты разбиты нос и губа, и тот в который раз сплёвывает кровь на снег. Больше всего на свете, Ирине хочется сейчас исчезнуть и никогда не появляться. Никогда не встречать Никиту, Антона. Не идти учиться на учителя, не страдать от такого чувства, как любовь. Никогда его не знать. Она переводит взгляд, полный мольбы одуматься, с одного на другого и не может вымолвить нужные им двоим слова. Не сейчас, когда на них пялится половина школы. Девушка неуверенно подходит к Никите, шепчет тому на ухо усталое «уезжай» и отходит, бросая короткий взгляд на поджавшего на это губы Шастуна. Парень вырывается из хватки учителей, рывком поправив на себе куртку, окидывает всех собравшихся ненавистным взглядом, в конце посылая убийственный в сторону пацана, и молча уходит к машине, чтобы уехать отсюда и никогда здесь не появляться. Антон просит друзей отпустить его, и когда те исполняют просьбу, вытирает рукой кровь с лица. Толпа, что наблюдала за всем этим представлением, начала расходиться, косясь то на учительницу, то на парня и тихо перешёптываясь. Уже завтра вся школа будет знать об этом событии, приукрашенное ярким враньём, и гудеть на каждом углу. Завтра жизнь простой учительницы перевернется верх дном и всему виной она. Просто доигралась. – Ирина, – окликает её директор. – Отведите Шастуна в медкабинет, а после зайдите ко мне. Девушка молча кивает, и подходит к Антону, который снегом пытался успокоить ноющие сбитые костяшки. Смотрит на него с жалостью, с давящим чувством вины и полной ненавистью. К себе. – Идём, – тихо говорит она и направляется в школу, скрипя снегом под ногами. Блондин, сказав парням, чтоб его не ждали, пошёл следом за ней, ощущая злобный, прожигающий спину, взгляд учителей и взволнованный – друзей. Они слишком далеко зашли, забыв про все опасности. Они оба доигрались.