Кофе и молоко.

      Знаете, такое странное, ужасное, липкое чувство? Осадок, который может остаться в любой момент и не смываться продолжительное время? То чувство, когда на душе настолько гадко, что хочется ни то что утопиться, а просто стереть себе память, исчезнуть с лица Земли? И даже если в твоей голове были незабываемые воспоминания, ты всё равно хочешь всё просто забыть. Раз! — и ты уже ничего не помнишь. Раз! — и тебя уже практически нет в реальности. Так ощущал себя Эрен. Вспоминая того мужчину, он раз за разом спрашивал себя: — За что?.. — Эрен? — обеспокоенно спросил Жан, стоя за барной стойкой и делая очередной напиток. Йегер, сам того не замечая, выискивал в зале, за тем же самым столиком темную макушку, но про себя он поблагодарил всех ему знакомых богов за то, что за тем столиком сидит какой-то широкоплечий мужчина в очках и читая газету, сильно ссутулившись. Эрен отмечает про себя, что Аккерман никогда так ссутулится. И не читает газет. «По крайней мере, таких», — вновь говорит Эрен про себя. — Ничего страшного. Просто… — начал вдруг Йегер, как Жан перебил его, оторвавшись от стойки и положив руки на плечи Эрена. Парень вздрогнул, а Кирштайн заглянул Эрену прямо в глаза, так отливающие зеленой. — Что случилось с Микасой? Йегер вздрогнул. Она уже две недели лежит в больнице, и Эрен ходит к ней каждый день. Но он каждый раз переступает через себя, прежде чем туда отправится, ибо каждый раз видит там и Леви. Сидя в своей комнате, лавируя между столиков с подносом на работе, сидя на паре в институте, — да всегда! — он упрямо мотает головой и говорит себе, что этот тип его неимоверно бесит. Бесят эти ужимки и поцелуи, что выбивают почву из-под ног лишь тогда, когда разум отключается. А случается это лишь рядом с этим мужчиной… Йегеру противно осознавать, что он поддается на провокации «капрала», и, смотря на других девушек, знает — ему интересны лишь они. Но есть одно исключение. Этот Леви… Как же гадко это осознавать! Просто понимать, что становишься геем? Да еще и против воли? И уже с самого начала той новой ориентации тебя делают лишь пассивным, ни на что не способным мальчиком? Тем, кем можно пользоваться? И этот факт вновь выбивает почву из-под ног Йегера, и он начинает упрямо мотать головой, прогоняя из нее образ мужчины и видит перед собой обеспокоенные, но одновременно злые глаза Кирштайна, что вновь трясет Эрена за плечи и спрашивает: — Что с Микасой? Я уверен, ты знаешь! — срываясь на крик, Жан начинает часто дышать, а его трясти от злости и страха. На громкий голос обернулась парочка людей, и Йегер краем уха услышал от одного из подростков такую фразу: — А… это тот немного глуховатый официант… Другие люди тоже вернулись к своим делам, словно сказав себе — точно! Мы совсем забыли об этом маленьком нюансе. И прямо сейчас за спинами Эрена и Жана начинают рождаться сплетни, связанные с ними. Люди делают акцент лишь на том, что видят. Зачем им узнавать подробности? Они что-то от кого-то услышали, приплюсовали к этому руки Кирштайна, что сжимают плечи зеленоглазого и делают свои выводы. Свои, неправильные и мерзкие выводы. И от этого снова становится гадко. Йегер кидает взгляд на длинное окно и прозрачную стеклянную дверь, и закусывает губу. Приходят все новые и новые люди, кто-то в этом заведении пришел на встречу, кто-то наоборот — лишь познакомиться, кто-то отдохнуть от городской суеты наслаждаясь мирной атмосферой и тем ярким, поздним осенним солнцем которое отдаёт своё последнее тепло людям. Поэтому за столом больше разных парочек, да и за окном снуют туда-сюда влюбленные пары и дети, что выбежали на прогулку. — Она просто заболела… Неужели ты не понима… — не отрывая взгляда от двух фигур, зашедших в кафе под характерный звон дверного колокольчика, Эрен остановился, сглотнув. Леви вел под руку Микасу, словно придерживая ее, помогая идти. Почему же на душе вновь настолько гадко?

