Just a matter of life and death

Прелесть крупных торговых центров в том, что в них есть решительно все. Запихнуть к магазинам небольшой парк аттракционов под крышей? Легко! Добавить к этому безобразию зоопарк, чтобы у посетителей стало больше причин потратить свои деньги? Отличная идея! Из минусов — куча людей, особенно в выходные дни. Но что поделать, если не одному тебе хочется разнообразить свои серые дни чем-то более интересным, чем синий монитор компьютера или телевизора. Чуя, как водится, приходит немного заранее, и теперь мирно стоит в стороне от главного входа в специально отведенном для курильщиков месте и считает в уме людей в похожих бежевых тренчах. На одиннадцатом он находит тот самый, владельца которого он и дожидается. Дазай, что характерно, узнает его по копне рыжих волос, небрежно стянутых в хвост, намного раньше, поэтому взгляд Чуи сходу натыкается на его мягкую улыбку. — Так и знал, что найду тебя здесь, — Осаму пунктуально сверяется со временем, — давно ждешь? — У тебя в запасе было еще минут пять, — хмыкает Накахара, сминая окурок о бок урны. — А ты пришел пораньше, чтобы качественно промерзнуть? — тут же усмехаются ему в ответ. — Я вообще-то по погоде одеваюсь, в отличие о сам знаешь кого, — закатывает глаза врач, — пошли внутрь. Дазай без спросу ловит его холодную руку и убирает себе в карман, переплетая их пальцы в слишком уж личном жесте, но Чуя смиряется. Идти приходится близко, но так даже проще не потеряться в толпе; что до общественного мнения, то кто вообще обращает внимание на такие мелочи? — Ты хоть знаешь, куда меня ведешь? Место-то я выбирал, — на всякий случай уточняет мужчина. — Знаю, конечно, — Осаму ехидно поглядывает на собеседника с высоты своего полета, — в интернете вроде не забанили. — Как недальновидно со стороны интернета. Они плутают по лабиринту из магазинов и рассыпанных тут и там забегаловок, временами сверяясь с информационными стендами, сдают в гардероб уличную одежду и заходят за сезонным чаем в какую-то сетевую кофейню. Разговор получается ни о чем, но никто не хочет копаться в причинах и следствиях их обоюдного молчания. Накахара просто не желает мусолить произошедшее, а Дазай в этом, очевидно, не нуждается. Ему нравится атмосфера вокруг, хотя еще пару дней назад довольные жизнью лица людей его несколько раздражали. Чуя не отнимает свою ладонь, даже когда с удобным карманом пришлось расстаться; так и ходят, держась за руки, как малолетки. — Ты когда-нибудь гладил енота? — интересуется Осаму. — Не случалось, — отзывается Чуя с сомнением, — а это обязательное условие жизни? — Ну конечно, — серьезно кивает головой Дазай, — это ты очень зря, надо обязательно исправлять столь досадное упущение. Местный филиал зоопарка оказывается запрятан среди кучи детских магазинов, и Накахаре никак не удается уклониться от противной шуточки утопленника подобрать в одном из них одежду себе по размеру. — Язык бы тебе укоротить, — ворчит мужчина, щипая спутника за бок. — Есть много других более приятных способов заставить меня замолчать, — не остается тот в долгу, несмотря на потенциальный синяк, оставленный цепкими пальцами Чуи. — Доставлять удовольствие тебе в мои планы не входит. — Ну почему же сразу мне? Тебе тоже обязательно понравится! Разговор уплывает не в то русло, и Накахара от всей души желает Дазаю пойти далеко и надолго со своими двусмысленными намеками, на что получает в ответ лишь веселый смех. Ну, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, как говорится. Нервы, правда, мотает, будь здоров, но Чуя держится с каждым разом все лучше. От Осаму пахнет легким свежим