Я слушаю как бьётся твоё нервное сердце

Тушите свет, будут ещё конкурсы!

      Как это всё завертелось? Вдруг кому-то нужно будет рассказать досконально. Соврёт, наверное, мол: «Сам не знаю». Но для себя если, внутри бережёт, он хорошо помнит. Кто бы знал, что из желания поставить на место зарвавшегося ноунейма вырастет и пустит свои корни прямо в подреберье желание обладать? Всё смехуёчки, постирония им, бля, а у Мирона клыки каждый раз заостряются, когда бестолочь эта двухметровая на людях недостаточно близко к нему. Заостряются натурально и ноют, и язык зудит, и подушечки пальцев, и в штанах происходит какая-то своя движуха.       У него слева между пятым и шестым ребром проступают насыщенные бирюзовые линии связи.       Они ведь взрослые уже оба, ему вот ближе к возрасту Боженьки, у него инстинкты вопят, что цапля эта не беременная не помечена, ходит с высоко поднятой головой, а на чистой, соблазнительной шее ни намёка на след от зубов, даже засосов, сука, нет — считай свободна. Внешность, конечно, своеобразная, но лисий разрез глаз, вздернутый нос-курнос, скулы его, губы. Блядь! Любой Альфа здесь в переполненном баре может претендовать на вакантное место и силой взять, коли уж приспичит, хотя сил может и не хватить, конечно. Нет, ну, а что? Омежка-то ни разу не робкого десятка.       На самом деле Слава хорошенький. Даже не так, Слава охуительно хорошенький. Пусть шпала двухметровая, а Мирон считает, статный. Пусть вечно чуть сутулит плечи свои широкие, но в разворот-то косая сажень. Выглядит небрежно: чёлочка его эта растрёпанная, рукава толстовки подкатанные до локтя, а из горловины видна ямка между ключиц, вот бы лизнуть её. Гнойный, он же нигилист-похуист, ему-то поебать и на имидж, и на чужие мнения. Руками машет, как мельница крыльями, глазища свои зелёные щурит и во время особенно жарких дискуссий, бывает, слюной даже брызжет натурально!!! И голос его гнусавенький, выработанный специально для общественных мероприятий, такой немного в нос, с интонациями региональной институтки, ёбаный же ты на хуй, заходит так, что по позвоночнику шерсть встаёт. И не только шерсть.       Они и раньше особо не показывали симпатий, а после того, как стали жить вместе, не афишируют по условно обоюдному согласию. Отец русского рэпа, Император, с одной стороны, и повелитель грайма, великий баттл-мц, надежда всего Антихайпа, с другой, не афишируют, что встречаются больше года, с зимы обитают под одной крышей, делят постель, еду, алкоголь и лёгкие наркотики, наговаривают часы по скайпу из разных городов, переживают приходы мироновой биполярки и редкие славкины течки, и вообще нихера не ясно, что из перечисленного более сложное и ненормальное время. Они ответственные и взрослые мужики, воспитывают двух котов, ни один кот не пострадал, а мамы обоих уже и вовсю делают ставки, тотализатор на детях, бля, ждут, когда отпрыски дозреют до обмена метками. Да и не только мамы.       Наблюдать за жизнеразвитием их романа, видимо, весело всем. Мамам. Антихайпу. Окситабору.       Лучше б делом занимались.       А они что? Они показательно не афишируют. Уже упоминали? Ну, закрепим тогда: НЕ АФИШИРУЮТ. Да, ходят слухи, мол, Оксимирон связался с кем-то из Антихайпа. Ну мало ли что говорят, сплетни всё, ёбаные досужие домыслы. Говорят, у него какая-то неформальная омежка, а где там у них омеги в СЛОВО Spb?! Абба да девочка эта их, Юля? Так они вроде меченые обе, в отношениях. Ну там есть ещё Ванька Светло, но, как было сказано ранее, «Fallen не в счёт».       Метка — это вам не трали-вали, это значимее штампа в паспорте, это важнее кольца на пальце. Обмен метками — серьезнейший шаг, завершающий этап, можно сказать. Изменяющий гормональный фон, частично смешивающий молекулы ДНК, синхронизирующий обменные процессы в организмах партнёров. Меняются индивидуальные запахи, повышается репродуктивная активность организмов, альфа и омега настраиваются на ментальную связь с парой. Это такой правильный, непаразитирующий вид симбиоза.       Скрепившие отношения меткой люди не скандалят, не бьют посуду, не изменяют и не предают друг друга, ведь они становятся единым целым. Постепенно спустя несколько лет между пятым и шестым ребром, на пару пальцев ниже сердца проступает индивидуальный узор, парный для двух конкретных людей. Как правило, цвет метки идентичен цвету глаз второй половины. Запутанная история, привет от матушки природы.       Случается, конечно, что связь закрепляется без метки. На основании обмена известными биологическими жидкостями, тактильных контактов и хорошей совместимости, безо всяких там ферментов индивидуальных. Это расценивается пусть не как чудо, но отличный знак, ведь двое синхронизируются без дополнительной стимуляции метаболизма, подходят друг другу идеально. Пресловутые пазлы биологически активной мозаики. Поэтому, серьёзно, ну о чём мы тут всё вообще?!       Задумка вселенной. Detected.

