Когда выбора нет

Машина остановилась возле высокого каменного забора, и Андрей, заглушив мотор и переведя дальний свет на ближний, тихо выдохнул, утыкаясь лбом в кожаный руль, прикрывая глаза. Двадцать часов. Уже двадцать часов без сна и отдыха, но иначе никак, иначе не отобьешь даже аренду машины, а ведь проценты еще никто не отменял, они страшным грузом давили, будто занесенная над головой каменная плита, и кажется, что долг не уменьшался ни на йоту. Потому что слишком много. Потому что все получилось как-то слишком глупо. Жена, ребенок, ипотека, увольнение, а из единственных вменяемых навыков – возможность хорошо крутить баранку, да и то не на своем раздолбаном матизе, такие в такси не работают, в такси три года – и машина уже в тираж, а денег на новую, конечно же, нет, так что крутись, сжимай челюсть до боли, убивай себя литрами чистейшего кофеина, но не ной, потому что ты мужик, а мужик не имеет на это право. Вообще Андрей и сам не понимал, как так вышло. Почему его подруга, с которой было вроде несерьезно, вдруг забеременела, почему он из-за этого бросил институт, чтобы как-то кормить семью, почему вдруг все пошло в тартарары, и теперь уже, кажется, не видно ни просвета, ни надежды на светлое будущее. Утопиться бы, и дело с концом, а еще лучше направить этот долбанный солярис прямиком под грузовик, да и то лишь для того, чтобы лицо того жирдяя – держателя автопарка – перекосилось от злобы, когда ему покажут размер убытков. Но нет, так тоже нельзя… А Светка что будет делать? Хотя, получит пособие по потере кормильца, это тысяч двадцать, не меньше, потом отдаст Володьку в садик, найдет работу, выйдет замуж за кого поприличнее… Такие мысли посещали Андрея все чаще, и они уже даже не пугали – казалось, смертью вообще можно решить множество проблем, и останавливало лишь все то же абсолютно глупое «ну ты же мужик, соберись, тряпка!» И он собирался. Брал себя в руки, прекращал жевать сопли и давил на газ посильнее, отвлекая себя разговорами со случайными пассажирами. К слову, о них – со стороны калитки привиделось какое-то движение, а затем от темноты отделилась увесистая фигура, направившаяся прямиком к машине, так что Андрей заранее завел мотор и, на всякий случай, отодвинул подальше пассажирское переднее кресло, чтобы клиенту было удобнее. Вообще, этот заказ вызывал массу вопросов. И даже не из-за позднего времени суток – в пределах черты города, где жизнь кипит от заката до рассвета, он часто подвозил подвыпивших в гостях ребят, или заблудившихся туристов, или молоденьких девушек, которые боялись возвращаться домой по темным дворам, но коттеджный поселок… еще и такой элитный… Не нужно быть экспертом по загородной недвижимости, чтобы понять – огромные дома за высокими заборами, находящиеся на охраняемой территории со строгими охранниками на въезде, стоят баснословную кучу денег, столько, сколько не стоит вся жизнь Андрея даже вместе со всеми кредитами, крошечной однушкой на окраине и этой арендованной машиной. И в этом еще одна странность – обычно в подобные места вызывается категория «Премиум», «VIP» или «Бизнес», на крайняк «Оптиум» или «Комфорт», но никак не эконом-класс, однако, может, в этом и весь секрет – экономить в мелочах, чтобы поймать рыбу покрупнее? Хотя Андрей, например, экономил. Страшно. Но богаче от этого не становился. Кто там говорил из великих – «Не надо меньше тратить – надо больше зарабатывать»? - Добрый вечер, - густой, низкий голос, как смола, растекся по салону вместе с окутавшим все пространство запахом сандала и горькой полыни, и Андрей, метнув взгляд в своего клиента, постарался ничем не выдать ощущение неконтролируемого инстинктивного страха перед этим огромным амбалом с лицом закоренелого бандита. Андрей не был трусом, но историй о том, как таксистов убивают прямо на