Полгода спустя.
- Добрый день, - лучезарная улыбка и мягкий смешок в ответ – Андрей дожидается, когда Николай Васильевич сядет на заднее сиденье, и захлопывает за ним дверь, после чего возвращается на свое, водительское, и кнопкой без ключевого доступа заводит машину – красивый представительский Мерседес, водить который одно сплошное удовольствие. Зрительный контакт устанавливается через зеркало заднего вида. – Как обычно? Или нынче какой-то иной маршрут? - Давай в кафе, не завтракал. Марьянка как уехала, так все прахом… Машина трогается плавно, без рывков, и Андрей везет этого уже немолодого, но очень интересного мужчину сначала в небольшой уютный ресторанчик, на что уходит около получаса, а затем в государственную контору, где Николай Васильевич занимает крайне высокий пост. Он мужик требовательный, но справедливый, никогда не задерживает зарплату, всегда о форс-мажорах предупреждает заранее, и работать с ним сплошное удовольствие. Жена его – Марианна Алексеевна – тоже приятнейшая женщина, Андрей иногда мотается по ее поручениям, возит ее то в магазин, то в салон красоты, что тоже совершенно не напрягает. Вообще о таком он не мог и мечтать. Выходные в выходные, зарплата под семьдесят, еще и разные приятные бонусы вроде каких-то вещей, которые ему отдают просто за ненадобностью – это и сумки для Светки, и игрушки для Володьки, и еще всякая всячина, но самое главное – человеческое отношение, а его за деньги не купишь. Не работа – настоящий рай… - В три подашь машину, поедем в арбитражный суд, затем снова сюда, и… если ничего не случится, домой. - Забрать вещи из химчистки? – Да, в его обязанности входило еще и кое-что по быту, но это так, мелочи, все равно теперь до трех делать нечего. - Совсем забыл! Вот и что бы мы без тебя делали? – и Николай Васильевич, подмигнув напоследок, выходит из машины, тогда как Андрей едет в химчистку и даже успевает купить в магазине продуктов и завезти их себе домой. И трудно представить, какой бы была его жизнь, если бы примерно через месяц после покрытия всех долгов ему вдруг не позвонили и не пригласили на собеседование на должность личного водителя «более чем порядочного человека». Наверное, до сих пор бы в такси работал… И день прошел, как обычно, – в три забрал Николая Васильевича, в четыре отвез обратно, в шесть двадцать две, видимо, из-за чего-то задержавшись, его работодатель снова сел в машину, и, когда Андрей уже собирался трогаться… - Подбросишь потом моего знакомого? - Да, конечно, без пробле… Андрей осекся. И мог лишь кожей чувствовать то, как знакомые глаза цвета грозового неба забираются прямо под кожу – то же лицо, тот же грубый профиль, тот же терпкий запах сандала и горькой полыни и тот же густой и низкий, как смола, голос, в момент экстаза становящийся до невозможности хриплым: - Добрый вечер. - Д… добрый… Андрей почти не слушает, о чем они говорят, и лишь сильнее впивается пальцами в руль, стараясь ни на мгновение не отрываться от дороги, а это сложно, потому что все тело сковало ощущением воспоминания о той беспомощности, о сильных руках, оставивших на его теле многочисленные синяки и ушибы, о члене, что врывался снова и снова, о крови на белых простынях и огромной сумме денег, которой был покрыт сполна весь причиненный ему ущерб. - Андрей! - Чт… черт, простите! – резко по тормозам – Андрей проехал нужный поворот, теперь придется давать большой крюк, и надо же было так опозориться? Еще и перед ним… – Моя оплошность. - Ладно, высади здесь, сам дойду. И так уже засиделся, - Николай Васильевич протянул руку своему, по всей видимости, очень хорошему знакомому и улыбнулся. – Ну, давай, Володь, до завтра. Андрей, счастливо! «Так его зовут Владимир…» - Ну, здравствуй, - мужчина усмехается уже знакомым оскалом и оглядывает Андрея более тщательно, будто стараясь не упустить ни одной детали, отчего по спине холодком