Vampire's blood

      N лет назад              Сынги стоял, словно окаменев, не зная, что предпринять. Связанный парень, казалось, выглядел совершенно нормально, если вообще может выглядеть нормально человек, который провел всю ночь в диком лесу. Кто знает, что могло случиться? Так что Сынги, несмотря на свои благие намерения, вдруг засомневался. Стоит ли позвать остальных селян? Или все-таки подойти самому?       «Какой же ты все-таки идиот, Сынги, — сказал ему внутренний голос, — парню явно нужна помощь».       Решив, что он ответственен за произошедшее в любом случае, человек медленно пошел по направлению к жертвенному столбу, настороженно приглядываясь. Юнги не шевелился. Путы все также плотно удерживали его, что несколько … успокаивало?       Сынги отбросил странные мысли.       — Юнги, — позвал он неуверенно, слегка толкая его плечо рукой, — Юнги! — уже громче.       Видимо, прикосновения и голос вызвали ответную реакцию, и через несколько мгновений парень с тихим стоном приоткрыл глаза и слабо дернулся в испуге, испуская хриплые вздохи. Отдышавшись, он попытался сфокусировать взгляд на объекте перед собой.       — Юнги, видишь меня? Это я, Сынги, — человек старался заглянуть в глаза пленника.       — Сынги… Ким Сынги, — тяжело выдыхая, повторил Юнги. — Что случилось?       — Ты… Ты в лесу Чеджудо, Юнги. Ты провел здесь ночь, — говорил Сынги медленно, — как ты себя чувствуешь?       — Пить хочу, все тело болит, — парень поморщился, стараясь пошевелиться. Голова словно раскалывалась на части, конечности, сдавленные веревкой, затекли, а тонкая одежда не спасла от ночного холода, из-за которого мышцы будто окаменели.       — О, сейчас, я развяжу тебя, подожди, — Сынги принялся торопливо дергать веревки, разрезая их небольшим ножом. Ему не хотелось думать о том, что он поступает правильно или неправильно, он просто чувствовал, что должен помочь этому человеку, несмотря ни на что.       Освободившись от пут, тело Юнги безвольным мешком рухнуло на землю — ноги не держали его. Сынги пришлось взвалить на свою спину парня, заставив его держаться хоть чуть-чуть, чтобы наконец-то вынести его из леса. Пленник изредка хрипло постанывал, не находя сил на то, чтобы что-то сказать.       Раннее утро как всегда явилось началом рабочего дня для обитателей деревни: большая часть населения уже трудилась на рисовых полях, на главной площади торговали полезными бытовыми вещами или привезенными купцами диковинами, например, специями и шелком из самого Китая. Клановая знать же собралась на военный совет, поскольку гонцы последнее время часто приносили сведения о новой войне. Словом, жизнь звучала в своем обычном ритме, а почти все жители снова были уверены в собственной безопасности на ближайший месяц.              — Доброе утро, Намджун-и.       Долговязый парень быстро опустился на колени, припадая лбом к деревянному полу, опираясь на руки.       — Доброе утро, матушка.       — Намджун-и, я все понимаю, но тебе уже 14 лет, ты должен самостоятельно выпить крови у человека. К тому же ты оставил без еды своих братьев. Что нам теперь делать?! — не сдержавшись, резко проговорила женщина с благородными чертами лица.       — Я все исправлю, пожалуйста, матушка, — бормотал вампир.       Женщина тяжело вздохнула.       — Поднимись, пожалуйста, Намджун-и.       Высокий худощавый парень неловко поднялся, переминаясь с ноги на ногу.       — Расскажи мне, что случилось.       Вампир нервно сглотнул. На самом деле, он ничего не хотел объяснять своей матери, потому что то, что он сделал — непростительно. Он обещал. Он обещал, что он сможет. Он был готов. Он видел много раз, что должен делать, собственно, ничего не было сложного. Кроме того, что перед ним оказался Юнги-хён.       — Я… — он запнулся, отведя глаза от пронизывающего материнского взгляда, — я просто не смог.       