Золотой жемчуг

Стоило мне войти в свою комнату и запереть за собой замок, так ноги подкосились, и я села на пол, прислонясь спиной к двери. Что это было? Почему мы опять разругались? Зачем он так обращается со мной? Эти вопросы не покидали меня еще долго, пока я сидела на полу, уставившись в одну точку. Телом я была в комнате, но сознанием ушла глубоко в себя. Произошедшее даже обсудить было не с кем. Просидев так несколько минут, я поднялась и посмотрела на садящееся солнце сквозь тонкую шторку. Больно, завтра на боку точно образуется синяк. Яркие лучи щипали глаза, выжигая из них первые слезы. Трудно было удержаться и не расплакаться, и я, в конечном счете, дала волю горькой обиде. Я стояла практически у порога комнаты и громко рыдала в свои ладони. Горячие слезы согревали щеки и капали на ковер. Я ненавидела это место, ненавидела Леви, ненавидела себя саму. Хотелось просто уехать отсюда, бросить все и вернуться к скитальческой жизни барда, которой я жила до кончины матери. Сейчас бы я пела песни и рассказывала сказки в ярком костюме в какой-нибудь таверне вместо всего этого дерьма. Но нет, мне же нужна была безопасность и крыша над головой, а у солдат это всегда есть. У людей в Гарнизоне и Военной полиции, если быть точнее. Я уже несколько раз успела пожалеть о решении поступить с кадетский корпус ради лучшей жизни. Стала ли она лучше? Я даже не знаю, буду ли жива завтра, послезавтра или через год. Меня убьет либо титан, либо капитан Леви, либо петля на шее. Мысли о прошлом навеяли желание хоть на миг снова почувствовать себя рядом с мамой. Она умерла от какой-то гнусной заразы, когда мне было 14 лет, и все, что у меня от нее осталось — это ее песни. Я давно не касалась струн, но не избавилась от своей лютни и исправно относила ее ремонтировать по мере необходимости. Все-таки это часть меня и моего прошлого. Я кинула взгляд на большой сундук со своими вещами, стоящий у стены прямо возле входа в комнату. Инструмент должен быть там. Но хочу ли я достать его после стольких лет? Не пойму, пока не достану. Скрипнула крышка сундука, и сердце затрепетало так, как оно трепещет перед встречей со старым другом после долгой разлуки. А вдруг он изменился и стал совсем другим? Или изменился ты сам? Вдруг вы больше не сможете быть друзьями? Вот она. Такая же красивая и блестящая, какой была всегда. То ли дело я, взрослая и обшарпанная женщина, совершенно отличная от той девчонки, которой однажды подарили эту лютню. Я взяла инструмент в руки, подошла с ней поближе к окну, села на кровать. В голову пришла одна из маминых песен, которую она написала о своей любимой подруге, разбойнице Рыжей Аллис. Настоящего ее имени я не знала, но точно помнила, что Аллис была решительной и смелой, дерзкой и живой. Этих качеств мне всегда не хватало. «Что ж, Рыжая Аллис, побудь со мной сегодня», — произнесла я и начала напевать песню о ней, цепляясь пальцами за нужные струны. *** Аллис плохою девчонкой была, Пришедшей задорно и шумно. Об азарте богатых знала она Используя это бездумно! Аллис плохою девчонкой была, И взгляд ее резал, как бритва. Но натуру плебеев знала она, Чтоб с их губ срывалась молитва! *** На один задорный мотив мама написала много коротких куплетов, каждый из которых восхвалял бойкую натуру Рыжей Аллис. Стоит признать, я быстро успокоилась и стала представлять себя в образе прыткой плутовки, чтобы ненадолго отвлечься от насущных проблем, хотя бы пока не закончится песня. — Может, я не так уж поменялась, да? Ты все еще любишь меня, верная подруга. Прости, мы так давно не виделись, — я ласково провела рукой по грифу инструмента, не желая отпускать его. Раздался стук в дверь, выведший меня из блаженного транса. Я отперла замок и увидела на пороге не знакомую мне женщину лет 25. У нее