***

Сегодня понедельник, поэтому заведение закроется рано. Поэтому Леви и Микаса решили остаться до самого закрытия. И вот, компания, состоящая из Эрена, Жана, Саши, Конни и Аккерманов проводят вечер вместе. Эрен был недоволен. Мужчина редко кидал какие-то томные взгляды на парня, и они обменялись лишь парой слов. И то, даже не как в первую, вторую, и последующие их встречи в кафе, без навязчивой мысли о «чае со спермой». Просто попросил: — Два чая. И Эрен посылает Жана, лишь бы не встречаться с этим… подавленным, что ли… даже не мужчиной, а парнем. Да. Сейчас он был именно парнем. Обиженным на весь мир подростком. А вечером, сидя за столом, Кирштайн решается завести диалог: — Эм… а вы какой-то родственник Ми… — не договорив, Жан был перебит бесцеремонным вручением своей чашки чая Йегеру: — Принеси нормального, — на этом моменте Кирштайн обильно покраснел, устыдившись за свой напиток. Что поделать, не давался ему чай, — чая. Такого, какой я люблю и хочу от тебя получить. — усмехнувшись, Аккерман немного склонил голову вбок и заглянув в душу зеленоглазого. Слегка покраснев, Эрен спросил: — Где уважение? — Там, куда я тебе банан засуну, если не принесешь мне чай. — слегка раздраженно, но вместе с этим довольно глядя на удивленное и красное от ярости лицо Йегера, позволил себе полуулыбку. Но она тут же смеркла, когда Микаса, сидевшая рядом с ним, начала громко кашлять, словно задыхаясь; сгибаясь в три погибели девушка пыталась прикрывать рот. Саша мигом налила в стакан воды из графина и, приподняв голову Аккерман, начала подсовывать воду. Девушка отодвигалась, боясь уронить и разбить стакан из-за дрожащего от кашля тела, и ничего не видя из-за слёз, что начали застилать чёрные глаза. Внезапно на ухо девушке прошелестел холодный голос Леви: — Выпей. Микаса, пытаясь сдержать порывы, быстро приняла в ладони стакан и сделала большой глоток, едва не подавившись. Все-таки она это сделала и ей по спине пару раз хлопнул Леви, а потом нежно провел ладонью по голове девушки. Аккерман подняла голову и пошатнулась — все смотрели на неё с неприкрытым ужасом. Саша прикрыла рот ладонями, чуть не плача; Конни прижал к своей груди Браус, Жан замер на месте, обеспокоенно глядя на Эрена, а тот лишь глядел в одну точку, словно не замечал того, что случилось ровно десять секунд назад. Точнее, тридцать. Или минуту. Парень не считал. Лишь Леви сохранял спокойствие, всё также нежно поглаживая Аккерман по подрагивающей спине. — Что, никогда не видели, чтобы человек подавился раздраженно спросил парень, сверкнув серыми глазами с тайной голубизной. — Йегер, принеси еще воды и мне чаю. Парень все также смотрел в одну точку, словно не слыша просьбы. Тут его плечо сжал Жан, и Эрен словно очнулся. Молча выйдя из зала, предварительно захватив графин, парень прошел на небольшую кухоньку и присел на стул, поставив посудину на стол. Запустив ладони в волосы и оттянув пару прядей, Йегер понял, что его трясет. Вспоминает, как девушка мило улыбается ему, а потом ее улыбка превращается в гримасу боли, в грудь поступает огромная доза воздуха, Аккерман начинает задыхаться, а глаза широко открываются и начинают слезиться; раскатистый и глухой кашель разрывает грудную клетку Микасы, а вместе с этим и окружающее ее пространство; вспоминается Саша, что трясущимися руками пытается налить в стакан воды и дать тот темноволосой, как Жан попытался встать, но лишь разрушил всё своим громким шлепком на пол, но сразу же вскочил и не знал, что предпринять, как Конни пытался помочь