парфюмом, а волосы непослушно вьются, будто тот помыл голову только-только перед выходом. По всем параметрам очаровательный образ, и Чуя не пытается искать в нем искусственность. Пожалуй, он действительно нравится Дазаю. Нравится ли ему Дазай в равной степени? Ну, по крайней мере, решительного нет на этот вопрос дать не получится. — Я рад, что мы снова разговариваем, — внезапно признается Осаму в очереди перед стойкой регистрации у входа в зоопарк. — А у нас было табу на общение? — вопросительно приподнимает брови Накахара. — Ну, я старался дать тебе больше пространства, — парень смотрит в сторону, будто ненароком избегая внимательного взгляда, — ты знаешь, мне непросто это далось. — Нам еще предстоит разобраться в понятиях нашего личного пространства, — философски пожимает плечами врач, — но это, пожалуй, не такая уж простая задача. — «Нам»? — дурацкий Дазай снова цепляется к словам, и выглядит, зараза, довольным как никогда, — мне нравится, как это звучит. — Я решил, что не хочу тебя отталкивать, — недовольно цыкает Чуя, — но это не значит, что я согласен на все твои идеи и порывы. — Постараюсь сделать так, чтобы мои идеи приходились тебе по душе, — в Осаму энтузиазма на двоих, даже куда-то временно скрывается его натура королевы драмы. — Я запомню твои слова на случай, если снова начнешь бесить. Милая девушка за стойкой наконец-то находит время на них двоих и почему-то выписывает им билет по скидке для парочек, надев на обоих розовые бумажные браслетики с логотипом зоопарка. Накахара взирает на этот цирк с сомнением, но чего он ожидал, все еще держась с Дазаем за ручки? Детский сад. — Свидание мечты, — ехидно замечает Осаму. — Кошмарный сон, — вторит ему Чуя, но послушно позволяет этому недоразумению сделать фотографию их рук с дурацкими браслетами на память. Они оплачивают маленькую коробочку с нарезанными овощами и фруктами для животных, пусть Накахара и бурчит, что к вечеру звери наверняка закормлены посетителями до отвала, и это пустая трата денег. — Ну и пусть, нам все равно скидку на билеты дали, — настрой Дазая привычное недовольство врача не убивает. Бумажные стаканчики с недопитым чаем приходится выбросить, но его не жалко, все равно таскать в руках неудобно. Тем более, пока Дазай требует совместную фотографию чуть ли не у каждого вольера. Потискать первым делом коллективно решают более нейтральных кроликов, развалившихся по всему своему кроличему загону с царским величием и спокойствием; эти лоснящиеся от ухода кролики напоминают здоровенные сдобные булочки, разве что с длинными ушами. — Это ты, — хихикает Осаму, тыча пальцем в рыжего кролика поменьше, неодобрительно поглядывающего на них из угла загона. — Здесь нету аквариума с селедкой, поэтому вернуть тебе шутку не смогу, — Чуя аккуратно гладит здоровенного черного кролика с белым ухом, который продолжает его игнорировать даже при виде морковки. — Какой он злой, — жалуется Дазай пушистому слушателю по соседству, который, в отличие от Чуиного, подношение благосклонно обнюхал и принялся жевать. — Тебя, смотрю, это нисколько не отталкивает. — Не отталкивает, — Осаму смотрит на кролика, когда отвечает, будто ища у него понимания. — Ну и не ной, будь добр. — Не отталкивает, но это не значит, что мое сердце не кровоточит каждый раз, когда ты всаживаешь в него нож, — эта недоделанная актриса мыльной драмы, поднимает на Накахару страдальческий взор, драматически хватаясь за грудь. — Сердце не там, умник, — смеется Чуя, беря в руки ладонь Дазая и перемещая ее на нужное место. Осаму смотрит на него, не мигая, вся напускная драма слетает с его лица. Он