Не нуждаясь в любви

«Совместное времяпрепровождение и сожительство не подразумевается обязательным и принудительным для супругов впоследствии заполнения данного брачного договора, помимо тех ситуаций, в которых выполняются обязательства супругами друг перед другом, обозначенные ниже (См. Положение об обязательствах) в данном договоре.» Брачный договор Пункт 2.1, Общие положения

~~~

Пять лет назад

      Чуть приосанившись для большей крутости, Тор оглядывается и негромко присвистывает. Вокруг то и дело мелькают хорошенькие молодые омеги, а весь воздух буквально пропитан их сладкими, почти приторными запахами. Те лезут ему под кожу, заполняют изнутри и вызывают яростный, эфемерный зуд. У него мелькает вопросительная мысль с интонацией непонимания: на выпускной церемонии не должно быть так много омег в пубертате, так почему же здесь так сильно ими пахнет?       Только высказать альфа эту мысль не успевает. Она проносится слишком быстро, вытесняемая раздражением и быстро набирающей силу тошнотой.       — И надолго этот шабаш? — не имея возможности что-то сделать с собственным голосом, он язвительно обращается к Натаниелю и почти сразу закашливается в кулак. Они подъехали еще десять минут назад и, видимо, это его предел. Тошнотный комок уже ползет по пищеводу, норовя вот-вот вылиться в до удивительного отвратное зрелище. И хотя у него мелькает мысль, что его рвота посреди парковки лучшей частной школы-пансиона Бранести будет хорошо вписываться во весь этот маскарад, альфа все же жмурится и сглатывает. Отвратительно.       Приторные, тошнотные запахи его, конечно же, не оставляют. Каждый раз в такие моменты Тору хочется лишь одного: лишиться обоняния напрочь. И сколько бы Нат двусмысленно не повторял, что его вкусы довольно специфичны, есть маленькая проблема — от его подколок Тору лучше не становится. Совсем, черт побери, не становится лучше.       — Пять минут на приветственную речь, сорок минут на вручение, десять минут на речи лучших альфы и беты на потоке, и еще десять на речь Локи, — омега даже не поворачивается к нему. Его нюх настроен на ароматы альф, которых здесь не меньше, чем омег, и он жадно втягивает их, глубоко дышит. Оглядывается жадно, быстро, словно собираясь впитать в себя атмосферу собственного выпуска. Тор за его спиной просто хочет помереть и никогда не рождаться снова.       Туше.       — Что за хер этот Локи и какого черта я должен из-за него терпеть лишние десять минут нахождения тут? — сплюнув горько-кислую слюну, Тор не может убрать кривое выражение со своего лица и надевает назад только поднятые на козырёк черной бейсболки солнцезащитные очки. Вокруг слишком большой процент сладкожопых — почти в прямом смысле, господи, природа, похоже, отыгралась на этих идиотах по полной, раздав им одинаково приторные запахи — омег на один квадратный метр, и из-за этого он чувствует себя так, словно вчера слишком много выпил, а в последние дни слишком мало спал. Оглядевшись вокруг и тем самым копируя движения Натаниеля, он с тоскливым, все таким же кривым выражением лица находит место, куда стекается вся эта бесконечная толпа — центральный вход корпуса для бет.       Не проходит и минуты, как полностью игнорирующий его Нат, наконец, отмирает, довольно лыбится и хватает альфу под локоть. Пытается заглянуть ему в глаза, но в ответ получает лишь ядовитый, злобный оскал. Фыркает.       — Да ладно тебе, старый ты хрыч! Неужели не помнишь свой выпуск? Это будет весело! — он уже хочет сделать шаг, чтобы спуститься с бордюра и пройти парковку, но не успевает. Тор предпринимает попытку сбежать, быстро бросив:       — Ну, вот как будет… Тогда и зови.       Не имея ни малейшего понятия, почему вообще он согласился на всю эту авантюру, альфа, конечно же, не сбегает полностью. Он позволяет утянуть себя назад, развернуть, а после тяжело вздыхает — Нат смотрит на него с мольбой и обожанием. Ну, конечно. Вот поэтому он купился.       Повелся в очередной раз, как велся и всегда. Каждый. Гребанный. Раз.       — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Ну, альфа-а-а-а! — продолжая держать его под руку, омега умудряется в молебном жесте сложить руки и быстро-быстро моргает. Тор кривится еще сильнее.       — Не называй меня так. Тысячу раз говорил, — недовольно дернув свободным плечом, он оглядывается по сторонам и выходит с тротуара на парковку. Нат почти светится от довольства, не переставая стрелять глазами везде, куда только сможет дотянуться. Тяжело вздохнув, Тор лишь закатывает глаза и разворачивает бейсболку козырьком назад.       Солнце жарит нещадно, лишь добавляя неудобств. Сконцентрировавшись на шорохе светло-персиковой мантии омеги, идущего рядом, Тор цепляется за этот островок безопасности и постоянства. Ему хватает минуты и пересеченной парковки, чтобы почти полностью абстрагироваться от происходящего.       Изначально вопрос о том, что он здесь делает, конечно же, был поставлен неверно. Еще неделю назад Натаниель почти в слезах — ну, конечно же, нет, это же Нат — позвонил ему под вечер и просто вымучил своими мольбами: у него обязана была быть пара на выпуск, но сколько бы он не искал, сколько бы не перебирал своих знакомых, никто ему так и не ответил согласием. И вся надежда оставалась лишь на него, Тора Одинсона, который, если бы только согласился, стал бы самым лучшим альфой на всем белом свете и…       Сидя напротив него в MacDonald’s в тот момент и слушая весь этот лепет по громкой связи, Фандрал вначале чуть не подавился картошкой от смеха, а после, все еще сдерживаясь, даже потянулся и похлопал его сочувственно по плечу. После он сказал, что у Тора было такое лицо, когда он соглашался, словно он был бы рад убить Натаниеля прямо в тот момент. Если бы тот еще был рядом.       Сейчас, впрочем, Тор чувствовал на своем лице такое же выражение. Кое-как влившись в поток омег, альф и бет, он то и дело одергивает Натаниеля, чтобы тот не забалтывался ни с кем вообще. Чем быстрее они сядут на свои места, тем будет лучше.       И тем быстрее этот ад закончится.       «Неужели же ты не помнишь свой выпуск…?»       Слова омеги отдаются у него в голове эхом, и Тор только вновь тяжело вздыхает. Он, конечно же, прекрасно помнил и будет помнить, наверное, всегда два кадра — вот тут Фандрал протягивает ему первую початую бутылку пива, а уже через секунду он приходит в себя, потому что хозяин бара за две сотни километров на север от Бухареста метлой сбивает его с барного стула, собираясь выгнать к чертям из уже закрывшегося заведения.       Фандрала рядом, естественно, нет.       Как и мобильника. Денег. Ключей от дома…?       Казалось бы, для чего они ему за две сотни километров от дома, но все же. Обстоятельство крайне неприятное. Таковым оно было тогда и, впрочем, остается до сих пор.       Как и Фандрал, который тоже ничего не помнил.       Вот таким был его выпуск и, даже не помня ничего, Тор был бы счастлив никогда не оказываться в такой ситуации вновь: он в окружении толпы гормонально нестабильных омег подростков, чьи феромоны пытаются если не убить его, то определенно довести до состояния потери сознания. На его собственном выпуске они были тоже, приглашённые по блату старшими альфами. Однако, тогда они присоединились к вечеринке позже, вне стен школы.       Здесь же их количество зашкаливало.       —…ну вот, и он лучше других… — Нат ведет его по коридору, ловко лавируя между другими однокурсниками. Тор возвращается к реальности в какой-то момент и понимает, что упустил большую часть монолога омеги. Коротко кашлянув, заодно чтобы прочистить першащее из-за вони вокруг горло, он переспрашивает:       — Ты про что?       Нат косится на него с почти праведным возмущенным ужасом, обидчиво надувает губы, в ответ на такое неуважение, и отворачивается. Тору на долю секунды хочется реально свернуть ему шею, но омега тут же заливается смехом и поворачивается назад. Обнимает его за бицепс двумя руками, прижимается. И нежно, но с ощутимой сталью в голосе шепчет:       — Хватит играть жертву, Тор. Не беси меня, — ткнув двумя пальцами альфе под ребра, он сурово поджимает губы и смотрит на него в упор. Тор тяжело вздыхает, и это, впрочем, становится его очень и очень большой ошибкой. Еле-еле ему удается спрятать измученное выражение лица: он покашливает в кулак, чуть не сплевывает на пол в коридоре, забывшись, и распрямляет спину. Пытаясь неосознанно дотянуться макушкой до потолка, он словно бы надеется убежать от всех этих ароматов.       Только вот бежать ему некуда.       Нат крепко держал его под руку и продолжал вести в сторону актового зала. Покосившись на него, Тор лишь поджал губы. Временами ему не верилось, что именно к этому глубоко внутри жесткому, эгоистичному омеге он относился со столь сильной любовью и привязанностью. Их семьи общались, сколько Тор себя вообще помнил. Они друг с другом познакомились довольно рано и очень быстро сдружились, даже несмотря на разницу в возрасте.       По всему миру таких историй, как у них, было сотни тысяч. У них были и родители, которые со смехом сватали их друг к другу под недовольные взгляды Тора, и первый пьяный поцелуй на какой-то вечеринке, и трагедия, которая перевернула все с ног на голову…       И Нат, который изменился по щелчку пальцев.       Рассматривая его сейчас, уже взрослого, девятнадцатилетнего, Тор так и не может избавиться от чувства вины. Сколько бы месяцев, сколько бы лет не проходило… Даже Натаниель еще полтора года назад признался, что не винит его. Только вот сам Тор перестать винить себя не может. И никогда не сможет, наверное.       — Извини, я отвлекся. Не могу дышать из-за этих тошнотных запахов. Так, о чем ты говорил? — немного склонившись к омеге, Тор снимает темные очки и цепляет их дужкой за ворот футболки. Нат вскидывает на него глаза, замечает это движение и тут же взгляд отводит. Недовольный комок белобрысой шерсти. Тор усмехается и только плечом жмет незаметно. Еще неделю назад он предупредил, что не станет одеваться официально, и омега согласился на это. Скрипя зубами, скорее всего, но ведь согласился. Засунув ладонь в передний карман черных джинсов, альфа переводит взгляд на коридор, на мельтешащих мимо омег и бет.       В самом коридоре, в отличие от парковки, альф почти не видно. Часть из них еще не пришла, а другая, скорее всего, уже расселась в зале. Присмотревшись внимательнее, Тор понимает, что носящиеся мимо студенты одеты в обычную одежду и выглядят значительно младше и его самого, и даже Натаниеля. У них в руках какие-то листы, вычурные ленты из мишуры, плакаты и даже стремянка. Только завидев низенького, светловолосого омегу, который ее несет, альфа уже хочется дернуться и помочь ему, но сам же себя останавливает. Нат предупредил его несколько раз, что за любое взаимодействие с альфами младших студентов строго наказывают. Если проступок совсем серьезный, могут и вовсе исключить.       На миг вспомнив свое обучение здесь, Тор со странным, кислым привкусом на языке не вспоминает ни одного похожего правила для альф. Надо же.       — Я говорил про Локи. Ты же спрашивал… — Натаниель пожимает плечами и вместо того, чтобы свернуть в нужный им коридор, тормозит у автомата с едой и напитками. Нырнув рукой под полу мантии, он быстро вытягивает из заднего кармана телефон, снимает с него чехол и достает банковскую карточку. Тор от нечего делать приваливается плечом к углу автомата. — Он омега, выпускается сегодня тоже. Задиристый, наглый… Мерзкий типок, короче. Его среди наших никто не любит особо. Слишком… — задумавшись на секунду и пытаясь подобрать слово, он поднимает руку, но так и не набирает нужный номер. Подвисает вот так, на несколько секунд. Затем щелкает пальцами и быстро кивает сам себе. Уже набирая нужные цифры на панели, говорит: — Слишком задиристый он.       Тор удивленно приподнимает брови. Слова омеги вводят его самого в ступор на пару мгновений. Школа Траяна Лалеску славилась своим высоким уровнем подготовки и дисциплины на протяжении нескольких последних, даже не лет, веков. Это была одна из самых старых частных школ-пансионов с раздельным обучением для альф, бет и омег. В более ранние годы все три корпуса, разбросанные друг от друга в самые дальние концы большой школьной территории, использовались как отдельные, полностью ограниченные друг от друга территориально, школы для альф, для бет и для омег. Сейчас, конечно, было внесено небольшое изменение: омежий корпус был перестроен и расширен, и теперь омеги учились в нем вместе с бетами. Третий корпус стал административно-праздничным — именно в его коридоре Тор стоял сейчас и ждал, пока Нат закончит с покупкой.       