Фетиши

Бокуто с первых же дней летнего тренировочного лагеря твердо решает – этот год будет особенным. Кенма, которого происходящее вокруг интересует не так, чтобы слишком, ловит понимающий взгляд капитана Фукуродани и обреченно вздыхает. Это лето определенно принесет им немало проблем. - Куроо, - Козуме прожигает друга мрачным взглядом и резко одергивает его за край футболки, когда Тецуро в очередной (да сколько ж можно-то?) раз за этот бесконечно длинный день неоднозначно присвистывает вслед проходящему мимо Акааши. Нет, Кенме совсем не стыдно за капитана-совсем-не-извращенца, просто, серьезно, Куроо, хватит уже, а? Он в красках представляет, как у связующего Фукуродани лопается терпение, – ну, не железный же он! – и тот пинками заставляет явно отбитого на голову капитана Некомы заткнуться наконец. Но ожидания и, чего уж греха таить, надежды Кенмы с оглушительном треском рушатся, когда на следующий день Куроо наклоняется за мячом, и стоящий позади него Кейджи выдает многозначительное: «Ого». Многие (вообще-то, все) считают Бокуто недалеким и инфантильным. Может быть, так оно и было, Котаро ни разу не отрицает, однако даже такой глупый он может высчитать все возможные плюсы и минусы сложившейся ситуации. А ситуация была такова: его лучший друг и брат по разуму запал на его же лучшего связующего. И его драгоценный связующий запал на его же драгоценного бро. Кто из них запал первым еще предстояло выяснить, но это и неважно. Важен результат, который всеми фронтами решительно и абсолютно Бокуто устраивал. Он любит кохая и бро по отдельности, а вместе будет любить их еще крепче – такова истина личной вселенной Котаро Бокуто. А еще он всегда сможет над ними поржать. Как, например, сейчас, когда Куроо едва не отхватил мячом в нос, засмотревшись на то, как Акааши непозволительно высоко задрав и без того короткие шорты растирает ноющие мышцы на ногах. Котаро ржет в голос и не может не согласиться с бро – ноги у Кейджи такие, что грех не посмотреть. Кенма желает только одного – чтобы его забрали отсюда. Желательно подальше и надолго. Терпеть вот это вот все нет уже решительно никаких сил, тут даже любимая приставка не спасает. Бокуто понимающе и сокрушительно, не рассчитав силу, хлопает его по плечу. Самому же Бокуто смешно до слез, но держится он с поистине достойной (сожаления) серьезной миной на лице. Он не сводит глаз со своих лучших друга и кохая, которые в последнее время его радуют в буквальном смысле до восторженных воплей. Куроо и Акааши, в свою очередь, без малейшего зазрения совести (которой у первого и так не наблюдалось) флиртуют, сидя напротив друг друга в столовой. Делают они это, впрочем, молча, но оттого не менее очевидно. Кенма закрывает глаза и прячет лицо за приставкой, когда Тецуро игриво стреляет бесстыжими глазами и, очевидно, вообразив себя какой-то порно-звездой, демонстративно облизывает пальцы, испачканные в соусе. Бокуто едва не давится от смеха, глядя на то, как Кейджи, иронично выгнув бровь, медленно, не сводя с Куроо глаз, открывает бутылку с водой и неспешно отпивает, совершенно случайно упустив пару капель и позволяя им скатиться по подбородку, шее и ключицам. Вместо Котаро давится Тецуро и едва не сползает под стол, признавая полную деморализацию. - Господи, - одновременно, но с диаметрально разным эмоциональным окрасом вырывается у Бокуто и Кенмы, которого первый таскает за собой в качестве моральной поддержки. Без этого оплота разумности и безысходности Котаро боялся просто помереть от приступа неконтролируемого веселья. - Для вас просто Куроо, что вы как не родные? – Тецуро перекидывает через плечо стянутую футболку, упирает руки в бока и непринужденно подмигивает застывшему неподалеку Акааши. Тот в ответ еле заметно щурится, проходит мимо (в край обнаглевшего) капитана Некомы, совершенно спокойно произносит: - Задница у вас все равно лучше, Куроо-сан, - и удаляется под оглушительный хохот своего капитана. Тецуро насмешливо вскидывает бровь, оборачивается в сторону Кейджи и без тени сомнения или стеснения, бросает тому вслед: - Но даже она не так хороша, как твои ноги, Акааши. Кенма со звонким шлепком ударяет себя по лбу, он готов завалиться на землю прямо там же, рядом с корчащимся и умирающим от смеха Бокуто, и помереть со стыда. Что там люди говорили про него? Что у него эмоциональный диапазон как у кирпича? Козуме мысленно посылает всех тех людей нахрен, потому что и кирпич, если постараться, можно задолбать. Впервые за все внушительное время их знакомства Кенма прописывает Куроо знатного пинка, и, видит Бог, ему стало легче. - Крепись, дитя мое, - с почти отеческой снисходительностью произносит Бокуто после очередной сцены в стиле: «Мы друг друга не клеим, с чего вы взяли, и он первый начал», - Вся жесть впереди, - Котаро прикрывает глаза, кивает в подтверждение своим словам и расплывается в непозволительно широкой ухмылке. - Что может быть еще ужаснее? - Представь, что будет, когда они начнут встречаться, - Бокуто ухмыляется еще шире, хотя казалось бы, шире уже некуда, и распахивает сияющие предвкушением глазищи, - Это же полный трындец будет! – Кенма содрогается от одной только мысли и пытается не представлять тот самый трындец всей его жизни, но воображение услужливо подкидывает красочные картинки. - Нееет.