Полигон

Пока Ти не было, вся его работа свалилась на Фаллена. Он знал, конечно, что с детьми куча проблем, но как-то не рассчитывал заниматься всем, начиная с необходимости будить их и делать с ними зарядку до какого-нибудь подтирания жоп. Появился же Ти удрученный. Дети в это время спали, Фаллен меланхолично жевал лепешку, сидя в предбаннике детской комнаты и читая “Литературную газету” за восемьдесят седьмой год. Ти подсел к нему. Некоторое время помолчали, а потом Ти, видимо, решившись, пожаловался: - Не думал, что это будет так больно. Фаллен поднял глаза. - Ну, то, что между мужчинами и сучками происходит. Секс, - пояснил Ти. - Он заставлял тебя? - встрепенулся Фаллен. - Нет, конечно! Просто, ну, наверное, я хотел недостаточно. Он посмотрел куда-то в стену. - Нам всегда говорили, что все будет получаться само собой. Организм сучки подстраивается под мужчину, в конце концов это ведь ее главное предназначение, она не может не хотеть. Но, выходит, со мной что-то не так? Или это оттого, что он у меня первый мужчина? Или после первой беременности что-то поменяется? Фаллен пялился на него всю эту проникновенную речь. - «Не может не хотеть»? - Ну да, разве нет? Мне говорили о таком желании, неудержимом. Помутнении. В детородном возрасте сучки ни о чем другом и думать не могут. То есть могут, но это все-таки главное. - У нас на севере, - сказал Фаллен, - если ты помнишь, рожать могут все. Не знаю, как до сих пор северные кланы не распались и не самоуничтожились, если, как ты говоришь, там никто ни о чем, кроме траха, думать не может. - Но у вас нет мужчин, - призадумавшись, выдал Ти. - И потом, северные кланы как раз пример слабых и неэффективных систем, это все знают. - О. - Вот она какая, пропаганда клана Окси: север плох, сучка не может не хотеть любого, у сучки есть предназначение. - Если мы не воюем - это значит, что мы хорошо договариваемся, а не то, что нам чего-то не хватает. И потом - какие вообще мужчины? Каждый в каком-то смысле мужчина и никто не мужчина, как до Катастрофы. - Я про мужчин, которые не мутировали. - Ти повел рукой вокруг. - Здесь же много кто не мутировал, сам видишь. Слишком далеко от Эпицентра. Фаллен вспомнил плакаты с анатомией мужчин и анатомией сучек из больничного крыла. Спорить с Ти было бы долго, да и бездоказательно, раз уж вскрытий в клане никто не делал. Фаллен прикинул свои шансы, вздохнул, вспомнил, как Охра объяснял ему: всем не поможешь, - и решил зайти с другого конца. - Короче. Предложи своему мужику пососать тебе для начала. Может, лучше дело пойдет. Ти вспыхнул до корней волос. - Разве можно… - Ну тебе же не перед Окси отчитываться на собрании клана, сколько раз и в какой позе вы потрахались. Вернувшись к себе, он долго бесцельно гонял по столу машинку, пока Охре не надоело. Он вытеснил Фаллена с половинки стула - второй сегодня был занят одеждой - и выложил перед ним карту. - Я обещал показать. Не смогу оставить ее тебе, но пока что смотри, сколько хочешь. Фаллен нашел на ней клан Гнойного и СПБ, Ренессанс и старый клан Мыши, это все было знакомо. Южнее клана Окси был кусок голой, необжитой территории. В холмах на юго-западе, - старые карты говорили, там была какая-то засаженная зеленая территория, - находился клан Хайда. Он именовался еще «Словом» в честь какой-то книги. Фаллен склонялся к варианту «Слова о погибели Русской земли», потому что это было очевиднее, хотя многие уверяли, что, кроме «Слова о полку Игореве» там быть ничего не может. С юга в Город везли на телегах продукты, ткани и кожу, травы. Был и другой юг, о котором Фаллен до сих пор даже почти не слышал - повстанцы, дикие, неотесанные, агрессивные, готовые нападать, красть чужих сучек. Клан Хайда держал с ними нейтралитет благодаря обмену, с