были длинные темные волосы, собранные в хвост, челка была разделена пробором посередине. Одета она была в стандартную форму Разведкорпуса с белой рубашкой под ней. Видимо, эта женщина из рядовых, офицеры за стенами носят строгие темно-зеленые плащи с поясом, и только на время экспедиций одеваются в короткие коричневые куртки, как и все прочие. — Добрый вечер, — женщина дружелюбно улыбнулась мне, — кхм, с вами все хорошо? Я услышала плач, когда проходила мимо. Она хочет сказать, что все это время стояла под дверью? — Добрый вечер, — я недоверчиво посмотрела на нее. — Просите, что сразу не спросила, была немного занята поручением майора Закариаса, но я подумала, что должна вернуться и убедиться, что вы в порядке. Я сразу же потеплела к этой женщине, меня удивила ее забота, ведь она даже не знает меня. — Меня зовут Корделия, — представилась я. — А вас? — Рене. — Спасибо, Рене, — я легонько улыбнулась ей в знак благодарности, — со мной все в порядке, просто день выдался непростым. — Да не за что! Что это у вас? Лютня? Вы — музыкант? — Рене заметила инструмент, который я держала в правой руке. — В прошлом. Захотелось немного переключится и отдохнуть, — мне понравилась Рене, взгляд ее был очень добрым, почти как у ангела. — Тогда я рассчитываю услышать вашу музыку когда-нибудь, — улыбка не сходила с ее лица. — Но раз уж вы уже успокоились, не хотите сходить на ужин со мной? Заодно расскажете, что же такого противного с вами произошло. Я задумалась. Еще два часа назад я сильно поругалась с Леви, а сейчас моя новая знакомая предлагает поужинать вместе в столовой, куда он тоже наверняка придет. Да и черт с ним, пусть приходит! Я не собираюсь прятаться по углам, словно мышь из-за дурацкой ссоры. — С удовольствием, — приняв предложение, я поставила инструмент на стул и вышла из комнаты вместе с Рене. В семь вечера, когда в столовой начинают подавать ужин, туда невозможно протолкнуться, и уж тем более, найти место себе по душе, поэтому я предложила Рене пройтись вокруг штаба и познакомиться поближе. Оказалось, мы обе родом из Гермины, южного города внутренней стены Сина, но истории наши совсем разные. Я родилась вне брака у странствующего менестреля от чьего-то блудливого муженька, и маме пришлось задержаться в Гермине на несколько лет, пока я не стала достаточно взрослой, чтобы мы смогли уехать оттуда. Я очень смутно помню своего отца, кажется, его звали Дирк… или Кирк. Не важно. Рене же выросла в полной и обеспеченной семье, ее отец — один из немногих, кто пережил уйму экспедиций за стены в качестве солдата Разведкорпуса и ушел на заслуженный отдых. Разумеется, его старший ребенок обязан был занять его освободившееся место, и Рене не повезло родиться первой в семье. За разговорами о себе мы гуляли около получаса. Отлично, значит, есть еще полчаса на ужин. Сегодня подавали какую-то запеканку из картофеля и кабачков с тонким-тонким слоем фарша. После падения внешней стены Мария мясо стало страшным дефицитом, но в солдатских корпусах иногда можно его встретить. — Так, значит, ты — потомственная разведчица? Кто-то еще из твоей семьи служил в здесь? — меня зацепила история Рене о ее становлении солдатом, мне показалось странным то, что выбор был сделан за нее ее родителями. — Да, младший брат моего отца, Абель, тоже служил, но погиб вместе со своим другом, Мозесом Брауном, в экспедиции, когда пала Мария. Семья до сих пор не оправилась, хоть и прошло уже почти четыре года. — Это ужасно, сочувствую тебе, — попытка поддержать Рене не увенчалась успехом, она только коротко отмахнулась. — Я в порядке, мертвому уже все равно плачут о нем или нет. Моя задача — не присоединиться к нему хотя бы еще несколько лет. — Но почему ты позволила семье решать за тебя? Или разведка и правда для тебя то, чему