Служанка из Зазеркалья

Королю Aen Elle были доступны многие удовольствия этого мира, но в последнее время он все чаще отрекался от них. В ту ночь истинным наслаждением для него оказался обычный, крепкий сон, что пришел к нему сразу, как только его голова достигла подушки. Обычно Эредину удавалось уснуть лишь под утро. Обычно — с тех пор, как ему пришлось ощутить на себе все прелести королевского бремени. Но события минувшего дня сделали свое дело — поубавили напряжение, что сковывало Гласа и не позволяло всецело насладиться объятиями тихих дворцовых ночей. В ту ночь Эредин, действительно, спал, и ему снились невероятные сны. Всё происходило в его собственной спальне, эльф оставался в своем теле, но сознание рисовало вокруг него чарующую, хоть и привычную обстановку. Королевские покои, в которых отдыхал монарх, впечатляли размерами. Здесь могла бы поместиться хоть целая казарма воинов Дикой Охоты, и столь большое личное пространство было по душе королю. Но во сне комната будто увеличилась еще больше, эльф не видел ни стен, ни потолка. Шесть высоких окон, увенчанных тяжелыми алыми шторами, пропускали лунный свет. Только луна была огромной и ядовито-красной, а окон не шесть, а гораздо больше. Их ряд удлинялся до бесконечности… Эредин не видел потолок, он видел черное небо и сполохи на нем. Лица касался легкий ветерок, которому не было откуда взяться в спальне. Или это не спальня? Во всяком случае, он лежит на своей кровати, и тело его по-сонливому расслаблено. Ветер касается штор, поднимает их резком яростном порыве. И шепчет что-то… Король пытается разобрать тихое послание, что витает в жарком влажном воздухе. Закрывает глаза, абстрагируется от других чувств, чтобы лучше слышать. Тогда неуловимый ветер становится к нему милосердней, эльф почти догадывается о том, что должен различить в его тихом шелесте. — Проснись. Подчиняясь ветру, Эредин открывает глаза, но продолжает видеть сон. Иначе это не назовешь… Что-то заслонило от его взора горящее небо, что-то укрыло эльфа. На его бедрах — странная тяжесть. Но так тепло, так хорошо… — Я пришла к тебе, — шепчет ветер, и тяжесть мягко распределяется на живот и грудь Эредина. Он пробует прикоснуться к нему руками и осязает нечто приятное, льнущее к нему. Воздух, окружающий эльфа, вздрагивает от этого прикосновения, вздыхает сладко, по-девичьи сладко. Над головой — всего на мгновение — вновь загорается красное небо прежде, чем взмах огромных крыльев снова заслонит его. Его руки ложатся на теплый шелк её кожи, обвиваются кольцом вокруг тонкой талии, и существо с голосом ветра реагирует едва слышным стоном. Эредин до сих пор не видит её отчетливо, только слышит, только чувствует на себе вес, только касается осторожно и невесомо, чтобы не спугнуть. Ему бы чуточку больше света… Но тень старательно окутывает эльфа, и если он хочет увидеть существо, то ему необходимо сопротивляться. Король протягивает ладонь вперед и понимает, что его пальцы ложатся на тонкую хрупкую шею. Он опускается чуть ниже, к груди, и надавливает с легким усилием, вынуждая существо распрямить спину и предстать перед Эредином во всей красе. Он сразу узнал ее. По правде говоря, он узнал её еще в тот момент, когда она только появилась в покоях. Просто почувствовал её присутствие, правильно определив свои ощущения. Легкое волнение, предвкушение, азарт. И вот ведьма сидит сверху на короле, обхватив его крепкими бедрами. На ней нет одежды, только украшения. На запястьях красуются бриллиантовые браслеты, на груди покачиваются сверкающие ожерелья. Аварит развратна в своем подчеркнуто дорогом облике. Эредин слабо ухмыляется, скользя взглядом по изящной фигурке Аварит. У неё красивый, мягкий живот — очень женственный, не испорченный рисунками мышц. Ниже, на лобке красуется тоненькая полоска из темных волосков — такая непривычная у женщин Aen Elle и такая будоражащая, экзотическая у Аварит. На ней всё выглядит иначе, будто её человеческое тело было создано специально для того, чтобы тревожить похотью умы мужчин. Король прикасается к ней, и ведьма дразняще извивается от его рук. Маленькая, игривая, людская сучка. Серьги в её сосках — самое красноречивое украшение на ее теле. Наградить этими бриллиантами ее