бегут мурашки, и хочется куда-нибудь спрятаться, только бы уйти от этого пронзительного взгляда. – Хорошо выглядишь. Я рад. Еще бы. Спортивки и заношенные кроссы были сразу же после приема на работу заменены недорогими, но приличными классическими костюмами– дресс-код, как-никак, надо соответствовать. - Спа… спасибо, - выходит сдавленно, Андрей и сам не понимает, почему сердце так бешено бьется, и это опять даже не страх, а что-то иное, более сильное и более страшное. То, что никак не удается распознать за собственным прерывистым дыханием. – Ну так… куда едем? И снова листок с адресом, будто бы заранее заготовленный. Если без пробок, то минут за десять доехать вполне реально, но… Пережить бы еще эти десять минут. - Как работа? Все в порядке? - Да… все отлично. Спасибо. Это ведь… благодаря вам я получил эту работу, да? Мужчина, кажется, усмехается. - Я ничего не сделал. Был бы ты плох, тебя бы не взяли. И не оставили. - А, ну… да… наверное. И снова уже такое знакомое гнетущее молчание – Андрей очень старается отвлечься дорогой, и, чтобы как-то сгладить эту тишину, тянется включить музыку, но будто током по коже прикосновение – неожиданно мягкое, но не терпящее возражений. - Не стоит, - глаза в глаза… хорошо, что на светофоре горел красный. - Извините… Пробок и правда не было – уже через десять, максимум через двенадцать минут машина подъехала к месту назначения - крупному престижному бизнес-центру в самом сердце города – и Андрей очень надеялся, что мужчина просто попрощается и уйдет. Но… видимо, у него опять были совсем иные планы. - Скажи, Андрей… ты хорошо живешь? - Да, спасибо, - «благодаря вам…» - Ни в чем не нуждаешься? - Нет, ни в чем. Все в порядке. - Хм… - мужчина уходит в недолгую задумчивость. – И быть водителем для тебя, значит, предел мечтаний? - Что? – вопрос застает врасплох, и Андрей бросает взгляд вверх, на это грубое лицо с внимательными глубокими глазами цвета грозовых туч. – Я… с чего вдруг… - Не пойми неправильно. Ты парень толковый. Ни за что не поверю, что быть водилой для тебя - пик карьеры. - А что еще остается? – Андрей опять не понимает, к чему ведет мужчина по имени Владимир. А даже если и понимает, то признаваться себе в этом не хочет. Андрей ведь на самом деле никогда не мечтал стать таксистом. Он хотел быть адвокатом – крутым, успешным, чтобы отстаивать права своих клиентов и пользоваться огромным уважением. Учился, как проклятый, поступал в институт, и зачем, спрашивается, если все пошло псу под хвост, вернее под колеса автомобиля, и неважно, солярис это или крутой Мерседес? Нет, Андрей любил своего маленького Володьку, больше жизни, и даже мысли не допускал, что жалеет о его рождении, но… если бы все сложилось по-другому… - Не знаю… у меня ни образования, ни связей… кому я вообще нужен? Водителем работаю, да и то лишь благодаря вашей помощи… - и снова глаза в глаза, только твердо, без растерянности, хотя голос все равно предательски дрогнул, потому что невозможно сохранять хоть какое-то спокойствие, когда он настолько близко. – Так не бывает. Мы ведь не в сказке. А мне и так повезло больше некуда. И снова молчание, но не густое, поглощающее с ног до головы – в нем сквозило лишь легкое напряжение, вдруг разбившееся о его низкий грудной смех. Такой… красивый… - Не думаю, что секс со мной был похож на сказку. - Что… - и Андрей чувствует, что краснеет. Вот так, ни почему, просто в растерянности глядя на то, как Владимир смеется. Но, видимо, мужчина был лаконичен во всем – смех столь же резко сменяется серьезностью. - Я могу дать тебе все, что захочешь. Чего я хочу, ты знаешь. В одиннадцать на том же месте, - и мужчина выходит, мягко хлопнув дверью, оставляя Андрея в абсолютной растерянности – прямо как тогда, на трассе, сделав то абсолютно немыслимое предложение. И ведь даже адрес не оставил, будто бы знал наверняка, что Андрей