Четыре месяца

через ссоры и разочарования Март пробегает мимо Джемина галопом, пофыркивая и растрясывая волосины из грязно-белой гривы. В универе накапливаются прогулы, и сама мысль об их отработке навевает тоску. Хочется забиться куда-нибудь и не подавать признаков жизни, да только куда уж там. У На слишком много обязательств, а ещё совесть - истеричная сучка, и проблем и стресса от неё больше, чем от самой ебнутой жёнушки. - Хватит жалеть себя, чушка, - Донхёк поддержать, конечно, умеет. С злополучной вечеринки проходит полторы недели, апрель приветливо заглядывает в окно цветущей сакурой и подобревшими людьми вокруг. В такой обстановке оставаться мрачным, обиженным на весь мир, может только ворчливый старикашка. То есть, собственно, Джемин. Поначалу он обвиняет всех вокруг: Донхёка с его дебильной вечеринкой, Джено с тупыми шутками, Ренджуна, невесть зачем влезшего в эту кисограммную хрень. Так проще, можно считать себя всеми обиженным, несчастным, ждать, когда все прибегут извиняться. Но спустя неделю никто не прибегает, Ли называет его дебилом, Ренджун и Джено, словно сговорившись, не берут трубку. - Я себя не жалею, - задумавшись, добавляет, - уже. Но вообще, имею право! - Имеет право обижаться твой парень, в отсутствии которого ты крутил романы со всякими там китайцами, - Донхёк толкает его в бок, чтобы завалиться на свою же кровать, оккупированную всякими старшими вредными задницами, ещё и ногами своими придавливает. Надо же, откормили его, вон какой тяжелый стал! - Да не крутил я ничего! Скажешь тоже... я даже не сделал ничего, чтобы он взаимность какую-то углядел. - А хотелось? - Донхёк - дьявол во плоти, вон глазёнками честными в самую душу смотрит, и не соврёшь ведь совсем. Да и как тут, когда даже себе уже врать не получается. - Себе его хотелось, знаешь как сильно? Я дурак, Хёк-и, одного упустил, второго опозорил... и сам не знаю, чего хочу. - Джемин тычется лицом в ладони, не зная, куда себя деть, стоит ли ему всё это говорить, но и в себе, с собой один на один, уже невозможно. - Ну ты ещё поплачь, принцесса, - Хёк пинает его в бок, На визжит, и всё это превращается в весёлую кутерьму, и где чьи ноги или руки понять уже можно с трудом. Джемин ищёт подушку, чтобы приложить ею хорошенько, теряет бдительность и оказывается подмятым и вжатым в матрац. Они смеются, у Хёка к лицу приливает жар, а Джемин чувствует пот буквально везде, потому как в квартире Ли и так жарко, так ещё и он сам сверху, туша такая, навалился. Здоровый же, даром что младший. (Вот и куда таких растят вообще...) - Нет, я конечно всё понимаю, я уже слишком стар, но вы хотя бы не при мне, - доносится от дверного проёма, и Донхёк мигом забывает обо всём на свете, несётся, ластится. Джонни смеётся, ерошит ему волосы позволяя скакать вокруг и лезть на манер обезьянки. Когда Со мягко обхватывает лицо Хёка и оставляет несколько лёгких поцелуев у того на щеках, у Джемина внутри всё сжимается от тоски. Но он понимает, что просто так вернуться домой он не может. Он там не появляется с вечеринки, и первые дни радуется тому, что никто не звонит и не пишет. На четвёртый почти одновременно смс приходят с двух разных номеров. И перед обладателями обоих он виноват до чертиков. Виноват в скрытности, растерянности, в том, что обманывал или давал ложную надежду... Вот только, а ложную ли? Джемин в этом совсем не уверен. Донхёк тихо стонет, у На краснеют уши и он вылетает из комнаты в коридор, уже обуваясь выкрикивает какое-то нелепое оправдание и сваливает из квартиры. Хоть у кого-то всё хорошо. Уже на улице он понимает, что одной футболки явно не достаточно. Непонятное погодное нечто пронизывает холодным ветром, и кожа на руках мгновенно покрывается мурашками. Джемин трёт локти и тихо ругается себе под нос. Хорошо хоть мобильник с собой, только толку от него, разряженного? Солнце слепит глаза, словно издеваясь, на плечах оседают лепестки сакуры, и На тошнит от одной только мысли о них. Всё