трассе, выкидывая тело на обочину и забирая все деньги, он слышал предостаточно. Валяться на обочине в планы не входило. Но и выбора у него особо не было. - Д-добрый. Куда… поедем? В заказе не указано, вот и… Андрей осекся, чувствуя, как ему будто под кожу проникает этот пронзительный взгляд, и не ответить на него было невозможно, как и сдержать невольную дрожь от ощущения, будто его видят насквозь, будто пронизывают каждую клетку тела, изучая, рассматривая, а затем все так же бесцеремонно оставляя в покое – визуальный контакт прекратился. - Не бойся. Я только с виду такой страшный, - и, кажется, усмешка, а может, и нет, что в любом случае ставит в неловкое положение, и Андрей пытается как-то справиться с этим странным ощущением, скрутившим низ живота будто уже даже не от страха. - Ну… кхем… так куда поедем? Мужчина протягивает листок с адресом, и приходится включить лампочку – место назначения город, это километров сорок, а дальше еще вглубь районов… Около часа с этим пассажиром. - Хорошо, - Андрей отдает листок обратно и непроизвольно сталкивается с этим пронзительным омутом – прозрачным, как вода, оттенка сизого неба перед грозой. Наверное, единственная красивая черта в этом грубом неотесанном лице. Будто по камню высекли… Первые минут пять ехали молча – преодолев узкие улочки коттеджного поселка и центральный шлагбаум, машина вырвалась на трассу, несясь мимо однообразного лесного пейзажа, и Андрей даже думал, что в таком почти напряженном молчании они проведут весь оставшийся путь. Но, видимо, у пассажира на этот счет были совсем иные планы: - Почему в такси работаешь? - М-м… а это важно? - Просто интересно. И снова взгляд, проникающий под кожу, выворачивающий наизнанку буквально всё неприятным ощущением того, что о тебе знают больше, чем ты знаешь сам. - Ну… просто стал работать, где мог. У меня образования нет, опыта нет, а деньги зарабатывать как-то надо. - Финансовые проблемы? Андрею такой интерес оказался неприятен. Будто брошенные на ветер вопросы ни о чем, как поддержание бессмысленного разговора – для этого мордоворота они ничего не значат, да и, наверное, проблема с деньгами для таких людей кажется сущей ерундой, чем-то далеким, не касающимся их, а значит, не существующим. Как говорила Мария Антуанетта: «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!» За что ее и казнили, собственно. - А где вы сейчас найдете людей без них? – Андрей чувствовал, что повышает градус и перегибает палку, но ничего с собой сделать не мог – вскрылась эта внутренняя злоба на толстосумов, которые деньгами топят себе печи просто потому, что лень идти за дровами, тогда как он убивается днями и ночами на работе за жалкие гроши, не видя даже малейшего просвета. На таких, как этот амбал, убивается, между прочим. – У всех или кредит, или рассрочка, сейчас даже драной куртки себе не купишь за наличные – все съедают проценты и банальный прожиточный минимум, молока там купить, хлеба, может, курицу на праздник… - Хм. Больше мужчина не ответил ничего, и Андрей как-то даже вздохнул с облегчением – общаться дальше на эту тему, да и на какую-либо другую, ему не хотелось, и оставалось надеяться, что больше его ни о чем не спросят. Но и правда, разве здесь кто-нибудь спрашивал его мнения? - Значит, тебе нужны деньги, - даже не вопрос, констатация факта. И дело не в словах Андрея – невооруженным взглядом было ясно, что машина взята в аренду, а спортивный костюм повидал если не революцию, то уж перестройку точно. Андрей не смог сдержать короткой усмешки. - А кому они не нужны? Пауза, за которую напряжение, кажется, сгустилось еще сильнее. - Сколько? Этого вопроса Андрей никак не ожидал. Это был один из тех странных моментов, когда нить разговора от тебя ускользает, а ты судорожно пытаешься собрать мысли в кучу и не понимаешь