Больше всего на свете он боялся, что матери сейчас захочется прочитать его мысли, и он никак не сможет этому противостоять — однажды такое уже случилось, когда госпожа Ким была очень расстроена. Его мать действительно добрая женщина, которая всегда ему доверяла, и теперь он подвел ее и свою семью.       Госпожа Ким молчала, обдумывая. Ей не хотелось давить на сына, но ему необходимо, жизненно необходимо научиться убивать, как бы жестоко это ни звучало.       — Я даю тебе три дня, Намджун-и, чтобы исправить свою ошибку, — выдохнула вампирша, — любой человек подойдет.       Подросток поклонился.              Шумный гул людских голосов постепенно стихал, по мере того как жители узнавали в ноше Сынги недавнюю жертву. Юнги немного пришел в себя, пытаясь не смотреть на людей, пряча лицо за сильной спиной парня. Все-таки никому еще не удавалось вернуться из леса Чеджудо живым после полнолуния. Особенно, если тебя выбирали жертвой. Сынги старался незаметно пробраться сквозь толпу, но в конце концов был остановлен крепким молодым человеком — это был сын Чхве Джин-хо, Ёнджун.       — Что произошло, Сынги? Что ты сделал? — с недоумением вопросил парень, толкая Кима в плечо.       Сынги остановился, уставившись в лицо Чхве, стараясь говорить твердо:       — Я нашел его на столбе. Живым. Ночь полнолуния уже прошла. Подумал, что нужно вернуть его домой в деревню. Разве не так?       — Сынги, ты что, идиот? Это же жертва, мало ли, что с ним должны были сделать?! Не наше дело, почему этого не сделали! Может, они решили отложить пиршество! А ты взял и забрал его! — неожиданно заорал Чхве, сжимая кулак на плече парня, привлекая внимание всех присутствующих. Уж теперь-то точно все заметили неладное.       От резких слов Юнги вздрогнул, пытаясь сжаться в комок на спине Сынги. Да, Чхве был прав. Мало ли, что с ним хотели сделать! Но он почему-то все еще жив. И это, конечно, радовало, но с другой стороны — страх смерти не пропал, а перешел в какую-то более извращенную форму, которая еще больше ломала психику и давила на сознание. Юнги чувствовал, что, если его решат отправить в Чеджудо второй раз — он не выдержит. Он не знает, что произойдет.       Сынги почувствовал, как тело на его спине задрожало, тихо всхлипывая.       — Это ты идиот, Ёнджун! Эти твари сами виноваты, что не пришли за своей добычей! Мы что, должны просто молча смотреть, как человек умирает, привязанный к дереву?! — так же громко ответил Сынги, крепче сжимая ноги своей ноши, чувствуя чужую нервозность, стараясь успокоить Юнги.       — Да! — заорал Чхве, — таков договор! Ради мира! Как ты мог, Сынги?!       Сынги стоял, окруженный толпой молчавших жителей, пытаясь выглядеть воинственно, но в то же время борясь с внутренним страхом. Внезапно раздался уверенный голос.       — Молодец, Сынги, так держать! — это был Ким Ханыль, глава одной из ветвей семьи Ким, — проводи, пожалуйста, Юнги до дома, он, должно быть, устал, — он обратился к Сынги, который все еще выдерживал моральный поединок с Ёнджуном.       Сынги, внезапно обретя поддержку в лице старшего родственника, кивнул, согласившись, и быстрым шагом пошел прочь. Люди смотрели ему вслед.       — Вы что, с ума сошли, господин Ким? — ошарашенно спросил Чхве Ёнджун, — Совет узнает об этом! Нужно что-то предпринять!       — Я уверен, что Совет найдет правильное решение, — спокойно ответил Ханыль, — так что не беспокойся, парень.                     В принципе, жизнь Юнги не особо изменилась. Он и раньше был одиночкой, просто сейчас люди еще реже стали приходить к нему просто так или разговаривать с ним. Первые несколько недель стороной обходили, словно чумного, а дети перестали ради забавы кидать в него камни, что даже хорошо.       