мог только Карантир, и ведь было, за что. Бесспорно, Сорока знает, что в мире Ольх означают серьги в сосках; знает, что это — признак принадлежности к древнейшей профессии. Кажется, ее нисколько не смущает подобный подарок. А вот Эредина возбуждает. Он снова хочет её. И она знает об этом. Поднимаясь выше, он сжимает её грудь, драгоценный камешек впивается в ладонь. Ведьма облизывает губы, накрывает своей ладошкой сильные пальцы короля, делает вызывающий толчок бедрами. Вскоре она отнимает мужскую руку от своей груди и ласково прижимает к щеке; шепчет, обжигая дыханием запястье: — Напои меня. Просьба звучит странно, но Эредин безошибочно улавливает её смысл. — Чем? — спрашивает её король, направляя бедра ведьмы к своей налившейся плоти. Но она не спешит впустить его и подарить долгожданное, самозабвенное удовольствие. Аварит трется о его руку, продолжает дразнить, и, выдержав паузу, тихо отвечает: — Жизнью. — Моею? — Эредин протягивает ладонь под копну красных волос к затылку. — Что же ты не пришла за этим к Карантиру? Почему являешься ко мне, Аварит? Она загадочно улыбается, трется промежностью о бедра короля. — Ты хорош, — бесцеремонно сознается она, а затем поворачивают голову, чтобы вернуть горячую ладонь эльфа к своим губам. — Я возьму? Он нетерпеливо приподнимает бедра, но горячей плоти так и не удается погрузиться во влажное, гостеприимное лоно. Король рычит коротко и недовольно: — Возьми. Аварит одаривает его странным, благодарным, горящим взглядом и смыкает губы на белом запястье эльфа. Осторожно прокусывает кожу небольшими людскими клыками. И медленно, довольно прикрыв глаза, она тянет кровь из голубых вен, делает маленькие осторожные глотки каждые несколько секунд, дышит всё чаще. Дыхание Эредина тоже учащается, по кровеносным сосудам расходится онемение, ему почти больно. И в момент, когда король решает отнять свое запястье, демоница только хватается за него двумя руками и сосет сильнее. — Хватит, — просит эльф, но Аварит не останавливается. Она тихо рычит, словно большая довольная кошка, а за её спиной медленно расправляются огромные черные крылья. Эредина должен был сковать страх, но среди множества чувств, что он испытывает в тот момент, самым явственным оказывается именно восторг. Ранее не видев Сороку именно такой, король истинно восторгается её величием. Аварит просто великолепна в своей ненасытности, она голодна и агрессивна, благодарна и нежна одновременно. Пальцами другой руки он ласково гладит её по щеке, впитывает немного сладкого безумия, что владеет ведьмой в этот миг. Пока она самозабвенно, по капле, тянет из него жизнь, Эредин жаждет взять свое. Пока не поздно, пока он еще может, пока в сознании… — Хочу еще. Аварит облизывает губы, хотя крови на них нет — скрупулезная ведьма не проронила ни капли драгоценной королевской крови. Она просит еще, крылья тревожно шелестят по постели… Ведьма нуждается в нем, отказ может стать слишком болезненным испытанием для неё. И эльф щедр для её прихоти, однако он не станет утолять демонический голод даром. Эредин четко произносит, перебирая в руке алые волосы: — Ложись. Ей придется. Она не хочет брать его жизнь силой. Эредин должен сам поделиться ею. Взамен ему нужно немного — того, чего у Аварит имеется сполна. Податливости тела, жара объятий… Король больше не чувствует веса её хрупкого тела, снова видит чёрное небо и красные, беззвучные молнии на нем. Его не удивляет и не завораживает эта красота, потому что он ныне способен думать лишь о девчонке. Нагая, она прилегла рядом с ним, призывно раскинула ножки. Эредин только этого и ждал. Он забрался на неё сверху, властно и грубо подмял под себя. В теле dh'oine Аварит такая маленькая… Что стоит крепко вжать её в постель и сломать ей узкие ребра? Пока он не понимает, что слабость ведьмы — всего лишь иллюзия, призванная возбуждать его чувства. Быстро заняв удобное положение, Эредин, наконец-то, достигает своего — проникает туда, где Аварит жарче и восхитительней больше всего. О, как долго он этого ждал… Когда эльф в последний раз имел такую абсолютную власть над телом ведьмы? Почти всегда рядом был Карантир, ведь это — его игрушка. В этом было и нечто увлекательное. Тогда дух соперничества вынуждал