вокруг радостное, счастливое, любящее и любимое в ответ. Ему очень хочется сдохнуть. В ближайшем магазине он сгребает из карманов мелочь, покупает две бутылки соджу, и на выходе из метро оказывается уже пьяным. Он растрачивает последнюю поездку на проездном, и настроение от этого явно не улучшается. Жизнь лучше не кажется совершенно, первую бутылку он выпил ещё в вагоне, и от второй остаётся буквально на самом дне, когда Джемин скребётся в дверь богом забытого места. Ему открывает Сычен, и глаза у парня по две копейки. - Тэиль-хён на работе, - бормочет он, но в квартиру впускает. Выглядит сонным, на щеке след от подушки, а под скулой россыпь засосов. На не знает, сочувствовать или завидовать. Второго хочется намного больше. - Я... извини, но сам с мыслями уже не справляюсь, - Дже говорит вполне себе внятно, приятной пустоты в голове не наступает, а вот желание плакать и истерить - очень даже. - Проходи на кухню, я налью чай, - китаец кивает чему-то своему и идёт, не дожидаясь младшего. Он кажется милым и неловким, но по тому, как уверенно ступает по квартире, выбирает кружку и мимолётно любуется собой в зеркало становится понятно, что всё не так уж и просто. Джемин чувствует себя намного более чужим, хотя из них двоих он Тэилю, вроде как, родня. - Рассказывает, - Сычен придвигает ему кружку с чаем и миску с большим круглым печеньем. - Тэиль-хён не особо любит говорить о семье... о тебе в том числе, но после твоего прихода... я знаю немного. Хён не будет говорить о чувствах, не потому, что ему тяжело, хотя и это тоже. Он просто... смотрит с другой стороны. Это не он начал все наши отношения. Я не смог выбрать, а когда наконец созрел, оказалось, они всё решили за меня. Тэиль-хён и Юта любят меня одинаково сильно, я люблю их, и хотя им понадобилось время, чтобы их дружба стала чем-то большим, мы ни о чём не жалеем. Ты ведь поэтому пришёл? Тебе нужен совет? Джемин ничего не говорит, лишь кивает заторможенно. Пьяный мозг отказывается сходу переваривать всю вылитую на него информацию, и На чуть покачивается на стуле. Сычен закатывает глаза и выуживает из каких-то недр бутылку бурбона. Откуда такое вообще в этом доме взялось, На не спрашивает. Решение напиться в хламину было принято ещё час назад, и отступать сейчас он не собирается. Хватает двух рюмок, чтобы в голове наступила желанная пустота. Джемин не жалуется, не кричит и не плачет, разваливается на стуле и слушает рассказы Сычена. Парень говорит много, о Тэиле с синдромом мамочки, что боится его одного оставлять, о Юте, который хороший, но своими пошлыми шутками сидит в печенках, а ещё часто сбегает, чтобы выпить с университетскими друзьями, и Сычену грустно, потому что кроме Юты с Тэилем у него никого нет. Джемин кивает, не понятно, китайцу или самому себе. А потом Сычен говорит, что у хёна начальник сволочной американец Джонни Со, что даже отпуск дать не может на неделю, а Тэиль приболел. На давится пивом и просит дать ему телефон. Номер Хёка он помнит и так. После долгих гудков он слышит хриплое, тяжёлое Алло голосом Джона, и совсем этому не удивляется. - Прошу прощения, что отвлекаю, - у парня немного заплетается язык, и выговаривать слова выходит не быстро, - Чувак, у меня к тебе просьба, как к на-астоящму мжику, - к середине мозг отказывается контактировать с языком, и договаривает он скорее на чистом упрямстве, - исполнишь, и я съеду от вас завтра же. Отпусти Мун Тэиля в отпуск. Судя по звукам на том конце, прямо сейчас Со готов на всё, лишь бы ему позволили закончить разговор прямо сейчас. Джемин не может отказать себе в подлом: "Позвони ему сразу же!" Джонни отключается, но младший не сомневается в том, что уже через пару минут Тэиля отпустят на заслуженный отдых. Когда бурбон заканчивается, возвращается Юта. В коридоре падает вешалка, громко ругаются на японском и корейском, а потом мимо Джемина проносится вихрь. Вихрь виснет на Сычене, кажущемся теперь совсем уж крохотным. - Я так по тебе