***

      Оксимирон с Гнойным ежели пересекается где на людях, держится отстранённо, будто не интересен ему Слава вовсе, они едва здороваются сквозь зубы, никогда за руку. Ну кроме того раза в Семнашке, когда бухали в ВИПе на Хеллоуин, но после ни-ни-ни. Мирон со Славой в тишине их спальни обмениваются тихими шутками, поцелуями и нежными ласками, развалившись в гнезде из подушек и пледов с планшетами в руках, графики координируют, чтобы концерты в одном и том же городе не проходили в те же даты, чтоб даже соблазна пересечься не было, проекты свои рядом не мутят, работу не смешивают, релизы ставят в разное время, потому что не комильфо.       Мирон Янович заебался в конец с этими мамкиными следопытами, которым чужая жизнь покоя не дает. Особо одарённые встречаются среди репортёров, некоторым даже не лень у подъезда дежурить, сильно активные уже отхватить успели.       Да и в целом Фёдоров малость притомился шифроваться и мужественно предлагал выйти в свет вместе, негласно подтвердив слухи, предлагал омежке своей трепетной пойти ментором в новый сезон Фрэш Блад, чтобы почаще пересекаться, иметь возможность вместе пообедать или поспорить официально, по делу, в итоге что? Сосал хер. Нет, не так. Извинительный минет это был, real talk. Оксимирон предлагал сволочи этой пухлогубой записать совместный фиток, а хули, с Димой значит мы можем, да, а с ёбарем своим секретным — зашквар. В итоге что? Сосал хер. И так по кругу: предложение — на хуй послан — извинительный минет. Real talk. «Мирош, ты просто не выкупаешь: это дома я на профиль твой дрочу и без рук твоих вокруг рёбер уснуть не могу, а в режиме реального времени ты для меня Карлица лысая, Оксана Фёдорова и прочие милые дамочки, идеологический оппонент», — вещает Слава, уткнувшись носом в плечо своего Альфы, пока они валяются в умопомрачительной сцепке.       Товарищи Карелина из Антихайпа на весь этот театр одного антагониста поглядывают с сочувствием, но лезть не спешат, потому как прилететь может сразу с двух сторон и как-то слишком дохуя. Только Хан Замай на правах Альфы, умудренного опытом мужика и, как известно, Арины Родионовны антихайповского разлива для Славочки КПСС не пасует перед неприятностями. Фёдорова осмеливается поддерживать открыто и как-то на голубом глазу посоветовал не давить, мол: «Изи, изи, клиент дозреет, подожди». И Окси ждал. Вот только чего, хер его пойми.       Мирон может был бы рад сделать всё правильно и официально, с предложением, и обменом укусами, и, если Слава захочет, даже церемонией, небольшой, для своих, или, наоборот, с пресс-конференцией и объявлением в СМИ, что он, Оксимирон, добровольно и по-большой-чистой-любви дал себя в рот выебать на правах, блядь, мужа, зацените зашквар?! Ведь он женат был на милой английской девочке-бете и метафизику процесса выкупает. Девы-беты и омеги обоих полов очень похожи по психотипу: они более мягкие, нежные, ласковые, любят тепло и уют, стремятся вить гнездо. Обычно. Ну те, которые видимо не идут в баттл-рэперы и грайм МС. Но Фёдорову и тут повезло. Машнов упёрся и ни в какую. Счастливый билет, Окс, не кисни.       