кланом Окси у них была затянувшаяся на многие годы вражда. - Сегодня это наш самый опасный враг, - сказал Охра. - Самый? Среди кого? Фаллен не сразу понял, зачем встал Охра. Тот потянул край рубахи на животе, открывая татуировки с замком. Немного ниже была надпись, которую Фаллен так и не успел прочесть: “vs the world”. - Вы чаще говорите “клан Окси”, но у нас есть и свое имя - Версус. Фаллен знал это, конечно. - Версус - против. - Против всего мира? Слова сами приходили ему в голову и казались странно знакомыми. - Типа того. Против всех. Это не к тому, что мы хотим всех уничтожить. Ты знаешь мое отношение к войне. Но разве мы можем стать кому-то союзниками, пока все идет так, как идет. - Плохо стараетесь. Вы и в Конвенции только одной ногой, - автоматически откликнулся Фаллен. Отстраненно он подумал, что захват севера тоже может быть в планах, просто планах дальних, на годы вперед. - Так уж выходит. Есть поселения еще дальше на юг, - продолжал о своем Охра, склонившись над картой, - но толку о них говорить, пока у нас нет транспорта. Вон там, - он ткнул пальцем в карту чуть правее повстанцев, - появились стада животных, похожих на лошадей или лам, но повстанцы пока ловят их только на мясо и не могут приручить для езды. Мы хотим достать себе хотя бы пару, но это лучше потом. Фаллен попытался представить себе что-то среднее между лошадью и ламой, какими он их видел на иллюстрациях, но получилось плохо. Все равно не будет похоже ни на то, ни на другое. - Много их? - спросил Фаллен про лошаделам, но Охра ответил другое: - Не меньше, чем нас, и больше бойцов при этом. Если однажды мы потерпим поражение, то и Конвенции придет конец. - Там сложно жить? На юге? - Пожалуй. - Охра помедлил с ответом. - На юге повстанцев много негодных земель. В каком-то смысле разбой для них способ существования. Тяжелее всех тем, кто живет рядом, южнее. Фаллен слушал вполуха. Мысли теснились у него в голове, он все никак не мог сосредоточиться на том, что говорил Охра. Он то представлял войска клана Окси на севере, то думал про таинственных животных, то воображал себе грозных повстанцев, но все чаще возвращался мыслями к тому, что тяготило его весь день - то, о чем говорил Ти. - Охра, - сказал он. - Помнишь, что я говорил тебе о маске, когда ты снял ее впервые. - Конечно. В комнатах, оставаясь наедине с Фалленом, он перестал ее носить, и Фаллен успел привыкнуть к виду его лица, не самого приятного, но вроде бы и не ужасающе безобразного - по крайней мере так казалось ему сейчас. - Так скажи, на что ты рассчитываешь, не делая ничего? Охра ответил неожиданно. - Это не тот вопрос. Если ты чего-то хочешь, ты же тоже можешь сказать мне. Сам. - Считай, что сказал. Охра развернулся, придерживая его за плечи, всмотрелся в лицо. - Что-то случилось? - Нет, - невнятно сказал Фаллен. Еще этого не хватало. - Ничего не случилось. - Считай, что я тебе поверил. - По Охре было видно - нет, не поверил, но собственные его желания пересиливали. Он наклонился и коснулся гладкими мягкими губами губ Фаллена. Сначала Охра внимательно глядел, пытаясь что-то высмотреть в его лице, но, видимо, бросил эти бесплодные попытки и наконец поцеловал жадно, глубоко, ладонью придерживая за затылок. Он потянул Фаллена к себе, заставил подняться на ноги. Фаллен и сам отмер, поцеловал его в ответ, потянулся к лицу. Ощущение Охры рядом - человека, с которым он уже много недель спал в одной постели, - было привычным, как собственная одежда. Охра почти не позволял прикоснуться к себе, но быстро раздев Фаллена, гладил сухими горячими ладонями куда смог дотянуться, от щек и до бедер. Когда Фаллену надоело, он ухватил Охру сзади за шею, надавил, и тот послушно опустился на колени перед ним, поцеловал, вобрал в рот