лишь одно – как вообще к этому пришло и откуда? - Ну… странный вопрос… чем больше, тем лучше? Послышался низкий смешок, который, наверное, и смешком-то не был. - «Чем больше – тем лучше»… Ты хоть раз видел такую надпись на ценниках в магазинах? - Не видел. - Так сколько? Андрей стал воспринимать это как забавную игру. Ну правда. Предположительно очень богатый человек сел в машину к нищеброду и ради забавы спрашивает, сколько ему нужно денег для того, чтобы жить нормально? Ну, и раз уж это игра… - Учитывая проценты по кредиту, сам кредит и ипотеку… ну, плюс минус… Четыре миллиона. Андрей ожидал какой-то реакции. Смешка, ухмылки, фразы, мол, «а ты забавный» - да чего угодно, только не этого задумчивого «хм» и очередного повисшего молчания. Зачем тогда вообще было спрашивать? - В рублях? Нет, в евро. - В рублях. - Хорошо. Андрей понял, что ничего не понял. И огромных усилий стоило сдержаться от того, чтобы не дать по тормозам, когда к этому «хорошо», будто бы они договорились о чем-то, о чем Андрей и понятия не имел, прибавилось: - Я дам тебе эти деньги. - Ха… Ха-ха… смешная шутка, правда, - Андрей не удержался от беглого взгляда на своего клиента, но на непроницаемом лице не было и намека на юмор. – То есть… Нет, вы что, серьезно?! - Мне кажется, я не очень похож на клоуна, - а вот теперь да, теперь улыбка… или, скорее, что-то, похожее на оскал, но Андрей все равно продолжал воспринимать это, как какую-то игру. Так было проще. Понятнее. - Мне кажется, даже дети знают, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. - Я разве сказал, что отдам их просто так? Вот. Это было уже ближе к правде, хотя все равно казалось каким-то полуночным бредом. Может, Андрей спит, и ему все это просто снится? - Так, и… что же вы хотите взамен на четыре миллиона рублей? - Твое тело. На этот раз Андрей все же не удержался и резко вдавил в пол педаль тормоза – машина неприятно и явно недовольно взвизгнула, но все-таки остановилась, и вот снова – серый металл к его синим доставшимся от мамы глазам. И снова не похоже, что это шутка. - Так, стоп… простите, но я уже, правда, ничего не понимаю. Вы… хотите купить… меня… за четыре миллиона? - Не тебя. Твое тело. - Невелика разница…- Андрей запустил пальцы в свои короткие русые волосы и глубоко вдохнул и выдохнул. Это точно сон. Бред. Розыгрыш. Сюжет какого-то фильма, типа «Красотки» - такая современная история золушки, но Джулия Робертс была хотя бы проституткой, а он-то, таксист, мужчина… - Почему не обратитесь к… профессионалам? Думаю, за такую сумму выстроятся очереди из страждущих оказаться в… черт. Простите, но я правда не понимаю. - Мне не нужны профессионалы. Они много болтают, мне это ни к чему. Да и толку от них мало. - А я, думаете, болтать не стану? - За четыре миллиона? – и мужчина ухмыльнулся, так, что Андрей поежился, даже не думая о том, что будет, если он согласится – намного сильнее волновало то, почему ему это предлагают. - А… почему не заведете постоянного партнера? В смысле… - Андрей. Я предлагаю тебе четыре миллиона за то, чтобы переспать со мной. Не за умные советы. Но ты можешь отказаться, если не хочешь. - Я… - Андрей осекся, как-то беспомощно взглянув на мужчину, занявшего собой, кажется, все свободное пространство – так, что сам Андрей стал чувствовать себя каким-то до невозможности маленьким, слабым и жалким. – Я… могу подумать? - Конечно, - и опять эта усмешка, больше смахивающая на звериный оскал. – У тебя пять минут. * За окном возвышался типичный жилой дом – кирпичный, похоже, двенадцатиэтажный и многоподъездный, наследие Советского Союза в ряду «хрущевок» и «сталинок». Самый обычный район – детская площадка справа, недалеко детский садик или школа, в темноте было видно плохо, и ряд распространенных везде магазинов типа «Пятерочки» или «Дикси». Андрей