И вот ещё что, Слава, хоть и прикрывается Соней Мармеладовой и пусть Омега, он, на самом деле, вовсе не девочка! Ласковый, понимающий, трепетно нежный он в момент становится самым что ни на есть жёстким агрессором, который готов отстаивать свою позицию градом панчей и арсеналом словесных патронов. А может и втащить, если надо. Он из Хабары, помните?! Поэтому не девочка тебе, зафиксируйте документально, Мирон Янович! И зарубите на своём Императорском носу!!! Ебал вас в рот. Антихайп.       Слава. Славик. Славушка. Имя язвы этой на язык ложится упруго, хорошо. Он о своём омеге часами может думать и говорить, сидеть молча рядом и пальцы его длинные перецеловывать, запястья дыханием греть, стихи ему читать. Слава любит Цветаеву и Мандельштама. Слава начитан и логически мыслит, он технарь, у него вообще-то красный диплом по основной специальности. Да ну нахуй!       Мальчик такой особенный, бойкий и ласковый, впервые оказавшись у Мирона дома, целомудренно губки подставляет ему поначалу, а через неделю в тёмных простынях под покровом серых осенних сумерек отдаётся, как последняя блядь, говорит, что за здоровьем следит, и просит без гандона. Под альфой Слава стонет, извивается под ним до слёз, до истерики, скулит ещё-ещё-ещё, шепчет несвязно, порыкивает даже: «Мир, Ми-и-и-ир-р-р, я хочу сцепку, хочу с узлом, пожалуйста, Альфа, давай». А внутри жаркий и узкий такой.       Мирон слышал краем уха, не то, чтоб ему было очень важно, но услышал, что Гнойный в сексе, как впрочем и в баттлах, подмять себя не даёт никому и никогда. Говорят, в своих постельных Бета-Омега играх Слава предпочитает быть сверху, а партнёры безоговорочно соглашаются и никогда не уходят разочарованными, что не мудрено, учитывая его размер.       Однако, с Мироном все иначе совсем, и Слава сразу с места в карьер, предлагает, протягивает доверчиво ладони, а бирюзовая зелень глубокого моря затягивает в омуты глаз. Фёдоров от предложения этого отказаться просто физически не в состоянии, ведь уже от слов крышу срывает напрочь. Альфа соглашается и делает всё, что требуют инстинкты, покрывает омегу, распускает узел в нём, накачивает семенем, долго выцеловывает шею, кусает чувствительные соски, ласкает-ласкает-ласкает длинное, нескладное тело, гладит, лижет, тискает везде, где только достаёт. Ему нравится, что задремавший под боком парень пропах сексом и семенем, что принял его запах на себе, не сопротивляясь, не убегает сразу в душ отмывать аромат терпкой хвои, поливаясь искусственными нейтрализаторами. Только кедр, соль и ветивер Мирона, терпкий и тёплый, словно южным солнышком прогретый запах, впитавшийся в кожу и волосы Славки. И тот доволен, видно же, как тихо и светло улыбается, несмело поначалу ластится, оплетает Окси руками и ногами, как прилипчивая осьминожка и сопит удовлетворённо.       А на утро его и след простыл, только засосы на шее да царапины на спине напоминают, что ночью была жара.       Фёдоров знает, что Слава знает, что они оба увязли друг в друге, сразу, с первых целомудренных поцелуев, безнадёжно и глубоко. Но не может всё быть гладко, да? Конечно, нет.       