Однако, изменение в распределении корпусов никак не повлияло на жесткую дисциплину и уровень подготовки студентов. Именно отсюда выпускались альфы с самыми высокими баллами и самые хозяйственные и умные омеги. Беты, выходившие отсюда с дипломом, впоследствии могли поступить в любой университет не только в Румынии, но и во всей Европе.       Поэтому так странно было слышать о задиристом омеге в рядах студентов этого заведения. О задиристом омеге с лучшими баллами и привилегией зачитывать выпускную речь.       — Я не слышал о драках или каких-либо инцидентах подобного рода, хм, — коротко выразив свое удивление, Тор задумчиво пытается вспомнить хоть что-то из новостных сводок про школу Траяна Лалеску. Как назло всплывают только хвалебные или восхищенные строчки журналистов и довольные отзывы родителей. Быстро приложив карту к скану, омега в это время оплачивает выбранную воду и вытаскивает ее из автомата. Впихивает задумавшемуся Тору в руки.       — Это и не удивительно, здесь не бывает драк, — пожав плечами, он вновь подхватывает Тора под руку и сворачивает вместе с ним за угол коридора. Им остается совсем немного до распахнутых дверей актового зала, но Тор не торопится. Кусочки пазлов в виде слов омеги не стыкуются в его голове. Остановившись, он смотрит на Натаниеля и уточняет:       — Но ты ведь только что сказал, что этот… — чуть прищурив один глаз, альфа пытается вспомнить только что упоминавшееся в разговоре имя, но ему так и не удается. Бросив эту затею, он говорит: — Что этот омега задиристый. Или я ошибаюсь?       — Да, он задиристый, но… Как бы тебе объяснить, — Нат закусывает губу, напрягается. Меж его бровей залегает задумчивая складка. Тор терпеливо ждет и заодно перехватывает взглядом фигурку рыжеволосого пухлого беты. Тот шуршит светло-зелёной мантией и торопится скорее к дверям актового зала. Похоже, вся «вечеринка» вот-вот начнется. Только он хочет сказать, что им стоило бы поторопиться, как Нат вскидывает руку, щёлкает пальцами и произносит: — Жадный до жизни, вот. Слишком уж много он хочет. Того, что ему не положено, конечно.       Тор поджимает губы, сдерживая смешок и усмешку одновременно. Контекст меняется за миг, стоит только омеге дать пояснение, и это знатно веселит его, чего он, естественно, не показывает. Кивнув и тем самым отвечая, что все понял, он позволяет вновь взять себя под руку. Они продолжают свой путь.       По мере того, как они приближаются к актовому залу и после, как попадают в него, Тор замечает, что концентрация омежьих запахов уменьшается. Похоже, на входе было так невыносимо из-за омег-младшекурсников, которые помогали с подготовкой торжества и были, наверное, на пике своего гормонального становления. За собственной тошнотой он даже не мог отличить тех, кто был в парадных мантиях, от тех, кто был одет в обычную, повседневную одежду.       Сейчас же, присмотревшись, альфа видит, что все выпускники уже расселись на свои места, а количество мельтешащих то тут, то там омег с младших курсов уменьшилось до десятка. Ну, плюс-минус.       — Ты можешь сесть вот тут, — на входе Нат отпускает его и указывает на первый ряд слева от входа. Часть мест там пустует, а буквально со следующего ряда уже сидят выпускники альфы. Тор быстрым взглядом окидывает весь зал. Подмечает и несколько рядов с альфами, и полдесятка рядов с бетами. У самой сцены располагаются ряды с шебутными, тихо перешептывающимися омегами. В это время Нат продолжает негромко говорить: — Это ряд для родителей и сопровождающих. В этом году приехало довольно мало родителей, — его рука сжимает локоть Тора, и он, уже договорив, все никак не может отпустить его. Сам замечает это довольно быстро. И, уставившись на собственную кисть, кажется, пытается разжать ее силой мысли.       Ничего не выходит.       Тор кладет ладонь ему на плечо, чуть сжимает. Стоит омеге поднять на него глаза, как он мягко и осторожно улыбается ему. Чуть приподнимает брови, словно предлагая улыбнуться следом.       Нат, конечно же, не улыбается. Только отводит глаза и тяжело вздыхает. Склонившись, Тор негромко говорит ему на ухо:       — Я буду сидеть прямо здесь. И если что-то случится, я уведу тебя. Договорились? — выпрямившись, он вновь тянет уголки губ вверх. В этот раз омега, кажется, даже пытается выдавить из себя улыбку. Но уже пару секунд спустя, он фыркает, гордо вскидывает голову и, развернувшись, без слов уходит.       Альфа только поджимает губы, следит глазами за ним, пока Натаниель не садится на свое место — крайнее на втором ряду — и только после усаживается на одно из свободных мест последнего ряда. Он может сколько угодно пытаться злиться на Натаниеля или оправдывать его и себя, но, конечно же, он знает правду.       Правду о том, для чего он здесь.       В самом начале выступает директор. Он долго и нудно говорит о заслугах студентов, о распределении благотворительных пожертвований… Тор без зазрения совести открывает вначале Facebook, после, ничего занимательного не найдя в первом, лезет в Tinder. И там тоже ему быстро становится скучно, но, на удачу, неожиданно пишет Фандрал. Он спрашивает, как у них обоих дела, после отдельно уточняет, как себя чувствует Нат.       Тор отписывается коротко, без лишних подробностей — знает, что Нат только разозлился бы, узнай он, что они «разводят слякоть» вокруг него. Но ни на секунду он не перестает прислушиваться к происходящему вокруг и каждые полминуты поднимает голову, проверяя на месте ли Нат и все ли у него в порядке. После речи директора, быстро выступает завуч и начинается церемония выдачи аттестатов. Когда на сцену поднимает Натаниель, альфа делает пару ужасных снимков и, посмеиваясь, пересылает их Фандралу. Тот отвечает, что им обоим нужно бежать из страны, иначе они будут мертвы, если омега увидит эти фото.       Тор лишь вновь тихо смеется.       Он пропускает тот момент, когда на сцене начинает читать свою речь лучший выпускник-альфа, и, впрочем, пропускает ее полностью. Малюсенького кусочка речи, который отдает слишком сильным бахвальством и каким-то привкусом компоста не первой свежести, ему хватает, чтобы просто отключиться и полностью перевести свое внимание на Фандрала и их переписку. На миг у него, конечно же, появляется много вопросов о том, как такого идиота могли допустить к чтению выпускной речи и сколько за это пришлось заплатить его родителям, но, впрочем, эта мысль быстро пропадает.       Только дарит ему усмешку на прощание.       Следом за альфой выступает тот пухленький, рыжий бета, которого Тор заметил у входа в актовый зал. Он говорит что-то о мире во всем мире, о лучших чертах в каждом из них и об уважении, с которым им всем стоило бы относиться друг с другом. Его речь вызывает у Тора чувство нежности и мягкую улыбку. Он даже негромко хлопает вместе со всеми.       Бета буквально олицетворяет все то светлое и невинное, что должны были бы представлять из себя выпускники таких пансионатов еще около столетия назад. Сейчас, конечно, все было совершенно иначе. Проникнувшись симпатией к этому бете, словно вышедшему из прошлого столетия, Тор даже забывает о жарком обсуждении динамики акций Apple в ближайшее время, которую он развел вместе с Фандралом в личной переписке.       В это время на сцену поднимается последний спикер — выпускник-омега. Он откашливается перед тем как начать говорить, осторожным движением касается своей шеи, проводит кончиками пальцев за ухом. И широко, нагло улыбается.       Тор обращает на него внимание только когда тот прочищает горло. Уделив пару мгновений на то, чтобы рассмотреть и слишком высокую для омеги фигуру, что скрыта выпускной мантией, и незамысловатую прическу из двух иссиня-черных косичек, обыденно бегущих по вискам к затылку и обнимающих остальную копну волос. Его не цепляет от слова совсем, и он опускает голову вниз, снимает с телефона блокировку. Только начав набирать первое слово, он краем уха слышит первые слова омеги и каменеет.       А затем весь обращается в слух.       — Больше половины из вас ничего и никогда не добьется. Легко быть детками богатых родителей, правда? Да, легко, я согласен. Это хорошо расслабляет, потому что родители уже все оплатили. И обучение, и шмотки, и дорогой эскорт, да, Льюис…? — на этих словах его губы растягиваются в ядовитом оскале, и Тор не может не усмехнуться. Редко ему встречаются такие язвы, как этот омега. — Зачем беспокоиться о том, что ты туп и ничего не умеешь, если отец-альфа может купить тебе место в любой фирме Бухареста? — у него в руках нет листков, нет ничего, с чего омега мог бы читать текст, но его речь звучит довольно слажено и спокойно. Тор рассматривает его с интересом, а после пытается найти глазами директора и, когда находит, понимает, что тот ошарашен. Та наглость и дерзость, с которой говорит омега на сцене, определенно заслуживает уважения. Или сочувствия… Тор пока не определился. — Да уж. Меня просили сделать вдохновляющую речь для омег, знаете? Что-то про: «быть домохозяином — это почетно», «семья — наша единственная работа»… А, ну, и «бьет значит любит» где-нибудь под конец…. Невзначай, да. Только вот дичь это всё. Я не стану утешать вас и врать, что наша жизнь хороша. Каждый пятый омега подвергается изнасилованию в возрасте до восемнадцати лет. Сколько подвергается ежедневному физическому и моральному насилию… Ну, знаете. Я уверен, вы знаете, — он обводит взглядом первые ряды, и Тор даже со своего места видит, как омеги невольно отворачиваются и опускают головы. Только лишь Нат и еще несколько студентов продолжают слушать и смотреть. — Это место было хорошей теплицей, но, боюсь, никто из наших преподавателей не предупредил нас: за этими стенами — настоящий ад. И я повторюсь — я вас утешать не стану. Больше половины из вас ничего не добьётся. Потому что если бы вы хотели чего-то добиться, вы бы уже сделали это, и…       Какой-то альфа, сидящий в ряду прямо перед Тором, издает короткий свист и тут же впереди раздаются смешки других альф. Не успев отследить за собой это движение, Тор подается вперед, вплетается пальцами в волосы наглого альфы, решившего, что имеет право прерывать чужую речь раз она ему не нравится, и дергает его голову назад. Рычит грозно где-то у макушки:       — Хлебало завали. Еще один звук, и будешь зубы по всей территории собирать. Свои и своих полудохлых дружков. Ясно?       Он почти рявкает на перепугавшегося пацана. Тот быстро-быстро кивает, что-то лопочет, ощутив силу и яростные феромоны более сильного альфы. Когда Тор возвращается назад на свое место, в зале вновь стоит тишина. А омега на сцене, даже не прервавшись, продолжает говорить.       И вот это уже действительно вызывает уважение.       — Быть омегой отвратительно. И с этим, к сожалению, ничего не поделать. Но лишь с этим, — он глубоко вдыхает. На выдохе прикрывает глаза. А когда распахивает их, его голос звучит жестче: — Я не стану утешать вас. Никто не придет и не спасет вас. Ни отец, ни муж, ни закон… Но если кто-нибудь когда-нибудь скажет вам, что вы чего-то не можете, потому что вы — омега, шлите его далеко и дальше, пожалуйста. Потому что это самая наглая ложь из всех, что когда-либо были сказаны. Его вы захотите — покорите весь этот гребаный несправедливый мир.       Он отступает на шаг от микрофона и, кажется, ждет оваций, но их нет. В зале висит почти полная тишина. Тор только усмехается, поводит плечами. Он даже хочет подняться, чтобы направиться ко входу и вовремя перехватить Натаниеля в толпе, но омега на сцене неожиданно, будто вспомнив что-то возвращается к микрофону. И медленно, с легкой хрипотцой говорит:       — Ах да, Малекит, детка! Я набрал на четыре вторичных балла больше и я — официально лучший на потоке. Отсоси.       На секунду Тор выпадает в осадок и так и опускается с открытым ртом назад на стул. Почти сразу в зале поднимается шумиха. Альфы начинают свистеть, директор торопится убрать со сцены наглого омегу, а тот торопится тоже — покинуть актовый зал как можно скорее. За ним тенью мелькает рыжеволосый бета. В его руках оба их документа об образовании.       Тор следит за ними глазами несколько секунд, а после начинает смеяться.