близко, и, кажется, обезоружен действием Чуи. Тот по-глупому смущается и отдергивает руку. — Два по анатомии, молодой человек, — бурчит он и отворачивается, смотря на выход из вольера. — Может, мы пойдем уже дальше? — Пойдем. — мужчина не видит его лица, но по голосу слышит, что Дазай…рад? Без напускного оптимизма и налета театральной игры. Его голос тихий, но от чего-то есть в нем что-то такое… Что-то. Следующие на очереди волнистые попугаи. Много волнистых попугаев. Целый вольер. — И что я должен делать? — с сомнением спрашивает Чуя, когда сотрудница зоопарка насыпает ему полные ладони птичьего корма. — Просто встаньте в центр вольера и не двигайтесь. Точнее, руками можете двигать, но вот шагать не надо: птицы будут ходить у вас под ногами, собирая то, что просыпалось. Накахара с ноткой беспомощности смотрит на потешающегося Дазая, держа ладони лодочкой как какой-то великовозрастный дурак. — Может, ты пойдешь? — Нет-нет-нет, — смеясь отмахивается тот, — я хочу посмотреть, как Чуя будет знакомиться с птичками. Ну что за придурок. В итоге врач неуверенно заходит в вольер к волнистым пираньям, которые тут же слетаются к нему, да так быстро, что за сотрудницей едва успевает закрыться дверь. Они ругаются друг с другом за место на чуиных руках, устраиваясь кто-где попало. Достается даже его голове, хотя цель у них одна — зерно у него в руках. Под ногами тоже становится довольно птично, и Накахара просто не знает, куда себя деть. Стоит, когда вокруг него и буквально на нем разгорается птичья баталия. А что Осаму? Этот покатывается со смеху за границей вольера, доставая телефон и делая фотографии. Мудак. — Я тебе это еще припомню! — ругается Чуя, но его не слышно из-за птичьего гомона. Дазай жестами показывает, что он ничего вообще-то не слышит (хотя не уловить посыл по выражению лица невозможно), продолжая беззастенчиво ржать. Накахара до смерти хочет показать ему средний палец, но эта опция у него по понятным причинам отсутствует. Вот гаденыш. Но обходится без жертв. Как со стороны волнистых дебоширов, так и со стороны, слава всем богам, Чуи. Он выходит из вольера, когда в руках у него не остается корма, и с недовольной миной достает из своей шевелюры птичье перо. Его он тыкает в кудри Осаму. — Чтоб я тебя еще хоть раз в жизни послушал. — Да ладно тебе, — смеется этот ущербный, — было же весело! — Кому? Тебе?! — рычит на него врач, но без особого энтузиазма. Вторя его недовольству, из соседней клетки (хотя под этот размер больше подойдет слово «апартаменты») на Дазая кричит какаду. — Спасибо, друг, — от всей души благодарит птицу Накахара. Ну и кто тут такой мелочный? Потом они идут за разрекламированным Осаму енотом. Точнее, енотами. Перед визитом их обоих просят достать все из карманов и сложить в отдельный лоточек у входа. Если они, конечно, не хотят, чтобы их собственность стала собственностью пушистых разбойников: те очень любят залезать в карманы посетителей, да так, что отбиться от них нет никакой возможности. Ну хоть душу вытрясти не пытаются, и на том спасибо. Чую с Осаму еноты действительно профессионально облапали везде, куда дотянулись, докопавшись до каждого миллиметра их одежды словно карманники со стажем. Накахара выполняет поставленную ему Дазаем жизненную цель погладить енота, и даже угощает его кошачьим лакомством, которое дал им смотритель за этой шайкой ворья. — Ну…в этом есть свое очарование, — неуверенно соглашается мужчина, лохматый из-за того, что один из енотов спер его резинку, в процессе как следует переворошив волосы. Не более причесанный на вид Осаму, несмотря на отсутствие резинки, тоже получил свою