Во имя высоких целей

      Китана наблюдала за прибытием Рейна, стоя у парапета балкона над главными воротами башни. Ради такого случая Драмин заставил стражников облачиться в парадную форму — к тяжелым доспехам добавилась пара лишних слоев расшитой ткани — и выстроиться в два ряда по обеим сторонам ворот. Выезд Рейна был роскошен даже по меркам многоцветной и любящей внешние атрибуты богатства и могущества Эдении, и привыкшую к сдержанности Внешнего мира Китану это возмутило: сколько податей с эденийских простолюдинов отправляется не в казну Империи, а прямиком в кошельки предателей. За экипажем и вереницей повозок следовал большой и, насколько Китана могла рассмотреть, хорошо вооруженный отряд. Доспехи на воинах были куда более легкие и удобные, чем у стражников Драмина, и походили скорее на те, что использовались во Внешнем мире. Когда последний из латников миновал ворота, решетка опустилась, и Китана отправилась в тронный зал.       Все приемы, назначенные на утро, были отменены из-за высокородного гостя, что ничуть ее не радовало: она считала, что Рейну следовало бы указать на его место, заставив ждать в одной очереди с торговцами. Однако Саб-Зиро, которому Китана обмолвилась о своей задумке, остался ею крайне недоволен и потребовал, чтобы она ни словом, ни делом не обостряла обстановку. Оставшиеся до приезда Рейна два дня они только и делали, что спорили до хрипоты. Китана злилась. Ей мучительно хотелось поговорить с кем-то, кто простыми и понятными словами убедил бы ее, что все идет как надо, и ей нечего бояться, но единственный собеседник упорно не замечал — или делал вид, что не замечает — ее умоляющего взгляда. Вместо утешений и увещеваний Саб-Зиро без конца расспрашивал о том, чем Китана занималась в течение дня, куда ходила, кого принимала, с кем и о чем говорила, а потом снова и снова пытался убедить ее покинуть Эдению и сообщить обо всем Шао Кану как можно скорее. Китана всякий раз порывалась уйти, но не могла заставить себя сделать ни шага в сторону двери, пока Саб-Зиро сам не напоминал ей о том, что уже поздно и ей следует вернуться в свои покои. Эйфория сменялась напряженным ожиданием того, что должно было произойти, и страхом поражения, страх — новой вспышкой радостного нетерпения. А безмятежное доверие и преклонение перед более сильным воином внезапно оборачивалось горьким чувством недовершенности и желанием снова оказаться перед незримой чертой, чтобы, набравшись смелости, перешагнуть ее, забыв о последствиях. В итоге к тому времени, как Рейн прибыл, наконец, в башню, Китана оказалась совершенно измотана собственными переживаниями, так что еле сдерживала рвущееся наружу раздражение. Это расстраивало еще сильнее: нужно было во что бы то ни стало сохранять спокойствие и холодный ум.       Китана мерила шагами тронный зал, пытаясь в сотый раз продумать, как вести себя с Рейном, но ничего не выходило. Мысли метались от одного предмета к другому, путались, сплетая воспоминания, сомнения и надежды в тугой клубок. Наконец, двери распахнулись, и в зал вошел Драмин. После ужина на крыше он казался задумчивым: Китана не раз и не два замечала, как его взгляд становится пустым, а лоб прорезают глубокие морщины. Он ждал чего-то, и это явно было что-то неприятное. Китана поделилась наблюдением с Саб-Зиро, и тот предположил, что Драмин раздумывает о том, что ему предпринять. Однако время шло, а Драмин ничем их не тревожил и вел себя с Китаной по-прежнему, так что она решила, что тоже не подаст виду, что ей что-то известно, тем более что именно этого требовал от нее Саб-Зиро.       Подождав, пока Драмин приблизится, Китана торопливо спросила, не тратя времени на приветствия:       — Что Рейн?       Драмин не сдержал гримасу недовольства.       — Расположился в гостевых покоях. Просил передать, что дело его не терпит отлагательств, и он умоляет принять его как можно скорее.       — Какая настойчивость, — усмехнулась Китана, хотя ей стало не по себе. — Как ты думаешь, стоит отложить разговор или не заставлять его ждать?       Драмин подошел ближе, встал за спиной Китаны, по привычке перебирая свитки на столе, и она вдруг поняла, что больше не чувствует себя рядом с ним в безопасности. Руки сами тянулись к рукояткам вееров.       — Так что делать? — настойчиво повторила она, поворачиваясь.       — Думаю, что лучше вам его выслушать, — сказал Драмин. — Мы могли бы и вовсе отказать ему в аудиенции, Китана, сославшись на то, что он может изложить все свои соображения во время рассмотрения его заявления. Но в этом случае он скорее всего поднимет шум, потому что обычай все же обязывает вас выслушивать высокородных противников по отдельности.       — Ладно, зови, — махнула рукой Китана и села на трон. — Послушаем, что он будет нести.       Драмин покачал головой:       — К сожалению, мне придется оставить вас. Его семья одна из семи, так что мое присутствие…       — Я поняла, — прервала Китана. — Хорошо. Надеюсь, он не займет много времени.       Драмин покинул зал, и через несколько минут двери снова распахнулись, пропуская Рейна. К удивлению Китаны, он был одет не в традиционный костюм, а в привычную ей черную внешнемирскую форму с фиолетовыми нашивками своего клана, и поприветствовал ее тоже так, как было принято при дворе Шао Кана. Китана, слегка растерявшись, ответила положенным приветствием и замолчала, настороженно наблюдая за гостем. Рейн прошелся по залу, бросил взгляд на свитки на столе, потом отошел к окну — так, будто они встретились где-нибудь в императорском замке и коротали время в ожидании, пока их вызовут для доклада. Китана исподтишка разглядывала его невысокую фигуру: он был слишком худощав для воина, но двигался легко и уверенно. Прежде они встречались нечасто, только в дни, когда замок Шао Кана посещали посольства из Эдении, и обменивались пустыми любезностями. Китану, не любившую цветистый язык дипломатических бесед, это раздражало, и свое раздражение она невольно переносила на самого Рейна, а после памятного приема, когда Синдел поставила ее в глупое положение перед гостями, раздражение превратилось в глухую неприязнь. Теперь, глядя на него, Китана раздумывала, может ли Рейн, такой безмятежный и довольный жизнью на вид, быть опасным интриганом и предателем, и не находила ответа.       — Терпеть не могу эту башню, — заговорил вдруг Рейн, поймав взгляд Китаны. Солнечные лучи играли на его темных чуть вьющихся волосах, расцвечивали бликами смуглую гладкую кожу. — Вы навряд ли знаете, принцесса, но большинство семей перестраивают свои жилища так, чтобы, по крайней мере, можно было выглянуть в окно, не опасаясь свернуть себе шею. Здесь же веками ничего не меняется.       Китана опешила, но ничего не сказала. Какое-то время они молча глядели друг на друга: она сердито и настороженно, он — с улыбкой, которая была не только на губах, но и в глазах. Китана никак не могла сосредоточиться. Непринужденное поведение Рейна и его прямой открытый взгляд никак не вязались с тем образом, который она успела себе нарисовать. «Выглядит он совсем безобидным. Уж скорее Саб-Зиро похож на того, кто замышляет что-то опасное, чем этот…» — подумала Китана. Рейн не дал ей закончить мысль и заговорил снова:       — Я бы с радостью пригласил вас к себе, но вы, по слухам, не желаете покидать башню.       Эта вольность показалась Китане обидной, но она решила не выдавать своих истинных чувств и ответила почти откровенно:       — Я планировала объехать страну позже, когда завершатся полевые работы.       — Или Драмин отсоветовал вам покидать башню из-за множества опасностей, существующих только в его голове, — усмехнулся Рейн. Китана вспыхнула, открыла рот, потом снова закрыла и, наконец, справившись с собой, смогла заговорить:       — Да что ты себе позволяешь?       — Я оскорбил вас? — огорчился Рейн, на вид вполне искренне. — Прошу простить меня, принцесса… Просто мне казалось, что, учитывая наше пусть не близкое, но многолетнее знакомство, можно обойтись без придворных церемоний и не затягивать разговор.       Китана недоверчиво склонила голову набок, села на троне поудобнее, подставив руку под голову:       — А тебе, значит, есть что мне сказать, помимо пустой церемониальной болтовни?       Рейн рассмеялся — не усмехнулся, не изобразил улыбку. Он все еще вел себя так, будто они с Китаной вели легкую дружескую беседу.       - Принцесса, позвольте мне быть откровенным. Я знаю, что вы не слишком ко мне расположены, но наши цели совпадают.       — Серьезно?       Рейн остановился напротив трона, поразмыслил немного и заговорил:       — Да, именно так. Я знаю, что сильно рискую, начиная этот разговор, но он не терпит отлагательств. Вы вольны поступить со мной, как вам будет угодно, но прошу вас, уделите внимание тому, что я вам скажу. Я решился приехать туда и потребовать встречи с вами только по одной причине, касающейся нас обоих, и лишь по этой причине я говорю вам теперь то, что думаю — без пустых слов. Я не люблю их так же, как и вы.       — Пока ты еще ничего не сказал дельного, — заметила Китана.       Рейн снова улыбнулся, на этот раз немного нервно.       — Справедливо. Исправляю упущение. И вы, и я заинтересованы в том, чтобы Эдения мирно существовала под защитой Империи. А Драмин — нет.       Повисло молчание. Китана растерянно оглядывала Рейна, не зная, что сказать, а он, видимо, ждал ее ответа. Наконец, она решилась:       — Ты же понимаешь, что ты сейчас сказал и кому?       — Разумеется. У меня есть доказательства измены Драмина, принцесса. Я мог бы напрямую обратиться к Императору, но не захотел этого делать, учитывая, что правите в Эдении теперь вы, и именно вы будете решать, как жить вашим подданным. И вам следует знать о том, что на самом деле происходит с Эденией и ее простыми жителями.       Китане казалось, что мир перевернулся с ног на голову, и она судорожно искала, за что ей зацепиться, чтобы хоть немного замедлить полет в неизвестность.       — Подожди-ка, Рейн. Ты обвиняешь Драмина в измене.       — Да. Официальное обвинение я решил отложить до разговора с вами, потому что озвучить его должны именно вы. Он переметнулся на сторону оппозиции…       — Которую, если не ошибаюсь, возглавляет твой родитель.       — Все так, принцесса. Но я не разделяю убеждений отца и, более того, охотно бы отказался и от родства, и от семейных владений, если б это не ставило под удар мою мать и младших сестер, — горячо проговорил Рейн. — Поверьте мне, мы все — все, у кого есть хоть немного смелости и чувства справедливости, задыхаемся здесь, вынужденные жить по законам, которые устарели несколько поколений назад. С вашим появлением у нас появилась надежда на то, что все переменится, но вы, кажется, полностью разделяете мнение Драмина и ему подобных о том, что в Эдении и так все прекрасно.       — Ничего подобного, — возмутилась Китана. — Я, конечно, немало времени потратила на то, чтобы просто изучить ваши обычаи и законы, но теперь все будет по-другому, потому что я начну менять то, что противоречит законам Империи, а дальше возьмусь и за другие проблемы. Неужели ты всерьез полагаешь, что я так и буду сидеть взаперти в этой башне, Рейн?       — На такой ответ я и надеялся, принцесса, — сказал он с видимым облегчением. — Я рисковал, решившись прийти сюда и заговорить с вами о таких вещах, и мои близкие меня отговаривали. Но я наблюдал за вами во Внешнем мире и знаю, что вы честны и открыты. Мне известно и о том, что вы осмелились противостоять Императору…       — Мои отношения с Императором остались прежними, Рейн, — отрезала Китана. — Мне была отвратительна многолетняя ложь, в которой я жила по милости моей матери, однако отец убедил меня в том, что его поступки, мысли и слова были благородными. И если ты вообразил, что я стану действовать в ущерб Империи, то опасения твоих близких были не напрасны.       — Конечно, нет, принцесса, — воскликнул Рейн. — Я верный подданный Императора. Я имел в виду, что ваша смелость и чистосердечность — это то, что нужно Эдении. Император проявил к побежденным милосердие, позволив сохранить свои традиции, но за долгие годы эти традиции окончательно изжили себя. Семьи постоянно интригуют, одни гибнут, другие делят имущество умерших. До рабов никому нет дела, а между тем многие из них недовольны своей участью. Если господин разумен и понимает, что именно рабы приносят ему богатство, он худо-бедно заботится о них. Но те, у кого слишком много рабов и слишком много земель, могут позволить себе не заботиться о благополучии простецов. Вы знаете, что творится в Таммарне, той области, относительно которой у моей семьи разногласия с Драмином?       — И что же там творится? — спросила Китана. Рейн невесело усмехнулся.       — Голод, болезни и вопиющая бедность, принцесса. Наместник, поставленный прежним владельцем, с его смертью окончательно потерял совесть и нещадно грабит рабов. А Драмину дела до этого нет, у него других земель хватает.       — И ты хочешь благородно избавить его от ненужного куска земли и связанных с ним забот, так? — вставила она ядовито.       — Мне, буду честным, нет дела до этих земель, принцесса. Но меня сильно заботит судьба тех, кто вынужден там выживать. Я предлагал Драмину выкупить земли или хотя бы только рабов, у меня хватит своих угодий, чтобы их переселить, однако он отказался. Вопрос влияния и престижа — на нем в итоге заканчиваются все переговоры в Эдении. Поэтому у нас почти не развиты ремесла, толком нет торговли…       — Да уж, ваши внутренние пошлины уже создали и мне, и торговцам немало проблем, — кивнула Китана и мысленно выбранила себя за то, что снова согласилась со словами Рейна. Тот продолжал, видимо, ободренный ее реакцией:       — Принцесса, я послал Драмину вызов в суд исключительно для того, чтобы заставить его опираться на законы, а не на собственное могущество и авторитет среди круга семей. И, честно признаюсь, мне хотелось, чтобы вы ясно высказали свою позицию. Я не убеждаю вас отдать мне спорные земли, хотя по кодексам они и должны быть присуждены мне.       — Это предоставь решить мне самой.       — Простите, принцесса, но я говорю правду, можете убедиться сами, я пришлю вам подлинные документы. Дело не в землях. Дело в том, что я хочу помочь их жителям. Если область перейдет во владение моей семьи, я смогу устроить там все так, как положено по законам Империи. Так, чтобы рабы получили свободу, принцесса, и возможность жить достойно, а не выживать, борясь за каждый кусок хлеба.       — Знаешь, все это звучит очень красиво, но с чего бы мне тебе верить? Ты такой же аристократ, как Драмин, и, уж прости, я сомневаюсь…       — У меня есть личный интерес, — перебил Рейн, и на его лице появилось очаровательное выражение смущения.       — В самом деле? — поспешила уточнить Китана, которая против воли чувствовала изрядное любопытство.       — Я должен предупредить, принцесса, — ответил он. — Возможно, мои слова покажутся вам обидными, но… Мне придется сказать вам все как есть, чтобы между нами не осталось недомолвок.       — Говори уже, что за тайны, — нахмурилась Китана, гадая, что услышит на этот раз.       Рейн тяжело вздохнул и продолжал:       — Принцесса, вы, несомненно, сделаете счастливым того, за кого решите выйти замуж, и доверие королевы Синдел мне лестно, но… Я не планировал делать вам предложение, ведь у меня уже есть невеста. Ее имя Таня, я думаю, вы с ней уже знакомы, она посещала башню вместе с моей матерью.       Он замолчал. Китана тоже молчала, наслаждаясь выражением испуга на его лице, а потом, не выдержав, рассмеялась. Рейн нерешительно улыбнулся в ответ забавной испуганной улыбкой.       — Ты напугал меня поначалу, Рейн. Нет, нет, — воскликнула Китана, заметив его беспокойный жест. — Все в порядке. Я не собиралась за тебя замуж, и планы моей матери изрядно меня озадачивали, признаюсь.       — Вы не представляете, как я рад слышать это, принцесса, — ответил Рейн. — Я опасался оскорбить вас своим признанием, но молчать было бы нечестно и рискованно.       — О да, — кивнула Китана. — Я знаю, как настойчива может быть моя мать. Но не тревожься, ее планам не суждено воплотиться в жизнь. Можешь с чистой совестью заключить брак со своей невестой, а я… — она сбилась, поняв, что именно хотела сказать, и замолчала. Рейн мягко и понимающе улыбнулся, а потом перевел разговор на другую тему:       — Мой интерес, о котором вы спрашивали, напрямую связан с Таней. И с проблемой в лице моего родителя. Мы с Таней вместе уже много лет, и практически все это время мы помолвлены. Я был бы счастлив как можно скорее совершить обряды и заключить брак, чтобы она могла войти в мой дом как хозяйка. Однако я не могу этого сделать. Мы с отцом, как вы уже знаете, противники, но он остается главой рода, и без его позволения брак просто не будет считаться законным. Нам с Таней до этого дела нет, мы готовы пожениться по внешнемирским обычаям, но мы оба, и я, и она, вынуждены считаться с мнением своих семей до тех пор, пока ситуация в стране не переменится. Поэтому в том числе я и заинтересован в том, чтобы вы как можно скорее взяли власть в свои руки. Мне волей-неволей приходится замещать отсутствующего отца, и все его обременительные обязанности падают на нас с матерью. Я вынужден поддерживать статус семьи и не допускать, чтобы она утратила влияние, потому что в противном случае нам тут же вцепятся в глотку. Но если все это прекратится, если титулы и древность рода потеряют свое значение, я первый заявлю о том, что эта ерунда для меня больше ничего не значит, женюсь на той, кого давно уже выбрал, и буду жить своим домом, не боясь, что мои же родичи пойдут на меня войной и попытаются уничтожить мою семью. Вы же сами знаете, как это бывает, принцесса, вам должны были рассказать, что произошло здесь после турнира.       Китана откинула голову на спинку трона, уже не стесняясь Рейна.       — Доказательства, о которых ты говорил. Где они?       — В доме моей матери, принцесса, — сказал Рейн. — Не сочтите за дерзость, но я счел нужным сначала поговорить с вами.       — А если б мне пришло в голову арестовать тебя за поклеп на Драмина? — усмехнулась Китана.       — Тогда мать отправила бы все Императору напрямую, — вздохнул Рейн. — Но я знал, что вы примете справедливое решение.       — Я еще не принимала никаких решений, Рейн, — сказала Китана, складывая руки на груди и окидывая его недоверчивым взглядом.       — Я понимаю вас. У меня есть предложение. Вы ни разу не покидали башни и не видели своих владений, так? Почему бы нам с вами не съездить в спорные земли, в Таммарн? Уедем до рассвета, к обеду вернемся. Дорога легкая, поедем верхом, так что никаких сложностей не будет. Увидите все сами и примете окончательное решение. А доказательства я отдам вам в любом случае, вне зависимости от того, кому вы присудите эти земли.       — Я должна подумать, Рейн, — сказала Китана. Ей очень захотелось поехать, но она сомневалась, стоит ли ей рисковать, покидая башню, да еще и с Рейном. Рейн смерил ее лукавым взглядом:       — Поездка вам понравится, принцесса. Времени на сборы тратить не придется, поедем сразу, как только скажете. Можем хоть завтра, как только солнце покажется над горами.       — Ты, кажется, уверен, что я соглашусь? — спросила Китана, изо всех сил пытаясь быть строгой и бесстрастной.       — Уверен. Я знал, что на вас можно положиться, — ответил Рейн, который выглядел весьма довольным.       Они распрощались по-дружески, проведя еще несколько минут за разговором о последних новостях из императорского дворца. Китана, которой не терпелось поделиться новостями с Саб-Зиро, поспешила спуститься в гостевые покои, пока за ней не явился Драмин.