Настоящее время.

      Тор следит глазами за лепестками огня в камине, а после начинает смеяться. Пошевелив кончиками пальцев на ногах, он отпивает из рокса немного подслащенного черного чая.       Он сидит у камина уже несколько часов, наверное. Тор перестал следить за временем еще около девяти вечера, когда они завалились вместе с Фаном к нему домой. Пара коробок пиццы, непринужденная беседа… Время за разговором с альфой всегда летело незаметно. Они обсудили немного дела компании, после — фондовый рынок. В какой-то момент Фандрал задумчиво произнес:       — Этот омега… Локи…       Тор только мотнул головой и тихо бросил, что время еще не пришло. Обсуждать Локи было рано и бессмысленно. Все, что он мог показать, он уже показал. Храбрый, наглый и надменный. Отчего-то Тору казалось, что даже аромат у него характерный — без доли приторности, без единой нотки мягкости и сладости.       И его влекло это. Его действительно влекло и признаваться в этом себе было не стыдно. Сладкие, изнеженные омеги утомили его уже давным-давно — еще в момент рождения своими душными, приторными запахами, а позже ещё и изнеженными, избитыми чертами характеров. Социальный конструкт душил их, навязывал свои правила и большинство делали единственно верный выбор: они сдавались.       Естественно, единственно верным этот выбор был для них.       Локи таким не был, и нужно было быть разве что слепцом, чтобы не увидеть этого на первой встрече. Слепцом Тор не был и проблемами с памятью не страдал тоже. Он все еще помнил ту выпускную церемонию, на которую сопровождал Натаниеля, и все еще помнил речь Локи. В том, что это был именно он, сомневаться не приходилось. И не только потому что после церемонии он выспросил у Натаниеля всю-всю информацию об этом необычном омеге. Высокий, черноволосый и наглый — таких на весь Бухарест и пригород сможет набраться с пару десятков от силы.       Но лишь один из них будет настоящим и истинным. Задиристым до жизни.       Тора влек собственный интерес. Никогда у него не было желания заводить омегу в качестве красивой вещицы, но, к его большому сожалению, большинство омег были именно такими. Тор их не винил. Но и выбирать их больше не имел права. Джейна и почти четырех лет страданий ему хватило за глаза.       Теперь в приоритете была не любовь — осмотрительность.       Тяжело вздохнув, он отставляет рокс на круглый столик у кресла и потягивается. Натуральная кожа темно-бордового цвета поскрипывает под натиском его мощного, сильного тела. Бросив взгляд на каминные часы, альфа только зевает им в ответ. Уже давно перевалило за полночь, и ему стоило бы пойти в постель. Но, даже несмотря на зевоту, спать не хотелось.       В последние два дня он совершенно забыл об этом наглом омеге. Вроде бы и Лайела увольнял, пригрозив, чтобы тот даже не думал подавать в суд, и с Фандралом рядом был чуть ли не двадцать четыре на семь… А все равно ни на миг даже не вспомнил о Локи. До момента, когда Фандрал попытался спросить о нем.       Весь их продуктивный, заполненный интересными беседами вечер на этом закончился, как и не было. Тор уткнулся взглядом в камин. Его глаза потерялись в языках пламени, а мысли унеслись на пять лет назад. Он все еще помнил тот незабываемый день чужого выпускного. Даже не день, мимолетный момент — именно тогда, в свои двадцать три, он понял, какого омегу хотел бы видеть рядом.       И все благодаря Локи.       Как удивительно, что сейчас все так совпало. Брачный договор и именно с этим омегой… Надо же.       Вытянув ноги вперед, Тор косится на соседнее кресло и с удивлением понимает, что оно пусто. Только через мгновение он вспоминает, что Фандрал уже давно ушел. Мысли словно не слушаются его, истосковавшиеся по Локи и жаждущие уделить именно ему все свое внимание. К черту Фандрала, работу, акции, званные вечера… К черту всех!       Он улыбается уголками губ устало. Двигаться не хочется, но нужно добраться до постели. Сегодняшний насыщенный день его порядком утомил и завтрашний не собирается быть легче. Встречи, собрания, проверка работы стажеров в IT-крыле фирмы. Лениво он перебирает в голове завтрашнее расписание. На столике, у рокса, мягко вибрирует телефон.       Альфа тянет к нему руку, вздыхает. Тишина и покой окружают его. Нарушаясь лишь потрескиванием электрического камина, они помогают ему расслабиться и, наконец, выдохнуть. Еще один день позади. Еще один день…       Подхватив телефон, он снимает блокировку прикосновением пальца и опускает шторку уведомлений легким движением. У него мелькает догадка, быстрая и мимолетная: это Фандрал, и у него это самое настроение.       Напиться до бессознательного состояния.       Только подумав об этом, Тор косится на собственный стакан. Граненное стекло искрится алым в свете языков электрического пламени, а жидкость внутри него переливается каштановым цветом — обычный черный чай. Две ложки сахара. Пара чайных ложек лимонного сока. Его губы растягиваются в усмешке. Даже если Фандрал сейчас начнет умолять его, альфа соглашаться не станет. Если бы он хотел выпить, он дошел бы до своего собственного бара.       Но он пил чай. И был слишком доволен прошедшим днем, чтобы похмельем портить завтрашний.       Однако, стоит ему опустить взгляд на экран, как он мгновенно понимает, что это не Фандрал. Номер неизвестный, но текст довольно наглый и надменный. Ему не приходится даже гадать, кто является автором сообщения.       «Я свободен завтра после шести, в пятницу после восьми и в воскресенье после полудня. Также у меня есть свободное время в ноябре в следующих числах…»       Тор даже не дочитывает. Он запрокидывает голову и громогласно смеется несколько минут. Вот же подлец. Мелкий прохиндей. Альфа даже знать не хочет, сколько наглости нужно иметь, чтобы выставлять свои условия даже в такой пустяковой ситуации. Но у него не закрадывается и доли сомнения в том, действительно ли ему нужен этот союз и даже эти три встречи.       Ему просто интересно, какого это — быть партнером настолько холодного, бессердечного и наглого существа. Ему всего лишь интересно.       Отстмеявшись и опустив голову назад, он быстро перебирает в голове свое завтрашнее расписание заново и отодвигает проверку стажеров из IT-крыла на послезавтра. Это ни на что не повлияет. Кроме того, конечно, что у новичков будет время доделать всё отложенное в долгий ящик.       А он либо испортит себе вечер к чертям, либо хорошо отдохнет — и тут даже к гадалке ходить бесполезно. Надо быть как минимум богом, чтобы разгадать этого омегу. Именно так Тору кажется, когда он быстрыми движениями пальцев набирает ответное сообщение. На его губах плавает легкая, но все же усталая улыбка.       «Хорошо. Мне подойдут все три дня: и завтра, и пятница, и воскресенье. В этом месяце и на этой неделе, конечно же. Завтра жду тебя у себя, в семь вечера. Если есть какие-то вопросы: задавай.»       Нажав кнопку «Отправить», он с интересом ожидает ответа. Его адреса Локи не знает, и альфе искренне интересно, станет ли он спрашивать или просто проигнорирует этот момент и не приедет вовсе. А после еще и его самого обвинит, обосновав тем, что Тор не дал ему адрес.       Это определенно будет сколь смешно, столь же и абсурдно. Не ему одному нужен этот брак по расчёту. Но какова вероятность, что эти мысли о том, как может поступить омега — лишь его собственные плохие ожидания? Проверить это можно лишь опытным путём.       Тяжело вздохнув вновь, Тор переводит взгляд на часы, стоящие на каминной полке. Их подарил ему папа два или три года назад: корпус из цельного изумруда, бронзовые ножки и бронзовый волк на верхушке. Его фигура была сильной и яростной. Зверь не выл и не пригибался к земле, наоборот — он был готов к прыжку.       Чуть согнутые лапы, оскал в пасти и навострённые уши — именно так для Тора выглядела жажда до жизни на самом деле. Этот волк был готов к тому, чтобы наброситься на свою добычу и разорвать. Не оставить ни единого целого куска.       Отец всегда считал подарки Фрига, папы-омеги Тора, вычурными и бесполезными. Конечно, он никогда бы не смел сказать этого вслух, да еще и в лицо своему супругу, но, в день дарения, Тор заметил на его лице это выражение… Мягкую, хитрую насмешку во взгляде.       Часы Тор любил. Они всегда были точны, не громыхали тиканьем и не требовали особого ухода. Еще они напоминали ему о папе — самом сильном омеге, которого ему когда-либо приходилось знать. Фриг был статен, всегда собран и мягок. На каждом званном вечере из тех, где Тор присутствовал вместе со своими родителями, стоило только его папе войти в комнату, как все альфы замолкали мгновенно. Они поворачивались к нему, следили за ним глазами, кивали почтительно в знак приветствия.       Папина семья была не менее родовитой, чем семья отца. Но этот факт не отменял никогда той разницы, что была между ними. Альфёрд был воинственным и временами слишком жестоким. Будучи еще маленьким, Тор иногда даже подозревал, что у него нет сердца вовсе — им является Фриг, его супруг. Они были разными, как огонь и вода. И очень часто Тору казалось, что они никогда и не любили друг друга. В их отношениях было много уважения и много формальностей, что отметало любые мысли о каких-либо чувствах.       А потом он замечал взгляд отца, смотрящего на Фриг, пока тот не видит — кроме тех моментов, Тор никогда не замечал и тени нежности в глазах этого сурового, строгого альфы. Однако, именно в те моменты в них был бескрайний океан любви. И ничего больше.       Подметив время, он переводит взгляд дальше. Картины, темно-бордовые однотонные обои, ало-золотые плотные гардины с искусной, дорогой вышивкой… Они прячут за собой панорамные, громадные окна от пола до потолка, что присущи всем ныне строящимся высотным зданиям. И до сих пор, сколько бы Фандрал не возвращался в его кабинет, не нравятся ему: ни гардины, ни вечерняя полутьма комнаты, оттеняемая лишь светом камина.       Каждый раз Тор лишь смеется, отнекивается, обещая сделать скорый ремонт. Конечно же, он его сделает — никогда. Этот кабинет слишком дорог и важен для него таким, какой он есть. Легкая антикварность и старина в мебели, максимально реалистичный, хотя и не настоящий камин, широкие кресла из мягкой кожи, потертый от старости ковер с такой же позолоченной вышивкой, что и на гардинах. Тишина и полный покой. Полутьма. Каждый раз возвращаясь в него, он словно отстраняется от духа мегаполиса, от постоянных рабочих дел и обязанностей… Для этого кабинета он слишком молод, и это дает ему иллюзию отсутствия — здесь его еще не существует. Это лишь межпространство без времени и календарей, и здесь он может никуда не торопиться. Обдумать все, выпить остывшего чаю, выдохнуть.       