~~~
«Должно быть, это и есть та самая куриная дама, с которой столкнулся Боунс», — догадался Джим, когда проскользнул в дверь следом за Споком. Заметив его, женщина пронзительно закричала: — Убирайся! Прочь отсюда! Спок был самим воплощением вежливости: — Я мистер Спок. Моего спутника зовут Джеймс… — Это капитан Кирк! — рявкнула старуха. — Конечно, я знаю, кто он такой! Убери его с глаз долой! — она подступила к Джиму с огромной метлой. — Кыш, негодяй, брысь отсюда! Джим увернулся с ловкостью опытного хулигана, которому в детстве вечно доставалось на орехи, и метла едва не попала ему по голове. — Спок! — воскликнул он, когда куриная леди загнала его в угол между столом и стеной и замахнулась своим внушительным орудием. Внезапно метлу выхватили из её рук. Старуха издала удивлённый возглас и резко обернулась, разозлённо воззрившись на Спока: — Какое ты имеешь право красть мои вещи! Спок смерил её спокойным взглядом. Джим поднял руки в знак примирения. — Почему вы на меня напали? Что я такого сделал? — Сделал? Ещё как сделал! — но к этому моменту её пыл слегка поутих, и её голос больше не резал уши. — Дело не в том, что ты сделал, болван, а в том, что сделаешь! — её чёрные глаза пригвоздили Кирка к месту, словно бабочку к пергаменту. — Меня тебе не обольстить. Щёки Джима покраснели. — Прошу прощения? Спок тем временем с большим интересом наблюдал за белой курочкой: та, в свою очередь, следила за маленьким чёрным жуком, ползущим по полу. Как только он подполз ближе, курица схватила жука и раздавила острым, как бритва, клювом. Старуха фыркнула и настороженно покосилась на Кирка. — Я не какая-нибудь безмозглая красотка… «Определённо нет», — подумал Джим. — …которую ослепит твоё прекрасное личико… Джим оживился. Неожиданный комплимент потешил его самолюбие. — …и благородное обаяние! Смеяться было бы неуместно. Джим изо всех сил сдерживался, чтобы не расхохотаться. — Вот! Я же говорила! — взвизгнула она, дёргая себя за волосы-перья. — Перестань улыбаться! — она метнулась в другой конец комнаты и в спешке начала рыться в корзине. Найдя то, что ей было нужно, разгневанная (и несколько отчаявшаяся) женщина прошагала к котлу, наполненному кипящей жидкостью, и бросила в него какой-то корешок. Над котлом взметнулось облако пурпурно-чёрного дыма и медленно рассеялось, превратившись в ленивую зелёную струйку. Джим не решался спросить, что она делает. Она покосилась на него, будто прочитав его мысли. — Ты знаешь, какое существо является противоядием от искушения в этом мире, капитан Кирк? Он чуть было не брякнул: «Клингон», но решил, что она вряд знает, кто это. Старуха склонилась над котелком и произнесла что-то нараспев. Огонь под ним взорвался дождём искр. Хихикая, она снова взяла в руки метлу, помешала ручкой мутную жидкость и ответила за него: — Лягушка. Кто станет рисковать своим целомудрием ради кареглазой лягушки? — она наполнила чашку из котла и велела Кирку выпить. Джим бочком придвинулся к Споку, решительно отказываясь выполнять её почти что приказ. — Я сказала, пей! Я не могу соображать, глядя на тебя в таком виде! — подумав, она добавила: — Заклятие, скорее всего, не постоянное. Джим принял непростое решение. — Я просто подожду… снаружи… пока вы двое не обсудите свои дела, — с этими словами он попятился к двери. Как только он выскочил из хижины и прислонился к закрытой двери, из его груди вырвался облегчённый вздох. Да, он пообещал, но Маккой не станет корить его за этот единственный момент трусости. Кроме того — Джим воззвал к здравому смыслу, как Спок — к логике, — он никак поможет им троим вернуться на «Энтерпрайз», если будет размером с носок ботинка. Конечно, был ещё один аргумент, который удерживал Джеймса Т. Кирка от того, чтобы вернуться в хижину ведьмы: он подозревал, что когда речь зайдёт о поцелуях с лягушками, Спок предпочтёт своё достоинство верности капитану.~~~
— Хм, — старуха хмыкнула в сторону закрытой двери и отхлебнула из чашки, крепко зажатой в её золотых когтях. Сложив руки за спиной, Спок поинтересовался: — Что вы туда добавили? — Корень имбиря, — ответила она с ухмылкой. — Добавляет чаю пикантности. — Предположу, что чай не имеет магических свойств. — По большей части, — согласилась она и кивнула на стул, сделанный из выбеленных костей. — Присаживайся, Спок, и давай, как сказал твой капитан, обсудим наши дела, — она устроилась на таком же стуле и устремила на него строгий, почти свирепый взгляд. — Ты ищешь жар-птицу. Зачем? — Я должен найти её, — ответил Спок, — чтобы спасти друга. — Друга, — пробормотала она себе под нос. Словно по зову, белая курица гордо прошествовала к её стулу. Ведьма взяла свою любимицу на руки и нежно погладила. — Ты говоришь о человеке, который тебя не уважает; о том, кто обзывает тебя недобрыми словами и думает, что ты не почувствуешь их укола. Зачем мне помогать его спасти? Выражение лица Спока было идеально сдержанным, и лишь его пальцы, легонько постукивающие