мягкий член. Сосал он, крепко сжимая губы, и Фаллен мучительно зажмурился, давя всхлип. Он и не думал, что ему захочется так сильно. Может быть, у него просто давно никого не было. - Не нравится? - спросил Охра, прервавшись. - Или ты не в той фазе? Фаллен потряс головой. Он опустил ладонь Охре на затылок - короткие волосы кололись - и подтолкнул ближе. - Ты кончишь так? Или хочешь пальцы? - Да уж как-нибудь разберемся, - пробормотал Фаллен. Как будет с Охрой, он пока не знал. От смешка влажной коже стало щекотно и прохладно, а потом Охра снова взял в рот. Он с нажимом провел между ягодиц, и Фаллен аккуратно переступил, раздвигая бедра. Охра гладил его, ласкал приоткрытое отверстие в такт движениям собственного рта, мягко растирал мышцы. Фаллен завел руку за спину и потрогал себя у входа - он тек, и тек сильно, густой липкой смазкой. Удачный день для зачатия, неудачный для таких рискованных проверок. Охра, почувствовав его нетерпение, протолкнул внутрь пальцы, и Фаллен не сдержал стона. Он кончил быстро, от первых же толчков, глубокими сильными спазмами. Охра уложил его на кровать, и Фаллен потянулся, чтобы подрочить ему или, может, тоже отсосать, но Охра убрал его руки и встал. Он разделся, с тихим шорохом сбросив одежду, - Фаллен с интересом следил за ним, пока в лампе на столе не кончилось масло. В наступившей темноте Охра загрохотал ящиками в поисках чего-то, потом опустился рядом с Фалленом, потянул его за бедро. - Не, так не пойдет, плохая идея, - выдохнул Фаллен. На самом деле хотелось продолжить, он уже начал возбуждаться снова. Охра приложил к его ноге прохладный квадратик презерватива. - Он там разложился, наверное, уже. - Это не латексный. И без смазки. - А. Фаллен нащупал руку Охры, скользнул выше, к плечу, обхватил за шею, потянул к себе. - Так что? - проговорил Охра ему в губы. - Надевай уже, - попросил Фаллен. Еще несколько дней не сделали Ти улыбчивее, Фаллен думал спросить, но смалодушничал. Клан начинал готовиться к зиме, одна за другой последовали вылазки отрядов, да и просто работы вне теплицы. Из большого мира приносили пойманных зверей, чаще мелких, еще не расколотые на дрова чурбаны на больших телегах, дикие плоды и травы. Эрнесто, как и все бойцы, чаще стал отлучаться. Фаллен надеялся, что Ти так будет проще, но и после ничего не изменилось. Охра тоже стал чаще пропадать. Когда в лесу недалеко от базы поймали шпиона, одну из ночей он полностью занял допросом, а пришел под утро, разбудив Фаллена шорохами. - Странный, - рассказал Охра. - Он, похоже, долго жил вне клана. - Тоже память отшибло? С ума сошел? - спросил Фаллен сонно. Было рано, но, если Охра хотел рассказать, про повстанца было интереснее. - Не совсем. Они все что-то забывают, а что-то - наоборот. Я видел людей, которые предлагали «сгонять до Владика» за день. «Владик» - это Владивосток. Может быть, помнишь, где он на картах. Ну, тех, больших. Этот, кого мы поймали, дерганый какой-то, слишком активный, постоянно предлагал что-то устроить, довинтить, улучшить, «хочешь покажу». - Это он откупиться пытался? - Наверное. Но там сразу было понятно, что бред. Не для наших технологий. Про деньги много говорил. - Хм, - ответил Фаллен. Охра вздохнул. - Скажи мне, в детстве… хотя, наверное, не так важно, когда. Тебе случалось сбегать? Или проводить одному много времени? - Да постоянно ныкался куда-то с книжкой. Сбегать - нет, не сбегал, но в прятки играл почти проф… профессионально, - язык со сна заплетался. - Потому что зачем разговаривать с этими долбоебами. Охра сел рядом и заглянул ему в лицо: - “Профессионально” - это как? - Фигура речи. То, что умеешь делать хорошо. В старом мире, - принялся объяснять Фаллен, но Охра перебил его: - Я помню значение. Но почему тебе вообще пришло