порцию внимания от местных стилистов. — Я же говорил, — с его лица не сходит улыбка, и не понятно, еноты тому причина или косматый визави. — Ты много чего говоришь, — Чуя стоически терпит повторный обыск. Знакомство с ворьем заканчивается потерей всего лишь резинки и опрятного внешнего вида, но Накахара признает, что это того стоит. — Мне нравится видеть тебя таким, — сладко мурлычет Дазай. — Я уже понял, что больше всего тебе нравится выбивать меня из колеи, — Чуя бездумно поправляет одежду на себе, а потом на Дазае; пригладить как следует волосы у него так и не получается. — А ты не слишком-то открыт новым впечатлениям, да? — Вау, как быстро ты это заметил. Носухи оказываются ничуть не лучше енотов. Зато лисицы это довольно умиротворяющая компаниия. Как следует прикормленные и приученные к людям, они не отказываются от того, чтобы их почесали за ушком, а одна даже заваливается по-собачьи, подставляя визитерам живот. Приходится чесать. В четыре руки. Долго. — Кого-то они мне напоминают, — усмехается Накахара. — Мм? — едва отвлекается от лисячьих нежностей Дазай. — Тоже не в меру настойчивого, — мужчина обходится без уточнений: итак ясно, о ком это. — Готов купить себе ушки и хвост, чтобы получить от тебя столько же почесываний, — охотно предлагает Осаму. Чуя думает не о том хвосте и неконтролируемо краснеет. — Чу-уя! — от Дазая это не укрывается. — Вот ты, оказывается, какой! Фу, какая похабщина тебе в голову лезет! — А ты мои мысли не читай, — на автомате огрызается врач. — Но я куплю. — Не смей! — И платье куплю, и… — Еще одно слово, Дазай, одно блядское слово, и мы с тобой не знакомы. Осаму, о чудо, молчит. Недолго, но откровенно смущающую Чую тему они закрывают. В их программе на сегодня еще отмечается сонное семейство хорьков, один из которых лениво цапнул Дазая за палец но, досадно, без последствий. Они устраивают баталию морских свинок за сельдерей и получают порцию презрения и недовольного ворчания ушастого ежа. — Вот это ты! — тычет в него пальцем Осаму. — Бога ради, оставь бедное животное в покое, — с мученическим смирением просит Накахара. Количество людей в зоопарке их обоих откровенно утомляет, хоть Дазай и не особенно это показывает, но они стоически проходятся по всем его обитателям. Чуя разнимает дерущихся жуков-носорогов, Осаму любовно общается с ядовитой сколопендрой за стеклом и сетует на то, что ее нельзя потрогать. Получает подзатыльник. Его это ничему не учит. — Это контактный зоопарк, — ноет это чучело, — почему кого-то тут не дают трогать? Верните мои деньги! — Мои вообще-то, — в который раз за вечер закатывает глаза Накахара. — Наши! — восклицает чертов недоделанный коммунист, рот его наоборот, и…ну что тут скажешь? Клинический случай. Выходят они из зоопарка измотанные, но в целом весьма довольные жизнью. Осаму опять липнет и канючит подержаться за руки, подозрительно легко добиваясь своего. Но вот, их рандеву заканчивается, и Чуя не знает, куда им дальше. — За платьем, — ехидно комментирует его заминку Дазай. — Все, мы не знакомы, — Чуя уходит вперед, но рук не расцепляет, так и тащит Осаму на буксире. — Мне холодно! Чуя такой холодный! Кто-нибудь, выключите это радио. — Честно, не знаю, куда еще тебя вести, — признается Чуя, останавливаясь в дверях более ли менее приличного ресторана, притулившегося между своими близнецами; верхнюю одежду из гардероба они уже забрали, но расставаться желания пока что нет. — Хоть на край света, но ресторан тоже неплохо, — Дазай снова строит это свое выражение «только не бросай меня», но Накахара и не планировал так-то. — Ну тогда пошли. Милая хостес проводит