стоит посвятить жизнь? Рене тяжело вздохнула. — Вам не понять. Это своего рода долг, обязанность перед родителями и предками за то, что они дали мне. Стать солдатом по воле отца, выйти замуж за нужного человека, все по сценарию. Такова жизнь состоятельного семейства, я такая не одна. Вам очень повезло быть свободной от всего этого, — взгляд Рене давал понять, что она завидовала мне. — Свободной? В этом тоже нет ничего хорошего, Рене. Ездить из города в город, не зная будет ли у тебя завтра еда и ночлег, терпеть пьяные приставания незнакомых мужчин в кабаках… Со смертью матери я просто сбежала от этого, рассчитывая на сытую жизнь в Гарнизоне или даже Военной полиции, если повезет. Но, как и в твоем случае, меня не стали спрашивать, когда переводили в Разведкорпус. — Людям всегда чего-то не хватает, — Рене пожала плечами, — я просто принимаю свою судьбу такой, какая она есть, иначе насытиться просто невозможно. Мы с вами такие разные, но нас объединяет общая судьба в этом штабе. Я рада, что именно с вами. — Спасибо, — я натянуто улыбнулась. Не буду спорить с ней, несмотря на то, что я не во всем согласна. — Угу. Расскажите еще о своей матери. Наверняка, у вас было интересное детство, — ей все не терпелось послушать о жизни, совсем ей неведомой. — Почему ты так удивляешься моей биографии? В мире дети часто теряют родителей, среди твоих сослуживцев наверняка есть такие. — Да, но… никто из них не менял образ жизни настолько резко, от певца до солдата. Я еще никогда не общалась с бардами и ничего не знаю о их жизни. — Ну, хорошо, — мне не жалко было этим поделиться. — Но моя история далеко не такая захватывающая, как тебе кажется. Мою маму звали Шира, мне было 14 лет, когда она умерла. Она была дочерью из семьи прислуги в большом доме в Митре и вплоть до наступления юности жила среди красоты и изящества. Это отразилось на ее характере, она была романтичной и доброй, всегда следила за своей внешностью, любила красивые вещи. Мама очень увлекалась сказками и прочла, наверно, каждую книгу в том доме. Думаю, это и подтолкнуло ее стать бардом, когда семья хозяина продала дом из-за проблем с деньгами и переехала в место подешевле, за стеной Роза. После моего рождения мы жили в Гермине, не далеко от моего отца, чтобы он мог нам как-то помогать тайком от своей жены, но это не могло продолжаться всегда, она узнала бы рано или поздно. Поэтому, когда мне исполнилось пять, мама уехала вместе со мной, не сказав никому ни слова. Она учила меня петь и играть на инструментах, так что скоро я стала выступать как вместе с ней, так, впоследствии, и самостоятельно. Мы с мамой очень любили друг друга, а после ее смерти у меня не осталось никого. Еще около года я выживала, как могла, не отказывалась от работы даже в подземном городе среди разбойников и контрабандистов. Позже я нашла убежище в церкви, но, чтобы остаться там навсегда, надо было проповедовать культ, а это казалось мне еще более худшим вариантом, чем одинокие скитания по миру. Все-таки, религиозная жизнь подразумевает серьезные ограничения, в особенности для женщин. Тогда-то я и задумалась о кадетском корпусе. Я была на три года старше нужного возраста, но все равно смогла туда поступить, отдала все ценные вещи, доставшиеся от матери, чтобы меня взяли. Мне казалось это идеальным вариантом: буду жить среди сильных людей, не буду нуждаться в деньгах, принесу пользу обществу. Мне очень нравилось служить в Гарнизоне, инженерное дело — явно моя область, и я стала быстро преуспевать, в двадцать лет стала майором и получила подчиненных, спустя еще два года оказалась здесь. Вот и все. — Ого, — Рене слушала меня с упоением, — вы, оказывается, не робкого десятка, ха-ха. Хотя, знаете, я думаю, если бы вы продолжили жить так же, как жили до смерти