Во имя высоких целей

      Шанг Цунг явился рано утром, сразу после окончания очередного совета. Китана еще и не думала вставать, отвыкнув от ритма жизни двора, в мелочах подчинявшегося привычкам Императора. Узнав о нежданном визите колдуна, она дала волю импульсивности: выбранила служанку и потребовала отослать Цунга куда подальше. Однако та, кланяясь, как болванчик, продолжала бормотать скороговоркой, что госпоже нужно поспешить. Нехотя поднявшись, Китана принялась за сборы и затянула их так, что они продлились в пять раз дольше обычного. Шанг Цунг, разумеется, был взбешен, но ничем этого не выдал, разве что улыбка на его лице была неприкрыто издевательской. Китана постаралась скрыть озабоченность за маской величественного достоинства.       — Чем обязана? — поинтересовалась она, пройдя через всю комнату и расположившись в кресле. Шанг Цунг остался стоять перед ней, будто подчиненный, явившийся с докладом, и не преминул вернуть удар.       — Счастлив, что вы все же решили почтить меня своим присутствием, принцесса. Глубоко сожалею, что мне пришлось оторвать вас от ваших, несомненно, важных занятий, и все же смею надеяться, что повод покажется вам достаточно весомым, — проговорил он с отменно сыгранным подобострастием.       Китана собралась было выдать гневную отповедь, но тут за спиной Цунга бесшумно открылась дверь. Она еще не видела, кто именно вошел, но необходимости в том и не было: молчаливое присутствие Саб-Зиро действовало на нее точно так же, как если б он применил к ней один из своих излюбленных боевых приемов. Она растерялась, потом разозлилась, однако прервать повисшее молчание так и не смогла. Шанг Цунг бросил в ее сторону короткий недоуменный взгляд и заговорил уже обычным тоном, в котором, впрочем, было куда больше почтительности:       — Принцесса Китана, я здесь, чтобы сообщить вам, что Император ждет вас у себя для частной беседы…       «На которой вы так настаивали», — мысленно закончила Китана, и Цунг зачем-то кивнул. Китана едва сдержала довольную улыбку — впрочем, ее секундное торжество тут же сменилось испугом.       — Прямо сейчас, — закончил колдун.       — Сейчас? — машинально переспросила Китана, у которой от нахлынувшего волнения задрожали руки.       Цунг отвесил полупоклон, больше походивший на кивок, и удалился, отдав шепотом какое-то указание Саб-Зиро. Когда за колдуном закрылась дверь, в окно рванулся, задыхаясь, порыв холодного ветра, так что с полки слетела статуэтка и раскололась на полу. Китана, забывшись, смотрела на обломки, пока не прибежала служанка с метелкой.       Собраться с духом оказалось нелегкой задачей. Китана пыталась представить, что ее ждет, но мысли путались, растворяясь в затопившем разум страхе, пробовала воспроизвести мысленно разговор, который продумывала сотни раз, пока не отшлифовала, как ей казалось, до идеальной гладкости, и не могла вспомнить ни слова. Завершив сборы, она бросила взгляд в зеркало и остановилась перед ним как вкопанная, потому что сама себе показалась уставшей, растерянной, неопрятной. Некрасивой. Это было последним, о чем теперь следовало тревожиться, однако мысль о том, что Император увидит ее такой, делала Китану совершенно беззащитной. Она металась от одного побуждения к другому, заставляла себя набраться смелости и выйти, наконец, в галерею, потом принимала решение отказаться, сославшись на болезнь, на неготовность, да на что угодно…       Только бы не видеть его.       Рядом бесшумно возникла тень. Саб-Зиро смотрел в зеркало из-за ее плеча, изучая отражение с непривычной сосредоточенностью. Китане показалось, что поверхность изменяется, плывет потревоженной водой. Настоящее отражение проступало, словно из-под слоя растекавшейся краски: подурневшее от переживаний лицо, жалко вздрагивающие губы и сухо блестящие глаза с расширенными зрачками. Теперь они оба знали непрошенную правду, но Саб-Зиро, кажется, не собирался ее жалеть. Еще шаг, так, что две фигуры в зеркале почти соприкоснулись, качнулись, замирая, и серебристое марево всколыхнулось вокруг них.       — Нужно идти, принцесса. Черные Священники ждут за дверью.       Он не уговаривал — вынуждал. Очередное напоминание о том, что кто из них двоих был сильнее, заставило Китану вернуться к реальности. Она развернулась рывком, готовая дать отпор по своей привычке, но предосторожность оказалась излишней. Саб-Зиро не двигался, смотрел на нее, будто завороженный, прямо в глаза, и не отводил взгляда.       — Ты…       — Ступайте, Император вас ждет. И будьте благоразумны, — сказал он тихо.       Китана кивнула, чувствуя, как к ней возвращается утраченная решимость. Она задержалась еще на несколько секунд, но колдовство отражений рассеялось бесследно, оставив мир таким же неприглядным, каким он был до того.       Помещения, которые занимал Шао Кан, были в противоположной части замка, так что по дороге Китана успела в последний раз все обдумать. Она собиралась говорить правду, чего бы это не стоило, хотя ей еще слышался отзвук голоса, просившего помнить о благоразумии. Это было бы бесчестно, отступиться теперь, когда у нее, наконец, появилась возможность встать лицом к лицу с тем, кто опутал ее жизнь ложью. Ее привели к кабинету, в котором Кан принимал своих приближенных. Испугаться она не успела — окованная металлом дверь тут же распахнулась, будто ее ждали с нетерпением. Навстречу вышел Шанг Цунг, смерил ее недовольным взглядом, она сделала шаг, и дверь закрылась за ее спиной, отрезая пути к бегству.       Император стоял у окна. Китана пыталась рассмотреть выражение его лица, но бивший в окно свет не давал этого сделать. Она застыла у двери, сжав руки в кулаки, защищенная теперь лишь злостью и болью.       — Поди сюда, — заговорил Шао Кан. Голос был без намека на непозволительные эмоции, наполненный лишь решимостью и подчеркнуто спокойный — такой, каким она его помнила с самого детства. Китана сделала несколько шагов по каменным плитам, так осторожно, словно они были раскалены докрасна.       — Кажется, те деревья, что привезли по твоей просьбе, принялись. Весной на них распустятся цветы, которые ты так желала увидеть — пусть им и нелегко пришлось здесь, — продолжал он. Китана, поддавшись привычке повиноваться, приблизилась вплотную. Ощущение исходящей от Императора силы обрушилось на нее дыханием пустынного урагана. Она подняла глаза. Кан смотрел спокойно. Не было ни гнева, ни презрения, ни даже недовольства. Словно он ждал, давал время, чтобы одуматься, уверенный в том, что дочерняя почтительность победит.       — О цветах ли надлежит нам вести беседы? — не выдержала Китана.       — О чем желает говорить моя дочь? — спросил Кан все с тем же спокойствием.       Она беспомощно отвела взгляд, с преувеличенным вниманием оглядывая кабинет. Все ее приготовления оказались бесполезными. Шао Кан по-прежнему смотрел на нее со сдержанным одобрением. По-прежнему говорил с ней о том, что было интересно ей, хотя она знала, что для него это не имеет никакого значения. Он делал все по-прежнему. Так, будто бы хотел, чтобы между ними ничего не менялось. Голова закружилась от осознания.       Сдайся сейчас, и все будет забыто. Сделай один-единственный маленький шаг навстречу, и тебя с готовностью примут, будто ничего и не было. Вернись. Вернись туда, где ты нужна — и вовсе не потому, что родилась принцессой трижды клятой Эдении.       — Посмотри на меня, Китана. Говори, и я тебя услышу.       — Ты не мой отец!       Она говорила это не Шао Кану, самой себе, потому что, раз приблизившись к нему, утратила всякую волю к сопротивлению. Что бы ни твердил сбитый с толку разум, какая бы злость ни полыхала в душе, это ничего не меняло между ними. Китана звала его отцом, принимала как отца и любила так, как любят родителей. Призраку Джеррода не под силу было разбить многолетние узы.       — Я победил Джеррода в честном бою.       — Не смей!       — Я взял в жены твою мать по закону.       — Ты убил моего отца и отнял его владения!       — Я вырастил тебя как свою дочь. Не из лицемерного чувства долга, можешь поверить. Я никогда не стал бы лгать ни тебе, ни твоей матери.       — Вы оба лгали мне столько времени!       — Меня ты звала отцом, Китана. Меня. Не его.       — Значит, ты от большой любви берег меня от правды? — горько усмехнулась Китана, меряя кабинет шагами.       — Я не берег тебя от правды. Твоя мать берегла. Мне же казалось, что эта старая история не стоит твоего внимания.       Китана захлебнулась воздухом, словно Кан ударил ее в грудь.       — Не стоит моего внимания, значит?       Шао Кан медленно приблизился.       — Китана, ты всегда рассуждала здраво. Я дал тебе время привыкнуть к тому, что Синдел сочла нужным сказать тебе, теперь же буду говорить так, как привык говорить со своей дочерью. Ты выросла здесь, во Внешнем мире, в моем замке. Ты не знала Эдении. Ты не знала Джеррода. Ты ничего не потеряла, как и твоя мать. К чему тебе разрушать то, что всем нам дорого?       Китана, шокированная услышанным, не могла произнести ни слова.       — Имей смелость признать, что я прав. Ты разгневана, обижена, ты чувствуешь себя обманутой — и у тебя есть на это право. Но я учил тебя другому. Не тому, что ты теперь делаешь.       — Так ты из родительской любви приставил ко мне одного из своих убийц? — проронила она. Кан усмехнулся.       — Я никогда не причиню тебе вреда, и, что бы ни делал Саб-Зиро на службе мне, для тебя он защитник.       — От кого же нужно меня защищать?       — Слухи расходятся быстро, — сказал Шао Кан с еле уловимым недовольством. — В Эдении, как и везде, есть недовольные, и я не хочу, чтобы тебе с какой-нибудь плохо обдуманной целью причинили вред.       — Какая трогательная забота.       — Ты продолжаешь противиться очевидному? Напрасно, Китана. Но, если желаешь, я подкреплю свои слова делом. Ты начнешь изучать обстановку в Эдении и вскоре примешь на себя правление в качестве моего наместника.       — Большего унижения невозможно и вообразить, — бросила она.       — Отчего же? Эдения уже побеждена и под моей властью. С этим ты ничего не поделаешь, и тебя это не касается. Я ничего у тебя не отнял: когда Эдения пала, ты еще не имела никаких прав на престол, а в будущем у Джеррода мог появиться более желательный наследник. Ты же знаешь, что трон Эдении веками передавался преимущественно по мужской линии, правда, Китана?       Китана промолчала. Ей было дурно: голова кружилась, как после сильного удара, а по телу пробегала мелкая дрожь.       — Как только ты научишься управляться со своими соотечественниками, — сказал Император, презрительно выговорив последнее слово, — я перестану вмешиваться во внутренние дела Эдении. Разумеется, если твое правление будет разумным — а иного я не жду от своей дочери. На этом нам придется закончить беседу. У меня много дел, и у тебя тоже. К нам прибывают гости из Эдении, Китана, и сегодня же вечером у тебя будет возможность поприветствовать их уже в новом качестве. Обдумай, что скажешь им, ведь тебе придется иметь с ними дело, когда приступишь к своим обязанностям.       Шао Кан протянул руку, которую Китана приняла, и проводил ее до двери, хотя никакой необходимости в исполнении церемониала не было.       — Помни, я дал тебе достаточно времени, чтобы подумать, и проявил все возможное снисхождение. Надеюсь, ты проявишь то благоразумие, которое отличало тебя прежде. Не только ради себя. Твоя мать тревожит меня в последнее время, — сказал он, на мгновение задержал ее руку в своей ладони, а потом распахнул перед ней дверь.