Just a matter of life and death

— Ты такой довольный, аж противно. Акутагава в своем стильном прикиде патологоанатома с дурацкой шапочкой на голове встречает Накахару привычным противным карканьем, подозрительно на него поглядывая. Что это такое в лесу интересное сдохло? Чуя, которого врачи его отделения слезно умоляли отнести необходимые документы в морг, лишь бы только не пересекаться с Рюноске, выдавливает кривую усмешку. — Ты разве не радоваться за меня должен? Тоже мне, еще другом зовется. — То, что я знаю, какая ты гадость, не делает меня плохим другом. — От гадости слышу. Патологоанатом игнорирует обличающее высказывание, внимательно осматривая коллегу с ног до головы. И находит. На его шее, на том самом месте, где Рюноске собственноручно (собственнозубно) оставил засос во время их последней бурной ночи, теперь красуется свежий след. — И кто же этот таинственный даритель? — Акутагава откровенно разглядывает вопиющее преступление на шее Чуи. — Надеюсь не тот, о ком я думаю. — Скорее да, чем нет, — неохотно признается Накахара. — Не думал, что ты так быстро потащишь его в постель. — А ты ревнуешь? — О, безмерно, — язвительным тоном тянет Рю, — это не я ведь состою сейчас в отношениях с человеком, куда лучше тебя. Интересно, кто-нибудь в этом мире еще не в курсе, что у их патологоанатома любовь-морковь? — Ай, а вот сейчас обидно было. Ведешь себя как злобная бывшая. — Думаю, я вполне смогу отыграть эту социальную роль, — кивает сам себе Акутагава, наверное, считая это умопомрачительной шуткой. Юморист херов. — А ты давай-давай, оправдывайся. Как ему удалось так быстро снять с тебя штаны? — Никто мои штаны не снимал, — с видом поруганной невинности отвечает Чуя, — но этот гад запомнил наше фееричное появление на работе, и решил отомстить. — Каким образом ему это удалось? — с видом «я тебе не верю» продолжает вытягивать из него патологоанатом. — Ну, мы побывали в ресторане. Я был в хорошем расположении духа, и Дазай вызвался меня провожать, — Накахара посмеивается, чувствуя, будто обсуждает нового мальчика с подружкой, охочей до сплетен. — В итоге меня прижали к двери моей квартиры как в дурацком сериале, ну и…сначала мы просто целовались, а потом эта гадина цапнула меня за шею. Результат ты наблюдаешь. — То есть, в штаны он к тебе не залез? — дотошно уточняет друг. — Даже не пытался. — Вот как, — Акутагава выдерживает драматичную паузу, — жаль. Этот тип сейчас Чую в могилу сведет. Или не в могилу. Сначала к себе на стол. — Чего-о?! — Ты явно оттягиваешь неизбежное, — выдает недоброе предсказание Рюноске, скрещивая руки на груди. — Ой, бля, молчи. Все настроение испортил. — Я старался. Акутагава получает свои папки с макулатурой и искреннее пожелание пойти потрахаться с Ацуши, потому что задрал лезть в чужие отношения даже при их отсутствии. Раз ему так интересны истории про трусы, пусть уже собственные перед своим ненаглядным снимет и успокоится. Рюноске на это демонстрирует средний палец и уползает во тьму. Чертов сыч. Какой бы гадиной ни был Акутагава, Накахара все равно оного любит, поэтому его богомерзкое брюзжание день ему не испортит. На улице весело щебечут птички, и мужчина останавливается подышать свежим воздухом в кой то веки без сигареты. А так. Банально оглянуться вокруг, щуриться от яркого солнца и отдать дань весенней свежести. Хорошо-то как. И правильно. Чуя заслужил. На самом деле целоваться с Дазаем ему нравится. Да и на этот его подлый трюк он и не злится толком, хотя стукнул его в тот вечер от души. Если честно, в моменте Чуя сразу и не понял, что Осаму делает — после их поцелуев, которым и актеры порно позавидуют, Накахаре было немножко не до объективного восприятия реальности. Ну, собственно, за это и поплатился. Но ситуация забавная. Настолько, что можно даже написать ее виновнику пару ласковых. «Вот и что ты