ожидал увидеть что-то иное. Элитную высотку с подземным паркингом за огороженной территорией или какой-нибудь шикарный дом в таком же крутом коттеджном поселке, а здесь все самое обычное, простое… Мужчина вышел первым – Андрею понадобилось несколько секунд, чтобы остановить ход двигателя, вытащить ключи, взять с собой простенький мобильник и коротко выдохнуть, понимая, что назад дороги уже не будет. Но и отступать некуда, прямо как на трассе, когда вокруг тебя глухой лес, а ты один на один с незнакомцем, и можно лишь надеяться на собственную удачу. Что ж… Андрею не просто повезло. Он вытащил счастливый лотерейный билет, и как-то не хотелось думать о том, какой ценой ему достанется получение выигрыша. Просто там, на трассе, когда он стоял и, ежась от холода, курил сигарету за сигаретой, перед глазами было лишь лицо Володьки – улыбающееся, радостное, он еще не знает, что его папка - полное ничтожество, и радоваться, в общем, нечему. Отказывать ему потом во всем, даже в хороших кроссовках, не говоря уже о навороченных гаджетах, которыми родители обычно балуют своих детей, а те, в свою очередь, развивают комплекс неполноценности у своих менее обеспеченных одноклассников. Потому что положения не равные, потому что сам дурак, раз не смог ничего заработать и дать своим детям, Андрей и сам рос в небогатой, еще и неполной семье, знает, каково это, так, может, вот он – тот самый шанс изменить всё? И больше не придется так чудовищно экономить, выбирая гречку с примесью злаков и какой-то грязи, не придется искать товары по акции, не придется больше спать по три часа в сутки, только чтобы отдать эту долбанную ипотеку, в которую он ввязался по собственной глупости? А если не ипотека, то была бы съемная квартирка, что тоже положение бы не исправило… Ведь Володя вырастет и спросит – папа, а почему мы так плохо живем? Почему у мамы нет таких красивых нарядов, как у других теть? Почему ты работаешь таксистом, а папа Васи из второго «Б» - директором завода? И еще сотня таких «почему», на которые нет ответа, лишь стыд и чувство собственной никчемности. Хуже уже точно быть не может – это то самое пресловутое социальное дно, ниже только бомжи и наркоманы, так что… чего он, собственно, теряет? - Проходи, - мужчина посторонился, пропуская Андрея вперед – тот в нерешительности перешагнул порог квартиры, тут же стянул с себя заношенные кроссовки и невольно огляделся вокруг, подмечая лишь, что ремонт хоть и не новый, но все чисто, даже слишком, будто никто и не живет даже. Видимо, этот вопрос считывался даже без всяких экстрасенсорных способностей, так что клиент добавил: - Здесь никого нет. - А… - вышло как-то растерянно – впрочем, Андрей и правда не понимал, что делать дальше, поэтому просто молча стоял возле стенки и делал все, чтобы не смотреть на мужчину ростом под два метра, огромного и сильного, как гора… Мелькнула мысль, что все это может быть неправдой. Что его поимеют, никаких денег не заплатят, и тогда уже действительно лучшим выходом будет броситься под грузовик, чтобы больше не мучиться. Ни гарантий, ни клятв, ни письменных соглашений – почему Андрей вообще ему поверил? Только потому, что это казалось настолько абсурдно, что вполне могло быть правдой? Или потому, что его глаза цвета грозового неба, казалось, могут сделать все, что угодно – причинить боль, унизить, растоптать, уничтожить, но только не солгать?... - Посиди в комнате, - почти как приказ, и Андрей покорно идет, куда сказали, где садится на стул возле окна и просто ждет. И нет, это не страх и даже не волнение – это какое-то непонятное, необъяснимое чувство того, что все, что происходит – правильно, иначе и быть не может, и тебе остается лишь принять это, как данность, и дождаться, когда мужчина появится вновь и жестом руки подзовет к себе, не позволяя