короля трахать Аварит яростно, в обжигающем темпе, вырывать из её груди стоны и крики более сладкие, чем те, что она посвящала Навигатору. Теперь в этом нет потребности, можно растягивать каждое движение, запечатлеть каждый пройденный дюйм внутрь её теплого лона. У Аварит шикарные волосы, они растекаются алыми волнами по подушкам, манят своей шелковистостью. И Эредин запускает в них пальцы обеих рук, вовсе не пугаясь причудливых рогов, что виднеются среди красных локонов. Она прекрасна… Её демоническая суть в стократ ярче и привлекательней того фальшивого образа, что Аварит создавала себе с помощью платьев и косметики. Всё это обман, не стоящий и близко истинного демонического очарования. Трепетно, преклоняясь перед темной красотой ведьмы, эльф ласково входит в неё почти до самого основания, чтобы потом немного покинуть ведьмино тело и снова войти, но глубже и стремительнее. Он готов простонать от восторга. Как можно быть такой тесной и гостеприимной одновременно? Ведьма приоткрывает губы, но лишь за тем, чтобы осторожно показать маленькие клыки. Так она просит еще. Он обязан расплачиваться за удовольствие, ведьма хочет в качестве уплаты его кровь. Эредин не понимает, зачем ей это нужно, но вдруг обнаруживает, что его желание кормить девчонку не менее сильно, чем желание владеть ею. И ему больше ничего не остается, кроме того, как подставить к её губам свою шею. Она кусает аккуратно, плотно охватывает губами место, где зубы проткнули кожу. И сосет, сосет, тихо постанывая от удовольствия, пока Эредин волен творить с её телом всё, что вздумается. Он ложится лицом в теплый шелк её волос в то время, как бедра сами собой двигаются навстречу обволакивающему жару. С легким испугом он осязает, что ему мало, что он в ней недостаточно глубоко, ему нужно проникать больше, чтобы успевать насытить свою жажду обладания. Выдержит ли Аварит такой напор? Сколько может стерпеть её маленькое тело? Сколько может стерпеть он, лишаясь крови ежесекундно? Чувствуя, как Аварит обнимает его не только руками, но и большими темными крыльями, Эредин замирает на мгновение. Дикое, ни с чем не сравнимое ощущение. Девчонка такая маленькая, но держит его несоизмеримо крепко. Она не мешает ему двигаться, но контролирует Эредина — не позволяет остановиться. — Мне нужно больше, — она шипит ему в шею, а крылья настойчиво скользят по его обнаженным ногам, ягодицам и спине. — Пожалуйста. Эредин бьется в неё с новой силой, сжимает кулаки в алых волосах и утробно рычит: — Я могу тебя искалечить. — Как и я — тебя. Её слова звучат смешно, но Эредин отчего-то верит ей. С силой, что таится у ведьмы внутри, он почти не знаком, он не знает, к чему может привести эта игра. Только осмыслить риски не получается, хочется лишь потеряться под кровом могучих крыльев, наполнить собою дикое, жадное существо. Он имеет её, ощущая, как женская плоть сопротивляется, как от боли сжимается её нутро. Ему мало в ней места, он жаден к каждому участку в её теле, что остается не занятым похотью короля. Аварит вся дрожит, когда делает очередной глоток крови из его шеи. Эредину хочется посмотреть ей в лицо, увидеть бездонную тьму вместо янтарных глаз; хочется и не хочется, потому что зрелище способно лишить его воли. И он видит кровожадного демона всего одно мгновение, когда поворачивает голову, чтобы дать Аварит напиться с другой стороны шеи, ибо так уже нестерпимо больно. Он снова чувствует вибрацию по венам и продолжает рвать ведьму грубыми, неистовыми толчками. А она только прижимает его ближе, только пьёт из него, тянет кровь яростнее. Он разрушает её, она разрушает его. Но нет сил остановиться, нет возможности прекратить это безумие. Эредин не думает, происходит ли это наяву или во сне. Где бы ему не случилось потерять голову от бесконтрольной жажды, он сделает это без сожаления. Растерзать Аварит в клочья и отдать ей жизнь, напоследок наполнив до краев — это лучше, чем пробудиться и вспомнить, что она принадлежит другому. Но сон предательски растворяется, когда король изливает последние силы в дрожащее тело девчонки. Видение становится воспоминанием, когда демоница хищно облизывает окровавленные губы и накрывает его с головой необъятными крыльями, погружая во тьму.