мамы, вы бы уже пели при дворе короля Фрица, а не в подземном городе. — Ты льстишь мне! Хочешь подлизаться к начальству? — я по-дружески толкнула девушку плечом, но вместе с этим внутри зародилось неприятное ощущение. — Вот уж не знаю! Вы очень красивая женщина, майор Корделия, при нужных обстоятельствах этого часто хватает. Свои волосы вы тоже от мамы унаследовали? Мне категорически не понравилось то, как Рене ко мне ластится. Мы знакомы меньше часа, она не знает ни меня, ни уровня моего мастерства в музыке, но все равно так открыто хвалит. Ясное дело, она хочет завести связи с новым членом офицерской прослойки. — Не знаю, оба моих родителя были блондинами. Я сильно укоротила прическу перед поступлением в разведку, раньше волосы спадали ниже талии. Не хочу, чтобы какой-нибудь титан ухватился за них при случае, — я ощутимо похолодела в голосе. Люди часто обращали внимание на меня именно из-за моих, конечно, не белых, но очень светлых вьющихся волос, напоминающих по цвету золотистый жемчуг. Мы с мамой не использовали свои настоящие имена, надевая костюмы бардов, себя она называла Ромашкой, а меня — Жемчужинкой как раз из-за моей шевелюры и ни в коем случае не разрешала сильно их стричь, ведь они приносили дополнительные деньги. Сейчас я все же избавилась от большей части, оставила только длину, едва касающуюся плеч, а остальное продала втридорога. — Понятно. Это разумно, — девушка заговорила немного боязливо, заметив перемену в моем настроении. — Не надо так вести себя, Рене, — отчеканила я, поднимаясь со своего места. — Не со мной. — П-простите, майор, — девушка виновато стушевалась. — Я только хотела с вами подружиться, — она отвела взгляд. — Ты хороший человек, и на первый раз я забуду об этом. Может, мы и подружимся, но только если ты будешь честна со мной, — хоть я и говорила достаточно корректно, но взглядом буквально испепеляла покрасневшую девушку. — А теперь иди к себе. — Да, — Рене мельком глянула на меня и, не заметив на моем лице ничего, кроме раздражения, покинула столовую. После ужина я чувствовала себя отвратительно, эти разведчики когда-нибудь доведут меня до дезертирства, будь они прокляты. Как никогда раньше мне хотелось закурить, но, когда я решила бросить эту привычку, чтобы не было искушения, я избавилась от всех сигарет до последней. Я обещала Виктору и Талии увидеться в столовой, но так и не встретила их, они, должно быть, изловчились поесть, а первом потоке. В казармах также не оказалось ни его, ни ее, зря только пришла. Что ж, расскажу все, что им необходимо знать завтра утром. Даже не знаю, как они отнесутся к сложившимся обстоятельствам, но ни одного из них я не подпущу к капитану Леви даже не расстояние пушечного выстрела. С этими мыслями я направилась обратно к основному корпусу штаба. Ах, ну, конечно! Стоит вспомнить человека, тут же увидишь его на своем пути. Леви стоял на балконе третьего этажа в расслабленной позе, облокотившись о перила, и не желал сводить с меня глаз даже после того, как я его заметила. Издалека я не поняла, как именно он смотрит, разглядывает или следит, черт его знает. Я остановилась посреди дороги и тоже поглядела на него, усердно стараясь не пошевелить ни одной мышцей своего лица. Ну и чего вылупился? Прошлого раза этому маньяку не хватило? Мне так очень даже хватило, чтобы понять, что я больше не желаю иметь с ним дел. Я раздраженно фыркнула и продолжила свой путь к штабу. Еще и живет в комнате с балконом. А я, между прочим, старше по званию, где мой балкон? Уже почти дойдя до ворот, я еще раз покосилась на Леви, теперь он уже перевел взгляд на звезды. Тут мне в голову пришло одно осознание: моя комната находится буквально через две двери от его, судя по расположению окон. Вот же проклятый коротышка! Словно специально все