Четыре месяца

Весна снова стучится в окно, когда Джемин решает поехать в Японию на неделю. Джено соглашается молча, без лишних разговоров, просто потому что с Джемином спорить себе дороже, а последние несколько месяцев тот и вовсе как бомба замедленного действия — никогда точно не знаешь, когда рванёт. Джено обещает себе, что в этом месяце старший обязательно станет счастливее. Даже если придётся рвать самого себя не куски. Их жизнь не первый месяц наперекосяк, и даже если На не хочет возвращать всё, Джено сделает это за двоих. Ренджун уходит от них сам. Через год, а может, немного позже. Неловко улыбается, стоя на пороге квартиры, благодарит за всё и «Прости, Нана, влюбленности свойственно заканчиваться. Спасибо за всё, ребят». Джемин не понимает, не хочет, Ли видит, как ему больно и как важно всё это было. Ренджуну — нет, тот жмёт ему, Джено, руку, сжимает ладошками лямку рюкзака и уходит, оставляя в прошлом, за своей спиной, год странных, болезненно-ненормальных, но при этом таких счастливых для них всех отношений втроём. Джемин переживает всё очень болезненно, отказывается выходить из квартиры, и Джено честно не знает, что делать. Зависимость от Ренджуна кажется проклятьем, излечиться от которого непросто даже самому Джено. (Он обещал себе не влюбляться в кого-то кроме На, но восхищаться китайцем оказалось так просто) — Сегодня первый день цветения сакуры, детка, — Джено честно пытается, обнимает осторожно за плечи лежащего на постели младшего, мягко прижимается губами к горячему виску. Джемин не реагирует, даже не вздрагивает, продолжая смотреть в стену и сжимать что-то в руках (это наверняка вещь Ренджуна, и от этого Ли тошно). — Ну же, пойдем, ты не можешь вечно сидеть в квартире. Иногда Джено кажется, что парень вот-вот покроется плесенью. Он не переодевался уже пару дней, и от смятой футболки явственно пахнет потом. Ли придвигается ближе, сминая коленом пустую упаковку от чипсов, тянет за ворот на себя, заставляя смотреть на него, смотреть ему в лицо. — Зачем?.. Джено не отвечает, тычется глупым щенком во влажные щёки, жмётся и притирается, словно просит за что-то прощения. (Джемин ненавидит себя за то, что приносит ему боль, но перебороть себя не может) — Ради меня, пожалуйста, пойдём. Я не могу смотреть, как ты хоронишь себя. Я не могу видеть, как ты себя мучаешь, — на этих словах Джемин поджимает губы, пытается отвернуться, но Джено так взбешён и обижен, что хватает его за подбородок, цепко сжимая пальцы. — Ты говоришь так, будто понимаешь меня хотя бы немного, — шипит он и прикусывает язык, понимая, что звучит слишком жестоко. Не честно по отношению к тому, кто всегда был рядом. К тому, кто любит его до сих пор. — Да, я не понимаю, — Джено багровеет, почти кричит, хватает парня за горло, почти выплёвывая слова ему в лицо. — Почему ты отталкиваешь меня? Почему спустя столько лет ты не доверяешь мне? Что значили для тебя все эти годы? Что для тебя значил и значу я, если ради человека, который так просто вычеркнул тебя, нас из своей жизни, вычёркиваешь сейчас меня… Я действительно не понимаю, Нана. Джено отстраняется, встаёт и старается не смотреть, не видеть непонимания и растерянности на горячо любимом лице. Ему нужно договорить, выплеснуть всё накопившее и наболевшее, оторвать, как гной из раны, за раз, секундная боль, чтобы сохранить жизнь. — Знаешь, мне очень больно. Было больно, когда я узнал, что ты влюбился в другого. Больно, что ты скрывал это от меня. Больно, что я настолько никто, что ты не верил в меня, когда я соглашался на отношения втроём, хотя я пытался, я не испытывал и не испытываю к Ренджуну неприязни, он приятный парень, но я никогда не мог любить и хотеть кого-то кроме тебя. Мне больно, потому что больно тебе. И от того, что тебе на это плевать. Ты закрылся в своих страданиях, не думая ни о чём, кроме как «я такой жалкий, я такой несчастный, меня никто не любит». Я устал, запутался, и мне кажется, что нам лучше прекратить всё это. Даже отношениями уже не назовёшь, — к концу Джено почти переходит на шёпот, договаривает, так и не обернувшись, только кулаки сжимает. (Джемин не уверен, но ему кажется, что Ли сейчас вот вот заплачет) Джено не может даже дышать, внутри лёгкие заросли шипами и рвутся в кровь от каждого вдоха. Там всё спекается кровью, сворачивается в тугой пульсирующий комок. Ли бы ушёл, да только идти не к кому, у него и друзей то толком нет, он всего себя всегда — для Джемина и ни для кого больше. Так, что на