Любви все возрасты покорны

– Да пошёл ты, – с болью в голосе, с наполненными разочарованием глазами и серьёзным тоном произнёс омега. Альфа дотронулся до щеки, на которой красовался след от руки и повернулся на Чхве. – Что ты себе позволяешь?! – взревел он, задыхаясь от гнева. – Забыл, кто ты такой? Так я напомню! Ты всего лишь прислуга в этом доме! – тут послышался ещё один шлепок, и теперь отпечатки красовались на обеих щеках. – В первую очередь я свободный человек! И не раб, а работник. Разницу научись различать. Во вторую – я твой старший, пусть и работаю на тебя. Так что не смей кричать на меня и срываться из-за своих проблем. А в третью, - Ёнджэ дёрнул завязки, смял фартук и кинул его в ноги Иму. – Иди в задницу. Я увольняюсь! – У тебя контракт, – с садисткой ухмылкой прошипел Им, на что омега лишь хмыкнул. – Там не моя роспись. Я подделал её, зная, с кем заключаю контракт. Так что для меня он недействителен. – Чхве Ёнджэ, – Джебом рычал, внутри него будто извергался вулкан. – Что? Что ещё я должен вытерпеть от тебя? – на его глазах блеснули слёзы. – Удары? Унижения? Что? – Что т… – Нет уж, замолчи и послушай меня, – Чхве обернулся на толпу, что собралась в зале. Это были самые богатые люди Кореи: бизнесмены, их мужья, у некоторых даже жёны, что было очень редким явлением. Ёнджэ понимал, что если выскажет всё сейчас, то не сможет отказаться от своих слов потом. Но он устал. Устал молчать, устал скрывать, он просто хотел стать свободным от оков тайн и неуверенности. – Я люблю тебя, – из толпы послышались вздохи удивления, смешки и цоканья языком, но омеге было пофиг. – Я действительно люблю тебя. И нет, не влюбился за этот год, а люблю давно. Ещё с колледжа. Да, между нами 5 лет разницы, да, я твой старший, но, как говорится, любви все возрасты покорны. Я устал молчать, устал чувствовать себя то ненужным, то лишним. А ты то притягиваешь, то отталкиваешь. То сам лезешь с объятиями, то рычишь и хочешь удавить. Я устал и боюсь. Боюсь, что ты станешь моим кошмаром. Однажды я сам всё испортил, оттолкнув тебя, испугавшись осуждения и чужого мнения. Но сейчас я действительно слишком устал. Спасибо за всё, – по щекам побежали кристально чистые капельки, падая на рубашку и превращаясь в пятнышки. – За то, что когда-то любил, что спас, что позволил быть рядом и осчастливил, – Чхве смотрел прямо в глаза альфе, а потом неуверенно поддался вперёд и оставил на его губах короткий солёный поцелуй. – Но сейчас… прощай, – Ёнджэ сразу же ушёл, скрываясь в своей комнате. Джебом стоял неподвижно, а потом зарычал и ударил кулаком по столу. Марк, что слился с толпой, сейчас стал её центром, привлекая к себе внимание и стараясь аккуратно и вежливо всех выпроводить. Им, не извиняясь за «спектакль», как это принято, ушёл на улицу. В его голове творился полный хаос. Будто тысячи и тысячи человечков бегали внутри и переворачивали все его чувства, мысли, воспоминания. Смешалось всё: колледж, любовь, желание, страх, обида, злость, спасение, Джинён. Им потерялся. Он осушил залпом бокал шампанского и подорвался с места, но его силой усадили обратно, сжимая рукой плечо и впиваясь в него ногтями. Рядом сел Марк. Его тяжёлый взгляд злил Джебома, и он хотел уже накричать на него, но омега прервал его. – Не смей, – он покачал головой. – Если ты сорвёшься ещё и на меня, то я не посмотрю, что ты мой лучший друг и хорошенечко тебя огрею. – Тогда просто пусти, – он снова подорвался, но его опять остановили и усадили. – Серьёзно? Чтобы ты на весь дом орал на него? Что ты хочешь ему сказать? Что любишь его? – Джебом уже хотел ответить, но его снова проигнорировали. – А ты сам уверен? Всего пару минут назад ты заставлял его переспать с каким-то папиком, а потом наорал, что он всего лишь твоя прислуга и обязан исполнять твои приказы. – А что? Он сам виноват, что никому не отказывает! – Кому он ещё не отказывает? – грубо спросил Туан и развернул Джебома к себе лицом. – Да Джинёну своему! Как ни увижу его вне дома, так вечно с Персиком этим таскается! А знаешь, что самое уёбищное? Каждую. Чёртову. Ночь. Он. Возвращается. Ко мне. В кровать! – выделяя каждое слово, отчего на шее вздулись вены, прошипел альфа и с силой сжал бокал, который тут же стал лишь осколками в руках парня. Капля крови капнула на скатерть, но Иму было наплевать. – Дебил ты, Джебом. Нет ничего у него с Джинёном. НИ-ЧЕ-ГО! А ты лишь трус, что и сам не добивается, и к другим не пускает. – Откуда тебе знать? – Позавчера, когда ты звонил мне и орал, что Ёнджэ обжимался с Джинёном, что «Пошли эти двое в зад» и что «Пусть он сам добирается! Если что – машину поймает своим невинным лицом», я был в клубе. С Джинёном. И в тот день Ёнджэ чуть не сбил мотоцикл, поэтому Пак потянул его на себя. И уж так получилось, что он обнял его и прижал к машине. И именно в тот день Ёнджэ отказал ему и сказал, что любит тебя. Он никогда не встречался с Джинёном, никогда не спал и даже не целовался с ним. Они с детства вместе, лучшие друзья. Да, Джинён действительно влюблён в Карамельку, но он никогда не заставлял того быть его. Он знал, что тот, в кого он влюблён и о ком заботится больше всего, любит другого, но НИКОГДА не отталкивал его, никогда не унижал и не поступал так, как ты, – Туан отпустил альфу и встал. – Я не понимаю, как Карамелька всё ещё любит тебя и твой грёбаный характер. Если бы я был им, я бы выбрал быть любимым, а не любить. Подумай над своим поведением. А Ёнджэ не трогай. И не ищи... – омега развернулся и ушёл. Им посмотрел вслед другу и, с рычанием и криками, смёл всё со стола. Он поднялся и опрокинул стул, беря в руки другой и кидая его куда-то в сторону, сбивая софиты, что были выставлены для светской благотворительной вечеринки. Он переворачивал всё, что видел, ломал, кидал, кричал. Сердце ныло, хотелось, чтобы было больно телу, а не душе. Альфа перевернул стул и пнул какую-то вазу с цветком, падая на колени. Из глаз текли обжигающие горькие слёзы. Им прислонился лбом к земле и закричал, ударив кулаком. Он впервые за долгое время плакал от обиды и злости, но уже на себя. Он ненавидел себя, ненавидел трусость, ревность, гордость. Ему было больно. Хотелось успокаивающих объятий, которые дарил только Ёнджэ. Хотелось увидеть его улыбку. У Джебома была истерика, он шмыгал носом и продолжал кричать, но уже осипшим голосом, обессилив. Потом он и не помнил, как встал на улице, не помнил, как добрался до кровати. Но помнил, как болела душа и горло. Сна не было, но не было и сил. Поэтому Джебом просто отключился, без сладких и ярких снов. Только чернота. Было холодно, одиноко и пусто.