Есть ещё одна вещь. На самом деле, основополагающая, наверное, но Мирон, судя по всему, не особенно тяготеет к традиционным матримониальным ценностям. Слава почти не пахнет. У него нет своего собственного запаха типичной омежки. Ни тебе ванильки, ни корички, ни сладенькой булочки, нихуяшеньки ничего. Только во время течки, да и то, если знать, что именно за аромат нужно услышать. Это у него с детства. Подростковый гормональный сбой, несостыковки генетических параметров, ошибка в цепочке РНК, если хотите искажение шаблона и, как результат, полное отсутствие своего личного запаха. Поэтому он по документам омега А типа, не способный к репродуктивному размножению, двухметровая жердь с хорошо развитой мускулатурой, приличного размера эгоизмом, нигилизмом, хером и постиронией для защиты от всех сочувствующих и любопытных. Ебал вас в рот. Антихайп.       Это сейчас Мирон знает, что Славушке его было страшно. Он поэтому так долго и настойчиво писал диссы и посвящал треки низвержению Императора, злобу растил внутри. Поди же выяснит, что нихера не Бета перед ним, и что мы будем делать тогда? «Жиду рыкнуть хорошо достаточно, чтобы эта херня моя внутренняя растеклась розовой лужей у его ног», — грустно говорит он Замаю.       К баттлу готовится загодя, целенаправленно вытравливает из себя всю остаточную легкость омежью, все сладкие чёрточки, плавность, лёгкость. Волосы отросшие неаккуратно, шмотки мешковатые, сутулость, очки тёмные постоянно на глаза. А за ними взгляд бирюзово-зелёный, как море, глубокий, как впадина Марианская, тёплый, как Индийский океан, и такой же опасный, манящий. Вот пересеклись на исторической хуйне, с той поры и потянуло Окси в эти глубины со страшной силой.       Он думал, real talk, Гнойный — Бета, думал, мозг от мдмашек принятых перегрузился. Думал, думал, думал, а сам, не контролируя себя, чужое тело трогал, трогал, трогал. Бойкий и ласковый, ну ёбана, ну кто ж вообще настолько ненормальный, чтоб оппоненту на баттле такое ляпнуть, даже в контексте «орган из глотки вытаскивай», ну, Окс, заявка на успех однозначно.       А потом они жали руки, Славка был потный, с шалым взглядом, который не скрывали уже понтово сброшенные очки, и Мирон тонул, тонул, тонул в этих глазах, никак не мог отпустить ладонь и, сколько ни пытался вдохнуть запах, не чувствовал ничего. Альфа внутри находился в замешательстве: симпатичный Бета, ебабельный вполне, взбрыкнёт ли, если предложить продолжить вечер в номерах?! Альфа внутри хотел взять в рот у этого Беты, и проглотить всё до капли, и вылизать его, как омежку, и отнежить его пару раз, как омежку, и снова вылизать, и с узлом покрыть. Блядь. Альфу не обманешь, внутренний зверь знает, отчего шерсть встаёт на загривке. Этот мальчик им подходит, подставляется на природой заложенном уровне, на инстинктах, хотя внешне Карелин невозмутим, шуточки какие-то шутит, говорит, что мол: «Не грусти, Жид, хочешь реванш замутим, хайпа схватим ещё? Ты же жадная до хайпа свинья, Оксан». А Мирон головой качает, берёт из чужой руки телефон, соприкасаясь пальцами, записывает свой номер в Славину трубку, нарочито холодно произносит: «Захочешь перепихнуться, набери, покажу тебе, как нужно в рот ебать». И уходит. Для того чтобы выдохнуть, чтобы держать себя в руках, чтобы не утащить стрёмную эту принцессу к себе в логово. Потому что хочет. Альфа хочет, человек хочет, Мирон хочет его себе. Всего. Бедаааа.       Естественно, Гнойный не звонит.       Спустя неделю Окси сам пишет в директ славиной инсты, скидывает адрес, предлагает приехать в гости.       Спустя два дня и две с половиной ночи на пороге квартиры Фёдорова нарисовывается Слава Карелин.       Для Мирона начинается период удивительных открытий.