прекрасно помнит, где это было, и найдет дорогу даже без помощи карты. - Черт… - Андрей утыкается лбом в руль, прикрывая глаза, ощущая себя так, будто его бросили в пустоту, где нет ни единой точки опоры. И если в тот раз не было времени даже подумать, что сыграло на руку всем, то теперь, оставшись с этой информацией один на один… - Что же мне делать?... - Папа! – стоило Андрею пересечь порог крошечной, зато теперь полностью своей, однушки, как светловолосый вихрь тут же виснет на нем, вызывая непроизвольную улыбку. С кухни выходит Света – очаровательная блондинка с миловидным и самую малость глупеньким личиком, в какой-то мере Андрей любил и ее, хотя все равно воспринимал скорее, как друга – в конце концов, они знали друг друга с детства и действительно испытывали друг к другу больше дружеские чувства, нежели любовные. - Ты припозднился, - на щеке остается мягкий теплый поцелуй, совсем не похожий на ощущение грубых пальцев, пытающихся причинить тебе как можно больше боли. – Кушать будешь? - Немного задержали, и… - улыбка. Искренняя. – Да. Буду. Обычный тихий семейный вечер. Ужин, разговоры ни о чем, просмотр какой-то глупой передачи по телевизору, Володька, который хочет, чтобы с ним поиграли, а затем уложили спать, чтение книжки на ночь… Андрей не мог расслабиться. Ни на секунду. На этот раз у него нет безвыходного положения, и от этой ночи не зависит судьба его семьи – он нормально зарабатывает, долгов нет и есть стабильность, так что совсем не обязательно ехать туда, в ту квартиру, и… Об этом «и» думать хотелось меньше всего. Андрея никто ни к чему не принуждает. Он может отказаться, и Владимир, наверное, это поймет, вот только… Андрей и так уже внутри себя понимает, какой выбор сделать. И подкидывать монетку здесь абсолютно бессмысленно – все равно ведь знаешь, какой стороной вверх ты хочешь, чтоб она упала… - Свет. Николай Васильевич попросил выйти сегодня ночью, - ложь, но убедительная, Света лишь изумленно распахивает свои большие голубые глаза, ставя очередную помытую тарелку в шкафчик для посуды. - Что-то случилось? - Да-а… сам не знаю. Сказал, нужно с кем-то встретиться, ты же знаешь, я никогда не лезу… - Тогда удачи, - девушка поправляет Андрею галстук и на прощание целует в губы – так, что внутри скручивается тугой узел вины, но… Иначе, кажется, тоже никак, да? Андрей до сих пор удивляется тому, с какой поразительной легкостью смог объяснить Свете, откуда он вдруг взял деньги на то, чтобы покрыть все долги. Наплел что-то про ошибку в договоре, которую нашли юристы, про перерасчет его платежей, из-за чего сумма задолженности уменьшилась чуть ли не в десять раз, про то, что аренда машины теперь стоит дешевле, а вот платят больше, да и вообще коллега помог, дал на своей поездить. И девушка, как это ни странно, поверила. Верит и сейчас. А вина… Это ведь даже изменой считать нельзя. Потому что это всего лишь сделка, потому что так нужно, потому что другого шанса уже не будет, потому что за все в этой жизни приходится платить. Даже если и таким способом. Андрей ехал неспешно, будто оттягивая момент встречи, будто это хоть как-то сможет облегчить собственноручно выбранную участь, и откуда-то из глубины мутной тиной поднимался страх, рожденный банальным инстинктом самосохранения. Андрей припарковал машину возле уже знакомого дома и, как и тогда, взяв лишь ключи и мобильный, вышел в ночную прохладу, почти тут же скрываясь в приоткрытом будто специально для него подъезде, медленно, по лестнице, поднимаясь на нужный пятый этаж. Раз… два… три… отсчет про себя, как секунды до взрыва, короткое нажатие на кнопку звонка и почти тревожное ожидание, хотя Андрей всеми силами пытается скрыть свой страх – прежде всего, от самого себя. И вот… пронизывающие насквозь глаза, бегло окидывающие с ног до головы. - Я думал, ты не придешь. - Разве сейчас не одиннадцать? – Андрей