в голову сказать так? У нас нет профессий по существу. Нет профессионализма. Нет профессионалов. - Где-то вычитал, запомнил. Ты ведь тоже знаешь много слов. Фаллен потянул одеяло вниз, чтобы Охра лег уже. - Нет, а как ты ощущаешь его? То есть как сказать. Чувствуешь ли ты, что понимаешь его до конца? Сознаешь? - Вникаешь. Я тебя понял. Фаллен прикрыл глаза и мысленно повторил: играю в прятки профессионально. Звучало естественно. Не так, что пришлось бы мучительно вспоминать, что там было в словаре. Понимание приходило будто само собой. - Ты думаешь, это связано, - произнес Фаллен, не открывая глаз. Он попытался снова поймать то ощущение, как это было с ним, когда он уснул над конспектами, и как бывало не раз позже, когда что-то известное становилось еще и ясным. - Отлучки и знания. - Да. Возможно, да. - Я по поручению Охры, - сказал Фаллен. Охранник посторонился. Фаллен прошел внутрь, высоко держа лампу над головой. Пленник, привезенный вчера, сидел на койке, но при виде Фаллена поднялся и подошел к решетке. - Ты из повстанцев? - спросил Фаллен. - Ну а ты как думаешь? - Логично, - согласился Фаллен. Он не знал, как завязать разговор, поэтому решил начать с начала: - Меня зовут Фаллен. И я не местный. - Петушок, сучка по-вашему. Я понял. - А ты? - Волки. Это имя. - Множественное число? - удивился Фаллен. - Нет, прибор такой. Хотя посрать. Ты зачем пришел? - Ты в порядке? - спросил Фаллен, чувствуя себя глупо. Когда он сам был на месте Волки, похожие вопросы Охры вызывали в нем только тупое раздражение. А ведь его еще и пытали - разве же он будет чувствовать себя хорошо? На коже виднелись синяки и тонкие порезы. Раны, похоже, прижигали. - Пока не сдох. Скажи мне лучше, ты нынче чей? - Тебе не поебать? - разозлился Фаллен. - Ты мог бы у меня спросить что-нибудь полезное, пожрать попросить, лекарства, но нет, тебе надо знать, чья я сучка. Волки быстро улыбнулся и придвинулся ближе к решетке. - Недавно здесь? Откуда такой непуганый? Пожрать мне тут дают лучше, чем дома. А ты кого-то из главных, иначе не пустили бы. И как тебе верить? И еще это важно, потому что я хочу… Волки просунул руку сквозь решетку и, целясь в шею, попытался схватить Фаллена - тот еле успел отпрянуть и на всякий случай отошел еще на несколько шагов. - Ой, не вышло, - произнес Волки, но не с досадой, а смешливо, как будто играл во что-то забавное. - Я пришел, чтобы ты рассказал мне про ваши отношения с кланом Окси, - сказал Фаллен. - Мне интересно услышать версии обеих сторон. - Вот оно что. Это короткая история. Знаешь, почему мы повстанцы? Вы нас сами так назвали. - Фаллен дернулся было, но все же не стал его поправлять. Пусть говорит. - И за что? За то, что посмели защищаться. Представь: живешь ты, никого не трогаешь, и тут каким-то уродам подзалупным нужна ваша еда, которой у вас и так не хватает, нужны ваши бабы, которых у вас и так не хватает, нужны ваши ресурсы, которых у вас не хватает, нужен ваш транспорт, которого у вас и так нет. Они приходят и заставляют тебя жить им в угоду. Убивают твоих братьев ни за что. Говорят сначала: “Мы с миром”, - а потом за каждую провинность бьют до полусмерти. За каждого вашего - десяток наших казнят. Мы и так жили впроголодь, а еще и вас, уродов, корми. - Так у вас есть настоящие женщины, - выцепил Фаллен то, что поразило его больше всего. Остального хотя бы можно было ожидать. Могли они выжить дальше от эпицентра? - Сучки, петушки, - поправился Волки. - Какая разница, как называть? Знаешь, как я радовался, когда наши решились скинуть этого вашего Порчи? Помню, шел по коридору - под ногами хлюпало от крови, вашей, нашей тоже, но это того стоило. До сих пор жалею, что отпустили Охру. Или хоть пальцы не отрезали - пиздеть он и без того бы