себя и времени толком не осталось. — Я уйду… — на выдохе, так, чтобы ничего лишнего, только слова, похожие на воздух. — Подожди, я соберу вещи и уйду. Я больше не буду делать больно. Джемин решителен, его истерика — в стадию самобичевания. Он сам виноват, от начала и до конца, от неумения отдаваться полностью лишь одному человеку до лёгкого увлечения, спутанного с глубокой любовью, так слепо, что настоящую свою любовь предал и растоптал в погоне за чем-то, совершенно ему не нужным, и даже сейчас в нём боль от обиды прежде всего на себя самого. Да, Ренджун его, их бросил, и связать себя сразу с двумя парнями не для него совсем было, но втянул всех троих в это именно На, посмотрев на жизнь Тэиля и совершенно забыв о том, что у каждого свой путь, и Мун исключение, не правило ни в коем случае. — Джемин, я… — Не стоит, я понимаю. Я испортил наши отношения, я не хочу портить тебе жизнь ещё больше, — звучит глупо, пафосно, как в дешёвых комедиях, и Джемин не знает, смеяться ему или упасть на колени, в очередной раз захлёбываясь в рыданиях. Ему так хочется отмотать время на год назад, в тот февраль, когда Джено уехал, чтобы собрать вещи и уехать вместе с ним, никогда не влюбляться в Ренджуна и не совершать ошибки. Не выходи из комнаты, не совершай ошибку… так легко и так невозможно глупо. Джено всё-таки оборачивается, тянется руками, будто бы пытаясь схватить угасающий призрак. В его зрачках неумолимо растворяется что-то очень и очень важное для них обоих. — Я люблю тебя, — теплым дыханием в волосы, горячими ладонями по трясущимся запястьям. — Я знаю, — потому что сказать «я тоже» было бы слишком жестоко. На поднимает руки, пытаясь обнять в ответ, но только хватает воздух, потому что Джено уже отошёл. И разочарование в его глазах не даёт Джемину и шанса не прощение. На собирает вещи в рюкзак, почти не слыша того, что говорит ему Ли, отбивается от пытающихся удержать рук и выскакивает на улицу. Там и правда — цветение. Лепестки сакуры летят в самые глаза, устилают асфальт на улицах, и их так много, что, кажется, не продохнуть. Джемин сжимает лямку рюкзака, смотря на яркое солнце и нежные, чуть розоватые цветы под ногами и в волосах прохожих, и думает, что ощутимо так проебался. По всем фронтам, и уже давно. А ведь мог, как и многие годы до, провести эти редкие дни цветения вместе с Джено, расстелив плед под одним из деревьев сакуры и пропадая в чужих объятиях, оставляя воздушные поцелуи на чужих щеках и веках, наплевав на всех окружающих. Потому что так правильно. Всегда было правильно. (Как жаль, что чтобы понять это, ему понадобился целый год отношений втроем и два разбитых сердца в придачу) Джемину идти особо некуда, потому как Донхёк со своим американским парнем на две недели уехал в такое далёкое и нереальное Чикаго, знакомиться с родителями, и Джемин за него, безусловно, рад, как не радоваться, когда у друга на лице улыбка во все целые зубы (и не очень целые тоже) и кольцо на безымянном пальце, потому что ему-можно, и там, в этой их Америке тоже-можно. (Джемин вспоминает, как Джено ещё в старшей школе предлагал сбежать в Таиланд и обручиться, а он сам только смеялся и говорил, что им это не нужно, чтобы быть одним целым) Пальцы дрожат от вновь подступающей истерики, когда На набирает больше по памяти номер Джисона, стирает, и набирает вновь, нажимая вызов, пока не передумал. Друг отвечает не сразу, да и по бормотанию в полголоса становится понятно, что он совсем не вовремя со своими проблемами. Джисон извиняется, и «ты извини, хён, но я правда-правда не могу говорить» с тихим, почти томным говором кого-то на фоне. Слов не разобрать, но Джемину это и не нужно. Звонить Юкхэю и смысла особого нет, у того уже полгода загадочная Чону, знакомить с которой он отказывается напрочь и «вообще-то мы ещё не в настолько глубоких отношениях. Глубоких, ну ты понял, Джеминни?» Остаётся вариант, вспоминать о котором в связи с последними месяцами жизни не хочется совершенно, но... Но к кому ещё, как не к Тэилю, который поймет и поддержит всегда, и не то, чтобы тому очень хотелось, но родственники, как-никак, и ответственный хён, своих в беде не бросает. Джемин уже не пытается звонить, ему только и нужно, что метро, в котором особенно душно и шумно, все спешат насладиться долгожданными выходными и красивым цветением сакуры, когда как всё, чего хочет На - свернуться в комочет и забиться куда подальше от всех проблем и забот. - Привет, хён, я поживу у тебя, - заявляет парень