наделал? Меня из-за твоего художества на шее теперь коллеги чмырят.» Сообщение отображается в их переписке в мессенджере, и Чуя едва успевает дойти до своего корпуса, как ему прилетает ответ. «Я даже знаю, какой именно.» Догадливый засранец. Ну ничего-ничего, попляшешь ты еще у меня. В родной и привычной комнатке для медперсонала обнаруживается Кое, угощающаяся растворимым кофе за его, Накахары, счет. Уже смирившись, что купленная на свои кровные банка кофия пошла по рукам, Чуя даже не обращает на это внимания, заваливаясь на кушетку. Озаки сидит в простеньком кресле-стуле словно на приеме у английской королевы, мило ему улыбаясь. — Отлыниваешь? — Даю надежду лучшим из лучших не погибнуть в лапах ужасного Акутагавы. — А, ну это дело праведное, — она фыркает, отхлебывая из кружки, — он наверняка прицепился к твоему внешнему виду. Много нового о себе узнал? — Какая ты проницательная, — морщится врач, — вы там что, за моей спиной поспорить успели? Как скоро надо мной появится неоновая табличка «он состоит в отношениях». Ну или на худой конец «он с ним потрахался». — Фу, как вульгарно, — хирург посмеивается. — Ничего такого, но поверь мне, в новостях с фронта заинтересована тут не одна я. Чуя строит самую противную гримасу, на которую только способен, понимая, что его окружают одни бабки-сплетницы. Да и он ничем не лучше, раз кормит их любопытство, но от таких попробуй отбейся. Если этих приспичит, они и мертвых разговорят. Рюноске, небось, потомственная гадалка по гистологическому анализу в седьмом колене. — Иронично, как быстро тут даже гипотетические отношения превращаются в цирк, — Накахара устало трет лицо руками, мысленно взывая к заступничеству высших сил. — А ты не брюзжи, и дай людям за тебя порадоваться, — высшие силы оказались вне зоны действия сети и на призыв не ответили, потому что Кое ну вот совсем не стыдно за свое поведение. — Мне кажется, что Акутагава, которого коротит в присутствии Ацуши — куда более забавное природное явление, — Чуя смотрит, как Озаки листает что-то в своем телефоне, на мгновение отвлекаясь от их разговора. — Такой он глупый сразу становится, одно удовольствие за ними наблюдать. Надеюсь, мой славный мальчик превратит его в более антропоморфную форму жизни. — Чу-уя, — хирург снова уделяет ему свое внимание, сквозь смех пытаясь изобразить строгость, — сплетничать о младших сотрудниках плохо. — Ах так! — Накахара аж подскакивает. — А про меня, значит, можно? — Нужно! — весело отвечает Кое. — Я столько лет жду хоть малейшей причины перемыть тебе косточки, а тут такой случай! Артрит тебе до гробовой доски точно не грозит! Да уж. Вот что значит, с такими друзьями никаких врагов не нужно. Заботливая какая, поглядите на нее. Сидит, хихикает, злоупотребляя гостеприимством и расположением Чуи. Хотя, тут уж ничего не попишешь, у нее-то на такие глупости лимит не ограничен. — Дожил, — по-стариковски кряхтит Накахара, — с вами гробовая доска кажется не такой уж далекой перспективой. — Да ладно тебе, — хирург только отмахивается, — от противного характера еще никто не умирал, а ты с этим недугом с рождения как-то уживаешься. И непонятно, что хуже: уставшая и ругающаяся на всякого встречного Озаки, у которой оперативной памяти хватает только на базовые функции, или эта свежая выспавшаяся мадам, которая не упустит возможности превратить свое хорошее настроение в твою насущную проблему. — Вот уйду от вас в заслуженный отпуск, — мечтает вслух Накахара, — и посмотрю, как вы тут без меня управитесь. Будете по ночам в подушку плакать о том, как меня не ценили. Эти слова заставляют Кое задуматься. — А ведь действительно! — она хлопает себя по лбу. — Чуя, солнце мое ненаглядное, ты как давно отпуск брал? Врач, чуя подвох, осторожно подбирает слова. — Да я не помню толком, тут день за три идет, я что, календарик, по-твоему, веду? Пылающие