взглянул на экран своего смартфона – 23:27. Видимо, те секунды, что он собирался с духом, превратились почти в полчаса. – Извините… - Ерунда. Проходи, - Владимир посторонился, пропуская вглубь квартиры, и негромко хлопнул дверью, но Андрей все равно вздрогнул, как от раската грома, и в неловкости замер, глядя снизу вверх, не зная, в комнату ли ему идти или еще куда. На грубом лице проявляется оскал, означающий усмешку. – Чай? Кофе? - Может, виски? – наверное, это слишком нагло, да и принимать предложение хоть что-нибудь выпить слишком глупо, но Андрей не хочет, чтобы… чтобы все было в точности, как тогда – тупой трах, когда в тебя врываются снова и снова, а ты кричишь в ладонь, обливаясь слезами и просто ждешь, когда это закончится. Вряд ли будет по-другому, но пусть сохранится хотя бы видимость того, что это не тупая сделка купли-продажи. – Ну… или не обязательно виски… если нет… - Отчего же нет? Есть. И они идут на кухню. Андрей чувствует себя совсем беспомощным рядом с ним, поэтому жмется к стулу и лишь наблюдает, как мужчина откупоривает бутылку и разливает янтарный напиток по чашкам, явно для виски не предназначенным. И снова все это выглядит абсолютно естественно, будто так и должно быть – и эти чашки, и эта квартира, и сам Владимир, присевший на соседний табурет… - За что выпьем? - За мир во всем мире, - и Андрей, не чокаясь, опрокидывает в себя горячительный напиток, обжигающий горло, заставляющий поморщиться и закашляться. Упиться бы до беспамятства, чтобы наутро вообще ничего не чувствовать… - Ты подумал, чего хочешь? – глаза неотрывно следят за каждым движением, и под этим взглядом привычно некомфортно, но алкоголь чуть расслабляет, на самую малость, и Андрей отвечает почти сразу: - Быть адвокатом. Всегда мечтал, даже в институт поступил, но… не вышло. - Понял, - Андрею наливают еще немного и, когда с этой бессмысленной прелюдией было покончено, ему указывают на дверь, предлагая идти первым. – В ванной все необходимое, но если что-то понадобится… - Не надо, - Андрей чувствует, что краснеет, уже второй раз за день, и на мгновение прикрывает глаза, стараясь унять это сильное неприятное ощущение стыда и позора. – Я… все сделал дома. - Даже так? - Владимир ухмыляется, а может быть, и нет, но делает решительный шаг навстречу, из-за чего инстинктивно хочется отшатнуться, но Андрей силой удерживает себя на месте, вздрагивая лишь от прикосновения широких ладоней, легших ему на плечи. – Дрожишь. - Разве? – и даже голос дрогнул, потому что Андрей знает – сейчас последует удар, еще один, и затем будет еще много-много боли, пока он не потеряет сознание, но… кажется, на этот раз Владимир совершенно не хочет спешить. Он расстегивает ему рубашку, пуговицу за пуговицей, мимолетно касаясь прохладными пальцами тела, затем ремень, брюки… Андрей отворачивается, потому что смотреть на мужчину – невозможно, сердце бьется как бешеное от выражения этого спокойного, грубого, безэмоционального лица и этих глаз, скользящих, изучающих, подмечающих каждую мелочь. Теперь Андрей полностью обнажен, и от этого ужасно неловко, он просто стоит, не зная, куда деть дрожащие руки, куда деть себя, и что произойдет с тобой в следующую секунду, хотя, казалось бы, сценарий известен, и кроме боли бояться нечего. Тогда почему все равно так невыносимо страшно? - Мне… лечь? – Андрей все-таки не выдерживает и, делая над собой усилие, смотрит прямо в грозовые тучи – такие огромные, мрачные, но невыносимо притягательные. - Будет надо – сам положу, - мужчина отвечает оскалом, и Андрею становится еще больше неловко, он не может сдержать дрожи, когда широкая ладонь оказывается на талии и как-то чересчур мягко скользит вниз, до бедра, чуть притягивая – так, что можно ощутить его тепло, ощутить сильнее запах сандала и горькой полыни. – Спорт? - Что?... – и снова Андрей, кажется, теряет нить