уже на пороге знакомой квартиры. Где-то из её недр приветственно орёт подбитым тюленем Юта, пока Тэиль тихо охеревает от такой наглости и закрывает скрипучую дверь. Уже на кухне, разливая ароматный китайский чай по красивым маленьким чашечкам, - Юта привёз, когда последний раз домой ездил, его родители звали нас летом погостить, представляешь, я думал, они ненавидят нас,- и заботливо поправляя сползшие от частых "открыть-закрыть холодильник" магнитики, Тэиль коротко интересуется, что же произошло. - Ренджун бросил нас. Меня бросил, хён. Сказал, для него всё это было ошибкой, мимолётной влюблённостью, и ему жаль, что так вышло. Жаль, представляешь? Не больно, не тяжело, просто жаль... так извиняются, случайно пролив на другого воду, а не уходя от тех, с кем год делил постель... - Джемин складывает руки и укладывает на них голову, наблюдая за поднимающимся над чашечками паром. - А что Джено? - Отнёсся спокойно... Кажется, ожидал, знал даже, что так и будет. Они пожали друг другу руки и разошлись, как корабли в море. Красиво, да? И совсем не трагично. Не понимаю, как он может быть таким спокойным, ведь мы же... - Может, - перебивает Юта, и голос у него удивительно серьёзный. - Ты ведь сам прекрасно понимаешь, эти отношения нужны были лишь тебе. Ни Джено, ни Ренджун не испытывали друг к другу никаких чувств. Понимание, возможно, симпатию, пожалуй, наверное, в какой-то момент даже влюблённость. Но по факту их объединяло лишь одно: они оба до безумия любили тебя. - Но ведь они сами предложили попробовать! - Джемин ударяет кулаком по столу от обиды и смотрит на Накамото как на предателя нации как минимум. - Ты не хотел выбирать, и они поддержали тебя, - Тэиль кажется на диво спокойным, хотя в обычное время начал бы читать нотации о безрассудном поведении и "не повторяй ошибок старших". Джемину кажется, что тут что-то не чисто. - Да, хорошо... Джено, допустим. Он всегда всё для меня делал. Даже в ущерб себе, только бы мне было хорошо. Но хён?! Я не понимаю, неужели он был настолько влюблён, что согласился?? Но по итогу бросил нас! - А у этих китайцев вечно всё не как у людей, хер поймешь их загоны, - выходит даже как-то зло, Юта стискивает тарелку, которую до этого бросился с остервенением мыть, да так, то несчастная почти хрустит. - Тэиль-хён? - На тянет руку вперёд и осторожно берёт старшего за прохладные пальцы, в глаза заглядывает проникновенно. - Мы с Сыченом поругались. В последнее время он стал сильно сомневаться в нас, кто-то с его курса сказал, что мы с Ютой смотримся хорошей парой, и он решил, что будет лучше, если всё закончится. Как ты понимаешь, никого из нас это не устроило, - Тэиль вздыхает, шмыгает носом и сжимает пальцы младшего в поисках поддержки. Джемин закусывает губу, подавляя так некстати рвущиеся наружу слёзы. Никому из них не было легко, ни тогда, ни сейчас. - И вы разругались? - Не мы, а они с Ютой... Юта, скажем так, очень близко принимает к сердцу всё, что касается наших отношений. Он просто не правильно подобрал слова, и... - Я назвал его несносным мудаком и сказал, чтобы он проваливал, если спустя пять лет он всё ещё сомневается, - бросает Юта, благо, не тарелку. - В итоге мы все трое спали в разных комнатах, а утром он ушёл, ничего нам не сказав, - заканчивает Тэиль. - Знаешь, в отношениях всё не так просто. Если Джено пережил этот год с Ренджуном, значит, переживёт и твои переживания. Просто не забывай, что он тебя любит и на многое ради тебя готов. Постарайся показать, что тебе не всё равно на его чувства. А тебе не всё равно, я знаю. Иначе бы тебя здесь не было. Джемин одними губами шепчет "спасибо". Он достаёт телефон и быстро пишет Джено, прося прийти вечером в парк. Там место, под которым они отмечали совместное поступление, место, где много раз признавались друг другу в любви, и у него не так много времени, чтобы успеть подготовить извинения. Он спешно прощается, обнимая Тэиля и кивая всё ещё раздражённому Юте. Уже на лестнице На сталкивается с запыхавшимся и взволнованным Сыченом. Тратит минуту на то, чтобы приобнять и ободряюще улыбнуться. Он не сомневается, что у этих троих всё будет хорошо, и не ошибается. Придя домой, Сычен обнимает обоих парней, почти плачет, прося прощения. И они ещё до самого утра будут сидеть на кухне без света, касаясь плечами и бёдрами друг друга, говоря о том, о чём говорить друг с другом запрещали так долго, обсуждая всё, от начала до конца, чтобы не было больше недосказанности и пустых ссор.