очи Немезиды обращают на него свой взор, и Накахара прикидывается, что его тут и вовсе нет. Что это на кушетке тогда такое? Да так, ветошь какая-то. — А я думаю, что ты мерзкий такой. А ты, пока я не вижу, носишься со своей гиперответственностью и пренебрегаешь законным отдыхом, — Озаки недовольно щурится, готовясь высказать все, что она думает о таком положении рыжих дел. — Это нормальное желание — довести дело до конца, — Чуя пытается защититься от ее недовольства, — на кого я своих пациенток оставлю? — Милый мой, — хирург вздыхает, — ты человек, а не рабочий алгоритм. Без тебя небо на землю не рухнет, ты ведь знаешь, незаменимых людей не бывает, и это я сейчас не для того, чтобы принизить твои заслуги говорю. В работе, особенно в такой как у нас, важно соблюдать баланс. Иначе ты прогоришь быстрее, чем спичка. Ее голос звучит мягко, и Накахара решает, что отделался только лишь лекцией, но не тут-то было. — Чтобы твое заявление на отпуск в ближайшее время чудесным образом появилось у меня на столе. Чуя раздраженно вздыхает. Размечтался. — Хочешь лично отконвоировать и удостовериться, что мне его подпишут? — Именно. — Озаки полна решимости, и это скорее проблема, чем нет. — А если я не хочу? — упрямится врач. — Я достаточно хорошо знаю твой почерк, — Кое дарит ему очаровательную улыбку, — и поэтому в случае чего справлюсь без твоей помощи. Возмутительно. — Это вообще-то статья, — угрюмо цедит Накахара. — Ради тебя я готова пойти на преступление, — душераздирающе вздыхает хирург. — Так что не доводи до греха, счастье мое, потому что я не шучу. — Лимит времени? — позорно сдается Чуя. — Чем раньше — тем лучше, — ну вот, вытрясла из коллеги душу и уже довольная, — я не ставлю тебе строгих рамок, но чем меньше у тебя совести, тем прямо пропорционально ее меньше и у меня тоже. Слишком агрессивная эта ваша забота. Страшно, выключай. Чувствуя себя проигравшим, Накахара поднимается со своего места, подходя к окну. Как раз вовремя, чтобы узреть занимательную картину. — Что это я вижу? Красавица и чудовище, — он хмыкает. Подобравшаяся со спины Кое щипает его за локоть. — А ты не завидуй. Во дворе прямо под их окном внезапно обнаруживается Ацуши, выгуливающий Рюноске и что-то ему рассказывающий, пока черная ворона кутается в свой плащ и выглядит до отвратительного довольной своей жизнью. Конечно, довольство на его лице выражается в странном, непостижимом для широкой публики ключе, но уж Чуя-то его как облупленного знает. И Накаджима, судя по всему, распознавать противоречивые сигналы Акутагавы научился. — Ты погляди, гуляет тут со своим ненаглядным как по Бродвею, — злорадство Накахары, только что получившего заслуженную выволочку, не унять. — Какой ты противный, — укоряет его хирург. Чуя от всей души себя прощает, когда открывает окно, чтобы крикнуть: — Акутагава! Работать за тебя кто будет? Казалось, это чудовище только-только забрало документы и уползло в свой сычиный угол, ан нет. — Иди нахрен! — громко отвечает патологоанатом, и Ацуши машет на него руками, мол, тут нельзя шуметь, и уж тем более ругаться. Накахара в свою очередь получает тумака от Озаки, поспешно закрывающей за ним окно. — А ну! Иди отсюда, гадость такая, пока я тебя не прибила. Понимая, что старшая коллега вот-вот сделает окончательный и бесповоротный выбор в сторону насилия, Чуя решает действительно убраться с ее глаз долой, пусть и продолжая злорадно посмеиваться над ситуацией. Озаки выходит вслед за ним, закрывая за их спинами дверь, прежде чем их обоих ловит молоденькая практикантка. — Прошу прощения, — неловко мнется она, — вас просят к стойке регистрации. Включает ли в себя это загадочное «вас» Кое или Чую в количестве одна штука или все-таки их обоих, девушка не поясняет, быстро ретируясь по своим делам. Врачи недоуменно переглядываются, но спускаются к ресепшену