Он никогда здесь не работает. На полках в застекленном, старом, как сам мир, шкафу стоят его книги, а в ящиках стола лежат все важные документы, но он никогда здесь не работает. Иногда садится в черное кожаное кресло у стола, если хочет взглянуть на город со своей высоты. Это кресло — единственный элемент, что выбивается из всего ансамбля старины и потертости. У него есть колесики и пластиковые подлокотники, и оно — словно оскорбление каждой вещи в этой комнате. Но убирать его Тору не хочется. Порядок без капли хаоса слишком уж скучен и понятен для него самого.       Выждав достаточно, чтобы получить ответ, он тяжело вздыхает вновь и поднимается на ноги. Пару раз сжав телефон в ладони, уже хочет отложить его на столик, к роксу, но тот, избалованный вниманием, тут же коротко вибрирует у него в ладони. Это сообщение. От Локи.       «Мне брать с собой перцовый баллончик?»       Тор только фыркает и тихо смеется. Смахнув уведомление, он откладывает телефон на столик, по ходу выключает камин и тонет во тьме комнаты, направляясь к выходу. Завтра ему предстоит интересный день. ~~~       — И все же… Ты уверен, что это безопасно, чувак? — Фандрал звучит обеспокоено, но судя по Little Big, негромко доносящимся из стерео-системы в его машине, он задает этот вопрос скорее ради приличия. Тор только хохочет в ответ, внимательно и не спеша выставляя настройки на электрогриле, уже загруженном стейками. Бросает быстрый взгляд на телефон: на разблокированном экране вызова горит метка громкой связи. — Блин, ну, не ржи, дебил! Я же серьезно. Ты видел, как он уделал Лайела? Да он же, блин, опасен, серьезно!       — А-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Фан, прекрати смешить меня, ну, — в третий раз перепроверив и время, и температуру, и положение мяса между створками гриля, он все-таки включает его и бессмысленным, но хорошо снимающим волнение движением вытирает руки. Темно-коричневое полотенце, свисающее из переднего кармана его фартука, чуть влажное и определенно уже должно быть отправлено в стиральную корзину. Только подумав об этом, альфа подхватывает его в руку, в другую берет телефон и направляется в ванную. Он уже отсмеялся и теперь говорит серьезнее: — У меня стоят камеры, да к тому же… Не забывай про Билли, ладно? Я в любом случае не пострадаю.       Фандрал не отвечает несколько секунд, но Тор слышит, как он ставит музыку на паузу и тяжело вздыхает. Для них обоих та драка была одной из первых — не по счету, но по уровню жестокости и ярости. И хотя Фандрал даже и не дрался, в отличие от Тора, чужая кровь так или иначе окропила руки их обоих. Как, впрочем, и чужая смерть.       — Ох, Билли-Билли… Что же ты наделал, Билли…? — он вздыхает вновь, но Тор может лишь хмыкнуть в ответ. Сколько бы не пытался себя заставить, он так и не смог почувствовать хоть каплю вины за тот случай. Для него все осталось оправданным, потому что он защищал самое ценное, что у него было — отца и папу.       Дойдя до ванной, он быстро сбрасывает полотенце в высокую плетеную корзину для белья, что стоит под раковинами, а после забредает в спальню и берет пару чистых. Заказанная с утра уборка еще до его возвращения домой успела уничтожить все следы тихой холостяцкой жизни. Все комнаты были убраны, одежда выстирана и выглажена, а постель застелена новым бельем. Последнее Тора радовало особенно сильно, и дело тут было не столько в хорошем сексе с Локи в качестве окончания вечера, сколько сам факт чистого постельного белья. Спалось на нем всегда крепче всего.       Закрыв за собой дверцу шкафа и собираясь вернуться назад в кухню, он замирает. Взгляд утыкается в широкую, застеленную молочного цвета пледом постель. В груди странное ощущение/предчувствие — словно бы альфа понимает, что действительно расстроится, если они переспят вот так сразу. Как интересно…       — Что интересно? — затихший Фандрал неожиданно подает голос, и Тор, позабыв о нем, вздрагивает. Оказывается, он произнёс последнюю мысль вслух. Мотнув головой, он вновь сдвигается с места и возвращается назад в кухню.       — Да так… Неожиданно подумал, что расстроюсь, если мы с ним сегодня потрахаемся, — он пожимает плечами, говоря это, хотя и осознает, что друг не может видеть его. Несколько секунд тот молчит. А затем медленно, лаконично спрашивает:       — Ты это сейчас…серьезно?       Тор угукает, кладет телефон на стол и раскладывает полотенца слева от тарелок. Одно, светлое, вешает на крючок, сбоку от плиты. Ради этого вечера он даже достал с верхней полки шкафа подаренную папой бордовую, кружевную скатерть. В его по большей части светлой кухне, незаметно переходящей в гостиную, она смотрелась хорошо и роскошно, укрывая широкий барный стол из рубинового цвета мрамора. Отойдя на пару шагов, альфа убеждается, что сыграл на акцентах, как подобает, и тут же слышит смех друга на том конце телефона. Тот буквально хохочет и не может остановиться. Тор только надеется, что он следит за дорогой.       — Ну все, чувак! А-ха-ха-ха-ха-ха, вот так, а-ха-ха-ха-ха-ха! Вот так и приходит она… А-ха-ха-ха! Старость! — Тору остается только закатить глаза и, вернувшись к столу, мягко нажать на сброс вызова. Экран телефона вновь показывает ему список контактов. Быстрым движением Тор блокирует его, после оглядывается по сторонам.       На плите под крышкой тушится рататуй, электрогриль еще с пару десятков минут будет доделывать стейки, а в остальном… Вернувшись еще около часа назад, Тор успел сделать уже все, что хотел и даже мог. Он был чистый, гладко выбритый, в свежей белой рубашке и черных классических брюках, подпоясанных черным ремнем. Он накрыл стол, выставил тарелки, приборы и бокалы. Он даже принес скатерть! Часы показывали без десяти минут семь вечера, когда он замер у кухонного стола и понял, что ему больше нечего делать здесь. Оставалось только ждать.       И верить, что Локи вообще заявится? Туше.       Проведя почти весь день на работе, он так и не нашел пары минут, чтобы отправить ему сообщение с адресом. Вспомнил об этом только по возвращении домой, и даже почти написал, даже почти отправил это сообщение… Но все же в последний миг решил этого не делать.       Альфа понимал, что сам предложил и сам же согласился на эту встречу с неуступчивым омегой, но отчего-то ему хотелось проверить Локи. Проверить насколько тот ублюдок на самом деле.       Чуть распрямившись, он разминает плечи, набирает побольше воздуха в грудь, а после долго выдыхает. Изнутри странное волнение подбивает к нему клинья. Волнение и страх: только бы все не повторилось, как было с Джейном. И ладно постоянные истерики и сцены ревности, но вот упреки. Обвинения. Унижения. Все еще, возвращаясь к воспоминаниям, особенно последних полутора лет их отношений, Тор чувствует холодок, спускающийся по позвонкам.       Джейн так долго убеждал его — сильного, умного и статусного альфу — в его бесполезности и тупости, что в какой-то момент Тор действительно начал верить ему. И это было самым, черт побери, жутким.       Повторять такой опыт не хотелось.       Чуть мотнув головой, он возвращается к плите и подхватывает с полочки рядом с акустической системой небольшой пульт. Дождавшись, пока небольшой экран загорится, он с помощью пульта заходит в свои плейлисты и выбирает подборку с Maroon 5. Голос Адама тут же разрубает его напряжение напополам и обстановка в квартире меняется. Вернув пульт на место, альфа чуть притопывает ногой в такт Wake Up Call и проверяет рататуй из овощей и дикого риса. Из-под крышки мгновенно вырывается невероятно вкусный аромат почти готового блюда.       Его улыбку, уже появившуюся на губах, прерывает звонок стационарного телефона. Быстро протянув свободную руку к кофемашине, рядом с которой стоит телефон, альфа жмет на кнопку громкой связи.       — Добрый вечер, мистер Одинсон! — голос консьержа звучит невозмутимо и как всегда мягко. Он чуть прочищает горло, давая Тору возможность поздороваться в ответ. Хитрюга. Тор, конечно же, здоровается, а после слышит следующие слова: — К вам поднимается мистер Лафейсон. Невероятно приятный молодой омега, если хотите знать мое мнение, сэр. Приятного вам вечера.       — Благодарю вас, Нил, — Тор коротко посмеивается и завершает вызов. Ему даже становится интересно, что же такое сделал Локи, чтобы заслужить благосклонность Нила. Ею редко удостаивались даже жильцы высотки, а гости-то и подавно.       Убедившись, что огонь под сковородкой не собирается сжечь всю его квартиру, а электрогриль — спалить их ужин, Тор направляется ко входной двери. Уже у нее он понимает, что не снял полностью черный, плотный фартук, но никаких действий, чтобы изменить это, не предпринимает. В коридоре на входе он останавливается у большого зеркала в пол, несколько мгновений рассматривает себя. Оставшись довольным и клыкасто усмехнувшись себе, альфа подходит ко входной двери и, не глядя в глазок, открывает ее. Его сердце волнительно ускоряется, а перед глазами мелькает странная картинка медленно истекающего лавой вулкана. Он и хотел бы уделить ей больше внимания, но дверь уже распахнулась.       Тор застает Локи на середине движения — тот протягивает руку к звонку, в другой держа небольшую бумажную коробку с прозрачной крышкой. Так и замерев, омега пару секунд рассматривает его, а Тор не может оторвать взгляда от его глаз. Зелень в них настолько яркая, что напоминает ему что-то ядовитое. Отнюдь.       — Здравствуй. Проходи, разувайся, — отступив назад, Тор протягивает руку к коробке, и переступивший порог Локи с легкостью ему ее отдает. Пока он закрывает за собой дверь и стягивает кроссовки, Тор быстро рассматривает содержимое: творожный тарт с малиной, вишней и голубикой. Как мило. Подняв голову вновь, он доброжелательно говорит: —Ты понравился Нилу…       Локи только брови вскидывает, смотря на альфу, и немного кутается в удлинённый кардиган. Он выглядит обычно, но при этом довольно стильно. На нем вновь черные джинсы, почти такие же, как были на их предыдущей встрече, но в этот раз на коленях неаккуратные, модные разрывы. Выше обычная белая футболка из плотного материала, серый длинный кардиган и черный хомбург на голове. Добавив для ясности:       — Это консьерж, — он разворачивается и, выйдя из прихожей, направляется к холодильнику. Омега выглядит спокойным и почти не напряженным, но Тор, конечно же, знает, что это ложь. Он и сам немного волнуется.       — Ах, это… Он довольно приятен в общении. А у меня, знаешь, слабость к альфам старше шестидесяти. Они всегда такие обходительные и…милые? — Тор оборачивается по пути и замечает, как омега осматривается. Но на его последних словах они пересекаются взглядами. Та вопросительная интонация, что проскальзывает в тоне Локе, раскрывается и в его взгляде. Тор только понимающе усмехается и кивает. — И с ними всегда есть о чем поговорить, представляешь! В наше время это такая редкость, к сожалению. Я не встречал ни одного престарелого альфу, с которым у меня не завязался бы увлекательный разговор уже секунду спустя после знакомства. Скорее всего они все думают, что я — бета, но даже так… В их обществе находиться приятно.       — Не могу согласиться. Нил назвал тебя, цитирую: приятным молодым омегой, — открыв холодильник, Тор ставит на вторую полку снизу десерт и, уже разворачиваясь, попутно мягко его закрывает. За его спиной большая комната с панорамными окнами и довольно высокими потолками: Локи должен бы смотреться в ней маленьким и неказистым, каким всегда смотрелся Джейн или каким смотрится Нат до сих пор, каждый раз, когда заезжает к нему в гости.       Эти двое были единственными омегами, что бывали в его квартире больше двух-трёх раз, жили у него и оставались на ночь. И каждый раз оказываясь вместе с ними в главной зале — именно она и была негласно поделена на гостиную и кухню — он не мог не отметить этой мелочи: омеги казалось терялись в этой комнате. Это пространство свободы было для них велико так же, как его кабинет был для них слишком размеренным и тихим. Их неугомонности и живости там не было места, потому что стены поглощали их, высасывали, уничтожали.       Темное логово его кабинета словно было живым и защищало себя от вмешательства жизни и движения, олицетворением которых были что Джей, что Натаниель. Лишь недавно Тор понял — это было единственно важным показателем того, что их миры не сходились до конца и никогда бы не сошлись.       Место, в котором он не существовал, не было им доступно. А место, которое было ему по размеру… Было не по размеру им.       Но к удивлению альфы Локи выглядит на своём месте. Дело ли в его не маленьком росте или в том, что он здесь впервые и ощущение альфы обманчиво, но он полностью соразмерен для большой, просторной гостиной. Он двигается медленно и совершенно никуда не торопится. В его движениях нет желания охватить весь объём комнаты за секунду, все изучить, все узнать. Он просто проходит в пространство, отмеряя каждый свой шаг методично и аккуратно. Каждому движению, нет, каждому только зарождающемуся в голове импульсу он уделяет достаточно внимания, чтобы определить его важность и соответствие своему желанию. И вот сейчас он рассматривает фотографии из детства и со студенческой жизни Тора, что расставлены на полке слева от прихожей, сразу за углом. Кончики его пальцев оглаживают какую-то рамку, и, вглядевшись, Тор понимает, что, с большой вероятностью, это его детская беззубая фотография. Возможно, сейчас омега спросит об этом или сделает комплимент, и Тор расскажет ему как свалился с велосипеда, выбил почти все молочные зубы, а потом еще полгода шепелявил.       Только вот Локи не спрашивает. Он оборачивается, словно потянувшись за словами, сказанными Тором, потянувшись назад к их адресату. На его лице появляется чуть удивленное выражение.       — Надо же… Это приятно. Впрочем, я сразу почувствовал, что он — тот еще старый проныра, — его лицо озаряет небольшая улыбка, и он вновь возвращается взглядом к фотографиям. Тор рассматривает его издалека. Опирается поясницей на столешницу, склоняет голову немного на бок.       Для столь высокого омеги каждое его движение плавное и мягкое. Он не выглядит неуклюжим, даже наоборот — прекрасно знает свое тело и умеет с ним обращаться. Стройный, поджарый… И столь сильно не похожий на омегу. Сколько ни пытается, Тор не может найти глазами ни следов макияжа, ни вызывающих украшений. Еще на входе он заметил все те же мелкие, светлые камушки в нежных мочках омеги и подвеску с темного цвета вытянутым кристаллом.       В Локи не было ничего кричащего вовсе. И от этого, в наступившей на несколько секунд тишине, Тору казалось, что весь его образ и он сам безмолвно кричал в разы громче, чем любые другие омеги, которых альфа когда-либо встречал.       — Ты пялишься, — чуть вскинув руку и странным, легким движением провернув кисть, Локи не оборачивается. Его голос звучит достаточно громко и твердо, но не без хитрых ноток. Тор только плечами пожимает, хотя и знает, что омега его не видит.       — Не пялюсь. Рассматриваю. К тому же…       — Я так похож на музейный экспонат? — осторожно подхватив одну из фотографий с полки, Локи перебивает его, а после оборачивается. На его лице застыло чуть раздраженное, серьезное выражение.       — Совсем нет. Но за тобой приятно наблюдать. Сегодня ты выглядишь не таким напряженным, как в прошлый раз, — спокойно смотря в ответ, альфа пожимает плечами вновь. Отводит ладони назад, опирается ими на столешницу. И зачем-то скрещивает ступни, словно чуть-чуть отгораживаясь. — Что странно, ведь в этот раз мы встречаемся на моей территории.       Локи только фыркает и тихо смеется. Подняв руку, он указывает на Тора рамкой с фотографией.       — В прошлый раз территория тоже была твоя вообще-то. Просто в этот раз я взял с собой перцовый баллончик, — широко, клыкасто улыбнувшись, он смотрит на альфу и пытается увидеть в его взгляде что-то. Возможно, он хочет найти там напряжение или даже страх, но Тор только смеется мягко. Он совсем не воспринимает эти слова всерьез.       — Почему именно престарелые альфы? — оттолкнувшись от столешницы, он подходит к сковородке и приподнимает крышку. Ловко подхватывает деревянную лопаточку с подставки и неторопливо перемешивает рататуй. Он чувствует потребность занять чем-то руки, чтобы не испытывать это странное, непривычное волнение. Запах, вырвавшийся из-под крышки, стал насыщеннее и ярче. Альфа невольно сглатывает набежавшую слюну и еле заметно притопывает в такт какой-то песни Maroon 5, играющей негромко на фоне. Узнать ее у него не получается. В мыслях только Локи и волнение.       Отчего бы…       — Ох, почему… Хм, — судя по звуку голоса, Локи подходит ближе. Затем тихо гремит ножками высокого барного стула по полу. И шуршит одеждой. Тор отслеживает эти звуки без напряжения, но врать себе не собирается: он в какой-то степени контролирует перемещения Локи по комнате. — Все альфы до двадцати, двадцати двух лет — напыщенные и бестолковые увальни. Либо они зарабатывают и благодаря этому они ещё и самоуверенные выскочки, либо они не зарабатывают и поэтому они чрезмерно наглы, будто весь мир вокруг им что-то должен, — накрыв сковороду с высокими бортиками крышкой, Тор выключает газ под ней и откладывает лопаточку. Затем оборачивается, чтобы увидеть, что омега и правда уже уселся за накрытый стол, перед собой поставил ту самую рамку с фотографией. — Те, что старше, с двадцати двух до тридцати двух, плюс-минус… Они лживые и еще более наглые. От этого еще более бестолковые, хах. Где бы они не работали, они априори считают себя королями мира, не имея при этом ни малейшего понятия о том, что такое уважение или этикет. От них только бед и остается ждать. От тридцати…       — Мне двадцать восемь, если вдруг ты не знал, — Тор подходит ближе к столу и опирается предплечьями на спинку барного стула, наклоняясь. Он слушает с реальным, неподдельным интересом чужие рассуждения. Конечно, для него быстро становится понятно, что за плечами Локи есть много негативного опыта, но тот, эфемерный, словно бы и не оставил на нем никакого отпечатка. Лишь добавил серьезности и адекватности, столь несвойственной омегам его лет.       В чужих словах Тор не слышит никакой злости или обиды. Они звучат скорее как философские рассуждения обычного омеги, для которого такая философия — правда жизни. Тора его слова не задевают. Да и про собственный возраст он говорит скорее для того, чтобы Локи было легче выписать его из второй возрастной категории: сомневаться в том, что он не вписывается в рамки чужой негативной альфа-нормы, Тор даже не собирается.       Услышав его слова, Локи фыркает, кивает пару раз. Легко, чуть игриво говорит:       — Да, я знаю. Так вот, те, кто старше тридцати двух, но младше сорока, — он продолжает говорить, как ни в чем не бывало и хитро смотрит на Тора. Тот только прищуривает один глаз внимательно, но с места не сдвигается и пока что ничего не добавляет. Поставив локти на стол, рядом с большой белой тарелкой и приборами, Локи продолжает: — Они обычно более адекватные, веселые и заводные. Уже не такие наглые и бессовестные, а если они остепенились — это вообще bellissimo! Они, по моему мнению, лучшие собутыльники и идеальная компания для приключений. Но, к сожалению, после сорока у них едет крыша и еще на полтора-два десятка лет они становятся неадекватными. У них появляется устойчивая мысль, что они могут купить за деньги абсолютно все, от земли и до бесчисленного количества омег. Хуевый период, если честно, — передернув плечами, он недовольно морщит нос. А Тор лишь усмехается нежно на уголок губ. Ему неожиданно нравится, как броско и искренне Локи матерится. Делая это редко, но, до неожиданного, метко, он неосознанно придаёт себе несколько разбойничьих ноток. — Но как только этот период заканчивается, ой-й… Вот тут начинается истинное удовольствие. Но такие альфы, как Нил, редки. Не всем удается выйти адекватными после кризиса сорока-пятидесяти лет.       Положив подбородок на переплетенные пальцы, он почти что невинным взглядом смотрит на Тора. Так, словно это не он только что оскорбил — нет-нет, буквально облил дерьмом — почти всех альф планеты. Уморительно.       Однако, ничуть не чувствуя себя оскорбленным, альфа лишь заводит ногу за ногу и чуть поворачивает голову на бок. Вечер только начался, а его интерес тихо нашептывает всякие глупости. Вновь об одном и том же: какой же у этого омеги аромат… Ну, какой же…?       — Вопросы?        Аккуратно вскинув бровь, Локи вглядывается в лицо альфы. Тот коротко смеется вновь и выпрямляется. Спрашивает:       — Ты ешь мясо?       — Стейки? Обожаю, — Локи кивает, и Тор успевает заметить довольство на его лице до того, как отворачивается к плите. — И я чувствую аромат рататуя, но…       — С диким рисом, — кивнув сам себе, альфа проверяет стейки: им нужно ещё десяток минут, чтобы прожариться полностью. Затем оборачивается к омеге. Тот выглядит удивленным и даже не прячет этого.       — О-о-о. Звучит вкусно. Ты сам готовил? — он склоняет голову немного на бок, прокатываясь подбородком по переплетенным пальцам, а после тянет одну из рук к шее. Тор наблюдает за тем, как он прикасается к своей коже — мучительно медленно и искушающе — и у него самого неожиданно появляется желание прикоснуться тоже. Он смаргивает его, отвечая:       — Да, обожаю это. А что насчёт тебя? Готовка, уборка, глажка, стирка и так далее по списку? — заинтересовано смотря на замершего омегу, он возвращается назад и вновь упирается предплечьями на спинку стула.       — На большинство твоих вопросов ответом будет клининг. Или уборщица, — легко пожав плечами, он покусывает губу задумчиво. Его пальцы все еще осторожно потирают шею, касаются за ухом, затем скользят к затылку и чуть прочесывают чёрные пряди. Только в этот момент омега вспоминает, что он в шляпе, и Тор замечает это по его лицу. Потянувшись к головному убору, Локи снимает его, косится на стол и спрашивает можно ли положить его с краю. Альфа быстро кивает. Убрав головной убор и оставив его рядом с так и лежащим на столе телефоном Тора, Локи откидывается на спинку стула, а руки переплетает на груди. — Сейчас я живу в отеле, спасибо работе. Собственного жилья нет, как, впрочем, и кухни. Я люблю готовить, но для этого мне нужна хорошая атмосфера и идеальная кухня. Не поверишь, но в скольких домах и квартирах я ни был, ни разу такой не видел.       — Хм, как интересно… — задумчиво поджав губы, Тор заступает одной своей ногой за другую и, опираясь на спинку стула только одним предплечьем, свободной указывает на кухонный гарнитур у себя за спиной. — Что насчёт моей кухни?       Все шкафчики и полочки выполнены в цвете слоновой кости. На выключенной плите стоит такой же светлый чайник, молочный духовой шкаф, бежевая кофемашина… Почти все оборудование светлых оттенков, как впрочем и высокие деревянные барные стулья. Единственный акцент — темно-бордовый цвет. Он в столешнице и в плитке, что выложена на фоне гарнитура. Этот цвет в мраморной плите барного стола, в больших квадратных часах, висящих на стене, и даже в сковороде, стоящей на плите. Пробежавшись глазами по придуманному собой дизайну, альфа оборачивается назад к омеге. За его спиной, в части гостиной, стоит длинный угловой темно-бордовый диван и пара такого же цвета кресел. Вся остальная гостиная также преимущественно светлая, не считая телевизора, стерео-системы и другой электронной мелочи.       — Ты флиртуешь со мной? — Локи чуть вскидывает бровь и скептично смотрит на Тора. Тот переводит на него взгляд, пару секунд смотрит в глаза, а после широко, медленно усмехается.       — Возможно. С вероятностью в пятьдесят процентов мы заключим контракт, так и почему бы не повеселиться? Ты так не думаешь? — пожав плечами, он возвращается назад, вновь упирается обоими предплечьями на спинку стула. Локи не выглядит вдохновленным его игривостью. Он серьезно поджимает губы, прищуривается и совсем чуть-чуть сползает на стуле ниже. Хмыкает тихо.       — Не разделяю твоего настроя. Для меня это в первую очередь взаимовыгодный бизнес: мы даём друг другу то, что нужно, и при этом стараемся сильно не мозолить глаза. В лучшем случае можно было бы говорить о каком-то подобии дружбы, но-о… — Локи тяжело вздыхает, косится в пол и его лицо приобретает хитрое, скорбно задумчивое выражение. Он добавляет чуть тише: — Ты ведь видел себя в зеркало и… Ну, тут уже ничего не поделаешь, знаешь… Остается только сочувствие… — вернув глаза к лицу альфы, он так невинно, словно извиняясь пожимает плечами. Тор держится пару секунд, а после со смехом качает головой.       — А ты язва, я смотрю… Ты же это не серьезно? — у него в груди коротко пихается тревога. Слова омеги уж слишком сильно напоминают оскорбление, каким бы тоном они ни были сказаны. Однако, альфа не торопится делать выводы. Ждет ответа и ждет, что ещё ему принесёт этот вечер в принципе. Как-никак эта встреча для них первая настоящая. Было бы глупо рассчитывать, что Локи будет мил и дружелюбен, ведь он таковым совсем не является.       И Тор прекрасно знал это, когда предложил ему встретиться ещё три раза перед подписанием договора.       — Конечно, нет, если ты спрашиваешь про себя. Ты хорош собой. И на удивление очень вежлив. С тобой приятно разговаривать. Но в остальном, — омега поджимает губы, задумчиво кусает щеку изнутри и выводит на рукаве кардигана маленькие круги указательным пальцем одной руки. Словно решив что-то для себя, он кивает. Медленным, но заметно нервным движением берет в руки рамку с фотографией, что все еще стоит между ними на столе.       Тор наблюдает за ним с реальным интересом. Сейчас Локи выглядит в сотни раз более живым и настоящим, чем на их прошлой короткой встрече. Его лицо уже не кажется каменной маской, наоборот, оно живое и с легкостью выражает его эмоции. Не желая спугнуть чужую мысль — или может откровение, кто знает — альфа ждет и не перебивает.       — Я правда не рассчитываю на что-то большее, чем холодное партнёрство. Изначально такой цели, великой любви или дружбы, у меня не было. И, я думаю, после моего рассказа о альфах разного возраста и моем к ним отношении, понятно почему, ха-хах, — он улыбается уголками губ, вскидывает на Тора глаза. В его взгляде много хитринок. Они пытаются спрятать страх, с которым омега говорит, но у них не получается. Зато получается у Тора: быть спокойным и внимательным слушателем. Быть не осуждающим слушателем. — И дело не только в моем не лучшем мнении о «сильнейших» мира сего. У меня очень большой адаптационный период: там, где, к примеру, тебе нужна пара месяцев, чтобы довериться другому, мне требуется год и даже больше. Поэтому иллюзий на этот счёт я не строю. И тебе не советую тоже — я не тот омега, что будет каждый вечер в фартучке радостно встречать тебя дома и заглядывать тебе в рот, пока ты ешь. Это не в моей природе, но… — он задумчиво поджимает губы, немного оглядывается по сторонам, затем смотрит на Тора. И усмехается, говоря: — Но, думаю, если бы мы с тобой подружились, это было бы…прикольно. Первое впечатление мне нашептывает, что ты такой же пизданутый, как и я, а-ха-ха-ха.       Локи пожимает плечами, смеется, а после глубоко выдыхает. Тор даже замечает, как расслабляются его плечи. Но вот взгляд напрягается наоборот — омега ждет, что ему скажут, и Тор не заставляет ждать себя дольше положенного, отвечая почти сразу:       — Об альфах.       Локи удивленно вскидывает брови, затем прищуривается непонятливо. Он, похоже, совершенно не улавливает о чем ему говорят, и Тор решает добавить немного контекста:       — Рассказ об альфах. Ты не тот предлог взял, — на его губах появляется широкая, веселая улыбка. Именно вместе с ней он наблюдает за тем, как лицо омеги медленно румянится от возмущения. Он открывает рот, набирает воздуха в легкие, но негодование буквально лишает его возможности говорить. Все, что у него получается, так это выдавить короткое:       — Да ты…издеваешься надо мной?!       Тор смеется, громко и весело, и выпрямляется. Пока омега пытается справиться со своим негодованием и в итоге начинает негромко смеяться. За это время альфа успевает подойти к небольшому холодильнику с прозрачной, стеклянной дверцей. За ней ровными, аккуратными рядами лежат бутылки с разными сортами вина.       — Как насчёт… — он приседает на корточки и чуть поворачивает голову в сторону своего гостя. Фартук тихо шуршит, под натиском изменившегося положения тела. Договорить ему не удается.       — Красное сухое.       — У тебя хороший вкус, — Тор усмехается, отворачивается и открывает холодильник. Аккуратно достает нужную бутылку. От прохлады той у него по предплечью пробегают мурашки.       — У тебя тоже. Мне нравится дизайн интерьера. О самой кухне не скажу, еще не готовил на ней, но акценты расставлены очень круто, — Локи опускает глаза к фотографии, которая все еще находится у него в руках, и поворачивает ее к Тору. Пальцем он осторожно указывает на Натаниеля. — Это, эм-м… Николас?       Он хмурится, чуть тянет, пытаясь вспомнить имя. Сделать ему этого так и не удается. Обернувшись назад, Тор отрицательно мотает головой. И, закрыв холодильник, поднимается.       На фотографии только они с омегой, снятые на его телефон. Натаниель почти искренне улыбается и жмурится на ярком солнце, пока сам Тор давит губами какое-то подобие улыбки. На их фоне омеги в перемешку с бетами и альфами толпой заходят в административный корпус школы. Половина парковки за их спинами заставлена автомобилями. Уже через пару минут его окончательно сильно затошнит от какофонии сладких ароматов и в итоге он согнётся в мини-приступе рвоты, а после они еще почти полтора часа будут смотреть тоскливую церемонию.       — Натаниель. Мой близкий друг, — назвав верное имя, альфа возвращается к плите и вытаскивает из ящика со столовыми приборами штопор. Пока открывает вино, слышит, как Локи сзади негромко шепчет: «Точно!». А затем добавляет:       — Я его помню. Он проходил у нас реабилитацию. Кажется, это было тысячу лет назад, надо же… — Локи коротко, нервно смеется. И Тор не знает к чему именно обращён этот смешок, к тому, как быстро летит время, или же к тому, что он забыл имя омеги. Впрочем, его это даже не беспокоит. Он замирает, почти каменеет, из-за другого.       — Реабилитацию? — медленно обернувшись с откупоренной бутылкой в руках, Тор почти крадучись подступает к столу. Ставит ее. Напряжение заставляет его сжать зубы, а ладонь, что все еще держит горлышко поставленной на стол бутылки, разжать не удается. Они с омегой пересекаются взглядами, и почти сразу Локи говорит:       — Это конфиденциальная информация. Я не могу… — Тор видит, как Локи весь подбирается и замирает. Он не двигается и, кажется, даже не дышит. Вдавив кончик языка в небо, альфа заставляет себя негромко выдавить:       — Изнасилование?       Локи смотрит на него долго и внимательно, а после медленно-медленно кивает. И Тор весь расслабляется тут же, тяжело выдыхает. Наконец, отпускает вино, оставляя его на столе.       — Я просто подумал о наркотиках или алкоголе, поэтому… Просто для ясности, — он кивает, Локи кивает в ответ, но больше ничего не спрашивает и не говорит.       Вернувшись к плите, Тор достает бокалы и какое-то время в тишине разливает вино, после накладывает им стейки и рататуй в большие тарелки цвета слоновой кости. За это время Локи успевает вернуть рамку назад на полку и возвращается к столу как раз в тот момент, когда Тор снимает фартук и вещает его на крючок на стене у холодильника.       — Ты сказал «у нас», когда говорил про реабилитацию… — вернувшись к столу, он усаживается на стул, дожидается пока Локи усядется тоже и подхватывает нож с вилкой. Стейк на тарелке выглядит не менее влекуще, чем рассыпчатый рататуй, и его живот почти неслышно отзывается урчанием. Только сейчас альфа, занятый подготовкой ужина, а после и беседой, замечает свой голод.       — У меня благотворительный реабилитационный центр, «Regeneratio», может быть ты слышал… — Локи легким, плавным движением подхватывает бокал с вином и отпивает немного. Пробует, прокатывая напиток на языке.       — Конечно. Раз в год мы направляем пожертвования в благотворительные центры. Обычно это маленькие организации, которые на грани закрытия, но не только. В прошлом году мы курировали акцию помощи по борьбе с ВИЧ, которая проводилась «Regeneratio». Не знал, что он под твоим началом, — Тор первым делом отрезает небольшой кусочек мяса. Он точно знает, что вино хорошего качества. Намного больше его волнует качество не столь давно купленного электрогриля. Будучи занятым мясом, он все же успевает бросить на омегу немного укоряющий взгляд. Тот понимает его без слов, почти сразу говоря:       — По документам не я там хозяин, поэтому не смотри на меня так, — вернув бокал на место, Локи тоже берётся за приборы.       — Но у тебя есть доход оттуда, — Тор вскидывает бровь, почти открытым текстом говоря, что это нарушение их брачного договора со стороны омеги. Тот лишь пожимает плечами, легко и бесстыдно отвечая:       — У меня есть там хороший друг. И нет официального, узаконенного дохода, — ловко засунув в рот кусочек мяса, он ухмыляется сомкнутыми губами и нагло вскидывает брови. Тор весело прищуривается, кидая легкое:       — Не только язва, но и плут…       — Какой есть, — прожевав, Локи довольно улыбается, возможно, в самый первый раз за вечер. Тор не злится. Он лишь подхватывает вино, отпивает немного. Интерес к этому омеге внутри него ничуть не утихает, и это ему самому очень нравится. Пронырливый, наглый и дерзкий.       Кажется, с той самой церемониальной речи Локи совсем не изменился. Но, конечно же, это не так.       Неторопливо ужиная, они обсуждают детство. Точнее Тор рассказывает о своём детстве, а после и о подростковом возрасте, но много раньше омега рассказывает о своей роли в обустройстве «Regeneratio». Оказывается изначально в этом благотворительном центре работал его папа-омега, Фарбаути. Он был там в должности старшего медбрата до того, как встретил отца Локи, а после этого поднялся и стал директором всего благотворительного центра. Не без помощи связей Лаувея, отца-альфы Локи, конечно.       Пока Локи говорит, Тор наблюдает за ним. На словах об отце его лицо меняется: в нем смешивается презрение и злоба; но, впрочем, это выражение пропадает быстро. Он продолжает рассказывать. Альфа узнаёт о том, что почти сразу после свадьбы папа Локи забеременел и больше не мог участвовать в деятельности центра. Его делами в «Regeneratio» занимался другой альфа, близкий друг Фарбаути — Тони Старк. Уже в начале последней беременности, вынашивая Локи, Фарбаути без ведома Лаувейя написал завещание, в котором передал все дела реабилитационного центра для омег своему будущему ребёнку-омеге.       — Тони пришёл ко мне, когда мне исполнилось четырнадцать. Он никогда не появлялся в особняке Лаувейя, и я не был с ним знаком. Он нашёл меня в школе-пансионе, рассказал, что был близким другом моего папы и предоставил все документы. Я был удивлен, конечно, но поверить ему было не сложно. Адвокат папы все его слова подтвердил, — Локи неторопливо собирает кусочком мяса соус, натекший на тарелку с рататуя, и задумчиво смотрит куда-то поверх плеча Тора. Тот кивает, показывая, что внимательно его слушает. — Вступить в полноправное владение я мог только с восемнадцати, папа сам указал этот возраст в завещании, но я начал заниматься делами центра почти сразу, как узнал об этом. Тони… Хах, он всегда был повесой, и никакие мои решения даже не подвергал лишнему сомнению или обдумыванию. Возможно, он ждал, когда я стану хоть немного взрослым, чтобы сбросить на меня всю эту ответственность, — чуть усмехнувшись, он качает головой и забирает кусочек сочного мяса в рот.       — Тебе было четырнадцать? Это не было сложным? Юридически, экономически… Там же сотни документов, — Тор чуть хмурится, не имея возможности даже представить насколько это могло бы быть тяжело: получить столь высокую и ответственную должность омеге в четырнадцать лет.       — Я не спал иногда по двое суток, чтобы успевать и учиться, и разбираться с бюрократическими моментами центра, но это было круто и интересно. Здоровье к черту полетело, конечно, но оно того стоило! Уже спустя полгода мы открыли второй центр в Бухаресте и еще один — в Бранести. Ну, как, мы… — омега неожиданно смеется, уже прожевав и проглотив мясо. Он легким движением откидывается на спинку стула, отложив приборы, и подхватывает бокал с вином. — Я сказал Тони взять все деньги центра и просто найти помещение и людей. И он сделал это в то время, как на нашем счету не осталось и десятка баней*, ха-ха-ха! И как он только пошёл на это…? Но, впрочем, я быстро направил несколько прошений в частные компании, государству и в ООН. И довольно скоро нам сделали несколько больших благотворительных выплат, которые не позволили нам остаться голыми и босыми с таким растратами. Дальнейший рост был делом довольно простым.       Омега пожимает плечами, отпивает немного вина. То, с какой легкостью он рассказывает все это, не оставляет сомнений в его развитом интеллекте. Он хороший бизнесмен. Не будь он возможным будущим мужем, Тор даже подумал бы о том, чтобы нанять его в свою команду.       Уловив эту мысль, он поджимает губы и задаёт появляющийся следом вопрос:       — И это не единственный твой дополнительный источник заработка, как я понимаю?       — Возможно, — хитро, широко улыбнувшись, он вновь принимается за еду. Ничего больше по этому поводу Локи не говорит, а Тор и не расспрашивает. Тема уходит к его собственному детству и подростковому возрасту. Задать вопрос о том, где папа Локи сейчас, Тору так и не удается, но он догадывается об ответе, на который мог бы наткнуться.       Три беременности подряд, со слишком маленьким периодом для восстановления организма, для омеги с не самым крепким здоровьем могут закончится лишь летально.       О своей семье Тор рассказывает долго и увлечённо. Он описывает вначале папу, после отца. Локи слушает внимательно и, возможно, даже с интересом. Он ни на мгновение не отводит от альфы взгляда, однако, его безэмоциональность не дает прочесть его мысли. Будучи единственным ребёнком в семье Тор привык, что на него направлено все внимание, но внимание этого омеги — внимательность скорее, с которой он смотрит — будто бы пытается вскрыть альфу невидимым скальпелем. Появляется странное некомфортное ощущение, но Тор отодвигает его в сторону. Скорее всего, сам он смотрит на омегу таким же взглядом — выискивая подвох и пытаясь всеми силами найти его сразу.       Чтобы не совершить ошибки.       Чтобы после просто не разочаровываться.       — Я тоже учился в Бранести, в здании для альф, только поступил на несколько лет раньше, — отложив столовые приборы, он подхватывает ополовиненную бутылку вина и чуть наклоняет ее в сторону Локи. Тот только качает головой, отказываясь, чтобы его бокал вновь наполняли. — Отучился, выпустился, сразу начал работать в компании отца и получать высшее образование. Вспомнить какие-то интересные истории сейчас сложно, поэтому все выглядит таким скучным, — пожав плечами, поднимается и подхватывает вино. Отходит к плите, чтобы найти пробку и закупорить початую бутылку назад.       — Ты давно знаком с Натаниелем? — по ходу к холодильнику, Тор видит, как омега сладко и сыто потягивается на стуле. Это вызывает у него улыбку. Как впрочем и вопрос. После стольких лет дружбы, первая его реакция на любое упоминание Ната — нежность.       — Я знаю его ещё с пелёнок. Наши семьи дружат до сих пор, как и мы, впрочем. Он мне как младший брат. Иногда склочный и несмышлёный, но в семье не без урода, как говорится, — альфа ставит вино в холодильник и, закрыв тот, оборачивается. Его голос мягкий и спокойный, поэтому слова не звучат слишком грубыми. Локи коротко посмеивается несколько секунд. После говорит:       — Я помню его с учебных лет. Он всегда был…милым. А я редко разбрасываюсь такими комплиментами, чтобы ты понимал! Как насчёт чая и экскурсии по квартире? Я бы посмотрел и другие комнаты, — Локи ловко спрыгивает с барного стула, осматривается. Сытым он выглядит мягче и дружелюбнее, а Тор только прячет улыбку, отворачиваясь в другую сторону и направляясь к чайнику, чтобы поставить его на плиту. Ему становится смешно: чтобы убрать все колючки омеги достаточно всего лишь его накормить.       Ну, и напоить немного…       — Я с удовольствием покажу тебе все тут, — включив конфорку под чайником, Тор разворачивается и направляется к Локи. Указывает рукой в широкий коридор, уводящий вглубь квартиры. — Что ты имеешь в виду, называя Ната милым?       — Он всегда был смышленным, а после трагедии в нем прибавилось…булатности и стали. Мне кажется, это идеальный коктейль: ум и сила. Это мило, — Локи идет на полшага позади Тора и, не отказывая себе в удовольствии, оглядывается. Альфа замечает это, но никак не комментирует. Вместо этого чуть насмешливо говорит другое:       — Пока остальные омеги называют милыми котиков, собачек и побрякушки, Локи называет милыми смышленных омег, переживших изнасилование… — он фыркает сам и почти сразу чувствует, как омега позади слабо шлепает его по плечу. Это вызывает лишь еще пару смешков.       — Эй! Не переворачивай с ног на голову мои слова! У меня просто другая координатная плоскость в таких терминах. А твой юмор ужасен, — Локи возмущённо, но весело повышает голос. Тор останавливается у двери ванной и оборачивается к омеге. Тот не может сдержать смешливой улыбки.       — Но ты смеёшься, а значит все не так плохо, — подмигнув ему, альфа открывает дверь в ванную, щёлкает выключателем и опирается плечом на дверной косяк. Локи все еще улыбается уголками губ и шепчет что-то про то, какой Тор ужасный.       Он проходит на пару шагов внутрь ванной и почти сразу замолкает. Тихо-тихо присвистывает. Окна ванной выходят на рассветную сторону высотки, но солнце уже почти село и поэтому прямо перед ними предстаёт вид города, на который медленно наползает ночная тьма. Локи, кажется, не замечает ничего вообще. Он не обращает внимания на две раковины и длинное зеркало, установленные в стене рядом со входом. Полностью игнорирует широкую, большую ванну-джакузи, поставленную у панорамных окон. И даже не удосуживается повернуть голову, чтобы увидеть два прохода в гардеробные, в противоположных сторонах ванной комнаты — каждый из них ведет в отдельную спальню. Гардероб слева даже со стороны выглядит заполненным вещами и ведет в спальню альфы, в то время как правый пустует и уже давно.       С момента, когда Джейн все-таки съехал от него, Тор приглашал кого-то на ночевку от силы три раза. Первые два это был Нат — он оставался у него после затяжных вечеров-кино, но вещи никогда не оставлял. А последний можно было даже не учитывать: Фандрал был в стельку пьян и спал в гостиной.       На полу.       — Нат о тебе был совсем другого мнения… — Тор рассматривает омегу, замершего у окна, со спины и отталкивается плечом от дверного косяка. Локи, кажется, его не слушает вовсе, откликаясь:       — А… Правда?       — Да. Он рассказывал мне о тебе, когда мы были на его выпускной церемонии. Сказал, что ты наглый, задиристый и надменный засранец, — Тор подступает к нему мягко и медленно. Ровняется, но вид из окна не занимает его так сильно, как стоящий рядом омега. Тот выглядит загипнотизированным и воодушевленным. Только слова о выпускной церемонии приводят его в себя, и он поворачивается к Тору смотря на него чуть удивленно. Слова о том, как к нему относится Нат, кажется пролетают мимо его ушей.       — Ты был на той церемонии? — он вновь кутается в кардиган, неосознанным движением. Смотрит на альфу снизу вверх. А Тор только кивает и, засунув руки в передние карманы брюк, добавляет:       — Я слышал твою речь.       — Ох, это…! — Локи прикрывает рот рукой и начинает смеяться. Он тихо, легко хохочет, и Тор неожиданно засматривается. На бледный лоб и чёрные ресницы. На жмурящиеся глаза и чуть алые скулы — от вина, наверное. Его губы выглядят тонкими, но мягкими. А улыбка очень смешливой и искренней.       Как мило.       — Какой стыд. И после этого ты ещё думал о том, чтобы заключить контракт, а-ха-ха-ха… Да ты сумасшедший, — он все никак не может перестать смеяться, а Тор лишь шепчет: «возможно»; и поворачивает голову к окну. Где-то вдалеке виднеется ботанический сад, а в совершенно другой стороне район, в котором живет Натаниель. Город горит сотнями разноцветных огней. Темные, наплывающие на него облака выглядят угрожающе-нежными. Вид и правда завораживает.       — Мне до сих пор стыдно за неё. Я был слишком дерзким и слишком уж злился на других. Но выражение лица директора до сих пор смешно вспоминать, — омега успокаивается и вздыхает, глубоко и осторожно. Теперь его очередь рассматривать, и он смотрит: скользит глазами по Тору, стоящему рядом. Беззвучно хмыкает, думая о чем-то своем. — А что до Натаниеля… Если ты думал удивить меня этим, то у тебя не получилось. Никто из тех, с кем я учился, не был слишком благодушно настроен в мою сторону. Они мне завидовали, потому что я был лучшим и надменным ублюдком, и они ненавидели меня, потому что мне было не страшно вслух произносить провокационные вещи. Так что… Они меня никогда не любили.       — А кто любил? — Тор поворачивает голову и встречается с Локи взглядом. Тот смотрит только в глаза, не позволяет отвести взгляда. И сам не знает, что хочет увидеть в глазах напротив. Боль? Недолюбленность? Слабое место?       На протяжении последних почти двух часов их разговоров и ужина омега все продолжает и продолжает выглядеть сильным. В нем нет жеманности, нет ни капли кокетливости и тошнотной манерности. Ему не нужно от Тора ничего, и тот это чувствует: у Локи есть средства, у Локи есть цели, у Локи есть своя собственная жизнь. И нет ни единой ахиллесовой пяты.       Альфа не может и сам понять, зачем задаёт столь каверзный вопрос. Возможно, он хочет найти это слабое местечко у омеги, чтобы чувствовать себя в большей безопасности. А может хочет лишь убедиться в том, что существо рядом — ледяное, бесчувственное и неуязвимое.       Локи смотрит в ответ, и в его расслабленном взгляде не мелькает тяжелых чувств и переживаний. Он пожимает плечами, а затем говорит лишь одно единственное слово:       — Я.       И отворачивается.       Тор смотрит на него несколько мгновений, а после вновь поворачивает лицо к городу. Все его метания и вопросы остаются как есть. Интерес внутри недовольно, неудовлетворенно что-то бормочет себе под нос и тихо матерится. Сам альфа коротко, незаметно усмехается.       Эта игра между ними… Она обещает быть интересной.       — Я тут подумал… Боюсь, у тебя не остается никакого выбора, кроме как подписать брачный договор, — Локи подаёт голос спустя пару мгновений и с чуть нагловатой улыбкой поворачивается к альфе всем корпусом. Тор удивленно поворачивается к нему тоже, вскидывает бровь. — Либо так, либо мне придётся убить тебя, чтобы забрать твою квартиру. Я хочу жить здесь.       — А-ха-ха-ха! Так вот оно что, — задорно рассмеявшись, Тор делает маленький, малюсенький шажочек к омеге. Тот не отступает, лишь поднимает голову немного, чтобы не разрывать зрительного контакта. В его глазах почти незаметно читается напряжение, но Тор замечает. И по глазам, и по пальцам, крепче стискивающим предплечья, объятые рукавами кардигана. — Но я не смогу поставить свою подпись, пока не буду убеждён в том, что твой запах…       — Я на подавителях двадцать четыре на семь. Это не создаст проб… — Локи качает головой и теперь уже отступает, возвращая дистанцию в два шага между ними. Его поза неожиданно выглядит неприступной и черты лица заостряются. Тор перебивает его также быстро, как до этого перебили его самого:       — Боюсь, когда наступит течка… — он немного раздраженно сжимает зубы, а омега лишь дергает головой резко. Пряди его волос взметаются, что грива у неуступчивого коня.       — Проблем не будет. Мы можем сделать это пунктом договора, если для тебя это настолько важно. И я юридически дам обещание, что никаких проблем… — его голос становится жёстче, и он отступает еще на шаг. Это становится ошибкой, потому что за его спиной уже начинается небольшое возвышение, на котором находится ванна. Омега запинается об выступ ногой и начинает заваливаться назад. Тор быстро и ловко хватает его за предплечье, не давая упасть. Тут же ставит ровно и убирает руку. Между ними повисает тишина, но ни один из них не смеется. У Локи даже взгляд не меняется.       — Окей. Слушай, — Тор поднимает обе ладони вверх примирительным жестом и сам отступает на шаг назад, давая омеге больше пространства. Чуть прочистив горло, он говорит: — У меня очень специфическая чувствительность, и феромоны со сладким запахом превращают мою жизнь в ад. И я не хочу случайно столкнуться с этой проблемой, если мы подпишем договор, и… — он поджимает губы, не зная, как подобрать слова, чтобы они не звучали слишком надменно, но четко выражали его позицию. Взгляд Локи чуть меняется, теряя часть своей неуступчивости и раздражения. Это дает Тору маленькую надежду, и он говорит как есть: — Боюсь, подписание договора просто не состоится, если меня…будет тошнить от твоего запаха. Без обид. Поэтому мне так важно…       — Я тебя понял. Но сейчас моим ответом будет «нет», — выражение лица Локи смягчается совсем немного. Вначале Тор замечает это, уже после слышит его слова и стискивает зубы. Раздражение подкатывает к горлу, руки опускаются и ладони стискиваются в кулаки.       — Это всего лишь. Гребаный. Запах. Неужели это так сложно, просто…! — он дергает головой рывком и озлобленно глядит на омегу. Тот кутается в свой кардиган, переплетает руки на груди и приосанивается. Ему некомфортно, но Тор словно прекращает замечать это. И прекращает на это ориентироваться. Перед его глазами есть лишь его желание не ошибиться с выбором и ничего более.       — Я не готов, — голос Локи звучит тише обычного. В нем странным образом переплетает бесстрашие, упорство и напряжение. Тор слышит его слова, и отвечает на них громким, издевательским смешком. Из его головы неожиданно вылетают воспоминания о словах омеги про его личное время адаптации, оттуда вылетает, кажется, все. Перед глазами лишь картинка: его квартира заполнена мерзким, сладким ароматом; тошнота режет глотку и перед глазами мутнеет; в голове неразбериха.       И эта картинка уже сейчас бесит его так сильно, что он рычит:       — Ты думаешь, что все в этом мире так устроено? Оно…       Возможно, дело в вине, но два бокала — слишком мало для того, чтобы быть оправданным в таком преступлении. И будь Тор трезвым, он согласился бы с собой. Он бы даже себя ударил. Или уволил, пожалуй.       Локи сказал тогда, что рыба всегда гниет с головы. Тор опроверг это, а сейчас был готов подтвердить стократ. Неловко и совершенно случайно. Ведь для него это было важным! А этот пустоголовый, тупой омега никак не мог понять, что…!       Загвоздка была лишь в том, что Локи пустоголовым не был. Вскинув голову, он отчеканил жестко и громко:       — Тор. Я не готов. — взгляд лишь в глаза сделал свое дело. Ни в моменте, ни после Тор не мог бы выразить словами, что увидел во взгляде напротив. Но ощущение было ярким и бескомпромиссным. Словно беспомощный, последний и яростный рёв израненного дикого животного, которое защищает кого-то ещё более слабого — вот на что это было похоже. Омега отступил на шаг, медленно тяжело вздохнул.       На кухне начал медленно набирать обороты чайник, свистя и требуя внимания к себе. Тор не мог повернуть голову или двинуться с места. Он не мог даже глаз отвести. В голове уже появилась первая мысль — Локи прячет нечто ужасное. За ней взвились десятки других, важных и непримиримых.       С одной лишь идеей — для него это не менее важно, чем для Тора омежий запах.       И ведь он никогда не был тем альфой, который мог бы быть грубым или жестоким с омегами. Воспитание ему этого не позволяло. Но, впрочем, раньше он и не встречал омег, которые отказали бы ему в такой мелочи.       А теперь перед ним стоял Локи. И в его глазах читалось лишь одно.       «Я уважаю тебя. Но если ты не будешь уважать меня в ответ, я не останусь с тобой.»       — Я выключу чайник. И, видимо, мне пора домой, — коротко кивнув, он делает шаг в сторону, отворачивается. Позы не меняет, как и быстроты шага. Он уходит величественно и неторопливо. Не бежит. Не боится.       Тор опускает голову и смотрит, как сжимает собственные руки в кулаки, остывая. Ему нужно извиниться. Ему нужно… Зачем? Правда ли, он хочет продолжать общение с этим омегой? Узнать его? Познакомиться с ним ближе и…       Хочет. Правда хочет.       Тяжело вздохнув и зажмурившись, Тор трёт переносицу. А затем поднимает голову и окликает омегу, уже почти находящегося в дверях, по имени. Тот оборачивается, похоже, тоже начиная заводиться, и резко начинает:       — Я уже говорил и повторюсь вновь: я не стану плясать…       — Извини. Я не хотел давить. Просто это важно для меня.       Они встречаются взглядами. Тор чуть смущенно сводит к переносице брови и смотрит виновато. Он, конечно же, видит, как взгляд Локи с почти обозлённого сменяется на крайне удивленный. Тому требуется пара мгновений, чтобы прикрыть глаза и коротко усмехнуться, а после он медленно качает головой.       — Я принимаю твои извинения. И, пожалуй, — он поднимает одну руку, отодвигает рукав кардигана выше и смотрит на запястье, на котором нет часов. Затем поднимает к Тору взгляд, продолжая: — Я задержусь ещё немного. Пробки в такой час жуткие, у такси дорогой тариф, ну…знаешь.       Тор смеется и кивает понимающе. Подняв руки, он прочесывает пряди своих светлых волос. С легкой усмешкой смотря на него ещё пару секунд, омега разворачивается и выходит из ванной. Неожиданно осенённый яркой мыслью Тор кричит ему вслед:       — Я мог бы отвезти тебя домой сам позже!       Он весь почти что вытягивается в струнку, делает шаг по направлению к выходу из ванной, но с места не срывается. Замирает на пару секунд, ожидая ответа. Почти сразу к нему летит звук голоса Локи. Прямо поверх свиста чайника, что все еще набирает обороты в кухне.       — Не дождешься!       Не имея возможности сдержаться, альфа начинает смеяться. Вновь прочесывает пальцами волосы, а после прикрывает губы ладонью. Те не могут сдержать улыбки. Он только что чуть не облажался, но ситуацию удалось исправить. И эта реакция Локи…       Ему был нужен этот брачный контракт, но, что было много важнее, он хотел его заключить. Хотел именно с Тором.       И это было взаимно. ~~~