по коленям, выдавали его реакцию на обвинения. Она понимающе улыбнулась, поглаживая когтями блестящие перья курицы. — Позволь дать тебе совет, Спок: воспользуйся этой возможностью. Избавься от раздражающей помехи в своей жизни. Разве без него ты не был бы… — она запнулась и задумчиво склонила голову набок, — …более эффективным? Спок встал со стула. — Я не согласен с вашим предположением. Доктор Маккой не вредит «Энтерпрайзу». — А я разве говорила о вашем звездолёте? Их взгляды встретились; ни один не собирался уступать другому. — Доктор Маккой не желает мне зла, — тихо возразил Спок. Ведьма издала кудахчущий смешок. — Лжёшь. Его глаза были словно кусочки чёрного льда. — Я не лгу. Если вы так хорошо о нас осведомлены, то вам должно быть известно, что доктор спасал мне жизнь… — Какой мне прок от сухих цифр? — перебила она. Он не стал договаривать и развернулся к двери. — У меня нет времени на споры с неразумным существом. Но прежде чем он подошёл к двери, его остановил скрипучий смех. — О, какая удивительная глупость! — воскликнула ведьма. — Неужто ты думаешь, что я такая же, как твой друг? Что ты можешь просто уйти и оставить меня захлёбываться от возмущения? — дверь исчезла. Старуха встала, придерживая курицу под мышкой, и мрачно усмехнулась. — Я тебе не доктор Маккой, Спок. Когда наш разговор закончится, последнее слово будет за мной. Руки Спока безвольно опустились. — Доктор упоминал о вашей грубости. Вижу, он был прав. Тело ведьмы напряглось, словно тетива лука. Её тень потеряла очертания, пока не стала большим чёрным пятном на земляном полу. Спок молча наблюдал, как красные перья у неё на голове превратились в шипящих змей. — Ты… Ты!.. — она затряслась от негодования. Споку было интересно узнать, что же за оскорбление она в него швырнёт. — …Негодяй! Ты… гоблин! Безо всякого страха вулканец стремительно подошёл к ней, не обращая внимания на змей, скалящих на него клыки. — Это не ваше слово. Оно вам не принадлежит, — его тон был неумолим. Чудовищная женщина отступила назад, словно собираясь нанести удар, но, к его удивлению, она тут же сдулась. Земля поглотила её тень, и змеи снова превратились в гнездо тускло-рыжих волос. Её губы беззвучно зашевелились, из её горла вырвался сдавленный звук: — Это не моё слово, — согласилась она, нащупывая за спиной край костяного стула. Грудь ведьмы тяжело вздымалась. — Назови свою цену. Он собирался спросить, почему она так внезапно передумала, но вовремя распознал возможность, скрытую за странностью её предложения. Опыт научил его не упускать такой шанс. — Я хочу встретиться с жар-птицей. Её взгляд затуманился. Она смотрела мимо него, будто видя что-то незримое для него. — Моя курица, — пробормотала она. — Возьми мою курочку. — Я хочу встретиться с жар-птицей, — он продолжал настаивать на своём. — Значит, так тому и быть, — вздохнула она. Когти превратились в тонкие бледные пальцы. Она запустила их в свои спутанные волосы. — Я покажу тебе жар-птицу, — сказала ведьма, и её голос звучал легче, чем раньше, — но потом ты уйдёшь. Он дал ей слово. Что произошло потом Спок помнил смутно. Хижина колыхнулась, словно мираж в пустыне, и исчезла. Он стоял на поляне среди высоких сосен. День перешёл в сумерки. — Спок? — капитан подошёл к нему с тревогой на лице. — Что случилось? — Я не уверен, — признался Спок. Джим положил руку ему на плечо и крепко сжал, чтобы убедиться, что Спок действительно здесь. — Я думал, что я… — но Кирк не договорил. Его губы сжались в тонкую линию. — Маккой был прав. Нам нельзя разлучаться, Спок. Мне стоило быть осторожнее. Он опустил руку, и вместе они с опаской осмотрелись по сторонам. Сосны, эти старые великаны, сгрудились вместе в вечной тишине. Их ветви создавали тени из ничего. Иногда наверху проскакивала белка или другой зверёк, и сосновые иголки дождём осыпались на землю. Сопение в подлеске могло принадлежать барсуку. Но чудесной птицы нигде не было. Джим первым заметил смутное мерцание сквозь кроны, однако Спок первым услышал песню. Она выплыла на поляну, эфемерная в тишине древних сосен. Среди деревьев мелькнули цветные блики, сплетаясь в узор в гармонии с нотами песни. Джим застыл в безмолвии, его взгляд метался среди деревьев в поисках жар-птицы. Спок вспомнил предупреждение Маккоя. Он наклонился ближе и провёл кончиками пальцев по запястью капитана, но тут же отдернул их, будто обжёгшись — что-то воспламенило эмоции Джима, но в то же время приглушило живость его мыслей. Спок машинально заслонил его от жар-птицы. Он думал, как бороться с чарами песни. Возможно, ему придётся сформировать защитный барьер вокруг сознания капитана. — Капитан, — настойчиво сказал он. Губы Джима растянулись в отсутствующей улыбке. — Спок, — пролепетал он, — вы это слышите? — Капитан, сосредоточьтесь на моём голосе. Джим протиснулся мимо него, не слушая. — Я никогда не слышал ничего более прекрасного. Она хочет… Я должен… — говоря это, он медленно брёл к краю