Во имя высоких целей

      Китане пришлось собрать все силы, чтобы, сохранив безмятежный вид, добраться до своих комнат. Едва переступив порог, она сползла по стене на пол и, подтянув к груди колени, затряслась от беззвучных рыданий. Испуганные служанки заметались вокруг, наперебой предлагая подать воды, проводить принцессу в спальню, позвать королеву, однако она не замечала их и не различала испуганных голосов. Наконец, одна из служанок выскользнула за дверь и вскоре вернулась вместе с Саб-Зиро. Китана размазала по лицу сыпавшиеся градом слезы и попыталась встать, однако ноги ее не слушались. Он жестом отослал служанок. Они торопливо повиновались молчаливому приказу, но Китана чувствовала кожей каждый брошенный на нее любопытный взгляд, и ей казалось, что она слышит насмешливые перешептывания. Заперев дверь, Саб-Зиро приблизился, протянул руку. Китана не двинулась, пригвожденная к месту противоречивыми чувствами. Ей нужна была помощь, ей необходима была забота, равно как и сочувствие, и утешение. Но принять это от него было выше ее сил. Она не могла и не хотела быть слабой, и в особенности перед ним. Обманчивое спокойствие, принесенное в их противостояние заключенным перемирием, оказалось затишьем перед бурей.       — Явился убедиться, что цель достигнута? Императору мало было самому лицезреть мое унижение? — проговорила она сквозь затихающие рыдания, глядя ему прямо в глаза. — Смотри же, наслаждайся.       — Я не за этим здесь, — глухо сказал Саб-Зиро.       — А зачем же? Помнится, недавно ты смотрел на меня со вниманием, достойным лучшего предмета. И что теперь, я уже не так интересна? Ты наблюдаешь за мной так долго, Би-Хан, следишь за каждым моим движением — не из праздного ведь любопытства? Теперь ты дождался того, что хотел увидеть? — прокричала она. — Теперь ты доволен?       Каменные стены возвращали Китане отголоски ее слов. Она осыпала Саб-Зиро обвинениями, которые не осмелилась высказать Шао Кану, снова и снова переживая сокрушительное поражение после заранее обреченной борьбы. Слова звучали так жалко и бессильно, что ей было стыдно за себя. Еще недавно Китана представить не могла, что опустится до такого бесчестия. Шао Кан, как все внешнемирцы, презирал слабость и учил ее тому же. Она должна скрывать свои чувства, не показывать ни усталости, ни страха, ни боли, превозмогать себя, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения в ней.       Среди воинов Императора не было места слабакам. Сильные правят миром. Сильные решают, кому жить, а кому умереть, освободив место для более достойных. Будь храбрым воином, храни верность своему Императору и в жизни, и в смерти, не нарушай данных клятв — что могло быть проще? Китана любила то, во что верила. До тех пор, пока Синдел в одночасье не разрушила ее жизнь своим нелепым признанием.       Уж лучше б она унесла эту тайну с собой в могилу…       Китана с трудом поднялась с пола, опираясь на стену, прошла через анфиладу комнат в свою спальню и рухнула на кровать. Теперь ей хотелось лишь одного: уснуть и проспать глубоким сном несколько часов, а лучше дней. Однако когда она уже готова была соскользнуть в дымную муть сновидений, послышались шаги. Она все еще была не одна. Китана попыталась приоткрыть глаза, не понимая, зачем Саб-Зиро последовал за ней, но и на это у нее не хватило сил. Она жалобно всхлипнула и уткнулась лицом в подушку. Саб-Зиро, помедлив, потянул за край покрывала и осторожно укрыл ее.       — Позвать служанок?       — Не нужно, — пробормотала Китана, едва удержавшись от удивленного возгласа: еще бы, сам Ледяной воин вдруг решил проявить участливость, сделавшись не только тюремщиком, но и нянькой.       — Беседа с Императором приняла нежелательное направление? — продолжил он, окончательно повергнув Китану в недоумение. Сон слетел с нее как по волшебству.       — Тебе-то что? — проговорила она, усаживаясь на кровати. В груди вспыхнуло странное нетерпение, так, будто от ответа зависело что-то важное. Саб-Зиро отвел глаза, избегая ее прямого взгляда, и, помедлив, ответил:       — Ничего.       — Тогда пошел вон из моих покоев, — ответила Китана, презрительно выплевывая каждое слово. Саб-Зиро, к ее удивлению и некоторой досаде, тут же выполнил это требование.       Вечером Китана безропотно позволила служанкам обрядить себя в церемониальное платье, хотя тяжелое сооружение из затканной имперскими эмблемами ткани заставляло ее чувствовать себя скованной по рукам и ногам, дождалась положенного сопровождения Черных священников и отправилась в зал для приемов, куда ей было приказано явиться. Поприветствовав собравшихся — высшую знать Эдении, приглашенную, по-видимому, исключительно с целью представить им принцессу в новом качестве, и ближайших советников Шао Кана, — Китана подошла к стоявшей у трона матери. Гости словно исполняли замысловатый ритуал: кланялись друг другу, обмениваясь оценивающими взглядами, прятали настороженность за разговорами на строго определенные темы. Ни одного лишнего слова, ни одного резкого движения.       Среди эденийцев Китана заметила знакомого ей по прежним посольствам воина Рейна, который, поймав ее взгляд, согнулся в учтивом поклоне. Она ответила ему кивком и отвернулась. На душе у нее было так скверно, что празднично украшенный зал виделся ей будто сквозь серую пелену, а лица гостей казались бледными и искаженными. Больше всего на свете Китане хотелось выйти на свежий воздух, подальше от утомительного гула голосов и царапающих любопытных взглядов, но она не могла. Давящая сила Императора все еще простиралась над ней, лишая ее воли к сопротивлению, заставляя в мелочах следовать отданному приказу. Указывая ей на ее место.       Синдел, обменявшись положенными любезностями с очередным напыщенным эденийским вельможей, отвлеклась от гостей и подошла ближе к Китане. Та не смогла скрыть болезненную гримасу: в раздражающе сладком аромате цветочных духов матери ей почудилась примесь тления. Синдел тут же схватила ее за руку цепкими худыми пальцами.       — Ты нездорова?       — Займись гостями, мама, — процедила Китана сквозь зубы. Звук голоса матери, шуршание тканей ее наряда, переливы мерцающего света в гранях многочисленных украшений — все это раздражало, и само ощущение близости Синдел вызывало дурноту.       — Китана, посмотри на меня. Я так рада, что ты решила выйти из… Присоединиться к нам сегодня, ты не представляешь, как мне не хватало тебя на этих приемах…       Китана медленно повернулась и со злым удовольствием проследила за тем, как улыбка на лице королевы сменяется растерянностью, а потом откровенным испугом. Синдел беспомощно завертела головой, ища кого-то глазами, снова взглянула на Китану.       — Ты не хуже меня знаешь, что это было не мое решение. Император вынудил меня появиться здесь, мама. Видимо, я обязана тебе этой милостью, — проговорила Китана, не потрудившись понизить голос. Синдел выпрямилась, нервно скомкав кружево на рукавах.       — Дорогая, говори тише, не стоит отвлекать гостей от беседы. Да, ты права, я просила, — она заискивающе взглянула на Китану, и в глазах ее, как обычно при столкновении с любой трудностью, заблестели слезы, — я просила его быть к тебе добрым, но это и его решение тоже, ведь он любит тебя…       — Как свою дочь, — закончила Китана. Синдел недоумевающе захлопала ресницами и снова улыбнулась.       — Именно это я и хотела сказать. Как свою дочь. Я так рада, что вы с ним наконец поняли друг друга и преодолели это… Разногласие.       — Верно, мама. Разногласие. Лучше и не скажешь. Хотя нет. Император выразился точнее: ничего не значащая старая история, — усмехнулась Китана.       Синдел сглотнула, отвернулась и уткнулась взглядом в пол, не обратив внимания на любезности очередного гостя. Китана наблюдала за ней искоса, удивленная ее поведением. Мать никогда не умела скрывать свои чувства, но такого нарушения правил приличного поведения себе не позволяла даже она. Присмотревшись, Китана разглядела слой умело нанесенной краски на ее лице и шее, будто кто-то изо всех сил старался скрыть следы слез или изменения, вызванные болезнью.       — Что с тобой творится?       — Ты о чем? — устало проговорила Синдел, отвлеклась от созерцания узорчатой мозаики у себя под ногами.       — О том, что ты выглядишь как больная или умалишенная. Над нами уже посмеиваются. И что с твоим лицом?       Синдел, сделав над собой очевидное усилие, приняла приличествующий ее положению неприступный вид.       — Я тебе вопрос задала, — не выдержала Китана. — Что происходит?       — Ничего, — рассеянно сказала Синдел. — Где Шанг Цунг? Нужно спросить, почему задерживается Император.       Сановник, с которым королева беседовала несколько минут назад, приблизился к ним, видимо, почуяв назревавшую ссору.       — Счастлив видеть вас, принцесса. Последний раз мы встречались много лет назад, поэтому позвольте мне…       — Китана, это господин Драмин, наместник Эдении. Ты его не помнишь, ты ведь была еще совсем мала, когда… В общем, он так редко покидает Эдению, — некстати вмешалась Синдел, словно испугавшись, что Драмин наговорит лишнего. Китана смерила его изучающим взглядом, но ничего не ответила. Она была наслышана о главе одного из древнейших эденийских родов, долгие годы служившем Императору, но до сих пор ей не доводилось с ним встречаться. И она ничуть не пожалела бы, если б встреча никогда не состоялась: наместник излучал высокомерие и смотрел на нее с презрением, которое даже не трудился скрывать. Для него она была дочерью безземельной королевы Синдел — и не более того. Впрочем, ему хватало благоразумия не злить свою бывшую повелительницу.       — Дела, моя госпожа. Я и рад бы выезжать чаще, но спокойные дни не наступают, — вежливо отозвался Драмин на реплику Синдел.       — Разве Эдения не благоденствует под властью Императора? — неожиданно для самой себя спросила Китана. Синдел воззрилась на нее с испугом, а Драмин усмехнулся.       — Мудрые говорят, что во все времена находятся те, кто не ценит даров судьбы, принцесса.       — Я счастлива видеть, что Рейн прибыл вместе с вами, — вмешалась в скользкий диалог Синдел. — Китана уже давно вошла в возраст, и, не цени она так возможность служить Императору, я не пожелала бы ей лучшего супруга.       Пораженная бестактностью матери, Китана едва сдержалась, чтобы не выдать гневную отповедь. Драмин, по-видимому, сбитый с толку такой откровенностью, молчал, ожидая, пока кто-нибудь другой выручит его из затруднительного положения. Однако молчание затягивалось, и он прервал его:       — Безусловно, любой из сыновей Империи почтет за честь назвать принцессу своей супругой, ведь она унаследовала от матери необыкновенную красоту, а от отца — дух истинного воина и храбрость.       Китана издевательски улыбнулась, решив отплатить и матери, и высокомерному наместнику.       — Неужели? Так вы, господин Драмин, были знакомы с моим отцом?       Драмин сделал вид, что вопрос поверг его в недоумение.       — Прошу прощения?       — К чему эти недомолвки, — продолжала Китана. Теперь она будто бы ступала по тонкому льду, и ей нравилось ощущение собственного безрассудства. И еще больше нравилось выражение ужаса в широко раскрытых глазах Синдел. — Мы с вами прекрасно знаем, для чего Император собрал нас здесь. Видите ли, на мою руку не так уж много претендентов, так что ему приходится искать выход из положения. Кто пожелает себе в жены принцессу без владений, особенно учитывая, что ее семья не может похвалиться добрыми традициями?       — У вас такое необыкновенное чувство юмора, принцесса Китана, — ответил Драмин, сопроводив слова коротким смешком.       Китана изобразила улыбку, и несколько эденийцев, сосредоточенно вслушивавшихся в их беседу, последовали ее примеру. Синдел рванулась с места, оказавшись в полушаге от Китаны, остановилась, будто натолкнулась на невидимую преграду, потом вдруг развернулась на каблуках и опрометью бросилась прочь из зала. Воздух загудел от недоуменных возгласов. Драмин поднял руку, призывая к тишине. Китана шагнула вперед, рассерженная тем, что он разыгрывает роль хозяина, однако едва она собралась заговорить, как двери снова распахнулись, и Черный священник возвестил о прибытии Императора.       Китана, как и все присутствующие, почтительно склонилась, приветствуя Шао Кана, потом покорно подала руку подоспевшему Рейну и в его сопровождении прошла к возвышению, на которым был накрыт стол для особ самых благородных кровей. Ей было не по себе из-за рискованного разговора, но еще больше из-за того, что за ним последовало. Она не сводила взгляда с лица Императора: он быстро обвел глазами зал и, не увидев Синдел, кивнул стоявшему у трона Шанг Цунгу. Колдун направился к дверям, ловко лавируя между гостями, и вскоре исчез в темноте галереи. На мгновение Китане показалось, что Император собирается обратиться к ней с вопросом. Она судорожно вцепилась пальцами в край стола, почувствовав, как от волнения зашумело в голове, однако Шао Кан тут же отвернулся и начал произносить традиционную речь.       Дальнейшее Китана помнила плохо. Цунг так и не возвращался и не прислал никого из слуг, но, казалось, это никого, кроме нее, не заботило. Император говорил, эденийцы слушали, переводя настороженные взгляды с него на свою новую правительницу. Потом она, как сквозь сон, расслышала свое имя, с трудом поднялась на ноги, приблизилась к трону и произнесла несколько заученных фраз о том, как ценит оказанное ей Каном доверие. Ей ответили скупыми аплодисментами, она поклонилась и вернулась на свое место — вот и все. Ни торжественных приветствий, ни клятв верности. Впрочем, даже устрой будущие подданные в ее честь шумное празднество, Китана вряд ли бы почтила его должным вниманием. Все ее мысли теперь занимала Синдел. Правда, размышляла Китана не о странном душевном состоянии и поведении матери, а о наказании, которое выдумает Шао Кан, если королеве вздумается пожаловаться ему на очередную дерзость дочери. Меж тем прием закончился — гораздо раньше положенного времени. Шао Кан, холодно пожелав гостям доброго здравия, покинул зал с явной поспешностью. Китана поняла, что дело плохо, встала из-за стола и направилась вслед за ним, раздумывая, не решиться ли на попытку изложить ему свою версию событий до того, как это сделают Синдел или Шанг Цунг. Рейн вздумал было навязаться в сопровождающие, однако получил короткий невежливый отказ. Император, отпустив охрану, быстрым шагом направился в свои покои. Китана застыла посреди галереи, не зная, как поступить: последовать за Шао Каном или немедля убраться куда подальше из замка. Инстинкты требовали избежать возможной опасности, но страх неизвестности оказался сильнее.       За дверью Китану встретил странный полумрак, будто переливавшийся по воздуху. Она пошла вперед, растерянно озираясь, слишком испуганная, чтобы дать знать о своем присутствии. В давящей тишине послышались шаги, и навстречу ей вышел Шао Кан. Приблизившись вплотную, он вдруг поднял руку и схватил ее за горло.       — Что ты наговорила королеве?       