haehuyk: Эй, Ренджун, Джено
haehuyk: На сколько вы там наказаны?)
chineseren: Достаточно, чтобы к тому моменту, как нас освободили от наказания, я смог тебе нежненько въебать)
nanajem: Оу, жёстко
mrak: Никто никого не будет бить
paRk: Ну вот. Ченле, уходим
babyshark: *эпично выкидывает попкорн в урну*
chineseren: Ой, а ты вступаешься за любовь всей своей жизни, да, Марк?
nojeno: Рен, перестань. Мы действительно виноваты во всём этом
chineseren: Чёрт, мне надоело скрываться. Я хочу, чтобы все знали, что ты мой
mrak: А о нас ты подумал? Тебе что, совсем плевать на то, что станет с группой? На мечту Джено? На свою мечту?
chineseren: Хватит читать нотации, Минхён. Я не ребёнок
mrak: Но ведёшь себя также, как и он
chineseren: Ой, кто бы говорил
chineseren: Хочешь сказать, что я тут — единственный, кто ведёт себя по-детски? А как же загоны Хёка? Как же идиотские шуточки Джемина? А поведение Ченле и Джисона? Чёрт, они даже толком не скрываются, потому что все уверены, что это ФАНСЕРВИС. Почему тогда под этим же предлогом я не могу быть с Джено самим собой?
mrak: Ты ведёшь себя эгоистично
chineseren: Ха, и это мне говорит человек, который знает о чувствах Хёка, но притворяется, что ничего не понимает?
chineseren: Ты просто грёбанный трус, Минхён
chineseren: Сначала разберись в таком «взрослом» себе, а уже потом поучай других
chineseren покинул беседу
***
Минхён откидывает от себя телефон, даже не заботясь о том, что он может соскользнуть с кровати. Внутри бушует злость, и парень даже сказать толком не может, из-за чего именно: из-за Ренджуна, что так эгоистично ведёт себя только ради желания быть с Джено постоянно, или из-за себя самого. Потому что он действительно, чёрт возьми, трус.
В дверь кто-то несмело скребётся, но Минхён по-прежнему лежит с прикрытыми глазами, усердно делая вид, что не слышит попыток зайти в гости. Внутри теплится надежда, что этот кто-то решит зайти попозже и благоразумно покинет пространство возле комнаты Марка, однако с первым же скрипом приоткрывшейся двери все надежды омрачаются типичной реальностью, в которой никто, конечно же, не думает, что может побеспокоить Минхёна.
— Я не помешал? — Неуверенный голос Хёка — последнее, что Минхён сейчас хочет слышать. Уши тотчас начинают краснеть банально из-за того, что именно Донхёк стал, пусть и косвенно, но причиной его ссоры с Ренджуном. И не сказать, что Хуан абсолютно во всём прав, но по отношению к Донхёку он сказал определённо правильные вещи. Поэтому сейчас Минхёну
самую малость неловко перед младшим.
— Нет, — вздыхает Минхён, всё же приоткрывая глаза. Донхёк жутко домашний сейчас: без мэйка, делающего его, на взгляд Минхёна, слишком взрослым для своих лет, без сценических костюмов, что смотрятся на Донхёке красиво, конечно, но немного неуместно. Такого Донхёка, в обычной белой футболке, домашних бриджах, что вечно с бёдер съезжают и не оголяют талию лишь благодаря огромной любви младшего Ли к просторным футболкам, с растрёпанными волосами и слегка сонным взглядом, хочется банально оберегать от окружающего мира. Минхён никогда никому не скажет, что порой смотреть на Донхёка опасно из-за всяких странных мыслей, что лезут в голову. И вообще, младший сам виноват: виснет на нём, внезапно лезет обниматься, порой может даже поцеловать, в щёку, правда, но даже это не особо тактильного Минхёна смущает до невозможности.
Донхёк неуверенно озирается по сторонам, будто место ищет для того, чтобы присесть. Минхён на это лишь слегка похлопывает по покрывалу на кровати рядом с собой, и младшему не нужно повторного приглашения. Он присаживается у самого края, хотя, Минхён уверен, он бы предпочёл обязательно чуть ли не на старшего усесться, чтобы лишний раз за щёки потискать. И плевать Донхёк хотел, что не всегда это Марку приятно. Ему от этого очень весело становится. Минхён всё понимает, поэтому морально пытается подготовиться к серьёзному разговору.
— То, что сказал Ренджун, правда? — Донхёк привычно не церемонится, говорит по делу, явно не собираясь рассусоливать и мешать мысли старшему непонятными долгими вступлениями.
— Что именно из всего того, что он сегодня наговорил? — Минхён пытается отшутиться, однако выходит из рук вон плохо. Хёк сканирует его своим внимательным взглядом, после чего поджимает губы. Довольно выразительно, причём. Старший заглядывает в глаза напротив и понимает, что не следовало.
— Ты опять играешь дурачка. Не надоело?
— Прости.
Они молчат уже больше пяти минут. Минхён, опустив голову, играет на воображаемом рояле, пальцами нажимая на невидимые ноты. Музыка, непонятная и слегка отстранённая, крутится в его голове, заставляя слегка расслабиться и даже ненадолго забыть ту самую причину, по которой сейчас Донхёк находится в его комнате. Старшему Ли представляется, что Хёк зашёл, чтобы попросту поинтересоваться, как у хёна дела, есть ли новые тексты (Донхёк любит читать то, что Минхён даже Тэёну ещё не показывал). Однако следующие слова Донхёка разом эту иллюзию рушат.
— Минхён, если я тебе не нравлюсь, ты мог бы просто это сказать, — глаза у младшего печальные донельзя, такие, что хочется в одеяло завернуть сначала, а потом — в свои объятия, и греть, греть, греть, пока Донхёк не оттает. Внутри все органы сводит от омерзительного чувства. Минхён чувствует неприятный привкус во рту и то, как внутри всё будто войну против организма устраивает, и осознаёт, что его просто тошнит от себя. Ведь знал, что нельзя долго делать вид, что он не при чём. Знал, что однажды это доведёт его до… в принципе, до того, до чего уже довело.
— Донхёк… — Минхён пальцами вгрызается в мягкое покрывало, пытаясь придать своему голосу сил. — Понимаешь, это слишком трудно. Ты мне не не нравишься, но я не могу сказать, что испытываю к тебе тоже, что наверняка ты испытываешь ко мне. Ты действительно дорог мне, ты ближе мне всех людей, что окружают меня. Ты прошёл со мной стажировку, дебют, несколько камбеков. Ты — моя семья. Но то, что я испытываю к тебе, вряд ли можно назвать… — Минхён застревает на самом простом слове, но Донхёк и без того его понимает.
-…Любовью, — заканчивает младший Ли, кое-как натягивая на своё лицо улыбку. Минхён смотрит на неё, как завороженный, и понимает, что вовсе не этого он хотел добиться от их разговора. — Что ж, в таком случае, я больше тебя не потревожу.
Тихое «Донхёк» летит младшему в спину, застревает в дверном проёме, так и не услышанное. Оно остаётся там, кажется, навсегда.
