***
— Zireael… Zireael — голос Кревана звал её, звал тихо и осторожно, будто ведун боялся спугнуть девушку. — Авалак’х, где ты?! — Цирилла открыла глаза, оглянулась вокруг: сочная зелень листвы деревьев и высоких трав, узкая тропинка, скалистая местность, перемежающаяся покатыми холмами и равнинами. Знакомый пейзаж. Но ведьмачка пока не могла припомнить, где же его видела. Всё так до боли привычно… — Тут… тут… тут… — Ласточка покрутилась на месте, ища источник звука. Она вдруг увидела среди трав невысокую, лысую макушку. Казалось, звук исходил именно от этой маленькой фигурки, что скрывала сухая осока. Гном? Низушек? Краснолюд? — Ума… ума… ума… — ведьмачка вздрогнула от смеси омерзения и жалости к непонятному уродцу. Что это за вид? Есть ли подобные иные существа в бестиарии Весемира? Что за ошибка природы? — Кто ты? — Цирилла протянула руки к «чудику». Как только её взор привык к этому неприятному зрелищу, омерзение прошло, осталась жалость и необъяснимое умиление. Ей было не противно касаться, покрытых пятнами и бородавками ручек чудовища, искажённого круглого лица, горбатой спины. — Ума, ума, — существо смотрело на неё полными боли и отчаяния глазами, что-то словно пыталось сказать, но кроме «умы» вымолвить не могло. — Пойдём, я отведу тебя в безопасное место, — девушка придерживала уродца за длинную правую руку, что куда больше, чем левая рука, напоминала человеческую. Существо тихонько семенило за ней, доверчиво посматривая на Ласточку. — Ума, ума! — уродец, вероятно, был рад, что его кто-то взял под опеку. Он выглядел радостным и дружелюбным. Цирилла шла по тропинке вперёд, и неожиданно поняла, что она вспомнила это место. Отчётливо вспомнила. Это — дорога в Каэр Морхен. — Я покажу тебя дядюшке Весемиру и Геральту, они постараются тебе помочь… — Ума, ума, ума, — существо кивало круглой головой, будто одобряя действия ведьмачки. В Каэр Морхене, казалось, было пусто. Но Весемир должен быть в крепости! Цирилла была в этом уверена. — Есть кто-нибудь? Ау! — девушка усадила уродца за высокий столик, укрыла плечи существа куском шерстяной ткани, что лежал на деревянной скамейке. Здесь было прохладно. — Цири… Цири! — девушка завизжала от радости, увидев бегущего к ней со всех ног Геральта. — Папа… — крепкие объятия. Как же долго она ждала, искала этой встречи! И как сильно изменился Геральт! Никогда прежде он не носил бороду, но сейчас короткие седые волосы обрамляли подбородок, челюсть мужчины. — Я не помню, как здесь оказался. Я был в Велене на большаке. Это, наверное, сон, — янтарные глаза мужчины сверкнули горьким пониманием нереальности происходящего. Уродец неожиданно разнервничался, начал снова верещать «ума». — Кто это, Цири? — Я… я точно не знаю. Но ему точно нужна твоя помощь. С этим существом что-то не так. Оно хотело попасть в Каэр Морхен, оно будто просило об этом. Помоги ему, папа… Геральт кивнул. В его кошачьих глазах плескалось непонимание и удивление, он смотрел на Цири как заворожённый, словно не верил в реальность её образа. Видение таяло, ускользало. Цирилла открыла глаза, только теперь она видела не ведьмачью крепость, а спальню Эредина Бреакк Гласа.***
