BirdTale - Один шанс

В пещере пахло сыростью и какими-то цветами. Путь освещали лишь магия Санса и кристаллы на стенах. Казалось, что дорога ведет в никуда, никогда не заканчиваясь, постоянно петляя и приводя в начальную точку. Все вокруг словно нашептывало «пора уходить, тебе здесь не рады». И, может, это правда? Может, Фриск нигде не будут рады, и она не сумеет найти свое место в этом мире. Благодаря темноте пещеры быстро забылось ощущение полета и свободы, которое девушка познала, когда впервые взлетела на собственных крыльях. Забылось и то, что в подземелье она чувствовала себя дома, чего не чувствовала никогда до этого. Ни один детский дом, ни одна квартира приемных родителей не смогла стать для Фриск настоящим домом за семнадцать лет, а это место стало таким родным всего за несколько дней. Такое ощущение, что она знакома с жителями этого мира всю жизнь, и это ощущение казалось правильным. Тем не менее, сейчас Фриск испугалась, что это все было ложью, и что она никогда не найдет выхода из этих пещер и из крепости своих страхов. Они шли уже около часа, но так и не свернули с пути. Обстановка не поменялась никак. Все так же стены, те же кристаллы, те же неприятные ощущения. Словом — все было без изменений, и это начинало порядком выматывать. В такие моменты, когда впереди только путь, а атмосфера не располагает к разговорам, начинаешь невольно задумываться… Обо всем. О том, что жизнь, если подумать, невероятно быстротечна. Люди так часто тратят ее на бесполезные вещи вроде скучной работы, живут по принципу офис-дом-офис, а жизнь… Протекает мимо них. Но если хоть на минуту отвлечься от угнетающей рутины, открыть свою душу окружающему миру, то окажется, что в мире множество возможностей, и порой за стенами дома, или офиса, или чего-то еще столько света, что люди просто слепнут, привыкнув к темноте своих комнат. Почему? Потому что люди странные. В этой жизни вообще все странно. И сложно. Но иначе какой от этого прок? Мы все совершаем столько глупостей, пока мы молоды, живем свободой, чтобы потом закрыться от света. Ну не странно ли? Но, вообще-то, пока ты молод, ты должен совершить кучу глупостей, которые впоследствии станут для тебя уроками жизни. Пока ты молод, ты должен вытрясти из себя всю свою дурость при помощи вечеринок, алкоголя и безбашенных поступков, чтобы в зрелости быть более спокойным, мудрым и тогда, может быть, у тебя хватит ума более спокойно наслаждаться этим миром. А если нет… Что ж, удачного прозябания в темноте. Кстати, о темноте. В пещере она перестала быть такой густой, как раньше. Девушка ускорила шаг, чтобы идти рядом с Сансом, и увидела впереди озеро со светящейся водой и знакомыми эхо-цветами. Другой берег был едва виден, а за ним — снова чернота. Девушка огляделась в поисках лодки или чего-то еще, что помогло бы им переплыть озеро, но ничего не увидела. — И каким образом мы перейдем на другую сторону? — спросила Фриск, — перелететь не выйдет, слишком узко, чтобы была возможность развернуть крылья. — Пешочком перейдем. Тут не очень глубоко. Только предупреждаю сразу — может привидеться что-нибудь странное. Например, твоя смерть. Или не твоя. Или что-то такое. — Почему? — перспектива увидеть свою смерть брюнетке не нравилась. Лучше уж жить в блаженном неведении. Знать о будущем опасно — увидев свою смерть, ты ее уже не предотвратишь. — Магия, — просто ответил Санс и пошел вперед, заходя в воду. Фриск зашла вслед за ним. Поначалу все было хорошо, и она даже поверила в удачный исход событий, но в одну секунду девушка перенеслась в незнакомое место, которое ничего общего не имело с пещерным озером. Это был огромный пустой зал. Бетонные светло-серые стены в полумраке выглядели какими-то потусторонними, словно в них замурованы люди и их призраки стараются привлечь внимание в тела. Резко из окон начал литься свет, показывая девушке всю прелесть пустой комнаты, стены которой стали выглядеть как обычный бетон. Окна прямо перед ней, и за ними не видно ничего, кроме ослепляющего света. Пахнет сигаретами и пылью. Внезапно