скучал, детка, - Юта пьяный тоже, и всех троих это, в общем-то, устраивает. Становится веселее, японца тянет готовить, они включают трансляцию какого-то концерта, Сычен прикуривает тут же. Накамото пытается отобрать, а потом смотрит парню в лицо и отступает. Джемин нутром чует приближающийся пиздец. В носу щиплет от горьких сигарет, у самого Джемина в окружении из курящих только долбоёбный Лукас, и потому он кашляет, жмурится. Джемину не нравится. Он доходит до состояния, когда хочется звонить любимым и писать бывшим. Бывших у него пока, благо, нет, а вот звонить в равной степени хочется сразу двоим. ( И вот это уже совсем не круто) - Вы совсем с ума сошли! - когда и как в квартире появляется Тэиль, он благополучно пропускает. Зато не пропускает, как Юта плаксиво тянется обниматься, а Сычен деловито дёргает старшего за ширинку. Мун, сама доброта и невозмутимость, смотрит на них как на ума лишённых, а потом хватает На за воротник и тянет куда-то с кухни. Джемин приходит в себя, когда на голову льётся холодная вода. Он фырчит, пытается вывернуться, но не выходит. Вода заливает глаза и нос, он пытается вздохнуть, и с ужасом понимает, что не знает, как. И в этот момент всё прекращается. - Ты придурок, - в челюсть врезается кулак, и Дже моргает ошалело. - Хён... - Что хён? Вот что?! Какого чёрта происходит в моей квартире и почему мои парни спаивают детей?! - у старшего нехорошо блестят глаза, На видит его в таком состоянии всего второй раз в жизни, и, если честно, лучше бы не видел никогда. - Я... объясню, хён. Ну пожалуйста, - он всхлипывает, тянет руки, по которым стекает вода, в носу свербит, глаза щиплет, и Джемин наконец даёт волю слезам. - Я такой дурак, хён. Джемин тянет руки, жмётся ближе, слёзы стекают по щекам, или это просто вода с волос? Тэиль осторожно гладит его по плечам. Что случилось, он узнает потом, но от того, как дрожит его брат, как цепляется за его рубашку, полузадушенно хрипя, нутро сворачивается. Джемина отпускает сравнительно быстро, он трёт глаза кулаками и тихо извиняется. Тэиль гладит его по голове, вытирает полотенцем и просит посидеть в комнате, пока он ищет футболку. На кивает, выглядывает в коридор и прошмыгивает туда, где открыта дверь. В квартире слышатся голоса, но сосредотачиваться на них нет сил. Кружится голова, неприятно давит в висках. Джемин вяло переодевается, когда Тэиль приносит ему кофту в замен мокрой футболки, вяло отвечает на какие-то вопросы и, кажется, отключается. Ему снится абсолютно восхитительный сон, в котором за ним приходит Джено, от которого так восхитительно пахнет домом. В этом сне Джено позволяет цепляться за его толстовку, берёт на руки и дышит в самое ухо. Джемин всё тянется его поцеловать, но не выходит. Ему так хорошо, что хочется снова плакать, и от этого хорошо больно. В этом сне он дышит волшебным запахом, едет в машине и попадает в родную постель. Джено рядом, совсем тёплый и Джемин совершенно точно не хочет его отпускать. Только, совершенно выпадая из реальности, помимо имени Джено шепчет ещё одно. Когда апрель не властен Первое, что понимает Джемин, когда открывает глаза - он действительно хочет сдохнуть. Второе - пить он однозначно не умеет, по телу разливается дикая боль, и голову страшно даже поворачивать. Малейший скрип старого дивана кажется звоном церковного колокола, который зачем-то установили у него в голове. Ужасно. И третье, он дома. От этого дома под кожей разливается тепло. - Доброе утро, - над ухом тихий шёпот, но даже он кажется слишком громким для Джемина, у которого от мысли о том, чтобы встать, накатывает тошнота и перед глазами мелькают вертолёты. - Мгм, - ответ выходит мало вразумительным, На поворачивает голову в бок и фокусирует зрение с третьей попытки. Изображение двоится, плывёт, и почему-то упорно складывается в Ренджуна. Хуан протягивает ему стакан с водой, помогает приподняться и держит голову, пока парень пьёт. Голос начинает возвращаться, боль в голове