— Эредин, — сухим комком в горле застряло имя короля. Имя, что означало для Цири опасность, власть и необъяснимое волнение. Цирилла хрипло закашлялась. Во рту было сухо, словно в пустыне Зеррикании. — Выпей, — эльф присел на край кровати, протянул стакан воды. Девушка выпила жидкость залпом, даже не ощущая чуть сладковатый привкус ромашки. — Как себя чувствуешь? — Нормально, — механически ответила девушка, прижимая худенькие ножки к груди. В голове Ласточки прокрутились воспоминания о том, как огромная, ледяная псина в высоком прыжке сбивает её с ног, как морозное дыхание чудовища касается её лица, как белые клыки зверя смыкаются в замок в сантиметрах от её шеи. Цирилла прежде сталкивалась с множеством опасных существ, бесстрашно она вступала в сражение с ними, если в этом была необходимость. Но после нападения того жуткого медведя в мире Аннигиляции, что-то перевернулось в ней, что-то запустило спусковой крючок панического страха. Страха, которого Цири не знала, как обуздать и как контролировать. Плечи пленницы короля задрожали, слёзы стали окроплять бледные щёки сплошным горьким потоком. Она плакала, она дрожала от тех кошмарных образов, что-то и дело возникали в её сознании: клацающие челюсти твари над лицом и шеей. Челюсти, что были готовы её разорвать на куски, изуродовать ещё сильнее, изуродовать до неузнаваемости. «Ты — ведьмачка, ты не должна бояться», — твердила себе девушка. Но доводы разума не могли унять бурю нахлынувших эмоций. — Всё хорошо. Ты в безопасности, — в голосе эльфа промелькнули нотки сочувствия. Или Цири просто так казалось? — Мне страшно, Эредин. — Я велю слугам дать успокоительное. — Не надо, просто не уходи… просто побудь рядом… — ведьмачка вцепилась в плечо короля, припала к нему, как к спасительному буйку во время шторма. Она так долго была сильной, так долго крепилась победить в себе любую слабость, крепилась отринуть любой страх. Её грубость, дерзость — всего лишь бравада, лишь стена, что защищала психику от душевной боли. Но сейчас стена спала, и что же оказалось за ней? Всего лишь глупая, маленькая, напуганная девочка. Жалкая девчонка — так думала о себе Цирилла, презирая себя за податливость, за непреодолимое желание забыться в крепких, покровительствующих объятиях врага. Как же хотелось забыться… быть может, в зелье, стирающем пленникам Дикой Охоты есть больший смысл для самих пленников, чем для их господ-эльфов? Если бы ей стёрли память, она могла бы очиститься, освободиться от сомнений и внутренних противоречий. Если бы. Но нет! Она не имеет право забывать. Она не должна забывать о том, кто она есть, о том, кто её близкие, о том, как они её ждут и как по ней скучают. Память — то, что определяет личность. Уйдёт память и умрёт та Цирилла, которую все знают. Нет! Никогда. Никогда она не пойдёт на это, как бы не было горько, как бы не было страшно. — Эредин… я хотела спросить… — Спрашивай. — Аварит сказала, что ты ценишь меня. Что я, наверное, смогла вызвать у тебя симпатию в прошлое моё пребывание в Тир на Лиа… но я не верю ей… — Почему? — Ты всегда так суров ко мне. Не так как Карантир, но… Чёрт возьми, я не знаю, как относиться к тебе! — мысли ведьмачки путались, она никак не могла верно и чётко сформулировать то, что хотела донести до Гласа. С одной темы она переключалась на другую, её речь практически не имела логическую, последовательную структуру. Сейчас, в момент стресса, она готова была высказать эльфу всё, что её волновало в нём. — Я не доверяю тебе. Никому не доверяю здесь. Но я хотела бы научиться доверять. Не знаю, как… ты ведь тоже мне не доверяешь. Мы такие разные. Мы из разных, чужих миров. Для тебя я — всего лишь dhoine. А ты для меня — красивый, но враждебный завоеватель моих земель, тот, кто может и даже хочет разрушить всё, что мне было дорого. Я не знаю, как объяснить. Ты, наверное, меня не понимаешь. Я несу какой-то бред… у меня так мало всего хорошего было… столькие умерли… те, кто были дороги… я не хочу, чтобы умирали и дальше те, кто дороги… но ты хочешь всё разрушить, всех убить. Я не могу позволить! Я ненавижу тебя за это! Я бы не стала никогда помогать в этом… но… дьявол! Здесь, сейчас, я