время находится где-то поблизости. Комнаты всех офицеров находились на третьем этаже западного крыла, но мне даже в голову не приходило, что Леви может оказаться настолько рядом, что возможность встречи лицом к лицу станет настолько велика. Я решила не тянуть с вопросом о взаимоотношениях моего отряда и капитана и сегодня же зайти к Эрвину. Я придерживалась принципа строгого распорядка и считала крайне невежливым беспокоить человека по рабочим вопросам в нерабочее время, но отчаянные случаи требуют отчаянных мер. Как я и ожидала, командор уже покинул свой кабинет, а в какой конкретно комнате он живет, я не знала. Тогда я написала ему записку с просьбой послать кого-нибудь за мной завтра утром в удобный час и просунула ее под дверь. Вернувшись в комнату, я обнаружила, что моя лютня все еще ждет меня на стуле, где я ее оставила, освещенная луной. Я невольно улыбнулась и подумала, что больше никогда не сложу свой инструмент в сундук. Ей определенно нужно другое место. Пока я поставила ее обратно на стул с твердым намерением заняться настенным креплением для нее в ближайший свой выходной. Я зажгла несколько свечей, наполнивших теплым светом помещение, и посмотрела на себя в зеркало. Лицо выглядело очень уставшим: волосы взъерошены, щеки немного опухли от недавних слез, под глазами стали появляться темные круги. Да уж, не заправская красавица. Но часы еще не показывали даже девяти, рано было ложиться спать. Быстро сходив в душ и расчесав несчастные обрубки моих волос, я собрала передние пряди на затылке при помощи небольшой заколки. Так гораздо лучше. Я снова надела белые штаны и рубашку, часть формы разведчика, но вместо длинных сапог и плаща я предпочла простые женские туфли и свою любимую тонко вязаную накидку серого цвета. На заднем дворе, как и вчера в это время, сновали тут да там солдаты, погруженные в дела своей частной жизни. Я люблю это время суток, именно сейчас в разведчиках просыпаются обычные люди, которые любят и ненавидят, как и все. Сейчас к ним проще всего подобраться. А вот и женщина, которую я искала, Зои Ханжи, глава Исследовательского отряда, о которой вчера говорил Эрвин. Мы работаем в смежных областях, думаю, найдем немало общих тем. Зои — довольно милая девушка с каштановыми волосами и карими глазами, упрятанными за очки. Ростом она была выше меня сантиметров на десять, собственно, как и многие девушки в армии, мой же рост не превышал ста шестидесяти. Зои сидела на скамейке под фонарем и сосредоточенно что-то записывала в толстую тетрадь. Я дождалась, пока она допишет, и подсела рядом. — Добрый вечер, — я настроила себя на максимально дружелюбный лад, на который была способна. — А? — Зои не сразу на меня отреагировала, — п-привет. — Извините, что отвлекла. Должно быть что-то интересное? Я Корделия Айзен, кстати. Мы с моим отрядом совсем недавно здесь. — Да, да, я видела тебя вчера. Приятно познакомиться. Меня зовут Зои Ханжи. — Взаимно, — Зои показалась мне немного суматошной, но приятной девушкой, — Так вы расскажете, чем так увлечены? Зои переключилась на свою тетрадь и затихла на пару секунд. — Титаны… Удивительные создания! В последней экспедиции я встретила безумного красавца! Вернее, он был уродлив, как дьявол, но не это ли в них — самое потрясающее? Вот, погляди, я набросала примерный эскиз. Зои пролистала тетрадь на несколько страниц назад и показала мне небрежный рисунок, на котором был изображен титан. Он стоял на четырех конечностях и имел непропорциональное тело: выпученные глаза, огромную голову и короткие ноги. Да, действительно, урод, каких поискать. — Я еще ни разу не видела титанов, — призналась я, — что вы чувствуете рядом с ними? — Восторг, однозначно, восторг! Мы так много о них не знаем, я всей душой желаю захватить одного из