смог. А так что? Парочка шрамов, наверное, осталась, да и все. Он носит маску теперь? - Да. - Какая цаца. Хоть и вырос, говорят, заматерел. Обозлился. Ходят про него слухи. Причем, знаешь, лет пять назад, - говорил Волки, - попадись нам Окси, могли бы решить миром. Он толковый мужик, образованный, интеллигентный. Но он слишком много хочет, а так дела не делаются. Мы согласились бы торговать, мы пускали бы вас дальше на юг - сами корячьтесь, исследуйте, что там. Даже помогли бы. Мы готовы были платить разумную цену, но не то, что вы требовали. Он же хочет все целиком. Ему претит, как мы живем и как думаем. - Говорят, у вас дети рожают, - сказал Фаллен, пытаясь оставаться спокойным. - Что хорошего. - Какие же они дети? - хохотнул Волки. - Помнишь, в какие времена мы живем? Когда у тебя одна баба на десяток мужиков, рожать ей все равно придется. Чем раньше начнет, тем больше шансов выжить. Про веревки небось рассказывали, а ты и давай возмущаться? Ну так не привяжешь - сбежит, правильно? А вдруг скинет? Грамоте обучишь, начитается всякого - тоже сдриснет. Ты с севера? Тебе, похоже, не понять, как это страшно, - делить последнее ведро воды на неделю вперед между пятью своими братьями и неполитой грядкой. Вернувшись, Фаллен застал Охру за рисунком: на столе лежал багрово-красный лист того, что нынче называлось баклажаном, и Охра, уже успев нарисовать его, теперь на память старательно выводил контур узловатого плода. Некоторое время Фаллен наблюдал за тем, как медленно бумага заполняется штриховкой, где-то совсем тонкой и светлой, где-то жирнее и основательнее. - Тебя кто-то учил? - спросил Фаллен. Охра глянул на него, постучал тупым кончиком карандаша по столу. - Нет. Я читал что-то, еще мелким, тренировался, пока было время. До сих пор помню совет откуда-то: делать не меньше ста набросков в день. - Делал? - хмыкнул Фаллен. - Шутишь. Охра решительно отставил зеленый и взялся за фиолетовый карандаш. - Сейчас я подумал, может, дело не в том, что у меня какие-то способности. Что, если это оттуда же, откуда ты знаешь слова и понимаешь книги, а этот, вчерашний, - Охра повел головой, - хочет заработать денег. Фаллен отвел глаза. - Я был у него. - И как он тебе? - спросил Охра с удивительным равнодушием к тому, как Фаллен вообще попал к тюремным камерам. - Он-то ладно. Повстанцы. Охра нахмурился и отложил карандаш. - Так. - Их можно понять. В чем-то. Охра глядел на него исподлобья, будто ожидая потока обвинений. - Это все. Я, - Фаллен помедлил, - хотел бы знать, что делал там ты. А, может быть, и не хотел, вдруг пришло ему в голову. Охра казался ему нормальным, достаточно нормальным, чтобы не любить ту систему, в которой живет, пусть и подчиняясь ей. С ним было удобно сосуществовать. С ним оказалось хорошо в постели. С ним можно было поговорить про происхождение видов и капитализм, разницу архитектуры в старых и новых районах Города, много ли информации исчезло, когда исчезло электричество - и где ее было больше, в электронных штуках или книгах, и он наверняка поддержал бы тему про множественные центры Катастрофы - ему стало бы интересно. Почему Фаллен еще не заводил этот разговор? Он не хотел узнавать про Охру ничего хуже того, что ребятишки боятся его тяжелой руки, бьется он не по правилам и не любит уродов вокруг. - Да всех можно понять, - сказал Охра. - Я был наместником, но фактически управлял всем Порчи. У Фаллена отлегло от сердца. - Меня и не убили-то потому, что я не сидел и не разбирался там с ними, а брал разведотряд и уходил по их картам на недели. Не успели меня возненавидеть. Может, помнишь, я уже говорил тебе: хочешь мира - готовься к войне, - продолжал Охра. - А я хочу. И Мирон тоже хотел обойтись малой кровью. Это его и подвело. Мы могли бы убить там