Во имя высоких целей

      После ухода Рейдена Китана погрузилась в невеселые мысли, утратив счет времени. Опомнилась она лишь тогда, когда почувствовала, что промерзла до костей, стоя на пронизывающем ветру. Выругавшись, она поспешила вернуться в галерею, протянула руки к горевшему на стене факелу и принялась растирать онемевшие пальцы.       — Весьма неразумно с твоей стороны, — раздался вдруг за спиной Китаны голос. Она медленно опустила руки и осталась стоять неподвижно, угрюмо глядя в огонь. Сила то разворачивалась вокруг нее широко, настойчиво, почти яростно, будто пытаясь смести все прочь со своего пути, то опадала, стелилась по камням устало и беспомощно. Так, будто того, от кого она исходила, внезапно покинули всякая решимость и желание действовать. Шао Кан разделил с ней ее горечь и стыд, чувствовал вместе с ней ядовитый вкус поражения. Он знал все. И о ее разговоре с Рейденом он тоже знал.       — Ты о чем? — устало спросила она, так и не решившись обернуться и посмотреть ему в лицо. О чем именно.       — Балкон, — уточнил он с усмешкой. — Неразумно выходить так надолго.       Она пожала плечами, не зная, что ответить, и на несколько мгновений в галерее повисла удушающая тишина.       — Идем со мной, — наконец, сказал Шао Кан. — Вернемся в зал для приемов. Все уже разошлись, а тебе не помешает согреться.       Китана, хоть и ждала этого предложения с нетерпением обреченности, не сразу набралась решимости, чтобы последовать за Шао Каном.       В опустевшем зале для приемов горел жарко растопленный камин. Шао Кан придвинул к нему пару кресел, поставив их напротив друг друга, и жестом указал на одно из них Китане. Та молча села, постаравшись устроиться так, чтобы ее лицо осталось в тени. Шао Кан не стал медлить:       — Я не стану спрашивать, о чем мой брат говорил с тобой. И предупреждать тоже не стану. Ни к чему. Ты, я думаю, и сама все поняла на Совете.       — Откуда в них такое чудовищное лицемерие? — заговорила Китана, решив не скрывать своих мыслей. Ни к чему. Шао Кан усмехнулся.       — Ты же их слышала. Они защищают правильный порядок вещей. И определяют, что правильно, а что нет, тоже они.       — Турнир ведь не отменят? Стоит ждать от Рейдена или твоего отца еще каких-нибудь каверз?       — Нам придется быть настороже каждую минуту, — ответил Шао Кан, подумав. — Но отменить турнир теперь будет очень непросто. Для этого должно произойти что-то из ряда вон выходящее. Но, Китана, я не о турнире хотел говорить, а о тебе.       Китана отвернулась, почувствовав, как судорожно кривятся губы. Ей хотелось начать оправдываться, повысить голос, начать раздавать бессмысленные обещания — но и она сама, и Шао Кан оба знали, что это было бы ненужной тратой времени. Он заговорил снова, видимо, не ожидая ответа:       — Я должен был бы поблагодарить тебя. Ты выиграла для меня разрешение провести турнир, пойдя на большую жертву. Мне надлежало бы от нее отказаться. Но я не стану делать ни того, ни другого.       Китана молчала — ей нечего было ответить.       — Я понимаю, почему ты приняла такое решение там, в Эдении. Тебе хотелось оправдать мои ожидания, показать мне, что ты достаточно сильна для того, чтобы справиться с той задачей, которую я на тебя возложил. Я понимаю и твой страх передо мной, пусть и не нахожу причин для того, чтобы ты настолько меня боялась, как ни стараюсь найти. Видимо, я не видел в себе чего-то, что видела ты. А может, таково мое наказание за то, что я сделал много лет назад.       — О чем ты? — спросила Китана. Шао Кан продолжал говорить, видимо, не обратив внимания на ее вопрос.       — Я думал о том, что произошло, пытался понять, почему все закончилось именно так, а не иначе, и нашел лишь один ответ. Все, что случилось, это моя вина. Мне следовало поступить так, как всегда поступали мои предшественники. Нельзя было отходить от правильного порядка вещей. Я должен был убить тебя, стереть кровь Джеррода из жизни раз и навсегда, но я не смог. Я привязался к твоей матери, а потом и к тебе. Я отнял у побежденного то, что отнимать не имел права. Я звал тебя дочерью, но ты никогда не была моей. И твоя мать не стала счастливой оттого, что я назвал ее своей королевой, — Шао Кан прервал свою речь, а потом заговорил снова с мрачной решимостью:       — Моя жена потеряла разум, одержимая призраками прошлого, а моя дочь отняла у меня вотчину своего настоящего отца. Ты не мое дитя. Ты кровь от крови Джеррода, и твоими руками он отомстил мне. Не думай, Китана, что я целиком взвалю ответственность на тебя. Я сам виноват, что не предвидел такого исхода, ведь я привык следовать правилам, руководствоваться принципами, на которые мой так называемый брат наплевал, в очередной раз посмеявшись над тем, что обычно столь рьяно защищает. Мы, разумеется, подозревали заговор, ждали какого-нибудь подвоха, но не могли и предположить, что все зашло так далеко, и в дело вмешались Высшие боги. Он использовал всех — все фигуры, которые мог сдвинуть. Если бы не твоя опрометчивость и не глупость Рейна и Аргуса, план был бы воплощен в жизнь безупречно.       — Мне нечего сказать в свое оправдание, отец, — глухо проговорила Китана, у которой от речей Императора по телу побежала холодная дрожь.       — Тебе не нужно оправдываться. Не теперь, не после того, как ты помогла мне на Совете. Да и в Эдении, в конечном итоге, мы все приведем в порядок. Я избавился и от Драмина, и от Аргуса с Рейном, и от их семей. Молох умрет, и Делия тоже, Драмин уже мертв. Что до Аргуса, ты уже знаешь, что он умер, и, я думаю, тебе будет небезынтересно узнать, что умирал он долго.       Китана, как ни была подавлена услышанным ранее, не сдержала мстительной улыбки.       — Мы выждем некоторое время, пока война в Эдении не пойдет на спад, а потом введем туда войска. Новым наместником станет отец Тани — ее показания оказались для меня исключительно ценными. Эденийская знать каждый час шлет послания с требованиями скорее прекратить беспорядки и прислать наших управителей. Но это я могу объяснить Цунгу, Бараке, тебе… Для остальных же, тех, кто не смыслит ничего в интригах, потребуется другое объяснение. Мне придется либо признать, что я слаб и недальновиден, либо объявить, что среди моих ближайших слуг оказался предатель. Ты же понимаешь, что я выберу? Аргус и Рейн мертвы, Драмин тоже, их уже не накажешь. Тем более что во главе Эдении была ты, и ты допустила заговор, восстание, войну… Тебе придется принять на себя ответственность за то, что ты сделала тогда и сказала теперь, на Совете. Ты ведь не могла не понимать, что Высшие боги радостно воспользуются тем, что ты сказала, чтобы отвести подозрения от Шиннока и Рейдена?       — Что со мной будет? — спросила Китана, у которой от страха перехватывало горло. Император тряхнул головой, отбросил со лба спутавшиеся волосы.       — Я постарался смягчить твое наказание, как мог. Сразу после того, как окончится турнир, ты отправишься в Мир Порядка и будешь жить под наблюдением в одной из центральных крепостей. Тебе будет запрещено носить оружие и участвовать в государственных делах. Покинуть Царство Порядка ты сможешь только в одном случае — если согласишься выйти замуж.       Китана, ожидавшая куда более сурового приговора, поначалу ощутила облегчение, но, стоило ей вдуматься в слова Шао Кана, как на нее навалилась беспросветная тяжесть отчаяния.       — Это конец.       — Да. И я никогда не поступил бы так с тобой добровольно, но это единственный выход для нас обоих. Я не могу принимать решения, руководствуясь лишь собственными побуждениями. Как отец я и не задумался бы о том, чтобы назначить тебе наказание. Вместо этого я приставил бы к тебе охрану и сам не отходил бы от тебя ни на шаг, чтобы убедиться, что тебе не угрожает никакая опасность. Я доверил бы тебе Эдению снова или, пожелай ты остаться здесь, со мной, дал бы тебе в управление любую выбранную тобой область. Но мне следует помнить о своем положении и долге, и потому я не пойду на поводу у своей слабости. Ты обманула меня, играла в свои игры у меня за спиной, и я не до конца уверен, что в ваших с Саб-Зиро планах не было двойного дна. Мне не удалось воспитать из тебя верного воина, довольного тем, что имеет, и послушного моей воле. Я больше не могу тебе доверять. Но хуже всего то, что ты заставила меня совершать ошибки. Из-за тебя мне пришлось вспомнить, что я тоже могу быть и слабым, и недальновидным, и опрометчивым… И беспомощным. Понимаешь ли ты, что я почувствовал, когда порталы оказались закрыты, и все, что мне оставалось, лишь надеяться на то, что судьба будет к тебе милосердна? Я ничего не мог сделать — впервые за долгое время. Если бы ты погибла там, это было бы по моей вине. Я пожелал угодить тебе, ведь ты хотела отделиться от меня, и твоей матери, потому что она хотела доказать тебе, что женщина не способна к управлению государством. Я пожелал угодить своему отцу, который убедил меня, что я должен показать всем мирам, что я не угнетаю побежденных. С подачи Рейдена, разумеется, и я это понимал, но я позволил семье стать для меня важнее, чем долг. Я Император. Не отец, не сын, не муж. Теперь я понимаю, что не имею на это права. Каждому из нас приходится чем-то жертвовать.       — И ты пожертвуешь мной? — воскликнула Китана.       — Да, — сказал Шао Кан с горечью. — После того, как под твоим управлением Эдения превратилась из послушной провинции в горящую и залитую кровью Преисподнюю, после того, как Высшие боги слышали твое признание, пусть оно и было продиктовано лишь благородным желанием помочь мне, я уже ничего не смогу для тебя сделать. Как отец я дал бы тебе все, что ты хочешь, не спросив с тебя за твои ошибки. Как Император я обязан тебя наказать, и я тебя накажу. Ты взяла на себя мою вину, и я позволю тебе — заставлю тебя нести ее и дальше. Между тобой и Империей я выберу Империю. Ты вправе меня ненавидеть, но по-иному я поступить не могу.       — Отец, ты отказываешься от меня? — спросила Китана. Каждый удар колотящегося сердца прокатывался болью по венам, отдавался гулом в пустой голове. Шао Кан кивнул, поднялся с кресла.       — Я тебе не отец.       Когда за Императором закрылась дверь, Китана спрятала лицо в ладонях и глухо, сдавленно расхохоталась. Петля замкнулась — когда-то она отказалась от Шао Кана, а теперь Шао Кан отказался от нее. Мир рушился, шел трещинами, нервной дерганной рябью, смазывался от разъедавших глаза слез. Чужая, брошенная — выброшенная прочь из собственной жизни, она хваталась за обломки, но каждый из них оборачивался режущей пустотой. У нее больше не было отца. У нее больше не было матери. У нее больше не было дома. Когда слезы высохли, Китана вышла в галерею и, найдя Черного священника, задала ему вопрос. Нужно было немедленно найти то единственное, что у нее пока еще оставалось. То, что очень скоро должны были вырвать из ее рук.       Китана нерешительно остановилась на пороге, оглядела комнату, в которой из предметов обстановки были только низкая деревянная лежанка и переносной алтарь, уставленный свечами и молитвенными кристаллами вроде тех, которыми пользовался для своих ритуалов Шанг Цунг. Саб-Зиро она разглядела не сразу: неверные тени, отброшенные свечами, скрыли от ее взора дальнюю часть комнаты. Он стоял у окна, задумчиво рассматривая колыхавшийся у него в ладони синеватый сгусток магии, и, казалось, вовсе не обратил внимания на ее появление. Простояв на пороге еще с полминуты, она поняла, что приглашения не дождется, и все же прошла вперед, тщательно заперев за собой дверь.       — Что привело вас сюда? — наконец нарушил молчание Саб-Зиро, сжав ладонь в кулак. Магия брызнула в стороны мелкими снежинками и рассеялась в воздухе. Китана зябко повела плечами. Чем ближе она подходила к Саб-Зиро, тем больше ощущала разлитую вокруг него силу.       — Такое чувство, что ты как минимум сутки провел тут за беспрерывными тренировками.       — Так и есть, — безразлично ответил он. — Так зачем вы пришли, принцесса? В свете последних событий…       — Почему ты убил Рейна? — спросила Китана, решив обойтись без долгих предисловий. Саб-Зиро оглядел ее, неодобрительно покачал головой и ответил:       — Вы же были на Совете. Рейн оскорбил меня, я вызвал его на поединок, и он проиграл. А вам следует лечь спать, а не задавать мне вопросы, ответы на которые и так очевидны. Вид у вас… Удручающий.       — С чего вдруг Рейну пришло в голову оскорблять тебя, когда у него были столь далеко идущие планы? — продолжала Китана. — Я ни за что не поверю в то, что он был настолько самонадеянным, что думал выиграть поединок с тобой.       — Рейну хватило самонадеянности начать плести заговор против Императора, захватить вас в плен, предать своего отца… Мне продолжить?       — Кто убил Аргуса? — спросила Китана, хотя прекрасно знала ответ на свой вопрос.       — Не я, — ответил Саб-Зиро с неожиданной злостью в голосе. Китана с удивлением взглянула на него, однако он тут же отвел глаза.       — Если вопросов больше нет, я попросил бы вас оставить меня в одиночестве. Мне нужно продолжить медитацию.       — Готовишься к турниру? — перешла к делу Китана. Она старалась говорить спокойно, но тут же поняла, что скрыть волнение не получилось. Саб-Зиро нервно дернул плечом, подошел к ней вплотную — так, что она, не сдержавшись, отступила на шаг.       — К чему этот вопрос?       — А что в нем такого необычного? — спросила Китана зло. Саб-Зиро выпрямился, сложил руки на груди.       — Значит, все же говорили с Рейденом. Неужели случившееся в Эдении ничему вас не научило?       — Ты знал, что заговор — его рук дело?       — Такая догадка была, но я не был уверен до конца. Никто не мог предположить, что он будет действовать вот так, ничем не гнушаясь и ничего не боясь. Видимо, лицемерие Высших богов достигло совершенно необозримых пределов. Впрочем, как и их трусость и желание удержать все происходящее под контролем, а свою власть при себе. Поэтому они и встали на сторону Императора, назло Шинноку. Но не меняйте тему. Зачем вы согласились говорить с Рейденом? Он лжец и подлец, каких еще поискать.       — И о том, что тебе предстоит бой со Скорпионом, он тоже солгал? — перешла Китана в наступление. Саб-Зиро смерил ее взглядом.       — Мои планы на турнир вас не касаются.       Минуту они молча смотрели друг на друга, потом Китана склонила голову, сдаваясь. В его глазах она прочитала слишком многое, и отчаяние захлестнуло ее с новой силой.       — Значит, это правда, — прошептала она.       — Да, мне предстоит бой со Скорпионом, — заговорил Саб-Зиро с подчеркнутым спокойствием. — С ним и с несколькими бойцами из Земного Царства, а может, еще и показательные поединки. Но что Рейден наговорил вам такого, что вы решились прийти сюда?       — Скорпион тебя убьет! — выкрикнула Китана. Саб-Зиро вздохнул, отошел на несколько шагов и, будто обдумав что-то, вернулся и потянул Китану за руку к лежанке.       — Сядьте, а то вид у вас такой, что стыдно заставлять вас стоять на ногах.       Она подчинилась, но, когда Саб-Зиро отпустил ее руку, тут же вцепилась в его наруч ногтями.       — Только если ты сядешь рядом. Давай, нам предстоит долгий разговор.       — В самом деле? — не преминул спросить он, но все-таки сел. Китана подвинулась ближе и, устав сдерживаться, обняла его и прижалась лбом к его плечу. Сейчас он был нужен ей как никогда сильно — она удивлялась тому, что еще несколько часов назад считала, что все ее чувства в прошлом.       — Ты не должен с ним сражаться. Откажись от поединка, — проговорила она шепотом. Саб-Зиро, помедлив, поднял руку, неловко погладил ее по голове.       — Это не в моей власти, — сказал он с выражением усталого смирения.       — Но почему?       — Таковы условия договора между Шанг Цунгом и Куан Чи. Он выставляет своих бойцов против воинов из Земного Царства, а я отвечаю на вызов Скорпиона. Да и если бы я мог отказаться, то не стал бы этого делать. Такова судьба, принцесса.       — Но ты не сможешь победить его. Рейден сказал…       — Рейден сказал, что ни один человек, будь он хоть трижды криомантом, не выстоит против исчадия Преисподней. Я знаю, что он говорил вам — я сам это от него слышал.       — Он приходил и к тебе тоже, — озвучила Китана свою догадку. Она чувствовала себя растерянной — не понимала, почему Саб-Зиро говорит о том, что ему предстоит, с таким смирением. У нее оставалась надежда на то, что Рейден преувеличил опасность, и Саб-Зиро знает что-то, что дает ему основания быть уверенным в исходе поединка.       — Приходил, и, не получив того, что хотел, пошел к вам. Послушайте меня внимательно, принцесса, и поступите правильно хоть раз. Не встречайтесь с Рейденом, не говорите с ним и тем более не поддавайтесь на его провокации. Он доставил вам немало бед, и вы с трудом избежали крайне печальной участи. А с учетом того, что вам удалось нарушить его планы, он приложит все усилия, чтобы исправить свое упущение с турниром, а заодно и отомстить вам. И в следующий раз Императору придется поступить с вами по всей строгости.       — А сейчас он обошелся со мной мягко? — вскинулась Китана. — Меня отправляют на край Империи в бессрочную ссылку без права носить оружие. Нет, это, конечно, куда менее жестокое наказание, чем я ожидала, но все же… Это конец.       — Не драматизируйте. Да, будет весьма печально, если Император не изменит своего решения, — ответил Саб-Зиро. — Но, учитывая обстоятельства, вполне возможно, что через несколько лет вас вернут в замок. Особенно если турнир будет выигран.       — И все же мы не договорили о тебе, — сказала Китана, заставляя его повернуть голову и прямо посмотреть ей в лицо. — Ты понимаешь, что можешь погибнуть на этом проклятом турнире?       — Разумеется. Более того, я понимаю, что, скорее всего, так и случится, — сказал Саб-Зиро.       — И ты так спокойно об этом говоришь?       — Такова моя судьба, — ответил он, а потом продолжал непривычно мягко: — Об этом я и говорил вам в Эдении, помните? Каждый из нас выбирает, как ему жить, и будет правильным до конца следовать выбранному пути.       — То есть будет правильным, если тебя убьет какой-то жалкий мертвец на потеху тем, кто будет следить за вашим поединком? — вскрикнула Китана. По ее лицу градом покатились слезы, которые она даже не пыталась сдерживать.       — Таков закономерный итог сделанного мной когда-то выбора.       — Как ты можешь быть таким непрошибаемо-спокойным? Ты говоришь о своей смерти!       — Разве воин не должен быть готов умереть каждую минуту, если того требует его долг? — удивился Саб-Зиро и, как показалось Китане, вполне искренне. Несколько минут прошло в молчании, которое прерывали только ее рыдания. Потом он заговорил снова:       — Чего вы хотите от меня теперь, я не понимаю? Чтобы я предавался отчаянию и пытался избежать того, что мне предопределено? Я давно знаю, что так должно случиться, и никогда не пытался изменить это. Мне остается лишь с честью прожить оставшийся срок, а потом умереть так, как подобает, чтобы в Преисподней мне не было за себя стыдно.       — Разве жизнь — не самая высшая ценность?       — Честь куда ценнее.       — Думаешь, в Преисподней кого-то будет интересовать, был ты честен при жизни, или нет? Зачем тогда было так рьяно блюсти свои обеты? Делал бы, что хочешь, в свое удовольствие, раз уже тогда знал, что скоро умрешь, — проговорила Китана. Саб-Зиро, к ее удивлению, схватил ее за плечи, тряхнул, а потом заговорил со злостью:       — В том-то и дело, принцесса. Почему вы настолько слепы? Зачем вы пришли сюда? Измучить меня, лишний раз напомнив о том, как опасно поддаваться низменным побуждениям? Я окажусь в аду, и, уж поверьте, меня это тревожит куда сильнее, чем вас. Вам интересно, почему я предпочел остаться верным себе вместо того, чтобы пойти у вас на поводу? Что ж, я отвечу — потому что я знаю, что Куан Чи ждет меня с нетерпением. Как только я окажусь в его распоряжении, он изуродует то, что осталось от моей души, до неузнаваемости, а перед тем вытряхнет из меня все мои чувства и мысли, все воспоминания. Все, что было для меня хоть сколько-нибудь ценно. И последнее, чего я хочу, так это чтобы эта тварь копалась в том, что я помню о вас. Он и так увидит слишком многое, и каждое воспоминание использует для того, чтобы сделать мое пребывание там как можно более мучительным и унизительным. Это вы хотели услышать? Ну же, отвечайте!       Китана молчала, лишь мотала головой, закрыв глаза руками. Это было невыносимо больно и страшно: слушать и воспринимать то, что он говорил. Мириться с тем, что он, такой близкий, такой необходимый, такой сильный и… живой, уйдет от нее навсегда. И даже это было не так страшно, как то, что ожидало его за гранью.       — Я стану одним из орудий колдуна. Безропотным, послушным, покорным. Все, что я помню и знаю, он использует в своих интересах. Я мог бы попытаться избежать смерти, продлить свои годы всеми правдами и неправдами, будьте уверены, но в этом нет никакого смысла. В моей душе тьма, и место мне найдется лишь в Преисподней. Я был там однажды и понял, что каждое мое решение, каждый шаг, который я считал правильным, лишь приближал меня к неизбежному. Может, избери я другую жизнь, и тьма не разрослась бы во мне. Но я убийца и предатель, нарушивший клятву, и этого ничто не изменит. А что до вас, то вы необычайно жестоки. Так же, как и Куай Лиенг. Вы оба требуете невозможного, вырываете из меня привязанность, которую я при всем желании не могу вам дать, заставляете совершать поступки, идущие вразрез с моей совестью…       — Ты поэтому чуть не убил брата? Потому, что он любит тебя и не желает мириться с тем, на что ты сам себя обрекаешь? Просто не участвуй в проклятом поединке, сохрани свою жизнь как можно дольше, и, кто знает, может, есть способ избавить тебя от ада, может, ты даже не должен туда отправиться! Разве твоя душа намного черней моей, или отцовской, или души Цунга? Давай попросим его помочь, пусть прочтет какое-нибудь заклинание, проведет обряд, заставит Куан Чи отступить — не знаю, ну хоть что-нибудь?       — Я не стану трусливо бегать от смерти и торговаться с ней, — возмущенно ответил Саб-Зиро. — Это еще унизительнее, чем быть поверженным и убитым. Вы не понимаете, о чем говорите. Как бы вы ни старались, вам никогда не стать настоящим воином. Вы всего лишь глупая девчонка, вообразившая, что в жизни все бывает легко и просто! Что бы вы ни делали, не вам тягаться со смертью. Забудьте обо мне, живите своей жизнью и разбирайтесь с тем, что натворили.       — Забыть о тебе? Неужели ты считаешь меня настолько пустой и никчемной лгуньей?       — Значит, позвольте мне уйти достойно, не цепляясь за жизнь, и сохраните обо мне добрую память. Это самое большее, чего я могу пожелать. А теперь уходите. Вы лишаете меня покоя, который необходим мне, чтобы подготовиться к поединку.       Китана с трудом встала: голова немилосердно кружилась, а перед глазами, покачиваясь, плыли черные мушки. Она хотела сказать многое — слишком многое, но в направленном на нее холодно-спокойном взгляде темных глаз была такая пугающая отрешенность, что у нее перехватило горло спазмом. Китана повернулась и вышла из комнаты, так и не решившись сказать ни слова. «Это я буду виновата, если он умрет — ведь из-за меня они разрешили провести турнир», — думала она, до крови вцепившись ногтями в ладони.