стремится это компенсировать. Джемин честно пытается хотя бы сесть. - Если будешь меня бить, подожди хотя бы часик, иначе я точно сдохну, - На не узнаёт собственный голос, слишком хриплый и похож на голос мёртвого из второсортного ужастика. Становится немного смешно, а через пару минут он пытается даже шутить: - Правда я не думаю, что ангелам из рая разрешено драться. Ренджун честно замахивается, чтобы дать подзатыльник, но в последний момент жалеет и только щёлкает младшего по носу. Джемину приходится ждать, чтобы наконец суметь разобрать всё то, что перед глазами и отличать реальность от бредней собственного мозга. Ренджун не пропадает, значит, всё-таки На не настолько сошёл с ума. - Не пугай нас так больше, - тихо просит китаец, - мы не могли до тебя дозвониться, Хёк ничего не говорил. А вчера Джено позвонил Тэиль и попросил тебя забрать. Поступившую информацию Джемин отказывается переваривать. В его голове никак не состыковывается, почему Ренджун говорит "нас" и "Джено" в одной фразе. Это кажется дурацким ситкомом, слишком нереально всё происходящее. - А? - он просто хлопает глазами, тупо смотря перед собой, а потом наконец понимает, что перед ним Ренджун, аллилуя, дёргается вперёд, почти наваливается и в самые чужие губы шепчет, как ему кажется, самое главное сейчас, - Я люблю вас. Обоих. В стороне хлопают, Джемин чуть приподнимается и смотрит на стоящего в дверном проёме Джено. У того на руках кошка и невозможная печаль в глазах. Ли не говорит ни слова, осторожно садится на край постели и оставляет слабое касание губ у Джемина на скуле. - Прости меня, - На берёт его за руку, - Я предал, я так чертовски виноват перед тобой. Прости, что не сказал сразу. Прости, что не попытался найти выход вместе с тобой. Мы ещё столько лет назад договаривались доверять и ничего не скрывать, но я боялся... Знаешь, я сам себе не признавался в этом, думал, что обойдётся, просто пройдёт. А сейчас влип настолько, что совершенно не понимаю, как мне быть. Я люблю тебя. Спустя столько лет, я влюбляюсь в тебя всё больше и больше с каждым днём, ты часть меня, и я не представляю, как возможно жить без тебя, кажется, это просто невозможно. Я знаю, ты злишься, я чувствую это. Тебя чувствую. Я не перестану любить тебя, сколько бы лет ни прошло. Можешь думать, что хочешь, просто знай, я не оставлю тебя, я на твоей стороне. Но я влюбился. Как мальчишка, так, что пальцы сводит, словно в первый раз. Не вини Ренджуна, прошу, он ни в чём не виноват перед тобой, можешь ненавидеть меня, но он не виноват в том, что влюбился в меня. И в том, что я полюбил его, тоже. Я запутался, не знаю, что делать. Я был у Тэиль-хёна, ты знаешь об этом. Я говорил с Сыченом и с Ютой, и для них всё так естественно. Они любят друг друга, и им плевать, что чуть больше, чем двое. Я смотрел на них и думал, что это правильно. Не в смысле вообще, а для них конкретно. Тэиль отговаривал, сказал, что лучше, чтобы я сделал выбор. Но я не могу. Может быть, смогу потом, но точно не сейчас. Джемин замолкает, смотреть на них боится, его чуть трясёт, но что бы не сказали, он сейчас рад тому, что просто смог выговориться. Он знает, что у Джено сейчас пролегла складка меж бровей, а Ренджун морщит нос. - Я люблю тебя. И сделаю всё возможное, чтобы сделать тебя счастливым. Даже если ради этого мне придётся делить тебя с кем-то ещё, - Джено даются эти слова с трудом, но он не чувствует омерзения, как в первые дни. Со всем можно смириться. Он уже не ненавидит Ренджуна, он его просто... не любит. И в какой-то степени становится даже жаль старшего, потому что Джемин у него, у Джено, уже долгое время, и он знает наверняка, если Джемина прижать, тот сделает выбор в его пользу. И у Ренджуна совсем нет шансов. Но... Джено понимает, что не сделает этого. Потому что Джемин так счастлив, когда его обнимают они оба, что нарушать счастье любимого кажется преступлением. Джено думает, что это не самое трудное испытание, что встречалось им.