***

Ёнджэ сел на лавочку, опуская сумку с вещами на землю. Глаза болели от пролитых слёз, а сердце ныло от сказанных Джебомом слов. Омега не мог ни о чём думать, только о злом взгляде Джебома, его развратном поведении на чёртовой «вечеринке», где любой омега мог сесть к Иму на колени и он спокойно улыбался и выпивал с ними на брудершафт, о его словах, что он выплюнул, словно яд. Руки всё ещё горели от ударов и ещё больше напоминали обо всём произошедшем. Чхве поднял голову к небу и сделал глубокий вдох, но тут же закашлялся и снова взвыл и заплакал. На остановке никого не было, и только одинокий фонарь освещал фигуру омеги. В душе будто оборвалось всё, внутри будто отказали все органы, но почему-то Ёнджэ не умирал. К остановке подъехал совершенно пустой автобус, и омега, не задумываясь, запрыгнул в него, подхватывая свои вещи. Он плюхнулся на кресло и прислонился к окну головой, вытирая нос и слёзы. Перед тем, как закрыть глаза от усталости и боли, которая, словно отрава, растекалась по телу, он заметил до боли знакомую фигуру за окном, что поправила капюшон и отправилась в обратную от направления автобуса сторону. Тело парализовало, а кожа тут же покрылась мурашками. Все внутренности скрутило в ещё больший узел, и Ёнджэ просто закрыл глаза, снова отдаваясь во власть эмоциям и даже не вытирая слёзы. Дорога была плавной, а спокойная музыка пагубно влияла на омегу. Организм был вымотан истерикой и побегом из дома Има, нервами и недосыпом, поэтому Чхве не заметил, как заснул. Проснулся он от того, что водитель разбудил его и попросил выйти, ведь это была конечная. Омега расплатился за проезд и, обессиленный, вышел из транспорта. Он стоял в совершенно неизвестном для себя районе. Кругом не было ни души и тот же фонарь еле светил, периодически мигая и выключаясь. Омега сел на подобие лавочки и сжался от холода, пробравшего его до костей. Делать было нечего, и омега набрал номер Джинёна. Тот ответил почти сразу: – Господи, Ёнджэ~я, второй час ночи. Что такое? – Забери меня… – просипел парень, шмыгая носом. – Где ты? – серьёзно, но с мало скрываемым беспокойством спросил Пак. – Я не знаю, – Чхве пожал плечами, будто его друг мог это увидеть через телефон. – Ты же всё равно вставил чип в мой телефон, поэтому просто забери меня… пожалуйста, – прошептал Чхве. – Я уже еду, – только и ответил альфа, но перед тем, как отключиться, он услышал тихое, почти различимое «Прошу, быстрее… Он вернулся…»