BirdTale - Один шанс

Вернувшиеся домой Санс и Фриск обнаружили все так же поглощенного работой Гастера; Папирус же выглядел измотанным — он таскал новоявленному отцу кружки с чаем, но в итоге устал и принес сразу целую кастрюлю. Удивительно, но она не была почерневшей от копоти, видимо, совсем новая и не пострадавшая от кулинарных шедевров помощника шерифа. — Ты прямо поглотитель чая! На тебя никакой заварки не хватит! — возмущенно пожаловался Папирус, принося кастрюлю. — Ну так заваривай сразу листья, смысл париться с заваркой?! — посоветовал Гастер, не отрываясь от работы и черпая кружкой напиток. Папирус надулся и ушел агрессивно срывать листья с непонятно откуда появившихся прямо посреди кухни кустов. Его недовольное бормотание было невозможно расслышать. В принципе, не то, чтобы кто-то пытался. Санс снова скрылся в своей комнате, но на этот раз улыбнулся Фриск перед тем, как закрыть дверь. Хорошо, что Папс этого не видел, иначе вопросов было бы выше крыши. По сути, именно старшие братья должны оберегать младших от заведомо провальных отношений, но в их семье скорее Папирус исполнял такую роль. Возможно потому, что видел, как Сансу тяжело начать снова доверять другим и, тем более, самому себе после случившегося. Оставив семейку заниматься своими делами, Фриск решила немного подумать обо всем, что произошло с ней за последнее время, и сделала то, что делает любой монстр в такие моменты — полетела в Вотерфол. Вообще, она любила слушать тишину*, наслаждаться ею, лежа на мягкой траве в полумраке Вотерфола, где тебя тревожит только слабый ветерок, забирающийся словно прямо в душу, выискивая печали и унося их с собой. Только когда закроешь глаза и ляжешь, ты можешь ощутить круговерть Вселенной, уши зальет море черноты, которое подступило и разбилось о скалы, которых на самом деле нет. Волны великого моря трав и эхо-цветов набегают на тебя, начиная разбег где-то далеко, за пределами видимости, за пределами вселенной, вторгаясь все глубже и глубже, вместе с ветром унося все негативные мысли. И брюнетка просто молчит. Смотрит на заменяющие звезды кристаллы, радуясь тому, что имеет, радуясь чувствам, эмоциям и той легкости на душе, что всегда появляется у нее в этом месте. И, наверно, именно в эти моменты ты как никогда понимаешь, что источник своих проблем — ты сам, а не кто-то другой. И как-то сами собой ее мысли пришли к Сансу. Почему он? Он слишком хорош, чтобы заслужить такую участь и жизнь. И слишком прекрасен, чтобы заслужить такую любовь. Любовь Фриск. Она с детства считала себя отравленной, недостойной любви. Ведь что девушка может дать ему? Только знание того, что ей он небезразличен. Она не умела любить, но… Мы раскрываемся только во тьме. Добродетель перестаёт быть таковой, если ищет преимущества. Добро является добром лишь в наш самый последний час, в глубочайшей яме без всего. И в эту яму Фриск еще предстояло опуститься, если она хотела защитить Санса. От других или от самой себя — не важно. Она знала только, что он — загадка, которую необходимо разгадать, лед, который должен быть растоплен, сердце, которое снова сможет полюбить. Поддаваясь непонятному порыву, брюнетка достала дневник, ручку и начала писать, не задумываясь о словах. Нужные мысли сами приходили в голову, а слова формировались в предложения. Это было обыденностью для журналиста, но Фриск все равно с замиранием сердца перечитывала некоторые свои записи, которые были особенно эмоциональными. «Это был обычный, ничем не примечательный день. Снова уйма работы, и вот, вечером, придя сюда из-за очередной статьи, которую надо написать, спустившись