Браус, даже как Леви что-то говорил девушке на ухо и пытался помочь… Лишь он, Эрен, сидел и смотрел в одну точку. Даже не пытался помочь, и сейчас зеленоглазого трясет, как от лихорадки, и на глаза наворачиваются предательские, горячие слезы. Йегер прячет лицо в ладонях и понимает, что на них падают капли, словно Эрен пытается выжать из себя все негативные чувства. Всю злость на себя. Всхлип. Ещё один. И ещё. Парень пытается остановиться, но начинает лишь сильнее трястись, и от этого не легче. — Йегер… Парень резко открывает глаза и глядит вперед — перед ним, опустившись на одно колено, сидит Леви, слегка обеспокоенно глядя на зеленоглазого. Йегер отворачивается и собирается вытереть слезы, как его руку вдруг грубо останавливают. Эрен удивленно смотрит на бледную и до ужаса ледяную руку мужчины, что сжимает его собственную, и сердце пропускает один удар. Аккерман вдруг опускается и на второе колено, берет вторую руку зеленоглазого, кладет его ладони себе на плечи и тихо, едва слышно произносит: — Я сам… По коже пробегают несметные полчища мурашек, когда Эрен видит, что мужчина поднимается с колен, а потом усаживается на колени самого Йегера. Страх и капля омерзения пронзают грудь Йегера и он уже хочет оттолкнуть мужчину из-за подступившего к горлу кома, как тот вдруг дотрагивается языком до щеки парня, до того места, где блестит в свете лампы прозрачная дорожка от слез. Это выбивает почву из-под ног Йегера. Леви же проводит языком по этой мокрой дорожке, прижимаясь торсом ближе к Эрену и ерзая у того на коленях. Щеки парня покрываются нещадным румянцем и в животе начинают порхать бабочки. Мужчина же продолжает свое дело и нежно прикасается кончиком языка до нижнего века Эрена, и тот тут же жмурится от волны наслаждения, что захватывает его с головой. Испуская томный выдох, Йегер понимает, с остервенением жмурясь, что ему нравятся до безумия эти мокрые прикосновения. Внезапно мужчина впивается своими ледяными губами в пылающие губы Йегера, заставляя того заткнуться, и поднимает клетчатую рубашку зеленоглазого и дотрагивается длинными и холодными пальцами до напряженного торса Эрена. Вновь мурашки. Вновь и вновь они пробегают по телу парня, и ему хочется все сильнее прижаться с Леви, что сейчас с остервенением целует его губы. Этот яростный поцелуй переходит в нечто нежное и парни начинают понемногу хватать маленькие порции воздуха, которые словно раскалены до предела. Аккерман вновь нежно проводит языком по губам Йегера, а потом аккуратно, словно спрашивая разрешения на дальнейшее, проникает язычком в рот Эрена. Дотрагивается до ряда зубов и до внутренней стороны щеки. Руки зеленоглазого сами начинают тянутся до тёмных волос Аккермана и тот с удовольствием осознает, что мужчина уже не такой ледяной, как пять минут назад… И эти черные пряди заставляют буквально сходить с ума, и Йегер возмущенно выдыхает, когда руки Леви отрываются от его торса, а губы, покрасневшие от яростного поцелуя, остаются свободны. Мужчина поднимается с коленей Эрена и отряхивает чистые штанины. — Это… Это неправильно… — шепчет Эрен, закрывая ладонями горящее румянцем лицо. Леви на это лишь хмыкает, берет в руки графин, наливает в него ледяной воды и уходит с кухни. Эрен лишь хватает кофту со спинки стула, натягивает ту на не слушающееся тело, и выходит прочь через чёрный вход. А Микаса лишь закрывает ладонями рот, чтобы не закричать в голос, глотает слезы и медленно скатывается по стенке, кулачком ударяя по полу. Почему её жизнь начинает рваться по швам?