вместе во избежание путаницы. И не зря, хотя оба бы предпочли с этим посетителем не встречаться. Мори Огай собственной персоной встречает их радушной улыбкой, несмотря на полное отсутствие энтузиазма со стороны бывших коллег. С этим человеком каждое слово — ход на шахматной доске, который может, точнее, который непременно отразится на твоем будущем. — Доброго дня, — он вежливо здоровается с обоими. — Он был добрый, пока ты сюда не явился, — закатывает глаза Озаки, складывая руки на груди и всем своим видом демонстрируя как она не рада их свиданию. Наверное, Кое — тот самый сорт совершенно непримиримых бывших. — Доброго, — коротко отзывается Чуя, заинтересованно поглядывая на спутницу Мори, только-только ее заметив. — Здравствуйте, — тут же вступает она, выходя вперед Огая и едва склоняя голову в жесте формальной вежливости. — Позвольте представить вам мою протеже, — Мори довольно ухмыляется, уловив заинтересованность во взгляде Озаки. — Йосано Акико, — самостоятельно представляется девушка, протягивая руку, — рада знакомству. Она обменивается с обоими врачами крепким рукопожатием, с ходу заслуживая у Накахары несколько баллов уважения. — Взаимно, — немного обескураженно отзывается Кое, чтобы тут же преисполниться подозрением (и вполне заслуженно) в сторону Огая. — Ты! Признавайся, что ты задумал? — А ты не меняешься, да? — ностальгически улыбается тот. — Ничего такого, просто Йосано ненадолго побудет под вашей опекой в этой клинике. С вашим руководством это уже согласовано. Не переживайте, она весьма одаренный врач, для нее, как и для вас, это будет великолепным опытом. — Слушай, ты, — шипит Озаки, приближаясь к Мори и сгребая его за грудки, — думаешь я не знаю, для чего тебе медики? Какого черта тебе от нас нужно? Мужчина лишь спокойно убирает от себя ее руки, ничуть не обидевшись на грубое отношение. Он достаточно хорошо знает темперамент своей бывшей коллеги-и-не-только, поэтому подобное прекрасно вписывается в рамки его ожиданий. Как и безучастно наблюдающий за ними Чуя, делающий ставки в уме, как быстро Озаки начнет на него ругаться на весь холл. Раньше подобное было сплошь и рядом, иногда ему казалось, что отношения его старших коллег состоят из сцен, которые устраивает Озаки и, ну, периода активного примирения, если так можно выразиться. — Следи за своим имиджем, дорогая, ты все-таки высококвалифицированный специалист. — Какая я тебе дорогая…! — И все-таки. Проходящий мимо персонал уже начинает любопытно поглядывать на разыгрывающийся спектакль, как и Йосано, с удивлением и иронией наблюдающая взаимоотношения своего начальника. Озаки оглядывается и отходит на шаг назад, демонстративно вытирая руки о белый халат, будто дотронувшись до чего-то неприятного. — Знаешь, мне все равно. Я согласна, коль ты, старая змея, уже обо всем договорился. Йосано, — она кивает в сторону девушки, даря ей короткую ободряющую улыбку, — получит превосходный опыт в акушерстве. Не знаю, у кого ты там собрался принимать роды, но мне нет до этого никакого дела. Прозрачный намек, что навыков, которые могут пригодиться врачу необходимого Огаю профиля, его протеже тут не видать. Черт знает, что задумал этот человек, но помогать ему Кое твердо не намерена. — О большем и не прошу, — приподнимает руки Мори, — только о твоей протекции ненадолго. Не будь так критична. — Я тебя услышала, — Кое не спешит смягчить свой тон. — А теперь проваливай. Мори переводит свой взгляд на Накахару, но так ничего и не говорит, что порождает только больше подозрений, касательно его мотивов. Вместо этого он обращается к Акико. — Как я и говорил, Озаки Кое блестящий врач и широкой души человек, под ее руководством твои навыки существенно возрастут. Надеюсь на то, что вы сработаетесь. — О, она мне уже нравится, — ехидно улыбается девушка, подмигивая удивленному хирургу, чем вызывает у Огая