1

      Самое первое, пуля навылет, смертельное ранение: наглый, хамоватый, как будто «всегда под чем-то» на людях, Гнойный наедине болтливый и улыбчивый мальчишка Славка, робкий даже немного для своих двадцати семи. Он приезжает за полночь, убранный порядком, потому что с какой-то вписки, но с вискарем и упаковкой пельменей, бурчит что-то про «в гости с пустыми руками мама ходить не разрешает» и аккуратно стаскивает поношенные кеды, не сходя с коврика в прихожей. Мирон ведёт его на кухню, внезапно поит свежезаваренным чаем с бергамотом, кормит ещё тёплой лапшой из доставки.       Славку потихоньку отпускают вещества, а после еды порядочно клонит в сон, и Мирон весьма неожиданно для себя самого расстилает ему в гостевой спальне, куда раньше допускались на ночлег только Охра, Порчи да Женя, периодически задерживающаяся по рабочим моментам до раннего утра.       Фёдоров заботливо укрывает гостя пледом и, пользуясь возможностью, утыкается носом в вихрастую макушку. Ничего. Цитрусовый парфюм категории масс-маркет, почти выветрившаяся отдушка шампуня, тёплый, немного солоноватый запах вспотевшей кожи. Альфа беснуется. Мальчишка не пахнет, но вызывает желание не столько покрыть, сколько потискать и заласкать. Тряхнув головой, радушный хозяин уже поднимается с постели, чтобы оставить Славу спать, когда его руку перехватывают и тянут на себя. От неожиданности он буквально придавливает гостя сверху, и тот вопреки всем законам логики не тушуется, пытаясь сбросить с себя тяжёлое тело, а мягко выдыхает и прижимается губами к губам. Они целуются ещё долго, так и оставаясь по разные стороны тонкого пледа, постепенно переходя к поглаживаниям и лёгким ласкам. Альфа не торопит, гость не спешит с предложениями. — Полежи со мной, — просит Слава, утыкаясь носом в скулу Мирона. — Можешь просто полежать?       Окси согласно кивает и, пристроившись на манер большой ложки, крепко прижимает Машнова к себе. Они могут не спешить, подождать. Чего, кстати? Он было хотел уточнить, но свернувшийся под боком парень уже вовсю сопел. Открытие второе: Мирон не хочет секса, Мирон хочет засыпать со Славой. Это очень тревожный знак. Think about it!       Наутро Славки и след простыл.       Какая банальная срань.

***

      Первым расширение трещины в фундаменте дома Ашеров высматривает Охра. Замечает отстранённые задумчивые взгляды Мирона, замечает, как тот перестал таскать к себе в номер разномастных мальчиков-девочек на одну ночь, стал больше зависать в соцсетях и студии, всё свободное время проводит на работе, со всеми птенцами свежекровными возится, в общем, загружает себя работой по самый кончик носа.       Иван думает одновременно об обострении сезонном и экзистенциальном кризисе. Рудбой хороший парень и отличный друг. Он наблюдает со стороны, день, два, неделю. Синяки под глазами растут, Мирон даже похудел вроде, на очередной вечеринке пить отказывается, даже шмаль не тянет, зато сигареты курит много, одну за одной, да взглядом скользит по залу, словно высматривает кого. Охра кивает Мирону, показывая глазами на выход из помещения, и направляется к двери, ведущей на улицу, Фёдоров идет следом, и тут, как в театре, случается «явление первое». Из открывшейся двери на Ивана в буквальном смысле шагает Гнойный, в курточке своей коричневой, очках неизменных, и столкновение вроде неизбежно, но Евстигнеев сначала слышит тихий утробный рык, а потом видит, как Мирон резким движением отталкивает его, перехватывая Славу Карелина, и, продолжая порыкивать, выводит того вон. «Вот тебе и экзистенциальный кризис», — думает Охра.       Мирон тащит Славу в подворотню и, припечатав к стене, рычит, полыхая красными глазищами.       Фёдоров — чистокровный Альфа, в корнях его геральдического древа волки, инстинкты вопят, Окси передергивает от злости, но он сдерживает себя, ничего не делает. Карелин пиздец бесстрашный, он кладёт ладонь на скулу злющего Альфы и спокойно спрашивает: — Ну и хули ты бесишься? Везите барышню, Аксимирон Янович, к Вам домой. Вы ведь точно продюсер, подпишете Сонечку на БМ за отсос?       Мирон настолько охуевает от происходящего, что даже на ответную шутку не может найти сил. Он отпускает Славу, разворачивается и уходит. Потому что боится свернуть Гнойному шею, находясь в состоянии аффекта. Карелин хмыкает и идет за ним, берёт Окси за руку, параллельно вызывая убер. За минет, который он получает от Славы, Мирон и правда готов предложить контракт, но Гнойный просит сделать чайку и сваливает в ночь после звонка Замая.       Спустя пару часов в телегу Рудбоя падает сообщение от Мирона. Он просит не беспокоиться, говорит они с Гнойным перетёрли, говорит: «Прости, Брат, я дома, подгребай». Ваня почему-то думает, что тёрли они, видимо, чей-то хер, но к Мирону едет.