всех, кто способен держать в руках оружие, но вместо этого были новые законы, которые они не хотели понимать. Мы могли предложить им лекарства и врачей, могли научить выращивать пищу, дать семена того, что мы вывели за годы, - просто в обмен на то, что они будут соблюдать несколько простых правил. Как ни крути, рожать в двенадцать просто опасно. А потом они устроили восстание, и ничем хорошим ни для них, ни для нас это не закончилось. - И это тогда? Фаллен провел пальцами по своему лицу. Тему шрамов они не трогали, но он не мог не спросить. - Оставили Мирону что-то вроде послания. - А ты сам - ненавидишь их, должно быть? - Нет, - ответил Охра со вздохом. - Нет. Ты сам сказал: их можно понять. Это жизнь такая. Я не ненавижу даже Мирона, хотя он сделал мне больнее. Замерев, Фаллен ждал продолжения. - У меня была тогда сучка с юга. - Охра отвернулся, переложил карандаши с места на место. - Меня отвезли в Квартал докторов, я лежал там сто лет, наверное. Не знал, что происходит вокруг, ничего не мог сделать. Мирон отправил им ответное послание: ей вырезали матку, вырезали язык, зашили, прижгли и погнали в родной клан. Она не дошла, умерла по дороге. - Вань... - Это уже прошло, - сказал Охра, как будто это он должен был утешать Фаллена, а не наоборот. - И ты вот просто так смотришь ему теперь в глаза? Разговариваешь с ним? Подчиняешься его приказам? Не говори мне, что ты никогда не хотел отомстить. У тебя же армия. - А у него - своя охрана. Вообще-то Мирон мой брат. - А она? Человек, которого ты любил?.. Или? - Нет, - ответил Охра. - Нет, не настолько. Ее подарили нам повстанцы, когда мы еще пытались договариваться, и я принял ее потому, что мне было без разницы. Привязался к ней, конечно, потом, но давай честно. Представь, что твой Слава сделал нечто ужасное... - Нет, - оборвал его Фаллен. - Давай без таких примеров. Это вовсе не одно и то же. - Я даже не сказал, что именно. - Просто не трогай Славу. Охра махнул рукой: хорошо. - Ты понял, о чем я? - спросил он. - Я же не тупой, - огрызнулся Фаллен. Он уперся локтями в стол, прижал пальцы ко лбу, смотреть на Охру не хотелось. Отчего-то вместо жалости он чувствовал одно раздражение. - А я бы отомстил. Сделал что-нибудь хотя бы, - сказал он наконец, разглядывая свои ладони. Он гнал от себя мысли о Славе, но избавиться от них не получалось. Одно предположение, что Слава мог сделать что-то похожее - не мог! - окажись он на месте Окси, вызывало приступ дурноты. - Ты не стал бы, - сказал Охра. Фаллен набрал в грудь воздуха, чтобы возразить, но смолчал. Он и правда не знал, что сделал бы. Сиюминутное просто: броситься с кулаками в ответ, спорить, негодовать, горевать из-за утраты, испытать мгновенную ненависть, - это все чувства. Но что было бы дальше? Охра поднялся со своего места, присел на край стола, совсем рядом, почти задевая бедром. Фаллен отнял руки от лица - Охра смотрел на него сверху вниз. В пересказе Мыши история про сучку с отрезанным языком звучала как байка - или как все эти истории про шрамы, одна другой завиральнее. Но сейчас у нее появился вес. - Про Мирона. Я все не мог понять, почему он пожалел тебя тогда. Сначала думал, что он знает, как это - защищать друга или брата. Позже решил, что он оставил тебя из-за КПСС. А потом ты меня спрашивал - он, должно быть, чувствует вину. И я понял тогда - это была его вина передо мной. Он не захотел, чтобы та история повторилась. Готов был многое простить. - Охра отвернулся. - Ты знаешь, а я ведь страшно испугался тогда. Я могу ругаться с ним, возражать, но если он решил что-то, у меня над ним нет власти. - У тебя руки дрожали, - вспомнил Фаллен. - Я думал, ты на меня злишься. - И злился я тоже. Зачем было так рисковать. Тебе страшно повезло. - Я понял это.