А Юнги… Юнги чувствовал, что пережитое оставило неизгладимый отпечаток в его душе, и часть ее будто омертвела в тот момент, когда он уже попрощался со своей жизнью. Со всем, что он любил, с этим прекрасным миром, со своей семьей, с которой он пусть и не был близок. И теперь, первые дни сложно было снова вернуться в привычное русло, сложно жить как раньше и чувствовать, как ты вновь плывешь по течению реки. Казалось бы, такое знакомое ощущение, но в то же время такое далекое.       Временами Юнги мучали кошмары, заставляя просыпаться в холодном поту, вытягивая наружу и сплетая в клубок все страхи, которые, возможно, постепенно отодвигались на второй план и прятались где-то в подсознании. Но в ночи все вновь становилось ярким, диким, первобытным, а парень задыхался от ужаса. Возможно, теперь он немного боится темноты.       Но все-таки Юнги был жив, мог радоваться солнцу, теплу, ветру и всему тому, чему он привык радоваться в своей жизни. Иногда, сидя у любимой реки, парень не мог скрывать широкой улыбки, словно его накрывал приступ непреодолимого счастья. Казалось, река радостно шумела в ответ, а ее тысячеголосый гул сливался в благозвучную симфонию. В такие моменты Юнги думал, что немного сходил с ума, но ничего не мог поделать с собой, просто благодаря высшие силы за спасение.       Да, в остальном все было по-старому. Он по-прежнему работал в гончарной мастерской по утрам, а днем продавал готовые изделия в своей лавке. Его мастер уже ушел на заслуженный отдых, мотивируя это тем, что его руки стали слишком трястись от старости, так что грех ему теперь портить глину.       Хотя, последнее время в магазинчик с керамическими изделиями заходил один забавный паренек, высокий и нескладный, немного неуклюжий, так что Юнги приходилось волноваться о сохранности товара. Мин вспоминал, что иногда видел парня раньше в деревне.       — Намджун-и, привет, тебе что-то нужно? — спрашивал Юнги, наблюдая за волочившимся по полу длинным желтым одеянием — знаком, по которому в парне можно было распознать помощника в храме.       — Да, меня просили кувшин с высоким горлом для масла, если есть, пожалуйста, — подросток низко кланялся.       — Конечно, есть, сейчас что-нибудь найдем, — отвечал Юнги и ненадолго удалялся в поисках нужного товара, оставляя Намджуна глазеть на расписные чаши, вазы, кувшины, тарелки разных форм и размеров. Иногда Юнги быстро возвращался, услышав звук падающей посуды, от которого сердце билось чаще, но подросток вовремя успевал ее поймать и неловко улыбнуться разволновавшемуся торговцу.       — Опять пугаешь меня, Намджун-и, — грозился парень, — прошу, будь аккуратнее.       — Я только посмотрел, хён, все в порядке, — оправдывался незадачливый покупатель.       Юнги неизменно морщил лоб и качал головой, хотя вовсе не собирался злиться на этого милого ребенка. Ладно, ребенка, который был уже выше него самого, но улыбался донельзя очаровательно, так что хотелось простить ему все на свете.       Намджун иногда встречал его в храме, а Юнги стал заходить все чаще, поскольку чувствовал потребность молиться: молитва успокаивала сердце, уносила все его потайные страхи, вселяла спокойствие и будто бы приносила в душу теплые лучи солнца. Во время моления молодой человек ненадолго отстранялся от повседневной суеты, находя успокоение в духовном мире, что помогало жить дальше.       В одно из своих посещений храма Юнги сидел неподвижно, в позе лотоса, закрыв глаза. Губы его медленно шевелились, но из них не вылетало ни звука, чтобы не нарушить покой других обитателей.              Да обретут все существа счастье и причины счастья.              Да будут все существа свободны от страданий и причин страданий.              Да не разлучатся все живые существа со счастьем, лишенным страдания.              Да пребудут все существа в равностности, свободной от привязанности к близким и ненависти к чужим.              Юнги чувствовал, как его ум, сердце вновь освобождаются от страданий, которые будто испаряются в воздух, а тело наполняется энергией божественного тела Будды и ботхисаттв, подобной чистому белому свету.              