пока себе ни единого прикосновения, отводя в ванную, но, кажется, не собираясь там оставаться. - Здесь все, что тебе понадобится. Выйди, как будешь готов. Андрей остается один и лишь тогда понимает, что подразумевалось под фразой «будешь готов» - на полке возле раковины красноречиво стояла спринцовка, емкость с водой, вазелин, мыло и гель для душа, и не нужно иметь в этом опыт, чтобы понять, зачем здесь все эти вещи. Что ж… как на трассе, да? Вот теперь бежать точно некуда. Андрей не знал, сколько прошло времени – казалось, он провозился целую вечность, да и то не был уверен, что сделал все правильно, но тянуть было некуда, и, облачившись в предложенный халат по типу тех, что обычно предлагают в гостиницах, он преодолел коридор и снова оказался в пустой комнате. И снова ни страха, ни отчаяния, ни этого липкого мерзкого ощущения, что он продает себя, как последняя шлюха, причем продает мужчине – Андрей не был геем, хотя и предрассудков на этот счет не имел, просто… Он не мог отказаться. И именно поэтому сейчас здесь – с чуть подрагивающими ногами, с ощущением дикой усталости от двадцати часов беспрерывной работы, с легким волнением и чуть усилившимся стуком сердца от услышанных позади себя шагов, от ощущения кого-то чужого совсем рядом. - Боишься? – теплые ладони ложатся на плечи, и Андрей замирает, нервно сглатывая, но все же отрицательно мотая головой. – Зря. Теперь самое время. В ту же секунду боль – от неожиданного удара под дых, от заломанных назад рук, от пальцев, что впиваются в плоть, будто желая проникнуть под кожу. Андрей оказывается на кровати и не успевает даже пикнуть, как что-то огромное уже разрывает его на части, и можно лишь пытаться заглушить собственный крик, впиваясь зубами в ладонь, до крови, потому что боль невыносимая, адская, ее все больше и больше, движения все быстрее и быстрее, рука, кажется, давно вывихнута, и складывается четкое ощущение, что он просто умрет, вот так вот, в чужой квартире, как последний дурак поверив в эти глупые обещания баснословной суммы лишь за то, что он раздвинет перед кем-то ноги. Андрей чувствует, как мужчина кончает, и мелькает слабый луч надежды, что на этом все, но проходит несколько секунд, за которые, видимо, один презерватив сменяется на другой, и все начинается по новой, а дальше Андрей уже не считает, сколько раз его насилуют, и не пытается сдерживать слез, которые все катятся и катятся сами собой, застилая убогий интерьер крошечной комнатки, застилая эти грубые, жадные прикосновения к своему телу, застилая запах секса, запах сандала и горькой полыни, застилая боль и чувство собственного растоптанного достоинства. Как же глупо… * Щебет птиц и косые лучи, спавшие прямо на краешек кровати. Андрей с большим трудом разлепляет глаза и еще долго лежит, глядя на занавески, на бежевые обои, на записку с собой рядом, которую просто нет сил подняться и прочесть, и если бы не боль во всем теле и не эта чужая квартира, все события прошедшей ночи показались бы просто кошмарным сном. «Давай, ты же мужик, чего сейчас-то разнылся? Раньше надо было думать», - и Андрей все-таки поднимается, чувствуя, что каждое движение дается с огромным трудом, и все-таки берет записку и читает, хотя буквы расплываются прямо перед глазами:

«Прими душ. В ванной мазь и обезболивающие. На кухне съешь, что хочешь. Как будешь готов уйти, просто захлопни дверь. Деньги на тумбочке перед тобой».

Андрей почти без надежды бросает взгляд на указанное место… и почти не верит тому, что видит эти перевязанные пачки пятитысячных купюр, которые, наверное, и составляют сумму, за которую Андрей продал свое тело. И, наверное, самое абсурдное, о чем он только мог подумать – так это о том, что так и не узнал имени мужчины, который стал одновременно и самым страшным кошмаром, и его спасением.