Хотя Джагхед родился в Ривердейле и вырос там, он спокойно мог назвать Лос-Анджелес своим родным городом. Причина, по которой он имел такое право, заключалась в его сестре. Джеллибин жила и работала здесь врачом, в одной из самых престижных больниц города. Именно туда была доставлена Бетти Купер.
Джеллибин быстро просмотрела снимки рентгена и только что присланные анализы. Она сидела вместе с Джагхедом в своем кабинете, заперев дверь, чтобы никто не побеспокоил их.
— Ребро сломано, — уведомила брата девушка. — Чудо, что позвоночник остался целым, несмотря на ранее полученную травму. Наличие ссадин и синяков. Никакого заражения.
Сказав это, Джеллибин отбросила от себя все бумаги и, откинувшись в кресле, пристально посмотрела на Джагхеда.
У девушки никогда не было никаких секретов от брата. Она даже ему первому призналась, что курит.
Доверие Джеллибин способствовало появлению того же чувства у Джагхеда к ней. Он никогда ничего не скрывал от неё, если не считать подарков на дни рождения.
Данная ситуация немного выделялась среди других, если прибегнуть в тонкому чёрному юмору, то объяснить это можно тем, что просто никто из них и никогда не притаскивал в больницу изнасилованную девушку, к тому же инвалида.
Молчание затянулось, что крайне действовало на нервы, ведь раньше такого напряжения между братом и сестрой не наблюдалось.
Глаза резал неприятный свет, а белые стены кабинета создавали атмосферу отчаянности и безысходности, всё ещё больше усугубляя ситуацию.
— Я не верю, что это сделал ты, — медленно начала Джеллибин, надеясь своими вкрадчивыми предположениями вытянуть из брата правду. — Ты не мог.
Джагхед молчал. Он смотрел на правую руку сестры, а точнее на безымянный палец, на котором блестело золотое колечко с голубым камешком.
— Ты замужем? — отрешённо спросил он.
— Ох, нет, — замешкалась Джеллибин, пряча руку под стол. — Пока нет. Свит Пи только сделал мне предложение… пять дней назад, — она покраснела и замолчала.
Мостик доверия рушился. Джагхед это чувствовал. Джеллибин ему первому рассказала о пачке сигарет в ее рюкзаке, о драке с одноклассником, о большом долге, который полностью отдать получилось сравнительно недавно. О первых месячных и страхе из-за них, о самых сокровенных своих тайнах, о том, где лежат с трудом накопленные ей деньги. Обо всем этом она рассказывала ему. Первому, не первому — его это мало волновало. Главное, что рассказывала.
А о замужестве она решила умолчать.
— Это здорово, поздравляю, — с напускной радостью сказал Джагхед. — Это правда очень здорово…
— Ага… — эхом отозвалась Джеллибин.
Больше она не спрашивала брата о Бетти. Они просидели в тишине полчаса. Джагхед сделал вид, что ему очень интересна обстановка кабинета, а Джеллибин передвигала лампу на столе, словно никак не могла определиться с лучшим местом для неё.
По истечению тридцати минут прибежала медсестра, чтобы сообщить о пробуждении пациентки Элизабет Купер. От слова «пациентка» Джагхеда слегка передернуло: от него веяло пустотой и отчаянием.
Опутавшие тело трубки добавляли Бетти лет десять. Её кожа стала настолько бледной, что почти сливалась с простынёй. Она была заметно истощена, её лицо приобрело неприятную серость и некоторую желтизну. Пустые глаза сонно смотрели на вошедших.
— Добрый вечер, мисс Купер. Я, Джеллибин Джонс, Ваш лечащий врач, — на автомате выдала девушка с учтивой улыбкой. — Пожалуйста, скажите, как Вы себя чувствуете?
С некоторых пор больница у него вязалась с одним словом — смерть. Вероника умерла именно в больнице.
Его счастье умерло здесь
Бетти лежала неподвижно, словно тоже, мертвая. И лишь пиканье датчика рядом говорил о том, что её сердце всё ещё бьётся.
— Сейчас, наверное, ее лучше не надо беспокоить, — негромко сказала Джеллибин, направляясь к двери. — Зайдём позже.
— Ты не возражаешь, если я задержусь на пару минут?
***
«Не думай о том, что теряешь. Думай о том, что обретешь». Так однажды сказала ему Вероника.
Бетти была совсем не похожа на покойную. Внешне, имеется в виду. У Купер были длинные, светлые волосы и выразительные голубые глаза; тонкие, цвета розы губы; молочная кожа. Вероника была смуглой брюнеткой с добрыми карими глазами.
Но в Бетти присутствовала те кротость и спокойствие, которыми когда-то обладала Вероника. Эти качества проявлялись в манере общения, движениях, голосе. Во взгляде.
Он определенно псих, раз смеет думать о Бетти, как о Веронике и сравнивать её с ней. Но в книге, когда-то бередившей ему душу, говорилось, что «на свете имеет право существовать всё, даже мысль».
Джагхед нежно провёл рукой по волосам Бетти. Коснулся пальцем её скулы и случайно поймал чистую слёзку.
— Ты плачешь? — потрясённо смотрел он.
Бетти плакала. Тихо, изредка всхлипывая. Слезы бежали ручьём по её бледному личику.
— Зачем мы уехали… — бормотала она, давясь рыданиями. — Зачем?
А после она неожиданно замолкла и внимательно посмотрела на Джагхеда. Так смотрят дети, которые задают взрослым сложные вопросы, на которые они не могут ответить. Или же просто самих ответов ещё нет. Не придумали их, не нашли.
— Чем я это заслужила?
Бетти сказала это шёпотом. Дрожащим голосом. Словно она прощалась, но хотела сделать это без боли. Не желала принести страдания себе. И ему.
Вероника уходила также.
Джагхед лежал рядом с ней, гладя по голове, обнимая за плечи, целуя её. Заплаканные глаза, лоб, покрасневший носик, дрожащие губы. Он просил прощения.
***
Джеллибин зашла в палату через полчаса. Она не понимала, почему ее брат задержался так надолго. Девушка ведь потребовала дать Элизабет отдохнуть.
Врач обнаружила Бетти мирно спящей. Джагхед сидел рядом с койкой, на беленьком стуле, закрыв лицо ладонями.
И он плакал.