поляны, чтобы безнадёжно затеряться в чаще. — Простите меня, Джим, — произнёс Спок у него за спиной. Только Спок потянулся к шее капитана, как на дереве появилась жар-птица. Джим издал изумлённый вздох — последнее слово о создании, столь его очаровавшем, — и обессиленно рухнул на землю. Жар-птица перестала петь и уселась на ветке в тишине. Огненное оперение колыхалось волнами, озаряя непроглядную тьму леса. Спок вспомнил историю, рассказанную ему учёной, и тщательно обдумал свои слова. — Я Спок, сын Сарека. Я пришёл за вашим даром. Она продолжала молчать. Спок сцепил руки за спиной и ждал. Внезапно жар-птица спорхнула вниз, на лету меняя облик, и из-за деревьев появилась прекрасная женщина с золотистыми глазами и ярко-рыжими волосами. — Какой дар ты хотел бы от меня получить? — спросила она. — Магию, столько, сколько вы можете дать, — таков был его ответ. — Магию нужно заслужить. — Как я могу её заслужить? — Принеси мне в дар нечто более ценное, и я расскажу. Это было невозможно по многим причинам. — Я не могу судить о том, чего стоит ваша магия. — Чего она стоит для тебя? Вулканец ответил честно: — Для меня она не имеет никакой ценности. Я прошу от имени другого человека, чтобы я мог ему помочь. — Значит, для тебя она ещё ценнее, — она изогнула изящную длинную шею и взглянула на лежащего без сознания Кирка. — Отдай мне этого человека. — Я не могу, — сказал Спок, напрягшись. — Если ты отказываешься, как ты заработаешь мою магию? — Его я вам не отдам. Если хотите обменять свою магию на кого-то, то могу предложить только себя. Она подняла лицо к небу, окрашенному в теплые сумеречные тона. Где-то там виднелся проблеск луны. — Чего стоишь ты, сын Сарека? На это Спок мог ответить, и его сердце было с ним согласно. — Я стою жизни друга. — Большую власть ты держишь в своих руках, — тихо сказала жар-птица. — Я принимаю твой дар. На твою самоотверженность я отвечу тем же, — она прошептала ему одно-единственное слово; оно проникло прямо в его сердце и осталось там. Спок коснулся того места, где находилось его физическое сердце, почти ожидая почувствовать жар под кожей. — Я не понимаю, — медленно произнёс он. — Как это мне поможет? — Используй его, когда оно будет больше всего необходимо. — Я уже говорил это слово раньше. — Это слово, которое ты произносил, но которым никогда по-настоящему не делился. Я дала ему силу быть услышанным, — жар-птица издала одинокую ноту. Та взлетела к верхушкам деревьев, устремляясь всё выше, к самой дальней звезде на небе. Наконец она смолкла, и они бесконечно долго прислушивались к её эху. «Спок, — имя прозвучало в его сознании, тёплое, золотистое и почему-то грустное, — теперь пообещай и мне кое-что. Когда твоя жизнь подойдет к концу, и твой дух освободится от оков тела, возвращайся в мой лес». — Как я его найду? — спросил он. «Твоё сердце поёт об одиночестве, как и моё. Оно найдёт дорогу». С этими последними словами она — птица, женщина и Иная — развернулась и удалилась в лес. Когда её силуэт превратился в тусклое свечение в темноте, Джим очнулся. — Уф, — он простонал, растирая место между шеей и плечом, будто всё ещё ощущая прикосновение Спока. — Моя голова. — Простите, капитан. Вы были очарованы жар-птицей, и единственным вариантом было… вывести из строя то, что обратили против вас. — Мой разум, — рискнул предположить Джим. — Ваши мысли. Кирк поднялся на ноги и отряхнул грязь с колен. — Спасибо, коммандер, — он повёл плечами. Спок заметил страдальческое выражение, промелькнувшее на лице Джима, но капитан быстро его подавил. Спок воздержался от комментариев. — Джим, — сказал он, выбрав менее официальное обращение, чтобы привлечь его внимание. Кирк повернулся к нему. — Я получил то, что мне было нужно. Теперь нам нужно найти доктора Маккоя. Джим осмотрелся по сторонам и тяжело вздохнул. — Полагаю, нам подойдёт любое направление. К сожалению, Спок не мог предложить ничего лучше. Они зашли в лес. После долгого молчания и решительного хруста веток под ногами Джима Спок внезапно остановился. — Было бы неплохо попросить о помощи, — отметил он. Джим бросил на него хмурый взгляд. — Кого мы можем попросить? — За нами кто-то следит, капитан, — он заметил лишь тень, но тени обычно не движутся сами по себе. Кирк развернулся вполоборота и внимательно всмотрелся в темноту позади них. Вместо того чтобы потребовать, чтобы незнакомец показался, Джим громко произнёс: — Нам нужна ваша помощь. Из-за деревьев выскочил лис. — А, — весело произнёс он, — как мило, что вы попросили! Я Рэд, — лис вежливо склонил голову. Как только зверёк заговорил, брови Спока взметнулись вверх, словно пытаясь покинуть его лоб. Он подошёл к лисе. — Мне доводилось лишь читать о случаях, когда внешнее голосовое наложение интегрировалось с животным, у которого отсутствует способность образования звуков речи. Могу я попросить вас сказать ещё что-нибудь? — Ха! — лис хохотнул. — Если я кажусь тебе странным, то как для меня выглядишь