в Подземелье, я встречаю его. Того, кто меня цепляет. Непонятно, ярко, бешено, глубоко, словно впервые. Хоть это и правда впервые… После общения с ним забываются прошедшие годы потерь и разочарований. Чувствуется что-то непонятное, и в тоже время такое, от чего сердце начинает биться чаще, и ты понимаешь — вот, это то, к чему я шел все это время. Ради этого был сделан каждый мой вдох, каждый шаг, каждое принятое решение. Это именно тот момент, когда я понимаю, что одиночество уходит прочь, а душа наполняется счастьем. Иногда наступают такие моменты, когда восхищаешься ароматом свежесваренного кофе. Когда яркое солнце освещает твое лицо, и от этого непроизвольно всплывает улыбка. Когда за окном город лишь только пробуждается ото сна, а ты чувствуешь, что уже живешь, именно живешь, а не выживаешь. Когда легкий ветерок теребит твои волосы, а ты просто улыбаешься атмосфере этого Поздемелья, этого мира. Такие моменты бывают, когда ты влюблен, влюблен в эту потрясающую жизнь, когда ты пережил тяжелые времена, но потом, сделав шаг, оказываешься свободным. И в душе появляется место для любви. И это место в моей душе занял Санс — такой необычный, странный, внешне холодный, но внутри него столько тепла, что можно растопить самый крепкий и холодный лед, кроме его собственного. Его лед растоплю я. Я уверена в этом.» Следуя этому порыву души, Фриск встала, наполненная решимостью сделать все, что задумывала. Путь занял совсем немного времени, но, несмотря на это, решимость девушки стремительно меркла на фоне сомнений и вопросов. Что она ему скажет? А если он посмеется над чувствам? Если захлопнет дверь перед носом? Так! Она встряхнула головой. Нельзя думать об этом, просто нельзя. Девушке хотелось с разбега ворваться в его сердце и остаться там навсегда, как он навсегда остался в ее. И пусть говорят, что все унесет, все пройдет — она не верила, потому что уже не представляла жизни без него. Продумав свою речь до основания, Фриск постучала в дверь комнаты мэра и вошла. Тот торопливо закрыл свой дневник и уставился на вошедшую. — Привет? — Да. То есть, привет, я хотела сказать привет, определенно привет и ничего больше. Черт, прости, я немного волнуюсь… Девушка сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и не дать удивленному парню думать, что она сошла с ума, нет. — Санс, — Фриск закрыла глаза и сделала глубокий вдох, — думаю, я должна сказать кое-что. Пусть мы знакомы не так мало, ой, много времени. Пусть, может быть, для тебя это совсем ничего не значит, но, пойми, я чувствую необходимость выговориться. Так вот, я, я… Я запуталась в своих чувствах. Я никогда раньше не испытывала подобного, и это, признаюсь, пугает. Н-не дает двигаться дальше. Я словно застыла на определенном этапе, и нет пути ни назад, ни вперед. Никуда. Это… странно. Чувствую себя жертвой стихийного порыва, и-и совсем не могу сопротивляться. Возникает множество вопросов, на которые нет ответов… Черт, я сейчас все только сильнее запутаю… — она выдержала паузу, не смотря на парня. — А что, время важно? Сколько дней ты знаешь то или иное существо не определяет вашу связь никаким образом, — он усмехнулся, — но людям сложно это понять. Вы можете оказаться злейшими врагами в будущем, можете оказаться соулмейтами или любить до такой степени, что найдете друг друга даже в следующей жизни. Ты никогда не знаешь, кем будешь для того, кого только встретила на своем пути, Фриск. — Так, эм… Кто же я для тебя? Санс повернулся, обратив на нее взгляд таких непривычно теплых ярко-голубых глаз и с нежной улыбкой сказал: — Незнакомка из другого мира.