сзади кто-то появляется. Начинает пахнуть кофе и ромашками, а еще старыми книгами. Фриск кажется, что она уже знакома с этим запахом. Надо только вспомнить. Девушка просто чувствует, что это — ее соулмейт. Запах перестает казаться знакомым. Стоящий сзади пытается заставить ее повернуться. А зачем противиться родственной душе? Конечно, Фриск поворачивается в надежде упасть объятия своего человека. Оказывается, не надо было подчиняться. Табличка, появившаяся перед глазами, совершенно не радует. «Выбирай, кто умрет, дорогуша — ты или он.» Фриск выбирает свою смерть. Ей простреливают грудную клетку. Она оказывается в непонятном месте, похожем на горы, только шириной не больше метра. Страх окутывает душу девушки, но она упорно идет вперед, игнорируя угрозу сорваться. Спустя время Фриск выходит к какому-то поселению, в котором жители явно проводят ритуальные пляски у костра. Девушка старается незаметно проскользнуть мимо к большому зданию, чтобы спрятаться, но её ловит один из жителей. Это рыжеволосая девушка с очень бледной кожей и рисунками на лице. — Не доверяй желтому цвету, Фриск. Это не солнце. Это — скорпион, и он ядовит. Берегись сама и береги ледяного парня. Его сердце уже твое, как бы он это ни отрицал. Желтый скорпион погубит вас по отдельности, но будет бесполезен, если вы примете то, что начали чувствовать в первый же день. Девушка ничего не поняла, но на всякий случай запомнила эти слова, решив поразмышлять о них позднее. Сейчас надо добраться до здания — это важнее. Она вошла в просторное помещение. Там пахло деревом и кровью. Комната большая, стоят какие-то стеллажи, посередине — операционный стол, под ним — гроб. На столе кто-то лежит, а рядом стоит стоит мужчина. Его лицо невозможно увидеть, потому что лица нет — только смазанные черты. Как будто глупый скучающий подросток решил побаловаться с фотошопом. Фриск пытается разглядеть того, кто лежит на столе, и с ужасом осознает, что это — она сама. Неужели это конец? Неужели ее смерть будет такой, или это просто кошмар, не имеющий значения? — Стой, стой, что ты собираешься делать? — спрашивает она у мужчины, который поднес скальпель к её (или не ее) груди. Незнакомец молчит. Точно, у него же нет рта. Это все очень пугает, но девушка не подает виду. Мужчина начинает вскрывать ее грудную клетку. Фриск отворачивается — зрелище не из приятных. Точнее, оно ужасно. На середине процесса до Фриск доходит, что это сон. Она просыпается дома у Санса, и тут приходит грустный Папирус, сообщая, что Фриск скончалась сегодня ночью неизвестно от чего, а ты, Санс, должен прийти на похороны. То есть как это?.. Фриск просыпается снова. Грудная клетка вскрыта, там нет сердца. Зато оно лежит рядом в виде осколков. И нет, Фриск это не удивляет. Могло быть и хуже. Брюнетка склеивает свое сердце с таким видом, будто делает это каждый день. Резко из темноты выскакивает тот мужчина. Он безоружен, в руках только какой-то прибор, видимо, чтобы с его помощью можно было разговаривать даже при отсутствии рта. — Фриск! — кричит он, — Фриск! Мисс Хупер, твою ж за ногу! — Что? — сонно моргает девушка. — Нашла место для сна, черт возьми! — разгневанный Санс брызнул прямо в лицо Фриск водой из озера, чтобы она проснулась. — О, привет, Санс. Мне тако-о-ое снилось. Кстати! — она на секунду замерла, — мне послышалось или ты только что отбросил все свои манеры в сторону и начал ругаться? — Тебе показалось, — буркнул мэр, — так что за сон, говоришь? — Ты слышал когда-нибудь о родственных душах? — Ну, читал вроде что-то подобное. А что? — В одном из детских домов, в котором я была, нам рассказывали на ночь сказку о соулмейтах. Говорили, что в этом мире они — большая редкость, и что если судьбой вам предназначен ваш человек, вы обязательно встретитесь, и, независимо от обстоятельств, будете вместе. Я никогда не верила в это, но только что мне приснился кое-кто, и я на все сто уверена, что он — моя родственная душа. — Обычно во снах, навеянных этим озером, одна часть правдива, а другая — нет, — задумался Санс, — не