ты? — Поразительно. И каково назначение короны на вашей голове? — Спок, — Джим положил руку на плечо вулканца в качестве тонкого напоминания о том, на чём им следует сосредоточиться. — Прости моего друга, — сказал Кирк Рэду. — Мы редко имеем дело с говорящими зверями. Лис лениво покружил вокруг Кирка, обнюхал землю и произнёс величавым голосом: — Я оскорблён. Ты меня не помнишь, а ведь я дал тебе парочку отменных советов! Кирк вздрогнул. — Ты… тот юноша с фонарём? — Принц, — лис улыбнулся несмотря на язвительный тон. — Которым я когда-то был… Но довольно об этом. Вы просили о помощи. Чем я могу помочь, капитан Кирк? — Мы потеряли нашего друга и хотим найти его. — Я понимаю, — Рэд проскользнул мимо дерева, мазнув по нему пушистым рыжим хвостом. — Вы говорите о человеке с кольцом? — Он действительно носит кольцо на мизинце, — подтвердил Спок. — Раньше я тоже носил кольца: золотые, серебряные, с драгоценными камнями. Богатство значило для меня больше, чем всё остальное, даже настоящая любовь, — Рэд хмыкнул. — К сожалению, лисе от богатства нет никакого проку. Спок задумался, зачем же тогда Рэду золотая корона, но вслух спросил: — Вы не знаете, где найти доктора Маккоя? — Ваш спутник был здесь. Он тоже попросил меня помочь найти то, что он потерял, и я отвёл его туда, где он его оставил. Джим шагнул вперёд. Его лицо озарилось надеждой. — Пожалуйста, отведи нас туда, Рэд. Но лис мотнул головой совсем по-человечески. — Там вы его не найдёте. Какое-то время назад я слышал шум, который мне не понравился, и спрятался в чаще. Противный папоротник вцепился мне в мех! Неважно. То была Королевская Охота, и он был с ними. Сочувствую вашей утрате, — сказал лис. — Тогда мы хотим найти Охоту, — настаивал Кирк. Рэд молчал целую минуту, разглядывая их. Наконец он развернулся и проворно потрусил вперёд. — Это неразумно! — лис воззвал к здравому смыслу. — Но, вижу, отговаривать вас бесполезно. За мной, господа, я знаю кратчайший путь к Лесу! Споку показалось, что лис выглядел на удивление довольным. Словно прочитав его мысли, Рэд весело добавил: — И когда королева превратит вас в лисиц, медведей или жаб, надеюсь, вы не забудете вернуться и навестить меня! Как сказал бы доктор Маккой, загадка решена.~~~
Лес; так назывался город гигантских деревьев. Джима ничуть не удивило, что они вернулись именно сюда. Рэд бодрой походкой довёл их до лестницы, вьющейся вокруг одного из зелёных исполинов. Лис торопливо попрощался со своими будущими спутниками (по крайней мере, он так думал) и нырнул в ближайшие кусты, покинув их с лёгкостью, свойственной его непостоянной натуре. Первым тревожным звоночком было отсутствие стражей у подножия лестницы. По мере того как они поднимались всё выше и выше, волоски на шее Джима встали дыбом. Хижины на деревьях выглядели пустыми, ни одного любопытного или неодобрительного лица, наблюдающего за ними из окон. Словно затишье перед кошмарной бурей. Благодаря своей фотографической памяти, Спок без труда провёл их от платформы к платформе и по виноградным мостам. Как только они добрались до вершины, чувство одиночества пропало. Стоя перед дверями в тронный зал, Джим глубоко вдохнул, ощущая силу, исходящую изнутри. Спок, кажется, тоже её почувствовал и незаметно приблизился к капитану. Они зашли в длинный, похожий на пещеру зал, и Джим тут же понял, что произошло нечто знаменательное. Отовсюду доносились серебристые голоса и эхо лёгких шагов. Зал был полон придворных, которые, как догадался Джим, что-то праздновали. Но всё это было неважно, ведь Джим заметил того, кого хотел видеть больше всего, и крикнул его имя. В ту же секунду перед ним возник страж — высокий, мускулистый, золотоволосый — и преградил ему дорогу. Джим, не задумываясь, протолкнулся мимо него, громко повторяя: — Боунс! Боунс! Некоторые придворные поспешили убраться с пути, другие застыли неподвижно и наблюдали, как Кирк и Спок пробирались сквозь толпу. Кирк ненароком врезался плечом в какого-то мужчину; тот резко побледнел и дрожащими руками поправил перекосившиеся очки, но Джим этого не заметил. Всё его внимание было сосредоточено на Маккое и ни на чём другом. Рядом с мужчиной в очках появилась невысокая женщина и пробормотала: — Я ведь предупреждала, Роуэн. Сэр Роуэн проводил взглядом Кирка и Спока и слабо спросил: — Что ты наделала? Что теперь с нами будет? Скрывая триумф за безмятежным выражением лица, Грэм спокойно ответила: — Вот что бывает, когда охотишься на тех, кто не слабее тебя.~~~