происходящего. – А… в школе была секция бокса. Да и… стараюсь следить за… собой. А сердце бьется еще быстрее, и оставаться вот так, близко, чувствуя пальцы на своем бедре, чувствуя этот взгляд, почти невыносимо. Андрей делает немыслимую, неправильную, невозможную вещь – утыкается лбом в сильное плечо и глубоко вдыхает и выдыхает этот сильный характерный запах, преследующий его в самых страшных кошмарах, жмурясь, совершенно не зная, зачем он это делает и почему, но, кажется, и по-другому тоже невозможно, потому что Андрей не хочет, как в прошлый раз, не хочет, чтобы была лишь боль, и пусть все это лишь иллюзия, но… хотя бы на веру в нее он имеет право?... И в ту же секунду даже не боль – мужчина рывком прижимает к себе, так сильно, будто желает сломать ребра, кожу опаляет дыханием, и Андрей не сдерживает изумленного возгласа, чувствуя губы на своей шее, чувствуя, как пальцы уже знакомо пытаются проникнуть под кожу, наверняка оставляя синяки, чувствуя даже через одежду, какой он горячий, и как вопреки всему этот жар вызывает желание прижаться еще сильнее. И снова никаких прелюдий – Андрея швыряют на кровать лицом вниз, раздвигают ягодицы так, будто желают разодрать тело пополам, а затем это уже знакомое давящее ощущение боли, из-за которой на глаза наворачиваются слезы, Андрей инстинктивно сжимается, из-за чего не получается ровным счетом ничего, но он ничего не может с собой поделать. - Расслабься, - густой, низкий полушепот над ухом, которому просто нельзя не подчиниться – Андрей пересиливает себя и, подавляя в себе желание разрыдаться, впускает мужчину в себя, давясь собственным криком в покрывало и слыша это до ужаса странное: - Вот так, правильно… ты молодец, Андрей. А дальше все сливается в одну сплошную боль. Первые несколько толчков даются особенно тяжело, мужчина каждый раз преодолевает сопротивление мышц собственной силой, входя глубоко и резко, быстрее и быстрее, а Андрей все пытается не кричать так громко, зубами вцепляясь в покрывало и жмурясь от едких слез, даже не пытаясь считать, сколько раз мужчина кончает, не пытаясь понять, сколько проходит времени, полностью теряясь в ощущении жара, ощущении боли, ощущении полного подчинения, но ни в одном движении не чувствуется даже намека на желание унизить – лишь голая, искренняя грубость и практически уважение к тому, кто позволяет делать с собой подобное. Сил уже не осталось – Андрей почти задыхается, ничего не видит, ничего не слышит, лишь чувствует, как еще немного, и темная водная гладь забытья сомкнется над его головой, и вдруг… широкая ладонь, такая горячая, безжалостная, бесцеремонная, неожиданно сжимается на его собственной плоти, срывая с губ подобие мучительного хриплого стона. Андрей даже не пытается задавать себе вопросы «почему», он лишь чувствует, как начинает реагировать на эту грубую ласку, как жар этого сильного тела и все непрекращающиеся движения внутри делают только хуже и все-таки сталкивают в пропасть, заставляя прогнуться еще сильнее, заставляя кричать в голос, и последнее, что Андрей помнит перед тем, как уйти с головой в темный омут мрака, - это низкий густой голос, хриплым шепотом произносящий его имя, и такое неуместное и неправильное чувство удовлетворения от этого ада по имени Владимир… * Тихий стук капель о железо и скрежет мебели откуда-то сверху. Андрей разлепляет глаза, видя этот знакомый, чуть пожелтевший от времени потолок, и морщится от боли, проникнувшей, кажется, в каждую клетку тела. Уже знакомо. Не привычно, но знакомо, и он с трудом поднимается, выдыхая, пропуская растрепанные волосы меж пальцев, бросая взгляд на записку рядом с собой с этим размашистым, но ровным почерком грубой, сильной и властной руки. Содержание почти не меняется – снова про таблетки, про еду, про захлопнуть дверь… но самое главное – в конце:« 8916**57**3. Алексей Михайлович. Скажи, что от Владимира».