***

Аварит с трудом открыла глаза. Тело девушки застыло, словно в невесомости, хотя в действительности оно лежало на широкой мягкой кровати. Так. А почему в кровати? Она же засыпала на кресле… Слабость сковывала ведьму. Так бывает всегда после искусственно созданных совместных сновидений. Уходит на эту задачу много сил, хотя вроде бы, ты и спишь. Создавать сновидения не просто — надо всё время удерживать образы, фиксировать их, не давать точке сборки сознания смещаться на окружение. И всё-таки, как ни старайся, целиком и полностью контролировать столь интересный опыт практически невозможно. Второй участник сна может менять его, трансформировать под себя, особенно, если его воля достаточно сильна. Так и вышло, первоначальная задумка Аварит о сценарии совместного сна с Эредином скатилась в какое-то вампирско-мазохистическое безумие. Интересно, Глас и вправду поверил, что умер? Или всё-таки напоследок догадался, что-то был всего лишь сон? Интересная проекция подсознания у Аварит вышла. Сознательное желание выведать о том, возможно ли ей получить в дар свободу от охваченного первобытной похотью короля, вылилось в желание выпить его кровь в подсознании. Действительно, если он готов отдать даже жизнь за возможность обладать ею, значит, и свободу может подарить. Разве нет? Ведь юридическая свобода в сравнении куда более скромный запрос, чем полная отдача жизненной энергии. Но вот одна загвоздка: во сне задействовано было больше подсознание Его Величества, чем сознательные мотивы. И под влиянием логики, Глас может ей отказать. Просчёт в этом случае смерти подобен. Если она ошибётся в суждениях, если король ей откажет и выдаст с потрохами Карантиру, жизнь ведьмы превратится в кошмар совершенно точно. Смерть — последнее, чего стоит опасаться. А вот оказаться закованной в двимеритовый ошейник на цепи где-нибудь в темнице или в клетке на долгие годы, становясь фактически домашней собачкой Навигатора, — вполне реальная угроза. Уж он с ней наиграется вволю! Нет. Надо ещё раз всё обдумать. Надо качественнее подготовиться, надо вызвать у Эредина куда более серьёзную привязанность. В очередной раз надо доказать верность монарху. Карантир говорит, что Гласу грозит множество опасностей, что король бросил вызов опаснейшему игроку в Тир на Лиа, — Ге’эльсу. Возможны и покушения. Возможны и попытки государственного переворота. Надо держать ухо востро. Надо быть готовой заградить от угрозы короля. И тогда уже просить свободу, как только он предложит исполнить любое её желание взамен на её помощь, будет вполне уместным. Да и шанс того, что в случае отказа, он расскажет всё Карантиру, станет сравнимо ниже. Вряд ли Ястреб будет подставлять ту, что готова была пожертвовать жизнью ради его сохранности. Бдительность. Осторожность. Осведомлённость. Вот какими будут её ориентиры на ближайшие месяцы. Аварит наконец-то привела состояние в норму, вернула контроль над сонным телом, перевернулась на бок. Резкое движение сзади. Прикосновение. Крик. — Тихо. Чего так перепугалась? — Карантир спросил мягким голосом. — Думала, я одна. — Ты уснула на кресле, я забрал тебя к себе. Оглянись — моя комната. Спи, давай, — Навигатор прижал хрупкое тельце ведьмы поближе к себе, нежно обнял. И Аварит снова стало его жаль… И снова она возненавидела себя за собственную подлость, за собственное коварство и хитрость. «Не думай о нём. Думай о себе. Только ты в силах разорвать этот порочный круг, только ты», — шептал внутренний голос. И Аварит ему верила.