красноречивый усталый вздох. — Тогда мне не о чем волноваться. Я оставлю вас, — он кивает Накахаре и Озаки. — Дела не ждут, надеюсь, вы лучше познакомитесь в мое отсутствие, когда дорогая Кое перестанет нервничать. Всего хорошего. — Плохого, — кидает ему хирург, беря Йосано за руку. — Пойдем, я не кусаюсь. Как-то так и проходит их первое знакомство с Акико. Конечно, они его продолжают в комнате для медперсонала, но Чуя только-только успевает заварить чай им троим, как его срочно вызывают, и ему приходится оставить внезапно весьма сошедшихся характерами дам наедине. Цели Мори как всегда туманны, но Йосано оказывается очень приятным человеком, однако, по понятным причинам, ее полноценным наставником становится Озаки. Накахара, впрочем, весьма доволен таким распределением — ему вполне хватает Ацуши, а навыка преподавания в Кое куда больше, чем в десяти Чуях вместе взятых. — Иди-иди, — благосклонно машет ему хирург на прощание, — мы и о твоей кружке чая позаботимся. — Благодарю за столь сомнительную помощь, — фыркает Накахара. — Удачи, Йосано, надеюсь, Кое тебя не съест. Покидает он их обеих под аккомпанемент веселого смеха и обещание дать ему тумака. Встреча с Мори Огаем хоть и произошла весьма неожиданно, не слишком обеспокоила Чую. Спросите Озаки, и она непременно окрестит это дурным предзнаменованием, но что до Накахары, ему не слишком интересно, какие планы у их бывшего коллеги. Как минимум потому, что Кое — нерушимый камень преткновения, и пока он не заставит ее плясать под свою дудку, Чуя вне всякой опасности. А манипулировать его старшей коллегой, особенно если ты ее бывший — что-то на грани сверхчеловеческих способностей. Другое дело, что некоторую степень душевного родства с Йосано в Кое можно угадать чуть ли не с первого взгляда. И это скорее проблема самого Мори — потому что в итоге может получиться так, что Озаки и ее отдавать наотрез откажется. Что ж. Время покажет. Допустим, у самого Чуи также имеются нерешенные вопросы с Огаем. Но вот какое дело, по прошествии времени ему уже неважно, что там было раньше. Сейчас их связывает разве что Дазай, который, что примечательно, за все это время ни разу не упомянул своего приемного отца. Поэтому можно сделать вид, что и этой связи не существует. Накахара побеждает всех, кого требуется победить и успешно заканчивает смену с минимальными потерями нервных клеток. А у среднестатистического врача, поверьте, довольно часто случаются бои не на жизнь, а насмерть, особенно если дело касается несговорчивых пациентов. Конечно, Чуя назначает километровый список анализов, потому что хочет поиздеваться, а не потому, что у будущей матери хроническая болезнь, грозящая серьезными осложнениями. Без всяких сомнений ему платят фармацевтические компании, поэтому он назначает длительный курс необходимого препарата, вон, в подсобке чемодан денег с последней взятки еще домой унести не успел. И мужа, падающего в обморок от вида крови, в палату к жене не пускает только из личной вредности. Что только не придумают. Сколько лет уже в медицине, а коллекция необоснованных претензий и увлекательных теорий заговора все пополняется и пополняется. Чуя вздыхает, наконец-то снимая белый халат, утомленно вспоминая их с Кое недавнее открытие. Тогда он пришел к ней в кабинет, узнав страшную тайну. «Ты знала, что нас спонсирует правительство, чтобы мы тайно чипировали детей, пока за ними присматривает детская сестра в отсутствие родителей?» Озаки тогда так смеялась, что свалила со стола стопку документов, которую они с Чуей потом весь вечер пытались привести в порядок. Рядом внезапно материализуется растрепанный Ацуши тоже уже в повседневном прикиде и терпеливо ждет, пока Накахара закончит перевоплощаться в человеческую форму. Потому что к концу смены кто угодно успеет растерять всю человечность, кроме того же самого