факт, что часть про соула является правдой. — Факт! — запальчиво крикнула девушка, — иначе меня убьет странный мужик без лица, пхах. — Тогда да, конечно, — с долей сарказма протянул мэр, — ну тогда начинай искать своего соула. Ты же запомнила, как он выглядел? — Я не видела… Только запах чувствовала. Он был какой-то знакомый, — девушка нахмурилась и потерла виски пальцами, — не могу вспомнить. — Вряд ли ты сможешь подойти и обнюхать каждого, с кем встречалась, тем более если этот твой чел с поверхности. — Не, он отсюда. Ладно, идем дальше, может вспомню. — Так мы пришли. Надо только, — парень подошел к стене и вытащил оттуда голубой светящийся кристалл, который, оказавшись в руках Санса, засветился чуть ярче, — взять это и телепортироваться наверх. — Окей, — девушка пожала плечами и взяла мэра за руку, чтобыон переместил их обоих. Они снова оказались на поверхности. Это была большая поляна, в воздухе которой до сих пор витает напряжение, чувство утраты и бесконечная боль. — И что дальше? Санс не ответил. Парень достал кристалл и, подпитывая его своей магией, просканировал все вокруг. Затем он вытащил пробирку — как странно, она совершенно обычная — и вобрал в нее магию. Она заискрила внутри тесного вместилища, засияла слегка желтоватым цветом и вернулась к прежнему состоянию без цвета, формы или запаха. — Теперь обратно, — коротко бросил Санс, взлетая. Фриск не знала, в какой части подземелья они находятся, так что, закатив глаза, активировала крылья и последовала за мэром к его дому. Путь занял меньше десяти минут, и совсем скоро путешественники гордо вручили Гастеру свою добычу. — Принесли, да, уже? — Гастер забрал у сына пробирку и пошел в комнату, — за мной давайте. Они остановились на пороге и наблюдали за его действиями. Комната мгновенно превратилась в лабораторию. Всю стену занимал экран, остальное место было отведено для всяких инструментов, химикатов, колб и прочей ерунды. Фриск не особо много понимала в химии, считая этот предмет эльфийским. Гастер мгновенно запустил все оборудование, летая от одного предмета к другому, записывая что-то, высчитывая и проверяя. А Фриск с Сансом ушли из скучной лаборатории ученого, который продолжал анализировать, абсолютно не обращая внимания ни на кого вокруг. Санс обещал показать девушке одно прекрасное место. Он говорил, что там можно почувствовать умиротворение, избавиться хоть ненадолго от переполняющих боли и негатива. Парень вел ее впереди, заставив закрыть глаза. Фриск вся была в предвкушении. Идти с закрытыми глазами оказалось не так-то просто. Брюнетка то и дело спотыкалась о корни растений, о мелкие камушки и избежала излишне близкого знакомства со стволом дерева только благодаря Сансу. Наконец он остановился. — Открывай, — разрешил парень. Фриск распахнула глаза и потеряла дар речи. Вид был действительно потрясающий. Они вдвоем стояли на утесе, а внизу, на много километров вперед, к горизонту, разлилось озеро, совершенно не похожее на то, что было в пещерах. Это озеро не таило в себе зловещую тайну, оно было… Добрым. Лучи догорающего заката в последний раз озарили воды озера, окрасив их в теплые тона. Наступила ночь. Начали проявляться звезды, а светящийся шар луны растворялся в воде. Волны набрасывались на скалы, разбиваясь о них на тысячи мелких капель, снова тонущих и сливающихся воедино. Тихо шуршала трава, поглощая звуки шагов. Это место будто было создано для таких, как Фриск. Растерянных, потерявшихся в своих чувствах и глубоко внутри таких одиноких душ. Несколько минут девушка не произносила ни слова, наслаждаясь видом, но потом почувствовала необходимость поделиться эмоциями. — Это прекрасно, Санс, — тихо выдохнула она. — Знаю, — так же тихо ответил он, — я же говорил, тебе понравится. — Да… Ничего красивее в жизни не видела. — У тебя что, зеркала в доме не было? — недоуменно спросил Санс, — хотя нет, я передумал. Снаружи все не так уж и радужно, но внутри… У тебя прекрасная душа, способная сострадать, тянущаяся сквозь мрак к свету… — Уверен? Я никогда ничего такого не