Рок-драбблы

У них обоих карие глаза, но оттенки — совершенно разные. Томми слишком пьян, чтобы вспомнить метафоры и поэтические сравнения, поэтому он просто наклоняется вперёд, чудом удержав равновесие, и чуть ли не упирается Винсу лбом в лоб. — Блять, чувак. Твои глаза… пиздец какой-то. Баба между ними вдруг давится членом Винса, который замедляет ритм и начинает усиленно жмуриться, чтобы сфокусировать обдолбанный взгляд. — Ты ёбнулся? — он фыркает, его тоже нещадно клонит гравитацией вперёд, и у Томми, блять, яйца поджимаются, потому что лицо Винса вдруг оказывается так близко, что он чувствует его рваное дыхание, пропитанное алкоголем. Похоже, они не двигаются уже пару мгновений, потому что заключённая между ними баба недовольно стонет, дёргая бёдрами, и Томми вновь по инерции набирает ритм, но всё ещё не может оторвать взгляд от широченных зрачков напротив. Винс, пьяно улыбаясь, смотрит в ответ, сводит брови и стонет, когда ему сосут особенно хорошо, но глаз не отводит, хоть они и закатываются время от времени, хоть и хочется их закрыть и двинуть бёдрами сильнее; его рука вдруг хватает Томми за челюсть и тянет; он послушно открывает рот, послушно двигает языком. Они целуются рвано, жадно, мокро, словно две стриптизёрши с соткой в стрингах. Томми хочется смеяться, и он смеётся; ему хочется снова поцеловать Винса, и он целует его. Винс обдолбался как в последний раз, и, думает Томми, ему кажется, что к нему липнет та блондинка, которую они сейчас трахают с обеих сторон, но потом Томми слышит в его стонах своё имя, и кто-либо ещё забывается окончательно. Господи, как же он прекрасен; как же сладка его блядская помада и его оргазменные всхлипы. В тесной туалетной кабинке они снова одни, ноги чуть дрожат и подкашиваются. Винс смотрит на него, словно видит в первый раз, сквозь полуприкрытые веки, и Томми хочется взять его так же, как они только что брали ту женщину, — драйва в молодом теле полно, ему не надо повода, чтобы снова возбудиться, но повод был прямо перед ним, расслабленный и невыносимо привлекательный в своей рваной одежде, с загнанным дыханием, со спутанными волосами. У него странное лицо — то ли мужское, то ли женское, — но Томми не успевает об этом подумать, потому что он вдруг прижат к стенке туалета и какие-либо мысли катятся ко всем чертям.