не знаю никого, кто был бы мне ближе… всё такое чужое… непонятное… Ты — самый близкий в мире Ольх. И я вспоминаю… вспоминаю тот день, когда мы встретились. Всё было куда проще… Эредин, почему мне так сильно нравится тот, кто вызывает жгучую ненависть? Почему? Я ненавижу себя за эту слабость. Ненавижу… Эльф слушал её спокойно, не перебивал. Возможно, он воспринимал её лепет просто как данность, как что-то неизбежное в поведении девушки в подавленном состоянии. Возможно, и раньше он выслушивал подобные бессвязные, нелогичные монологи женщин. Мужчины не любят такие разговоры, Цирилла знала. Но она была искренне благодарна за то, что он её не перебивал, что он от неё не уходил, терпеливо слушал. Сейчас он ей был так нужен… сейчас никого не было ближе Его…***
Zireael, наконец-то, закончила свой монолог. И хорошо — потому что иначе Эредину пришлось бы самостоятельно утихомирить девчонку. Правда, что-то подсказывало ему, что грубые методы только усугубили бы ситуацию. В своей истерике Ласточка напоминала малого ребенка и на агрессию могла отреагировать еще более эмоционально. С некой иронией он наблюдал за поведением Цириллы. Где-то на середине своей бурной тирады она прижалась к его плечу. Но вместо того, чтобы успокоиться и отпрянуть от него, Ласточка вдруг задрожала и крепче прижалась к каменному телу Эредина. Ощущение было странным. Что-то похожее можно почувствовать, когда к ногам ластится голодный потрепанный котенок. Зрелище и милое, и жалкое. Король некоторое время не двигался и не нарушал тишину, а потом всё же протянул руку к маленькому зверьку — столько же слабому, сколько и дикому. Она только и ждала этого. О том говорило её тело, что стало постепенно расслабляться в объятиях Эредина. В том, как Zireael преклонила пепельноволосую головку к его груди было столько благодарности, сколько король не чувствовал по отношению к себе ни от одного соплеменника за всё время своего правления. Вот уж к чему не был готов Эредин. Ему могли прийтись по душе столь искренние проявления чувств. В конце концов, это позволяло верить, что ведьмачка не так уж безнадежна в процессе приручения. Ласточке было далеко до взрослой мудрой женщины, на неё до сих пор действовали простые методы вроде нежности и сострадания. Что стоило Эредину немного подыграть? Тем более, девчонка без своего привычного гонора не вызывала у него того отторжения, что королю долгое время приходилось терпеть. — Ложись, отдохни, — велел он и надавил на плечи Zireael, чтобы та незамедлительно выполнила его волю. Цирилла снова удивила, послушалась. Эльф уложил её набок и сам прилег рядом — позади притихшей Ласточки. Ему не хотелось сейчас проводить душевные беседы глаза в глаза. Это не нужно было ни ей, ни ему. Девчонке не понравилось бы то, что она могла увидеть на лице у Ястреба. Он был разочарован и расстроен. Легендарная Старшая Кровь оказалась бесполезной даже против такого пустяка, как гончие. Неужели, он просчитался? Неужели Пророчество лгало, и Эредин оказался последним дураком, поверившим в могущество человечьей девчонки? Точных доказательств до сих не было… Zireael все еще могла реабилитироваться, Эредин все еще мог тянуть время. Но как долго? Похожее, иного предназначения, кроме как родить дитя и передать свои способности более подходящему сосуду, для Ласточки не было. А это означало, что Гласу пора было отринуть брезгливость, гнев и равнодушие, и возобновить движение на пути к своей цели. Девчонка окончательно успокоилась, когда Эредин мягко охватил её рукой и подтянул ближе к себе. Высокая прическа Zireael, являвшая собой произведение парикмахерского искусства, дразняще коснулась