их до столика в углу с мягкими диванчиками, и Осаму наотрез отказывается усаживаться напротив несмотря на то, что так будет удобнее разговаривать. Приземляется рядом, небрежно перекинув расшитую подушечку на соседнее место и отбирает у Накахары его меню. Тот цыкает и тянется за вторым на другой конец стола. Чуя выбирает ресторан со средиземноморской кухней, и Дазай вот совсем не удивлен. Пока его неприступный (уже не совсем) внимательно изучает меню, он смотрит на его профиль. Свет в помещении приглушен, люди разговаривают негромко, и хрупкую гармонию ничто не разрушает. Осаму любуется тем, как непослушные локоны отбрасывают тени на сосредоточенное лицо, как полуопущены ресницы, как тонкие пальцы перелистывают страницы. Красивый. Чуя красивый. Настолько, что дыхание перехватывает. Вода ледяная и душащая. Накахара теплый и несущий жизнь. — Дырку просверлишь, — флегматично комментирует он, на секунду отрываясь от чтения. Дазай улыбается и не отвечает. Смотрит в меню, но его оно совсем не интересует; куда больше его занимает близость Чуи. — Выбери за меня-я, — он отбрасывает от себя скучный путеводитель по миру гастрономических изысков. — Ты что, дите малое? — кривится врач. — Я твоя маленькая фройляйн. — Заткнись. Но выбирает, пока Осаму липнет к нему по-всякому и дышит в ухо. Еще он что-то болтает, но Накахара включает встроенный фильтр от идиотов, и все его слова превращаются в белый шум, пока мужчина окончательно не определяется с выбором. — Если тебе что-то не понравится, то это не мои проблемы, — в конце резюмирует он, жестом подзывая официанта. — Если ты накормишь меня с ложечки, то я съем даже яд. — Ну уж нет, никаких «с ложечки». А яду ты будешь только рад. Дазай затихает. На десять секунд. — Нет, — его голос тих. — Не буду. Я не хочу сейчас уходить. Мне…все нравится. Почему-то Накахара злится на эти слова, хотя сказавший их явно не рассчитывал на такой эффект. — Ты что, совсем не знаешь цену своим словам? — Чуя порывается отстранить от себя Осаму, но почему-то передумывает. — Не перекладывай на меня ответственность за свою жизнь. Я не хочу нести на себе еще и этот вес. Я не из титана и не из железа. Если ты хочешь со мной отношений…какого-либо толка, то перестань делать из меня спасителя. Я им не являюсь. Он не видит выражения Дазая, но тот утыкается лицом в его плечо и липнет еще пуще прежнего. — Я… прости. Я все понял. И снова Чуя вздыхает. И гладит его пустую голову. — Умница. Официант делает вид, что не видит этой дурацкой прилюдной драмы, и с профессиональным дружелюбием выслушивает их заказ, быстро помечая указанные позиции в блокноте. — Так, вы заказали мидии по-средиземноморски, паштет из копченой скумбрии, салат из рукколы и сицилийские аранчини, все верно? На «копченой скумбрии» Дазай, все еще уткнувшийся в Чую, приглушенно хихикает. — Еще, пожалуйста, французский дайкири и… — он толкает Осаму. — Что ты будешь пить? — Сам выбери, — безразлично отзывается юноша. Как вьюнок, вы поглядите. Юноша-вьюноша. — Два дайкири. — Хорошо, — кивает официант и уходит с их заказом. — Как начет своего мнения, а, Дазай? — Накахара все-таки пытается отлепить его от себя, и у него наконец-таки получается. — Не хочу, — снова капризничает лохматое чудище. — Знаешь, я не особенно привередлив в плане еды. Ну есть и есть. А твой вкус мне нравится. Даже на их с отцом встречах еду выбирает обычно Мори. В основном по причине того, что его нерадивое чадо как правило пытается отказаться от еды в принципе, но не суть. С самого детства Осаму привык не уделять особенного внимания тому, что он ест. Для него это просто не представляет