2

      В следующий раз ситуацией проникается Женя. Она хоть и младше, и меньше по размеру их всех, и омежка такая славная, внутри у неё живет бульдог. И животное это мёртвой хваткой цепляется за смурного, невыспавшегося Мирона.       Фёдоров к Женьке всегда более чем лоялен. Она умничка, находка, не просто талантливый управленец, но такой же дорогой сердцу кусочек, что и его парни, с которыми с нуля поднимались. Поэтому он раздражение прячет, телефон с открытым в телеге диалогом откладывает, сначала своего менеджера слушает и кивает, кивает и слушает, отвечает на вопросы, пытается вникнуть в предложения, а потом она случайно упоминает имя Славы и Мирон рычит. Сверкает глазами красными, шерсть на загривке встаёт дыбом, дергается в сторону девушки-омеги. Ваня натурально охуевает, а Дарио аккуратно задвигает Женю себе за спину. Никто и никогда не видел Окси потерявшего альфа-контроль. Всё так же резко, как и началось, заканчивается, Мирон, выхватив из шкафа пальто, почти бегом вываливается на улицу, исчезая в неизвестном направлении. Ни ответа, ни привета. Телефон вне зоны доступа.       Вечером того же дня Слава Машнов обнаруживается под дверью квартиры Мирона. Они кивают друг другу, молча заходят, разуваются, и Слава прямой наводкой топает в душ. Мирон разогревает вчерашнюю пиццу, достает из кухонного бара бутылку виски, из холодильника пиво, колу и мясную нарезку, щёлкает кнопкой чайника, не имеет представления, о чём говорить и что предложить гостю. Но Слава как всегда удивляет. Шлёпает босыми ногами на кухню, подходит вплотную и, чуть склонившись, шепчет Мирону на ухо: — Дрочу на твой светлый образ два года, все пальцы стёр, ты же тоже хочешь, Альфа, пойдём в постель?       Фёдоров безропотно, словно под гипнозом, берёт молодое дарование за руку и ведёт даже не в гостевую, в свою собственную спальню. Ёбаный испанский стыд, плохо-то всё насколько. Он усаживает Славу на кровать, а сам опускается между разведённых коленей и трётся щекой о бедро. Машнова заметно потряхивает от возбуждения, и Мирону хорошо заметен стояк, приподнимающий полотенце, обёрнутое вокруг Славиных бёдер. И он наконец чувствует: не то чтобы явный запах, но что-то неуловимое, отдалённо напоминающее кисло-пряный аромат грейпфрута. Тонкий, острый, чистый. Повинуясь порыву, он понукает Славу лечь на постель, накрывая его собой сверху, и проводит пальцами между ягодиц. Подушечки натыкаются на влажную вязкую субстанцию, покрывающую припухший вход. Мирон не может сдержаться и тянет палец в рот, при этом не отрывая взгляда от распластанного под ним Славы. Облизывает палец, кивает сам себе и, стискивая ладонью мягкую ягодицу, толкается пока ещё скрытым за двумя слоями ткани членом в бедро, мурлычет: «Омежка всё-таки».       Слава молча кивает, смотрит пристально прямо в глаза. Мирон как будто сходит с ума, отстраняется, мгновенно избавляя себя от одежды, срывает со Славы полотенце и тягучим шепотом произносит: «Ну раз омежка, буду с тобой для начала поласковее, как с девочкой. Сонечка, золотце, раздвинь-ка пошире свои красивые длинные ножки».       Просыпается Мирон в одиночестве.       Блядь.

3

      Спустя пару недель спокойствия отхватывает кто-то из детёнышей с Фреш Блад. Всё идет как обычно, все на позитиве, Окси топит за своих, поддерживает и даёт советы молодому поколению, поправляет что-то, улыбается, отвечает на шутки, и тут одно из юных дарований вспоминает очередной дисс на великого и ужасного повелителя всея рурэпа, и Рудбой даже не осознает, как из режима заботливого папочки Мирон переключается к программе Альфа-самец на максималках. Он рычит. Опять. При упоминании Славы. И тут пальцы Ивана холодеют от восторга и ужаса. Рудбой просит остановить съёмку и тащит Мирона на крышу студии. Октябрь уже отдает прохладой, но настоящего холода не ощущается, в толстовке вполне сносно. Евстигнеев подкуривает две сигареты и отдает одну из них Мирону, тот послушно принимает и, глубоко затянувшись, прикрывает глаза. — Миро, в чем дело, биполярочка бомбит? — спокойным голосом спрашивает Ваня.       Окси поворачивает к нему голову и тихо, уверенно отвечает: — У меня нет обострения, Вань, с головой всё хорошо.       Ваня понятливый, Ване это хорошо, отлично видно. Второй месяц, очень-очень хорошее, хорошо расхорошело, куда как хорошее. Он даже не успевает задать новый вопрос, когда Фёдоров, выпустив струйку дыма из лёгких, сообщает: — Мой Альфа считает Карелина нашей парой. — А ты? — А я просто хочу Славу себе. — Вот сейчас важный вопрос, Мирон, мы ведь про Славу, того который Гнойный, да? — Мирон кивает. — Вот блядь. Ясно-понятно. Так дело в чём? Слава не хочет, Миро? — задаёт Ваня вопрос на миллион. — Да кто б мне сказал, что ему блядь надо, я б послушал с удовольствием, — устало прикрыв глаза, отвечает Фёдоров.       В воображении Рудбоя отчетливо встают последние строки из романа По, те самые, где проклятый дом уходит под воду. Занавес.