***

Утро началось, к сожалению, не с кофе и даже не с фирменного чая Папируса (он назывался «Вылейте это, пока никто не умер»), а с того, что Фриск осознала, что привязана к какой-то металлической поверхности и ее голова болит настолько сильно, будто она была в запое по меньшей мере последние пятьдесят лет, даже учитывая, что ей всего семнадцать. Пока брюнетка пыталась осознать, что происходит и кто она вообще такая, справа послышался смутно знакомый голос. Его обладатель (ница?) не оказывались в поле зрения Фриск, и ей это не казалось странным, ведь тогда странному незнакомцу пришлось бы приклеиться к потолку. — Проснулась уже? Что-то долго. Я боялась, что доза снотворного выйдет слишком маленькой, а в итоге вышла слишком большой. Вероятно, ты чувствуешь себя как после жуткого похмелья. Невнятно что-то прохрипев, так как во рту законно росли кактусы, девушка попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на похитителя, и у нее — удивительно — получилось. Хотя лучше бы нет. Перед ошеломленной Фриск стояла Альфис собственной персоной, которую девушка не раз видела на заставке телефона Андайн. — Ох, не удивляйся ты так. Мы даже не знакомы, верно? Ну, то есть ты меня точно не знаешь. Поэтому теряешься в догадках о том, что вообще происходит. — Зачем тебе я? — брюнетке все же удалось выдавить из себя несколько слов, только вот ее голос звучал как из преисподней. — О, ты единственная, кто мешает мне добраться до Санса с Гастером, — в глазах Альфис мелькнула злоба, — так что я заставлю тебя выбыть из игры. — Как? — она мучительно хотела оттянуть момент. Все ведь только начало налаживаться, так почему Судьба подбросила ей очередную бочку дерьма? — Каком кверху, - заявила ученая, - из-за них моя жизнь пошла по наклонной, но теперь моя очередь. Сначала я с твоей помощью растопчу сердце Санса, а потом уничтожу и его ненормального отца. Резко замолчав, на начала ходить по комнате, что-то бормотала, переливала, а девушка, которой Альфис вколола какую-то парализующую дрянь, не могла пошевелить даже головой, поэтому только жадно прислушивалась, но это почти ничего не дало. Наконец, ученая подошла так, что попадала в поле зрения Фриск. В руках у нее был шприц с какой-то сине-золотистой жидкостью, которую ученая явно собиралась ввести брюнетке. — Что это? — М-м-м… Ждешь злодейского монолога, благодаря которому ты все узнаешь? Ну жди, жди, — она криво усмехнулась. Блондинка подошла к Фриск, проведя по ее руке, словно задумавшись, и приставила шприц прямо к вене. Девушка зажмурилась, готовая сдерживать крик боли, но не почувствовала ничего после того, как шприц проник под кожу и жидкость потекла по венам. До сих пор не веря своим ощущениям, брюнетка открыла глаза и по привычке провела рукой по волосам, приводя мысли в порядок. И замерла на месте. Она могла шевелиться. Обрадованная успехом, девушка с торжествующим видом повернулась к ученой, собираясь сказать нечто колкое, но слова застряли в горле. На кушетке, прикованная ремнями, до сих пор лежала она сама, выглядя спящей. — Итак, дорогуша, — начала Альфис самодовольно, — все должно было получиться, так что ты, вероятно в большом шоке, хоть я и не уверена, что ты не выбегаешь через стену, эпично хлопнув воображаемой дверью… Но все же! Короче, я отделила твой дух от тела и теперь тебя увидит только тот, кто повернут к тебе всем сердцем. А таких тут нет, ты же не думаешь, что Санс чувствует что-то к тебе? А-ха-ха. — В общем, — ученая посерьезнела, — для Гастера и его отпрысков твое исчезновение, конечно, не прошло незамеченным, но я им уже послала сообщение от твоего имени, что ты устала от жизни здесь, это все не для тебя и что ты сбежала обратно на Поверхность. Так что они не станут тебя искать, а я… Я смогу их убить. Фриск сидела словно парализованная от ужаса — насколько это возможно, учитывая, что у нее нет тела. — Ну, удачи тебе, — издевательски усмехнулась Альфис и вышла. Взять что-то со стола тоже не получалось. В принципе, чего удивляться, призраки ведь и должны проходить сквозь предметы. Однако брюнетка уже вовсю паниковала. Выбежав из комнаты (сквозь стену, конечно, кому нужны двери), она осмотрелась. Похоже, девушка в лаборатории. Что ж, ладно, она хоть знаю путь к Сноудину. Фриск бежала, не разбирая дороги, сквозь дома, деревья и монстров, которые недоумевали, почувствовав леденящий душу холод. Гастер с сыном все еще были в комнате. Альфис же нигде не было видно — наверно, нашла занятие поинтереснее. Или дорабатывала злодейский план. Кто их, психопатов, знает. Да и семейство Боунов явно и не подозревало о происходящем. Никто из них не видел еще одиноко лежащей на столе в гостиной записки. Но это ненадолго. На самом деле, больше всего Фриск боялась, что разобьет Сансу сердце. В очередной раз. Брюнетка знала, что ему было невероятно сложно отпустить себя хоть немного и довериться ей, а теперь Альфис ее руками уничтожила это доверие. И Фриск остро ненавидела женщину за это. Но девушка найдет способ выбраться — всегда находила. И тогда мэр узнает, что к чему, и сможет снова ей поверить, сможет полюбить.