них, препарировать и выведать как можно больше! Каждый раз перед экспедицией я воображаю, какую сумасшедшую тварь я встречу и сколько нового узнаю, — глаза Зои горели алым пламенем, но, увидев мое недоумение, она поменялась в лице. — Найди к ним свой собственный подход, Корделия, и они не будут так тебя пугать. Нам, я надеюсь, еще долго придется работать вместе, в том числе, и над оружием, — и снова этот огонь, — ох, как мы поработаем! Наконец-то Эрвин привлек новых инженеров! Мы сумеем создать идеальную технологию захвата, даже солдат не будем терять! Да? Да? — Эмм, точно, ага, — я не смогла сдержать смущенный смешок, Зои сполна оправдывает свою славу фанатичного исследователя. — Вы выглядите очень преданной делу, это вдохновляет… и немного пугает… — Что ты, что ты! Тебе нечего бояться, ха-ха! — она сильно приблизилась ко мне и заглянула в глаза. — Если, конечно, ты не скрытый титан, Айзен. Тогда твое место на моем операционном столе. — Что? — я не поняла, шутка это была или у нее действительно не все дома. — Ха-ха-ха-ха-ха, — громко рассмеялась Зои. — Видела бы ты свое лицо! Ха-ха-ха! Ее смех был очень заразительным и искренним, а сама Зои словно была повсюду одновременно, настолько ее было много. С ней было очень интересно и легко разговаривать, она много знала о титанах, и именно она поняла, что они практически неактивны без солнечного света и установила, что, кроме затылка, у них нет слабых мест. Такому истерическому рвению можно только позавидовать. Мы сидели во дворе без малого три часа, рассказывая друг другу о наших судьбах и прошлой жизни, делясь знаниями из изучаемых каждой из нас сфер. Я поймала себя на мысли, что будто бы знакома с Зои всю свою жизнь, настолько открытой, жизнерадостной и сумасбродной она была. — А как тебе идея с сетью? Мы можем сбросить ее прямо со стены или как-то прикрепить к ней, чтобы уродцы сами попали в нашу ловушку! — времени за полночь, а ей все неймется. Нашла свободные уши. — Как ты себе это представляешь? Невозможно точно рассчитать траекторию падения сети с пятидесятиметровой стены, поймать титана получится только с земли. Но мы можем использовать приводы, чтобы прижать их сетью к стене. — Точно, точно! И закрепить кольями или крюками… Жду не дождусь возвращения из Митры, чтобы поскорее начать! — Возвращения? Ты уезжаешь? — Завтра я отправляюсь в столицу, надо решить несколько вопросов с финансированием исследований. Эрвин тоже там будет, так что штаб останется без присмотра на пару недель. Не разнесите тут ничего в его отсутствие, — усмехнулась девушка. По пути наверх, обратно к комнатам, мы не переставали разговаривать ни на секунду, вместе за все время разговора придумали не меньше десятка изощренных ловушек. Все-таки я любила инженерное дело и, как выяснилось, могла часами придумывать и спорить о нем, а Зои, в свою очередь, жаждала использовать такие знания в своей работе. Интересно, с предыдущим командиром Отряда разработок она так же общалась? Почему-то я почти уверена в этом, это было бы вполне в ее характере. В коридоре мы попрощались и разошлись по своим комнатам. Я быстро разделась, огромным усилием воли сложила одежду в шкаф и без сил упала на кровать. Подводя итоги дня, мне подумалось, что для перового раза я неплохо справилась, несмотря на благополучно нажитого неприятеля в лице капитана Леви. Рене сильно разозлила меня своим подхалимством, тем более, что я в тот момент еще была расстроена ссорой, но вместе с тем она показалась мне довольно спокойной девушкой, у меня не возникло к ней отвращения, как могло бы произойти. Зои же — просто лихая чудачка, вселившая в меня весь возможный спектр эмоций от боязни до восхищения. Сомневаюсь, что хоть кто-то в этом мире смог бы остаться равнодушным к ней. Кажется, я нашла свою Рыжую Аллис.