Ом.              Все тело, от макушки до пят заполняется энергией белого слога Ом. Всеобъемлющая любящая доброта рождается в сердце молящегося: доброта к людям, животным, к природе и к собственному сознанию. Все люди испытывают страхи, боль, лишения, поддаются искушениям, и души их достойны любви, доброты, покоя. Сострадание — вот высшее проявление любви.       Юнги отпускает свое сознание, позволяя ему обратиться белой птицей, парить в небесах свободно, непринужденно, радоваться очищающей белой энергии.       Через неопределенное время молодого человека неожиданно выводит из транса легкое касание к плечу. Юнги с трудом открыл глаза, пытаясь сфокусироваться на стоящем перед ним человеке: это был Намджун, выглядящий немного обеспокоенно.       — Хён, ты в порядке? Я просто случайно увидел тебя, ты плакал, — неуверенно объяснил парень.       Юнги моргнул, ощущая влагу на ресницах, которой до этого не замечал. Он быстро стер остатки слез с лица, неровно выдыхая.       — Да, спасибо, все хорошо, — молодой человек ответил тихо, пытаясь подняться с помощью Намджуна, — ох, уже ночь. Мне надо идти, спасибо еще раз, — быстро благодарил Юнги, стряхивая с ног былую неподвижность.       Помощник храма же широко улыбнулся, помогая парню. Юнги немного помедлил, смотря на темную улицу, чувствуя слабость.       — Если хочешь, хён, я могу проводить тебя до дома, — предложил Намджун неловко, все еще чуть улыбаясь.       Последнее время Юнги старался не задерживаться допоздна, чтобы ему не приходилось возвращаться домой по темноте. Но сегодня, кажется, он забыл про время и теперь всерьез думал над предложением паренька.       — Знаешь, я не хочу тебя утруждать, — пытался было отказаться Юнги, но Намджун его перебил:       — Не волнуйся, хён, я часто провожаю вечерних посетителей, — заметив беспокойство Юнги, смеясь, ответил парень.       — Ну, тогда идем, — кивнул Мин, слабо улыбнувшись в ответ.              Они шли молча почти в полной темноте, так как близилось новолуние, и от Луны остался лишь тоненький серебряный диск. Юнги не понимал, как высокий худой Намджун поможет ему в случае опасности, но его присутствие странно успокаивало и хотя бы помогало не дрожать от страха.       «Вот еще, Юнги, соберись, тут всего лишь 10 минут ходьбы», — подбодрил себя парень мысленно.       — Хён, ты боишься темноты? — внезапно спросил молчавший спутник Юнги.       — Немного, — произнес молодой человек, — раньше вообще-то не боялся, но… Теперь шарахаюсь даже от темных кустов, — Юнги пытался пошутить, чтобы сбросить нервозность.       — А что случилось? — наивный вопрос.       — Да так, лес… полнолуние, — Юнги ответил неопределенно, не желая вспоминать подробности. Кажется, он совсем недавно начал успокаиваться, и ему не хотелось вновь ощутить отчаяние, особенно ночью, посреди деревни.       Намджун, словно почувствовав настроение собеседника, прекратил задавать вопросы и решил, видимо, разбавить атмосферу веселыми историями из жизни монахов. До этого момента Юнги и не подозревал, что в жизни священнослужителей может быть что-то веселое, но и они порой бывали обычными людьми со своими проблемами. И уж точно Юнги не представлял, что монахи могут однажды проснуться желтыми, просто потому что Намджун забыл высушить на солнце покрашенную в отваре из куркумы одежду.       — Кстати, Намджун, ты тоже живешь в храме? — спросил Юнги, невольно оживившись.       — Нет, прихожу туда каждое утро, просто помогаю, — ответил парень, замявшись, — я живу в семье Ким.       Юнги вспомнил знакомое имя.       — Ты, наверное, знаешь Ким Сынги?       — Сынги? Знаю, но он из другой ветви.       — То есть как?       — Я плохо знаю эту историю, но, несмотря на одинаковые фамилии, наши кланы разные по происхождению. Вроде как, предки Сынги пришли с севера, — Намджун, казалось, задумался.       — О, вот как, интересно.       За разговором Юнги и не заметил, как они подошли к его дому. Странно, но парень совсем перестал чувствовать страх во время их пути, и в этом, вероятно, заслуга Намджуна — его ровный голос и жизнерадостный тон могли и мертвого поднять. Парни остановились у порога.       — Спасибо, Намджун-и, — Юнги был искренне благодарен, — будь осторожен, пожалуйста.       — Да не за что, хён, обращайся, — подросток лучезарно улыбнулся, — увидимся! — и помахав рукой, быстро отправился обратно. Юнги, немного посмотрев подростку вслед, скрылся в своем доме.              — Моя внучка не вернулась сегодня домой, после того как пошла в Чеджудо! — плакал господин Кан.       — Может быть, она заблудилась? Надо послать кого-нибудь, чтобы её нашли! — предложил кто-то.       — Они просто забрали то, что мы им обещали! Жертву! — закричал господин Чхве.       — Они не забрали Мин Юнги, господин Чхве, а ведь ночь полнолуния прошла, — возразил Ким Ханыль.       — Если бы кто-то оставил жертву на столбе, а не побежал бы на утро спасать ее, то Кан Хваса была бы дома! — не унимался злобный старик.       — Мы не знаем этого, — прервал его староста деревни, — мы не знаем, в чем причина того, что Мин Юнги жив. А теперь, пожалуйста, кто отправится завтра в Чеджудо, чтобы найти девушку?              Спустя неделю Юнги сидел на берегу реки, наблюдая за закатным солнцем, которое опускалось за горизонт уже чуть раньше: неумолимо приближалось время холодов, и к вечеру уже становилось действительно зябко. Парень поежился от холодного ветра. Кажется, ему нужно сходить к тетушке Ён Мэй за одеждой потеплее.       Дикий ветер словно подгонял бушующие потоки воды, заставляя их шуметь чуть громче, чем обычно. Юнги бы сказал, что это было похоже на необъяснимое волнение, будь то радостное ожидание чего-либо или легкая тревога. Парень прикрыл глаза, вслушиваясь, стараясь дышать ровно и глубоко, устремляя свои мысли вслед за течением.        — Хён, привет, — знакомый голос заставил вынырнуть из глубины сознания и сосредоточиться. Рядом стоял Намджун в мирской одежде и заинтересованно смотрел на Юнги, — что ты здесь делаешь?       Юнги, вновь почувствовав холодный ветер, обхватил руками колени. Что он здесь делал? Отдыхал, наверное.       — Да ничего не делаю, просто люблю проводить здесь время, — ответил он, отводя взгляд на закат. Ощущение времени у реки будто расплывалось, текло медленнее, становилось неважным. — Я часто прихожу сюда.       — Правда? Я тоже, — улыбнулся Намджун, — не возражаешь, если я присяду?       Юнги не возражал. Присутствие Намджуна не мешало ему, не отягощало и казалось вполне естественным, словно сам воздух принял очертания человеческой фигуры и решил насладиться видом на реку.       — Странно, я что-то раньше не видел тебя здесь, — проговорил Юнги, повернув голову.       «Зато я видел тебя, хён», — подумал Намджун, но вслух сказал:       — Я обычно бываю здесь ранним утром, встречаю рассвет, — ответил подросток. Ветер трепал его одежду, темные волосы, но Намджун, похоже, не обращал на это внимания. — Потом иду в храм.       — Забавно, я люблю смотреть на закаты.       «Я знаю, хён».       — А у нас в храме сегодня нет вечерней службы, поэтому меня отпустили пораньше, — объяснил подросток с некоторым весельем в голосе. — Сегодня посвящение для новых послушников.       — О, вот как.       Какое-то время они пребывали в молчании, и опять слышался лишь тихий шум волн, который нес в себе таинственное послание, но Юнги внезапно задумался о подростке, сидящем рядом с ним. Наверняка у Намджуна в его возрасте уже было много обязанностей, которые он должен был исполнять, и большую часть своей жизни он уже посвятил работе в храме. Но при этом парень все равно сохранял беззаботный вид, свободный от мирской суеты. Юнги заметил запутавшийся листочек в чужих волосах, медленно шевелящийся от ветра.       