Маккой стоял на коленях перед Королевой, словно склонившись в молитве. Он никак не отреагировал на оклик Джима. Королева постукивала пальцами по переплетённым корням дерева, служащим её трону подлокотниками. — Только дураки приходят к моему двору без приглашения, — холодно обратилась она к незваным гостям. Не обращая на неё внимания, Джим положил руку на плечо доктора. Как только он это сделал, деревянный трон со скрипом зашевелился, будто беспокойный зверь во сне. — Вы опоздали. Этот человек принадлежит мне, — как только она это произнесла, в сознании присутствующих возник образ того, что с ним сделали: Королева распустила сердце Леонарда, превратив его в золотую нить, и вплела это золото в толстый серебряный браслет, поблёскивавший у неё на запястье. Каждый в зале с содроганием почувствовал, как она наслаждалась своим украшением. У ног Королевы лежало то, что осталось от сердца — холодный почерневший камень. Глядя на него, Джим крепче сжал плечо Маккоя. — Боунс, — прошептал он, — Боунс, мы тебя нашли. Теперь ты можешь уйти. Маккой не пошевелился. Его лицо, бесцветное и искажённое светом — не более чем маска безымянного. Джим опустился на колено рядом с Маккоем, взял его за руки и встряхнул. — Приди в себя! — Он мой, — повторила Королева. Она подняла руку, и Леонард медленно встал с колен. — Он подчиняется только моим приказам. Джим проигнорировал её. — Ты никому не принадлежишь, Боунс! Ты меня слышишь? Ты можешь уйти. Смех, холодный и презрительный, эхом разнёсся по залу. — Думаешь, ты достаточно силен, чтобы отобрать его у меня? Джим лихорадочно искал слова, чтобы заставить Маккоя посмотреть на него, но понимал, что это бесполезно. Вместо этого он потребовал: — Я хочу доказать свои притязания! Мне до сих пор не дали возможность. Что-то опасное, тень или эмоция, окутало Королеву и потребовало тишины. Не слышно было ни единого слова, не видно ни единого проблеска серебра или удивлённо поднятой головы среди неподвижного Двора. Некоторые из придворных сбросили человеческую личину и приняли свой истинный облик: бесформенные тени, цепляющиеся за стены, или призраки, сотканные из старых воспоминаний. Джим перевёл встревоженный взгляд на своего первого помощника. Выражение лица Спока говорило само за себя, как и едва заметный кивок. «Я готов, — говорил он. — Я помогу. Делайте то, что должны». Ободрённый этим, Джим обвёл взглядом толпу, ища ту, кто привёла их в этот потусторонний мир; кто поверила, что они смогут вернуть друга. В его глаза читался молчаливый вопрос: что ему делать? В толпе мелькнули чёрные глаза, сверкнули острые зубы. Грэм услышала его. «Держи его крепче», — ответ проскользнул в его мыслях. Отбросив все сомнения, Джим обхватил Маккоя руками и крепко прижал к себе. В то же мгновение вспышка ярости поразила доктора, и прямо на глазах он начал меняться. Он — черноволосый великан из башни, ревущий и сжимающий Джима в жутком подобии объятий. Кости Джима скрежетали друг о друга под массивным давлением. По всему его телу расцвели синяки. — Джим! Кирк перепугался не меньше Спока. Он задыхался от боли и инстинктивно пытался вырваться. Великан ухмыльнулся и обманчиво ослабил хватку. Джим почти оттолкнул его, но его внимание привлекла Грэм. Она стояла прямо за ними и выглядела испуганной — но не из-за монстра, в которого превратился Маккой. Джим схватился за широкие предплечья гиганта и всмотрелся в звероподобное лицо. У великана были разные глаза: один — цвета ясного дневного неба, а другой — цвета полуночи. — Боунс, — окликнул его Джим, надеясь, что имени будет достаточно. Окружающая их ярость подавляла рассудок, опутывая мысли, словно паутина. Великан подёрнулся рябью и увеличился в размерах, превратившись в трёхглазого людоеда. На горле Джима сомкнулась стальная хватка. Джим не сопротивлялся. Людоед превратился в дракона; пламя обжигало Джима. Кожа на его руках обуглилась. Он завопил от боли, его руки беспомощно скользили по гладкой чёрной чешуе дракона. Острые зубы впились в тело Джима, пуская кровь. И он всё равно не отпускал. Раздался громкий возглас, но на этот раз не Джима. На мгновение дракон казался замороженным во времени. Но этот момент не длился вечно. Чешуя расплавилась, остыла и затвердела, образуя гладкую холодную поверхность. Внезапно зал вокруг них исчез. Шум в ушах и боль во всём теле пропали. Они одни, в месте, застывшем между бытием и пустотой, и Маккой снова изменился. В объятиях Джима была каменная статуя, ничто иное, как безликое существо, способное выстоять вечность. Джим прислонился к стоячему камню, не отрывая от него рук, и попытался вернуть его к жизни воспоминаниями. Он заметил кость, торчащую из его изодранной в клочья руки, и отвёл взгляд от жуткого зрелища. Его молитвы превратились в единственную, произнесенную шёпотом просьбу: — Боунс, вернись. По камню зазмеились трещины. Статуя задрожала и медленно подняла ногу. Под тяжелым шагом пустота зарябила и снова стала землёй. Но каменный человек больше не двигался: на глазах у Джима он начал рассыпаться в пыль и лепестки роз. Джима охватила паника от осознания того, что тот, кого он когда-то знал, буквально ускользал у него из рук. — Нет! — закричал он. — Ты не можешь его забрать! Я не отпустил его! Он упал на колени и стал рыть руками землю, отчаянно ища того, кто когда-то был его другом. Пальцы нашарили нос, скользнули по скуле. Джим сунул руки глубже и освободил