Накаджимы. Но он-то солнце, ему человеческая форма в принципе без надобности. — Тебе что-то нужно? — с усмешкой интересуется Чуя, глядя на переминающегося с ноги на ногу ассистента. — Нет…то есть, да! Но не совсем. Я так, просто спросить зашел, — парень неловко улыбается. — Ну так спрашивай, чего мнешься. Если вопрос в том, что Акутагава тебя замучил, и ты его случайно прибил, то не переживай, я не обижусь. Куда тело прятать только? — Накахара-сан! — Ацуши вроде как возмущается, но все равно смеется. — Вы с ним всегда такие? Рюноске тоже сегодня спрашивал, куда вас закапывать будем. Это после того, как вы нас из окна заметили. — Вот поганец, — Чуя заканчивает самосозерцание в зеркале и оборачивается к Накаджиме. — Я его сам закопаю, если он мне ребенка испортит. — Я не ребенок, — возражает ассистент. — Ой, давно ли? Ацуши решает не спорить, пропуская врача вперед, когда тот выходит из кабинета. Продолжить они и по дороге могут, а домой сегодня все еще хочется. — В общем, я пришел спросить, что ему нравится. — А то его угрюмые щи к таким разговорам не располагают? — ехидничает Чуя, искренне наслаждаясь возможностью немножко отчихвостить друга за его спиной. Ласково так, с любовью. — Я просто хотел бы узнать об этом не настолько прямо. — Ну, ему нравится разводить в своем холодильнике плесень, лежать в неудобных позах на неудобных поверхностях, что еще…ах да, быть хтоническим ужасом, нагоняющим страх на каждого встречного. Знаешь, он весьма разносторонняя личность. На подобный список «хобби» Накаджима очень прочувственно вздыхает, невербально давая понять, что это совсем не то, чем он интересовался. — Ладно-ладно, я понял. — Чуя уступает, решая не третировать ни в чем не повинного Ацуши. — Ему нравится переслащенный кофе, бесплатные сигареты, чай всякий разный. У него дома огромная коллекция листового чая, который он очень любит, при том, что он ненавидит мыть ситечки и заварник. Еще он обожает таскаться по всяким музеям и по сто лет пялиться на один экспонат. Потом на другой, потом на третий… Честно, ни за что не соглашайся ходить с ним в музей, ты умрешь от скуки. Парень тихонько посмеивается от такой характеристики. — Вы кажетесь совершенно разными людьми, но на самом деле вы очень хорошие друзья. Я даже немного завидую. Они вместе выходят на улицу, не прекращая болтать. — Тут нечему завидовать, просто оставайся рядом с ним достаточно долгое время, вот и весь секрет. Акутагава временами может казаться незаинтересованным, однако его форма любви — не сопротивляться в ответ на внимание и попытки вытащить его из сычиного уголка. Даже если ты ему нравишься, он не из тех людей, что делают первый шаг. А ты ему очень нравишься, можешь мне поверить. — Так ли это? — не слишком убежденно отзывается Накаджима, однако слова старшего коллеги заставляют его задуматься. — О, не сомневайся. Он мне своими делами сердечными уже плешь проел. Только я тебе этого не говорил, — Чуя словно заговорщик прикладывает палец к губам. — Если этот узнает, что я тебе его сдал, мне конец. Всю кровь выпьет. — Я ему не расскажу, — улыбается Ацуши. — Что не расскажешь? Акутагава появляется с внезапностью черта из табакерки и неотвратимостью природной катастрофы. — Ничего не расскажет, — Накахара хитро улыбается, бросив взгляд на смущенного ассистента, тут переключаясь на хмурого друга. — У нас свои секретики. А ты, я смотрю, выглядишь свеженько. Прихорашивался? Рюноске очень картинно закатывает глаза, останавливаясь рядом с Накаджимой. Тот простым и привычным движением берет патологоанатома за руку, позволяя Чуе лицезреть потрясающий микс довольства и одновременно недовольства на лице Акутагавы. — Заткнись, — каркает тот. — Иначе я достану телефон твоей двухметровой пассии и буду приглашать его в клинику каждый раз, когда ты меня бесишь. Плохая идея. Тогда Осаму придется тут жить.