Китана тщетно пыталась вырваться из стальной хватки. Ужас неотвратимой смерти заполнил все ее существо, сковал разум, оставив лишь одну мысль: глоток воздуха. Все что угодно за глоток воздуха. Тьма смотрела на нее из глаз Шао Кана, раздирала легкие нараставшим удушьем, толкалась болью в судорожно сжимавшихся мышцах. Знакомые с детства чеканные черты исказились, потеряли четкость, приобретая иные очертания, чуждые и Внешнему миру, и любому другому. В какой-то момент Китане показалось, что ее голова вот-вот лопнет, а мозг разбрызгается крохотными каплями по стенам, но тут в комнате появился Шанг Цунг и, решительно приблизившись, опустил ладонь на плечо Императора. Хватка на горле Китаны ослабела. Шао Кан тряхнул головой, разжал пальцы и грубым толчком отшвырнул ее в сторону. Она лежала на полу, жадно хватая ртом воздух, и смотрела на то, как над ее головой рассеивается сумрак — оказалось, под потолком все это время горели лампы. Кан наклонился над ней, взглянул в лицо. На дне его темных глаз будто тлели алые угли.       — Не стоит беспокоиться, она скоро придет в себя. Вот, поглядите, уже пытается встать.       Китана, опираясь на руки, отползла назад, упершись спиной в стену. Грудь и горло все еще разрывали спазмы, однако жуткий страх смерти отступил, растопленный торопливым стуком ее сердца.       — Я проявил непозволительное нетерпение, — изрек Шао Кан, будто речь шла о пустяке вроде раньше времени начатой трапезы. Шанг Цунг плеснул в кубок вина и протянул Китане.       — Это вполне естественно в такой ситуации. Ваша мать нездорова, принцесса.       — И я все еще хочу знать, как именно тебе удалось причинить ей такой вред, Китана. Разве я не предупреждал тебя, чтобы ты была благоразумна? — прервал его Шао Кан.       — Я ничего… — начала Китана, но ей тут же пришлось прерваться из-за очередного приступа кашля.       — Иного ответа я и не ждал, — подытожил Шао Кан.       — Подождите! — вскрикнула она. — Я действительно была слишком резка, но не ожидала…       — Куда уж тебе, — вмешался Шанг Цунг. — Китана, если ты до сих пор не заметила, время детских игр кончилось. Королева всегда отличалась чрезмерной чувствительностью и склонностью к мрачным настроениям, а твои выходки в последнее время сделали ее крайне… — он взглянул на Шао Кана и продолжал: — Крайне уязвимой. И сегодняшний твой неразумный поступок привел к весьма печальным последствиям.       — Что с моей матерью? — прошептала Китана, прикрывая глаза. Реальность валилась ей на голову, словно снежная лавина. Неужели обыкновенная перепалка взаправду могла довести королеву до болезни?       — Если бы тебя интересовало ее здоровье, ты бы не причиняла ей страданий намеренно, — ответил Шао Кан уже спокойно. — Теперь же я убежден, что ты не только неразумна, но еще и поступаешь злонамеренно. Я выразился более чем ясно, а ты меня ослушалась. Синдел считает, что наилучшим уделом для тебя было бы замужество и связанные с ним естественные для женщины заботы, однако я полагал, что ты способна на большее.       Китана забыла даже о боли в горле, так ее ужаснула перспектива воплощения материнских планов.       — Не нужно этого, прошу. Я буду покорной, клянусь тебе.       — Как легко ты делаешь выбор в пользу убийцы своего отца и подлого узурпатора трона Эдении, — иронично ответил Шао Кан. У Китаны немного отлегло от сердца, пусть гордость ее и была изрядно уязвлена.       — Я делаю выбор в пользу моего Императора, — сказала она. Шао Кан, приблизившись, помог ей встать, убрал растрепавшиеся волосы с лица и аккуратно ощупал шею. Китана устало прикрыла глаза — свет казался раздражающе ярким.       — Тебе больно?       — Нет, отец.       — Правильно. Теперь ты все будешь делать правильно, дитя, — проговорил Шао Кан, обнимая Китану за плечи.