знакомое лицо, обрамлённое бурыми корнями. Глаза Маккоя открылись, в них промелькнуло узнавание. — Б-боунс? — голос Джима срывался. — Джим? — Я здесь, — горячо заверил его Джим. Он засунул руку по локоть в мягкий, пахнущий торфом грунт и нащупал плечо. Отчаянным усилием он вытащил Маккоя из могилы. Его тело не было опутано корнями, как думал Джим, а окружено ими. Они росли из дыры, зияющей у него в груди. Джиму было всё равно. Он крепко обнял Леонарда, лишь смутно осознавая, что его раны исчезли; может, они и вовсе не были настоящими. Руки Леонарда неуверенно коснулись спины Джима, затем крепко вцепились в его рубашку. Маккой обессиленно прислонился к Кирку. — Джим, где?.. Что-то случилось. — Теперь всё в порядке, — шептал Джим в перепачканные грязью волосы. — Я не отпущу тебя, — пообещал он. Земля содрогнулась. Джим открыл глаза, не заметив, что закрыл их в тот момент, когда Леонард прикоснулся к нему, и понял, что они очутились в другом месте. Рядом с ними лежал увядший розовый куст, с корнем вырванный из земли и брошенный засыхать. Розы были разбросаны по траве. На Кирка и Маккоя упала тень — перед ними стояла Королева. С её волос свисала старая паутина, а в глазах читался гнев. Она сорвала серебряный браслет с запястья и швырнула к их ногам. — У меня есть и другие, — процедила она, поднесла золотой рог к губам и издала пронзительный звук. Призыв Охоты. Леонард вздрогнул в объятиях Джима. — Дети… Джим, дети у неё! И Джим увидел их: девочек и мальчиков разного возраста, съёжившихся в тени древнего дуба, на котором он когда-то спустился с вершины горы. Хранитель Древа скрывался где-то среди ветвей; он не хотел, чтобы его видели. «Трус, — подумал Джим, — и прислужник королевы». Леонард попытался отстраниться. Джим рявкнул: «Не вздумай!» и крепче обнял Маккоя. Королева подозвала к себе двух охотников. Джим вместе с Леонардом застыли в ужасе, когда охотники натянули луки и нацелили их в группу перепуганных детей. — Нет! — воскликнул Леонард, но было уже поздно. Жертвы закричали. Двое из криков внезапно оборвались. Мальчик и девочка упали замертво. Из груди у них торчали оперённые стрелы. — Их нужно приносить в жертву парами, — холодно объяснила Королева, — потому что они такие юные. Охотники достали из колчана ещё по одной стреле. Когда они снова прицелились, всё внимание Королевы было не на детях, а на двух чужаках: она следила за каждым их движением, будто ожидая сопротивления. Леонард с трудом попытался встать, но Джим пригвоздил его к земле. Это выражение на лице Королевы было ему знакомо. Он видел его на лицах врагов, которые думали, что им нужно только дождаться, пока какой-нибудь дурак начнёт действовать, чтобы они могли выиграть войну. Поэтому он не отпускал доктора; он уткнулся лицом в костлявое плечо Маккоя, терпя руки, отчаянно царапающие его спину, и нахлынувшие на него кошмарные воспоминания. — Джим, отпусти меня! — требовал доктор, сначала яростно, потом умоляюще. — Джим! ДЖИМ! Дети теперь не просто кричали — они плакали. Рыдали ужасными, прерывистыми всхлипами. Он нисколько не удивился, почувствовав горячие дорожки слёз на своих щеках. Маккой хрипло простонал: — Б-будь ты проклят, Кирк, будь ты проклят за это. Слова не могли пробиться сквозь комок в горле Джима. Корни, обвивавшие тело Леонарда, усохли и опали, превратившись в разлагающиеся кости. Дыра в его груди зажила сама собой. Последние крики стихли. Охотники поклонились Королеве и ушли. Дело было сделано. Взгляд Королевы задержался на Маккое, почти разочарованно, затем упал на тридцать два неподвижных тела. — Вы прошли испытание, — сказала она и безразлично удалилась, оставив Маккоя и Кирка одних с мёртвыми детьми. Джим мог лишь придерживать сломленного друга и ненавидеть себя, когда Маккой молча от него отвернулся. С дерева нерешительно спустилось маленькое сморщенное существо. Тролль с позеленевшим лицом смотрел на тела, разбросанные среди корней дуба, и заламывал руки. — Что я мог сделать? — причитал он. — Что я мог сделать?.. Чувствуя себя не менее виновато, Джим закрыл глаза и больше ничего не слышал.~~~
Они могли бы вечность просидеть в объятиях друг друга, если бы не появилась Грэм и не убедила Джима, что он может отпустить Леонарда. Руки Джима мелко подрагивали. Он сложил их на груди, чтобы это скрыть, и попытался вернуть самообладание. Ему не хотелось смотреть Грэм в глаза и видеть в них грусть, поэтому Кирк нерешительно спросил: — Где Спок? — он ясно давал понять, что ему не нужна была её жалость. — Он ждёт на мосту, — ответила Проводница. Джим наклонился и протянул руку сидящему на земле Леонарду. Маккой встал без его помощи и отошёл в сторону. За это время, пока Кирк и Маккой были поражены горем, земля забрала детей. Один только дуб отмечал их могилу. — Тебе было трудно, — тихо сказала Грэм. — Мне очень жаль. — Ты соврала, — упрекнул её Джим. — Мне не нужно было его держать. Мне нужно было его удерживать. Он никогда не простит