Камень

Судорожно соображая Мэлло удерживал руку Ди, не давая взяться за старое. Девушка недовольно задергалась, пытаясь освободится. Краем глаза он заметил черные листы тетради с белыми пятнами. "Причина на поверхности, уже думал об этом, она мне все рассказала, нужно лишь вспомнить". И он вспомнил: «Больше не могла писать, застрелилась», - фраза, которой не предал значения, потому что все писаки одинаковые, а он никогда не видел прелести в художественной литературе и проигнорировал. "Критин. Конченный". - Ди, почему ты не могла больше писать? Тело изогнулось дугой. Мэлло почувствовал, как мышцы девушки напряглись под его руками. Пальцы вцепились в его кисти, в попытке скинуть с себя, освободиться. Челюсть с силой сжалась, зрачки максимально расширились, глаза бешено завращались. В безумии колотя ногами, Ди завизжала, протяжно, агрессивно. От напряжения пот капельками выступил на коже, ее тело словно подкинуло вверх, заизвивалось. Ногти расцарапали его кожу, но та тут же зажила. Разгоряченное тело девушки пробил озноб. Стараясь не позволить причинить ей самой себе вреда, Мэлло с силой прижал к себе Ди, пока та не начала судорожно хватать воздух ртом. Беспомощно вспомнив, как в самый первый раз увидел ломку наркомана, разжал руки. Девушка не слушающимися руками дотянулась до тетради, схватила трясущимися пальцами перо и приготовилась писать. Мэлло заговорил быстро, но мягко, стараясь опередить ее, не позволить вернуться в прежнее состояние: - Мой ад – одиночество, и мне потребовалось много времени, чтобы понять, что ты спасение. Позволь спасти тебя. Почти уверен, что все, что нас окружает, так или иначе создала ты. Диана, ты страдала, сильно, и не могла больше писать, а, следовательно, жить, потому что только это и есть для тебя жизнь. Боль – не причина, почему ты перестала писать? Отрицательно мотнув головой, Ди замерла, на сером лице отразилась грусть. - Все забыла, - голос прозвучал безразлично, глухо, без обвинения и вызова, - вещи, события, эмоции, слова – все. Внутри осталась только пустота. - Черная? – покосившись на тетрадь спросил Мэлло. Плечи неопределенно дрогнули, и девушка, подтянув колени, разместила на них тетрадь, на листах которой отчетливо виднелись белые пятна. Беспомощно уставившись на перо в руке, Ди поднесла его к бумаге. Со стороны Мэлло показалась, что она больше не помнит, что это и для чего. Ручка выскользнула из пальцев, и девушка, уткнувшись лбом в тетрадь разрыдалась совсем уж по-детски. Плакала долго и тяжело, иногда что-то спутанно и неясно рассказывая, заикаясь и срываясь, словно обрывки воспоминаний вспыхивали в мозгу. Мэлло рассеянно поглаживал оголенную шею, дрожащие плечи, и никак не мог понять, ее нужно успокаивать как взрослую или как ребенка, а самое главное, стоит ли вообще? А потом Ди откинулась и прижалась к нему, уткнувшись лбом в его шею. Взгляд темных глаз устремился к горизонту, но рыбье безразличие в них не появилось. Он с нескрываемым любопытством разглядывал лицо. Оно осталось все таким же бледным, изможденным и худым, темные мешки под глазами никуда не делись, но из-за непрекращающихся слез покраснели, а к искусанным губам прилила кровь. Изменения незначительные, но теперь в ней больше от жизни, чем от смерти. Тетрадь свалилась с ее коленей, и Мэлло облегченно вздохнул – белая. Скатывающиеся слезы приятно жгли кожу, и парень откровенно наслаждался, как ее сердце стучит рядом с его грудью. Он не чувствовала ни смерти, ни одиночества, искренне полагая, что в таком состоянии можно и вечность скоротать. А потом опомнился, что опять поставил себя на первое место, и подтолкнул тетрадь к Ди, открыв на первой странице. - Пиши, - Мэлло мягко погладил длинные волосы, так и не определившись, как относится к девушке. - Мне нечем, - рассеянно произнесла она, утирая слезы, которые никак не хотели останавливаться. - Пиши моей кровью, - Мэлло положил на ее колено свою руку ладонью вверх. Удивленные темные глаза встретились с его, а потом Ди обмякла и заплаканное личико скуксилось. - Не могу, ничего не помню, даже не помню названия цветов. Не знаю, какими цветами мир вокруг нас, - губы задрожали, но пальцы уже начали любовно поглаживать белые листы тетради. - Опиши, что-то простое, солнце, ветер, - он вспомнил, чего ему так в начале не хватало в этом пустом, безжизненном мире. И мысль, что возможно, в итоге он сможет полюбить литературу, показалась ему занятной. - Не знаю, что это, не помню, - Ди растерянно помотала головой, и с мольбой уставилась в глаза Мэлло. Призывая все свои способности Мэлло несколько раз вздохнул, и попытался описать: - Солнце - шар в небе, сияющий, походит на цвет моих волос только ярче, от солнца тепло, оно все согревает. А ветер, - Мэлло подул на мокрую от слез щеку Ди, - похож на это, мое дыхание, как дуновение ветра. Посмотри в мои глаза, они голубые, как небо, а то, что над нами - свинцовые тучи, неправильно, такого быть не должно. Пиши. Сомнения и колебания Ди он почувствовал всем телом, и стараясь подбодрить легко поцеловал в висок. Почти безболезненный укол. Перо беззвучно заскользило по белому листу, оставляя за собой красные буквы-бисеринки, и Мэлло прочитал: "Наша история началась в тот день, когда лёгкий ветер разогнал черные, свинцовые тучи и на голубом небе засверкало яркое, теплое солнце". Мэлло зарылся в волосы Ди, беспрерывно целуя место удара. Чувство облегчения накрыло его, в груди стало легче, камень наконец-то ухнул в низ. Морщась, с непривычки, от яркого света, Мэлло все глубже зарывался в волосы девушки, а потом в немом изумление, поднял глаза ввысь. На голубом небе светило яркое солнце, а ветер приятно обдувал разгоряченную кожу. Содрогнувшись всем телом, Мэлло зашептал, чередуя слова с поцелуями в шею, щеки и голову: - Диана, божественная, Диана.