***

      Евстигнеев, как уже упоминалось ранее, очень хороший друг. Для него Мирон, не просто кореш и братан, он родной человек. Родным людям надо помогать. Поэтому спустя пару дней он вылавливает Гнойного в баре и напрямую спрашивает, какого хера тот динамит Мирона. От такого поворота событий Слава порядочно охуевает и совершенно честно отвечает, что Соня девочка приличная, просто так на поебаццо не согласна даже с их императорским великолепием. Сначала цветочки, потом ужин, потом поход в театр и далее по списку. Рудбой ржёт, а Слава, сняв очки, смотрит на него своими глазищами серьёзно и строго, нагло заявляет: — Не, ну можно конечно и товар лицом посмотреть для начала. Триал версию на четырнадцать дней замутим. Звони. Поехали.       Мирон курит на балконе и раздумывает, не набрать ли Ваню с целью прибухнуть где, залить это отвратительное сосущее чувство в левом межреберье, но в этот момент телефон оживает в руке. Как там говорят, на ловца и зверь бежит? Вот-вот. Он снимает трубку и уже готов внести предложение о вечернем променаде, однако, Евстигнеев буквально на одном дыхании выдает: — Мирон, привет. Ты вроде дома, да? Так тут вот какое дело, не уходи никуда, пожалуйста, мы со Славой, ну знаешь, который Гнойный, совершенно случайно встретились в баре, и мне показалось хорошей идеей пригласить его на чай. Ничего ведь, что к тебе?!       Фёдоров думает, что спит и во сне попал, скорее всего, в театр абсурда, да и просто так тоже нехеровенько привстрял, хотя не спорит, щипая себя для профилактики, отвечает: — Да-да, конечно.       Хитрожопый купидон Иван буквально заталкивает слегка пьяненького Славика в квартиру, Окси жмёт другу руку и мысленно обещает дать пизды, но ушлый Ванька уже улепётывает сверкая пятками.       Слава тем временем спокойно, почти не шатаясь снимает курточку, вешает аккуратно, затем, поочередно наступая на пятки всё тех же стоптанных кед, избавляется от них, оставаясь в кислотно-розовых носках. Приспускает извечные солнечные очки и выдает: — Иван говорил, у Вас, Мирон Янович, вечер свободный, так вот мы с Соней подумали, что Вы ведь ебаться ранее изволили звать, так прошу любить и жаловать.       Мирон не успевает толком охуевать от балагана, в который превратилась его жизнь, но и отказываться не планирует. Покачав головой отвечает: — Так-то ты уже у меня был, но если нужно в душ, напоминаю: вторая дверь по коридору, полотенце в тумбочке справа, гостевые халаты слева, ни в чём себе не отказывай, жопу можешь не брить. Карелин шутливо кланяется и направляется в нужном направлении. Окси хватает телефон, идет на кухню, параллельно набирая Ванин номер, щёлкает кнопкой чайника, достает кружки и ставит на стол какие-то вкусняшки, заваривает специально купленный (Слава любит молочный улун и чёрный с бергамотом) чай.       Ваня недоступен. Какой сюрприз.       Слава выруливает из ванной спустя полчаса, шлёпая босыми ногами по чёрной глянцевой плитке, оставляет за собой влажные следы. Он выглядит значительно более бодрым, а ещё он проигнорировал халат, поэтому в кухню заявляется лишь в полотенце, условно прикрывающем бёдра. Табуретку он тоже игнорирует, зато подходит прямо к присевшему покурить на подоконник Мирону, становится между его коленей, разводит их чуть шире рукой, для большего удобства и молча смотрит Фёдорову в глаза.       