ощущала. Чувства просто сами появляются, я даже не всегда хочу помогать. И страх, кстати, тоже. Словно они всегда были, есть и будут. Словно они часть меня. — Но иногда, чтобы оставаться собой, нужно потерять какую-то свою часть, часть своей личности, — возразил Санс. — Может быть. — Ну смотри, — начал доказывать парень, — когда ты рисуешь или даже просто пишешь что-то карандашом, он затупляется и ты точишь его. Карандаш становится меньше, но зато снова острый. Он потерял часть себя, но собой и остался. Похоже на то, как человек выстругивает свою личность. Ты заикнулась про страх? Есть те, кто от природы ничего не боятся, и наоборот. Сильны не первые, и даже не вторые. Сильна некая третья сторона, в которой бывшие трусы победили в себе эту черту и перестали быть таковыми, став отважными. — Тогда, по идее, должна существовать и четвертая. Там будут те, кто потерял природную храбрость и обратился в моральное бегство. — Эти уж точно слабаки сопливые. И совершенно не ты. — Ты ведь плохо меня знаешь. Как тогда можешь судить? — Я смотрю не на внешность, Фриск, хоть сначала и ляпнул что-то о ней. Мне не интересно то, что стремится показать кто-то, а то, что он показать не пытается. Люди постоянно хотят скрыть, засунуть на пыльную полочку души то, что скрывать не надо. Они отвергают любовь, пренебрегают светом и тянутся к мраку, думая, что это «круто». Но, блин, доброта — и есть то волшебство, которое мы все так ищем, хоть понять не стремимся. — Есть те, кто наоборот, против воли толпы, идут к свету, — возразила девушка, — даже по тернистому, неудобному пути правды. Они предпочитают его тому, что может предложить мрак — комфортную дорожку с красным ковриком в горошек. А в конце пути там их встретит наряженный чертик с блокнотом-ручкой вместо хлеба с солью и противненьким голоском прогнусавит: «ну шо, товарищ, по дорожке прошелся, горошек потоптал, а теперь сиди и расплачивайся, запрещая сердобольным старушка кормить бедных котиков». И тогда, возможно, человек захочет повернуть назад, но коврик уже смотали и унесли на химчистку, ворота прикрыли, — и все. Со светом все сложнее, намного сложнее. Тебе придется вынести все испытания и все равно не повернуть на другую, маячащую совсем рядом удобную дорожку в белый горошек. Тут сила воли нужна. — Таких встречается очень мало. Именно тех, кто всей душой принадлежит свету. Большинство либо светлые в темную полосочку, либо темные в светлую. Но и тут все вполне четко, у всего свои границы. Опаснее всего «серенькие» — добавишь белого, и вот они уже помогают старушкам кормить котиков, добавишь черного — и все, в колбаске котиков уже поджидает отрава. — А ты какой? — Я… Белый в темно-серую полосочку. Зла как такового во мне никогда не было, но и слишком сильной тяги к свету тоже. Зато у меня есть четкие границы, — Санс неопределенно повёл плечом. — Пх. Говоришь так, будто зло — самое ужасное в человеке. — Так и есть, вообще-то. — Ну, а как же подлость, трусость, тщеславие, лживость и так далее? — Это все стороны и ответвления старой подружки тьмы. Которая тебя, почему-то, почти не коснулась. Странная ты, слишком честная, убежденная в своей правоте и словно светишься изнутри, — Санс хмыкнул. Фриск замолкла. Это неожиданное заявление потревожило струны ее души, и она не знала, что это. Сейчас так важно не ошибиться, не разрушить одним случайным словом все, что только начало формироваться… Нельзя все испортить. — И это сбивает тебя с толку? — Да. Парень резко вскочил на ноги, протягивая Фриск руку, чтобы помочь ей подняться. — Ладно, идем домой уже. Недосказанность все еще висела в воздухе, оседая в легких неприятной пылью. Так хотелось снова закрыться, убежать от своих проблем и никогда не останавливаться, но нельзя бегать вечно. Придется во всем разобраться. Но не сейчас. Брюнетка встала и, повинуясь неясному порыву, обняла Санса. Он по-доброму усмехнулся и пошел обратно, ожидая, что Фриск его догонит. А у нее внутри обрушились все стены, ломая каменными осколками ребра. От Санса пахло ромашками и старыми книгами.