никакого интереса. Да, конечно, еду ненадлежащего качества он есть не станет, хоть убей. Это, как минимум, унизительно, а еще ему не нравятся последствия. Но, если кто-то спросит его о предпочтениях в принципе, то он бы выбрал то, что готовит ему Чуя. Скажете, ненормальная гиперфиксация на человеке? Ну и пусть. Дазай оставит ему достаточно пространства, чтобы тот больше не считал себя стиснутым нежеланными обязательствами. Но так или иначе, он заставляет Осаму чувствовать. — Ну смотри сам, — просто пожимает плечами врач. — Мое дело предложить, твое дело отказаться. — Не откажусь, — твердо отвечает Осаму, на деле говоря не совсем о еде. Накахара не видит двойного подтекста. Ну и славно. Его бы это точно напрягло. Они мирно обсуждают свои сегодняшние приключения, подначивая и снова сравнивая друг друга с разными животными. Так и получается, что в лице Дазая предстает одна половина зоопарка, а в лице Чуи — другая. Некоторые из зверей у них повторяются, и это заканчивается детским: «Это ты» и «Нет, ты!». Когда им приносят еду, Осаму берется за вилку и нож, кладя локти на стол. Притесненный его лапами мужчина ругается, пихает его руку и «вообще, сядь нормально, скрутился как креветка!». Дазай в уме иронично смеется над Мори. Как бы удивился его приемный отец, видя, что Осаму послушно и даже с аппетитом ест в компании его бывшего интерна. А вот для Дазая он нынешний, правда, пока не понятно кто. Но этот вопрос он для себя непременно выяснит. Ну, то есть, получит желаемый статус. Эти мысли заставляют его зажмуриться от удовольствия, поймав недоуменный взгляд от Накахары. — Неужто так нравится? — Очень. — Ну-ну, — Чуя аккуратно пробует паштет из скумбрии, судя по лицу, оставаясь вполне удовлетворенным его вкусом. Дайкири не слишком приторный и в целом неплохой, отлично дополняет их совместный ужин и ленивые разговоры. Когда с едой покончено, и официант приносит счет, Дазай вытягивает чек из рук Накахары. — Позволь мне тебя угостить. — Не стоит, у меня все отлично с финансами, — хмурится на него мужчина. — Я не сомневаюсь, — качает головой Осаму, — но я хочу, чтобы это было обоюдным свиданием. С тебя поход в зоопарк, с меня — ужин. — Как-то несоразмерно получается, — сомневается Чуя. — Для нас обоих не особенно важна цена, поэтому это просто приятное за приятное, — юноша обезоруживающе улыбается, и Накахаре нечем крыть. Конечно, он мог бы сейчас упереться, мол, он взрослый состоятельный мужчина, и что это за глупости такие, дай сюда счет. Но…но он не хочет. В целом ему нравится концепция некого равноценного обмена. А еще он не хочет и не собирается обижать Дазая. Если ему хочется проявить подобный жест заботы, то со стороны Чуи откровенно по-скотски будет сейчас начать с ним пререкаться по этому поводу. Он уже достаточно пытался его отталкивать. Он сам решил дать зеленый свет этому их чему бы то ни было. — Будь по-твоему. — Спасибо, — удивительно, но Осаму это действительно радует. — Только перестань светиться, глаза уже болят, — не может не наворчать на него врач, глядя, как Дазай расплачивается за их ужин и оставляет довольно щедрые чаевые. — Смотри на меня почаще, мне нравится быть светом, — хитро тянет невыносимый тип. — Рано или поздно твои глаза привыкнут. — Надеюсь раньше, чем я ослепну, — Накахара поднимается со своего места и подает Осаму его пальто, после чего берет свое. Дазай одевается, сетуя на то, что Чуя ему не помог. Еще чего. Перетопчется. — Хорошо, сегодня ты меня почти не бесил, и мне даже понравилось, — признается Накахара, не глядя на слишком уж довольное лицо напротив. — И, Осаму… — Да? — Спасибо за вечер.