Они играют в гляделки несколько секунд, после чего Слава тянется губами к Мирону, вовлекая его в лёгкий, спокойный поцелуй. Окси притягивает парня ближе за талию, одной рукой ведёт вверх, вдоль позвоночника, к чуть влажной шее, вторую спускает ниже, легонько оглаживая ягодицу поверх полотенца. Оторвавшись от желанных губ, тихо говорит: — Надо перетереть серьёзный момент, Слава. — Мирон Янович, если вы хотите без гондона, давайте, я не против. Справки при себе нет, но я вопреки визуальному похуизму всему слежу за своим здоровьем. Таблетки, обследования, все дела.       От услышанного Фёдоров на минуту выпадает в состояние полнейшего ахуя, но не может себе позволить тупить дольше. — Я вообще дохуя польщен, но спросить хотел не об этом. Сонечка сегодня останется или опять сбежит среди ночи? Слава тонко хмыкает, облизывает губы Мирона и ласково мурлычет: — Если его Императорское величество поутру организует девушке минет и завтрак в постель, Соня подумает.       Мирон заливисто хохочет, прижимая омегу к себе, и шепчет хрипло: — Ты идиот, Слава, или как? Раньше трудно было сказать, что тебя не только трахать, но ещё и кормить нужно? Карелин фыркает и бурчит: — Хуй тебя знает, ты же Жид, вечный, может тебе еды мне жалко.       Оба одновременно замолкают, секунды виснут в воздухе. Мирону, на самом деле, поведение Карелина понятно. Забота и внимание, уделяемое Альфой выбранному Омеге при ухаживаниях всегда идут вплотную к обеспечению основных нужд: комфортные условия, безопасность, еда. Кормить Славу КПСС и кормить понравившегося Омегу не одно и то же, но Окси понимает, что готов. Сердце пропускает удар, когда их взгляды пересекаются. Слава фырчит и утягивает Мирона вглубь квартиры к третьей двери по коридору, где, как он уже хорошо знает, находится спальня Его Величества.       И сложно сказать, по какой именно из миллиона возможных причин, но наутро Сонечка обнаруживается свернувшейся у Окси под боком. Сопит сладко, пуская тонкую ниточку слюнки из уголка рта. Во сне мордашка его разглаживается, щёчки кажутся такими по-детски миленькими, а длинные острые реснички кидают стрелки-тени на веки. Мирон насмотреться не может, мышца его эта поперечная стучит нервно, захлёбывается собственным ритмом и под рёбрами тянет. Он целует Славку в лоб аккуратно, чтобы не разбудить, подтыкает одеяло и отправляется готовить завтрак.       Окси призывает на помощь все свои сомнительные кулинарные таланты, поминает добрыми словами звёзд ютуба с их гастрономическими шоу, пытается воскресить в памяти, как стряпала мама, и в итоге всё-таки осиливает оладьи. Он слышал, Слава любит. Параллельно заказывает в экспресс доставке из Азбуки голубику, малину, пару цитрусовых джемов, итальянский сыр, мягкий сладкий творог, пармскую ветчину. Вчера омега сказал, что его недостаточно кормили. Недостаточно ухаживали. Были недостаточно внимательны. Альфа запомнит это на всю жизнь. Его омега не должен испытывать голода, стресса или любого другого дискомфорта.       Карелин получает завтрак в постель и охуевает настолько, что лопает вкуснейшие оладушки с апельсиновым конфитюром, заедая пармской ветчиной, вперемешку с голубикой, блаженно мычит от удовольствия, дает Мирону облизать испачканные в ягодном соке пальцы. Кормит альфу с рук, целует сладкие губы. Из постели они не вылезают до конца дня.       Больше Слава не игнорит и не убегает. Заваливается стабильно пару раз в неделю, как всегда без предупреждения, ставит перед фактом, лезет в холодильник, заставляет держать в доме вкусняшки, занимает ванну, пачкает полотенца, не обращает внимания на специально приобретенные тапки и оставляет влажные следы. На полу. На простынях. На щеках. На громко и часто стучащем сердце Мирона Фёдорова.