меня, Грэм. — Ты его капитан. Ты не можешь всегда вести себя как его друг. — Я и так это знал! — он смерил её резким взглядом. Слова, полные ненависти, роились у него в горле, как рассерженные пчёлы. Он проглотил их, как бы больно ему ни было, но это не смягчило его неумолимого тона: — То, что здесь произошло, не было уроком или испытанием. Это была жестокость — и ты сделала меня её частью. — Я не обещала тебе доброту, только шанс выжить, — Грэм посмотрела мимо него и обратилась к Леонарду, безмолвно наблюдавшему за ними: — Теперь ты пойдёшь? Губы Маккоя беззвучно зашевелились: — Это что, выбор? Что-то не помню, чтобы он у меня был. — Я знаю. Взгляд доктора скользнул к дубу и задержался на нём. — Я пойду, — наконец сказал он, склонив голову. Они покинули рощу. Джим шёл рядом с Маккоем, но не прикасался к нему, даже чтобы приободрить, в глубине души зная, что доктор этого не хотел. Вместо этого он обводил взглядом безмолвный пейзаж, не видя в нём сейчас ни красоты, ни загадочности. «Я больше сюда не вернусь», — обещал он себе.~~~
Спок вглядывался в горизонт и высматривал реку — ту самую границу, которую они пересекли, перейдя из одного мира в другой, — но впереди виднелось лишь начало каменного моста. Он подошёл к краю моста и смерил мощёные камни пристальным взглядом, как будто они бы начали двигаться, если бы он на них не смотрел. Затем он снова отошёл. Он ничего не мог поделать, кроме как повторять эти действия снова и снова — он не мог ни на чём сосредоточиться, пока Грэм не вернётся с Кирком и Маккоем. Если она вернётся с ними. Он обдумал вероятность этого исхода в двадцать третий раз и составил подробный план того, что он должен сделать, если это произойдёт. К сожалению, планирование не излечило его неспособность сосредоточиться. Это случалось с ним так редко, что пора было задуматься, почему. Логично было бы обсудить свои проблемы с советником, но Споку было неудобно обращаться к кому-то с личным вопросом. Однако он мог бы поговорить с человеком, имеющим образование в области психологии, а доктор Маккой, несмотря на свою любовь к подначкам, всегда относится к подобным вопросам со всей серьёзностью. При мыслях о Маккое дар жар-птицы вспыхнул, как огонёк во тьме. Спок заметил, куда вильнули его мысли, и попытался их упорядочить. И это снова не помогло. Они разбегались и ускользали, как непослушные дети. Спок закрыл глаза и ухватился за ближайшую мысль. Какой же силой обладала Королева, что смогла так легко преобразить Маккоя? Или это была лишь иллюзия? Реакция Джима, однако, была искренней. Воспоминание вернулось к нему, острое и пронзительное, и Спок проиграл его у себя в голове. Застыв против своей воли, Спок беспомощно наблюдал, как один зверь за другим яростно терзали капитана. Сначала он похолодел от страха за Джима, но потом осознал растущий глубоко внутри себя гнев. Этот гнев хотел, чтобы его признали и высвободили. Вместо этого Спок вложил силу в свой голос — единственную его часть, не связанную чарами Королевы. Перекрывая рёв дракона, он прокричал слово, горевшее в его сердце: — Он мой друг! Дракон перестал терзать Джима, поднял голову и посмотрел прямо на Спока. Спок знал наверняка, что Маккой его услышал. В этот момент вулканцу показалось, что он видел перед собой не дракона, а человека, застывшего и серого, как камень. Затем Маккой исчез вместе с Джимом, и зал погрузился в хаос. Королева вскрикнула в смятении. Она использовала свою силу, чтобы сбить Спока с ног. Возможно, она собиралась расправиться с пришельцем, разрушившим её чары, но тут рядом появилась Грэм и схватила Спока за руку. Она велела ему бежать, и он побежал. Уже за пределами зала Грэм крикнула Споку: — Прыгай! Держась за руки, они соскочили с платформы и провалились не в Королевский Лес, а в новое — или старое — место. Спок сразу его узнал и задумался, что же такого они совершили, что привело их обратно на мостик. Он знал, что не хотел пересекать его без Кирка и Маккоя. Грэм дала ему два варианта: либо она вернётся и заберёт их, либо он останется без Джима и Леонарда. Даже сделав единственный логичный выбор, Спок всё ещё не чувствовал себя довольным. Он уловил ещё одну интересную рассеянную мысль и изучил её. Почему слову «друг» понадобилась магия жар-птицы, чтобы быть услышанным? Было ясно, что Маккой понял его, когда он его произнёс, и что это слово имело для доктора огромное значение. Но это слово — «друг» — Спок произносил по отношению к Маккою и раньше. Что это могло значить? Спок полагал, что их дружба была известным фактом. Начальник медотсека — это человек, с которым вулканец общался чаще всего на борту «Энтерпрайза», после, разве что, капитана. Имело ли значение, что их общение в среднем состояло примерно на 57% из дискуссий (или добродушного подшучивания, как называл это капитан), на 38% из взаимодействий, связанных с работой (или даже больше, особенно когда Маккой в очередной раз пытался заставить его прийти на медосмотр) и на 5% из пустых разговоров? Спок не поддерживал настолько высокий процент дискуссий с другими людьми, что только углубляло его уважение к доктору. Они друзья. И всё же до сих пор это слово не имело такой силы. Спок подошёл к мостику и окинул его взглядом, лишь для того, чтобы снова отступить в смятении.~~~