Намджун сидел с закрытыми глазами, вдыхая холодный воздух и обращая внимание на все звуки, шорохи, запахи. Он чувствовал каждое дуновение ветерка, каждый всплеск воды и движения вокруг себя. Он чувствовал, как двинулся вперед хён, изменяя положение тела, наверное, из-за неудобной позы. Он буквально слышал его сердцебиение, которое едва ли отдавалось в его сознании неровным ритмом. Последнее время все его чувства обострились, словно с него содрали кожу, убрав лишний барьер между нервами и окружающим миром, и теперь новых ощушений было непривычно много, и все они поступали одновременно.       Мама говорила, что к этому надо привыкнуть.       «Ты хорошо справился, Намджун-и», — вспоминал парень ее слова. Блуждая по лесу, в порыве отчаяния он все-таки убил ту хорошую девушку. Он знал Хвасу, а она знала его — часто приходила в храм, молилась о своей семье. Намджун был уверен, она доверяла ему. Господи, он буквально до сих пор чувствовал ее боль как свою собственную, а ее страх отзывался свинцовой тяжестью в сердце.       Намджун стиснул веки, вновь ощущая вкус свежей крови, будоражущий инстинкты.       Убивать. Убивать.       Черт, что же он за чудовище такое?       — Намджун-и, ты не замерз? — внезапно зазвучал голос Юнги, вернувший парня в реальность. Намджун открыл глаза, увидев обеспокоенное лицо хёна.       — Нет, мне не холодно, — ответил подросток. Последнее время он иногда ощущал странный жар, охватывающий его.       — Хорошо, — парень рядом поёжился, — кстати, у тебя есть друзья? — спросил он.       — Друзья? — Намджун задумался, не ожидая такого вопроса. Были ли у него друзья? Разве что семья, его братья? Родители не очень одобряли его общение с другими людьми вне храма, в котором к тому же было много работы. — Не знаю, наверное, нет, — ответил он неуверенно. — Почему ты спрашиваешь, хён?       — Думаю, почему парень твоего возраста проводит время, глазея на реку, — улыбнулся Юнги.       — Эй, ты тоже здесь сидишь, — засмеялся Намджун. — Вообще я просто люблю это место. Здесь тихо, умиротворенно, как-то без суеты. Река словно разговаривает с тобой, понимаешь?       Юнги удивленно кивнул, соглашаясь. Кажется, он чувствовал тоже самое.       — Очень успокаивает, — тихо сказал Намджун. Еще больше подростку на берегу реки теперь нравилось присутствие Юнги. На самом деле, он давно наблюдал за хёном. Впервые он увидел его в храме, на службе, и Юнги показался Намджуну каким-то удивительным, очень непохожим на других людей. Посетители всегда приходили в храм отягощенными заботами и проблемами, а хён был словно прекрасным непорочным цветком среди серых камней. Тогда Намджун не очень понимал, что он чувствовал и видел, но решил попробовать узнать о странном человеке что-нибудь ещё.       Тогда он узнал, что странного человека зовут Мин Юнги. Что он живет один, работает в гончарной мастерской, вечерами смотрит на реку и, кажется, не очень любит общаться с людьми или просто не хочет. А еще почему-то Юнги излучал странный свет, который чувствовал Намджун. Что это, душа? Не очень понятно. Он не встречал такого никогда. Он не ощущал такой доброй чистой энергии ни от одного живого существа, особенно от родителей, семьи, хотя и они были в каком-то смысле добрыми, заботились о нем. И затем, увидев Юнги на жертвенном столбе, Намджун почувствовал, что просто не может причинить вред этому человеку.       — Хэй, Намджун-и, солнце уже почти село, — снова заговорил Юнги.       — Ого, точно, — встрепенулся подросток. Подумав немного, он продолжил, — хён?       — М?       — Будешь моим другом? — уже почти в темноте взволнованно прошептал Намджун.       — Что? — Юнги помедлил, — ну, если ты хочешь, то конечно.       — Правда?       — Ага.       — Здорово.       Намджун старался не думать о том, достоин ли он вообще общаться с таким человеком, как Мин Юнги.