***

Джено чувствует себя абсолютно опустошённым, когда за Джемином закрывается дверь. Мир, до этого чудом державшийся на рвущейся нитке, окончательно рухнул. И руки трясутся от осознания собственной беспомощности. Побежать за ним? А что скажет, если всё, что возможно, уже было сказано? Плюнуть и ждать, когда сам вернётся? А если не вернётся?! - И снова мы вдвоём остались, - Ли подхватывает на руки недовольно вякнувшего кота и заваливается на постель. Накатывает апатия. А ведь он держался, держался, когда стал замечать, что Ренджун сильно задерживается на подработке, держался, когда впервые увидел его в компании другого парня. Ради Джемина, прекрасно зная, что тот бы просто не выдержал. Хотя самому было не менее тяжело. Обычно Джемин понимал сам, без слов, приходил, и они могли говорить обо всём, от чего бы ни становилось больно, вместе они решали все проблемы. А затем пришёл Ренджун, и его милого, любящего хёна словно подменили, настолько нервным и неуверенным он стал. И когда Хуан бросил их, Джено сжимал зубы и тащил Джемина из квартиры как можно дальше, лишь бы тот не думал о произошедшем, не занимался самобичеванием, выискивая, что же сделал не так. Джено просто старался ради них двоих сохранить то немногое, что ещё между ними осталось. Но Джемин продолжал выбирать не его. Ли не знает, сколько времени он так лежит, и осознаёт себя только когда телефон оповещает о приходе сообщения. Кот уже давно ушёл, и постель остыла. Джено неожиданно становится холодно, и он кутается в одеяло, не понимая, кому он вдруг понадобился. А потом не знает, куда себя деть, потому что пишет Джемин. Джемин, от которого ничего не ждалось в ближайшую неделю, потому что отходить так быстро он просто-напросто не умеет. Закрадываются сомнения, стоит ли идти, и, возможно, это конец их отношениям. Но лучше выяснить всё сейчас, чем бегать друг от друга ближайшую неопределённость. В парке как-то промозгло, и вокруг горят праздничные бумажные фонари и светодиодные лампы. Он едва находит старое, давно не цветущее дерево в глубине парка, под которым они когда-то были очень счастливы. - Я думал, ты не придёшь, - слышит Джено, и сердце ухает глубоко в груди, как бы говоря, сейчас или никогда. Джемин стоит у самых корней, прижимаясь спиной к холодному стволу и выглядит очень взволнованным. - Разве я мог?.. - Ты всегда приходил. Ко мне, ради меня. Когда мне было плохо, или когда я был очень счастлив. Всю мою сознательную жизнь ты был рядом, я помню, как мы обнимались в средней школе, помню, как ты впервые поцеловал меня в тот же год на школьном балу. Я всегда был с тобой, ты был моим первым и долгое время единственным. Наверное, это и стало главной проблемой. Я просто не знал, как это, быть с другим, быть не с тобой. И в момент моих сомнений появился Ренджун. - Хочешь сказать, что во всем произошедшем я виноват? Тем, что ты кроме меня ни с кем не был, серьезно? - Джено начинает медленно закипать, но На качает головой: - Не перебивай меня, пожалуйста. Я хочу сказать. Этот год был сложным для нас. И для тебя, я знаю это. С самого начала тебе было труднее всего, и больно тоже в основном было тебе. И я не понимаю, как ты смог терпеть так долго. Ведь я, фактически, изменял тебе на твоих же глазах. И при этом вместе с тобой. Это был бесценный опыт, и благодаря всему я многое понял. Про нас с тобой в том числе. Джено зажмуривается. Вот оно, сейчас. Ну давай же, оборви всё, не тяни. - Помнишь, когда-то ты предлагал сбежать в Таиланд и пожениться? Наплевать на родителей и на запреты? Мне жаль, что это так и не осуществилось, - Джемин делает шаг вперёд. - Поэтому сейчас, - ещё шаг. - Я хочу, - шаг. - Чтобы мы с тобой, - рука на влажных щеках. - Исполнили это, - Джено распахивает глаза, смотрит неверяще. Джемин смущается, но смотрит прямо в глаза, доставая коробочку из кармана брюк и вставая на одно колено, утопая джинсами в молодой зелёной траве. Джено где-то на краю сознания возмущён, ведь выводить пятна придётся ему. - Ты женишься на мне?