его подбородка. Цирилла не думала об этом, она лишь накрыла своей маленькой ладошкой руку эльфа, покоящуюся где-то у нее на животе, и спокойно вздохнула. Близость её хрупкого тела была приятной. Эредин мог сколько угодно презирать тщедушных dh'oine, однако эльф обнимал маленькую слабую Ласточку с тем удовольствием, которого не испытаешь в постели с высокими статными эльфками. Этим она напоминала Аварит… Вероятно, некая схожесть между ними и послужила для него той причиной, из-за которой Эредину было не так уж сложно сношаться с представительницей низшего вида. Он мог бы попробовать снова. На эту мысль его наталкивала и сама Zireael. Иногда она невнимательно прижимала к себе его теплую ладонь, водила тонким пальчиком по крепкому мужскому запястью. Иногда тревожно вздрагивала, после чего настойчивее жалась острыми лопатками к эльфу, что отныне был ей и врагом, и покровителем одновременно. Бедра Ласточки, покрытые скользким шелком ночной сорочки, то и дело ненароком соприкасались с его пахом. Эредин не сомневался, что неискушенная в вопросах любви, юная Zireael делала это не специально, но эффект от этого был не менее слабым. Он чувствовал напряжение в области паха, хотя и не ожидал ничего подобного сегодня — ни от себя, ни от Ласточки. Эредин сжал в пальцах теплый шелк, размышляя, стоит ли сейчас предпринять еще одну попытку… Они уже достигли определенных результатов, уже научились тесно сосуществовать и даже немного приоткрывать истинные чувства друг к другу. Акт близости сможет закрепить этот эффект. Эредин переместил ладонь на округлое бедро ведьмачки, и та вовсе не воспрепятствовала ему, а наоборот поддалась, немного прогнулась в спине и даже выглядела при этом довольно возбуждающе. Король потянул вверх подол сорочки, что и так почти ничего не прикрывала от тлеющего взгляда короля. Он и не думал, что в скором времени повторит ритуал, что неожиданно приобрел для него новый, будоражащий смысл. Он не проронил ни слова. Zireael тоже. Только тихонечко всхлипнула, медленно выдохнула, когда король одним верным движением овладел её телом. Это было легко и просто, без каких-либо трудностей — физических, нравственных… Девчонка позволила себе незначительную вольность: закинула руку назад, ласково приложила теплые пальчики к впалой щеке короля, на что тот ответил ей еще одним мягким толчком. Ритм сложился сам собой — медленный, неторопливый, позволяющий и королю, и Ласточке вдоволь насладиться жарким, тягучим словно карамель удовольствием. Эредин прижался губами к затылку Zireael, несколько раз вдохнул столь непривычный, теплый, мускусный аромат, тонко вплетенный в парфюмерную мелодию, очередным толчком вырвал тихий вздох из девичьей груди и ощутил потребность повторить это снова. И снова. Очень скоро девчонка оказалась прижатой щекой к подушке — король вошел во вкус и сам не заметил, как подмял под себя её податливое тело. Так он мог двигаться в ней глубже, вжиматься сильнее, упоительно медленно, до гулких ударов в висках, предвещающих скорое освобождение. Он подвел себя к краю слишком быстро, напоследок наградив свою пленницу несколькими тяжелыми, особо глубокими толчками и почувствовал, как она судорожно мечется под ним. Осязать что-либо еще он попросту не мог, но знал наверняка — маленькой, строптивой ведьмачке хорошо. Иначе она бы не покраснела так, не упиралась бы аккуратными ягодицами в его бедра, не преследовала бы последние ускользающие вспышки удовольствия, что настигли её столь же внезапно, как и короля. Эредин тихонечко рассмеялся, поцеловал Zireael в макушку и снова вдохнул на полную грудь её дивный запах, тем самым завершая картину своего удовольствия.