Грэм могла бы выразить свою благодарность за то, что совершили эти люди, но они бы ей не поверили. Она могла бы показать им своё сердце, и они не признали бы в нём человеческое. Всё, что она могла, это продолжать делать то, что делала всегда — направлять их. Когда целитель увидел мудреца, и мудрец обеспокоенно подошёл к нему, целитель захлебнулся словами. Лидер, которого звали Джим, заговорил вместо него: — Она убила детей. Недосказанным осталось: «Она убила и нас тоже». Ибо для Грэм это очевидно по тому, как целитель не смел поднять глаза на тех, кто стольким рисковали ради его спасения. Им ещё так далеко предстояло пройти, но этот путь был близок к концу. Когда она шла с ними по мосту, она направила в него часть магии, которую она так долго собирала для себя, сделав его крепче и надёжнее. «Покажи им дорогу, — сказала она мосту. — Их поиски закончены. Верни их домой». Глаза Грэм привыкли к обоим мирам. Она видела их по отдельности и как единое целое, так что она без труда могла разглядеть то, что скрывалось за туманом. Там стояли палатки, слонялись люди — именно тот дом, который был нужен этим троим. Там о них позаботятся до тех пор, пока они не оправятся; пройдёт ещё больше времени прежде, чем они вспомнят, почему забота друг о друге — это то, что делало их сильными. Она уже ощущала разногласия и расставание, хотя на то, чтобы это проявилось, могут уйти годы. Но это будущее, через которое Грэм не могла их провести. Она остановилась на другой стороне моста, зная, что дальше ей идти не нужно; здесь её конец. Трое мужчин продолжали идти вперёд, ни о чём не подозревая.~~~
Дойдя до конца истории, Рассказчица замолчала. — Что с ними стало? — спросил чей-то голос. Дети сонно заморгали, стряхивая с себя чары, которые наложил на них рассказ старухи, и огляделись в поисках обладателя голоса. Коммандер, лидер их родителей, прислонился к дальней стене комнаты. Никто из них не знал, как долго он уже стоял там, слушая. Рассказчица задумчиво покачнулась в кресле. — Тебе не понравился финал? — Было бы лучше, если бы они умерли. Не так мучительно, — хрипло сказал мужчина. — Мы сталкивались с худшим и выжили. — Да, — очень тихо согласился коммандер, — но какой ценой. Она кивнула, пробормотав: — Так и должно быть, — она поманила детей рукой. — Садитесь ближе и слушайте, дети мои. У меня есть для вас ещё одна история. — Она тоже грустная? — спросила девочка. — Я чуть не заплакала, когда братья хотели расстаться. Другой ребёнок прижался к своему брату и робко спросил: — Они когда-нибудь вспомнят, что они братья? — Я больше ничего не знаю о трёх братьях, — отрезала старуха. — Их будущее — нерасказанная история. Но хотите ли вы узнать, что случилось с семьёй, которой они пытались помочь? — Да! — хором ответили дети. Коммандер незаметно покинул собрание. На губах Рассказчицы заиграла загадочная улыбка. — Говорят, когда братья вернулись, убитые горем и несчастные, и хотели утешить родителей пропавших детей, они застали всю деревню спящей. — Почему они спали? — зевнув, спросил ребёнок. — Это было ночью? Маленький мальчик свернулся калачиком на коленях у своей сестры, засунув большой палец в рот. Его веки слипались. — Нет, — сказала она, — это было колдовство. Злая ведьма не любила делиться своими вещами, а эта деревня принадлежала ей. Поэтому она наложила на него усыпляющее заклятие, и ему суждено было длиться сто лет. Она знала, что ста лет будет достаточно, чтобы убедить других путешественников в том, что земля проклята, и тогда никто больше не захочет там жить. Половина детей уже спала. Одна девочка изо всех сил старалась побороть сон. Она с тревогой спросила: — А потом злая ведьма их разбудила? — Конечно, — сказала старуха. Мутная пелена на её глазах рассеялась настолько, что стала видна таящаяся в них тьма. — Они нужны были ей больше, чем она им. Ей пришлось разбудить их снова. Девочка потёрла глаза и нахмурилась, увидев, как переменилось лицо Рассказчицы. — Какие у тебя странные волосы. Рассказчица перестала раскачиваться и посмотрела на свою длинную белоснежную косу. — Что же в них странного, дитя моё? Девочка что-то пробормотала, и её подбородок опустился на грудь. Сонные чары овладели ею. Рассказчица выдернула паутинку из своих волос, и та медленно упала на пол. Через некоторое время она встала и вышла из комнаты. Коммандер больше боялся корабля в небе, чем существ, которых смертные называли Иными. Но через сто лет он не вспомнит о своих страхах, так же как сейчас он не помнил своего имени. Он только знал, что должен дать Королеве то, чего она хочет. Именно так Королева заполучила своё «долго и счастливо».