the unnamed feeling

Дэйв с мрачной яростью сжал железные прутья решётки. Отдавшись этой эмоции, он больше не мог вернуться в нормальное состояние, и теперь вокруг него будто бы сгустилось облако из тьмы, мешающее нормально воспринимать реальность. Рыжий проклинал всё, что находилось вокруг него: толпу пьяных подростков, пристального следящего за ними полицейского, этот мерзкий изолятор. Буквально пятнадцать минут назад Дэйв самозабвенно прыгал под музыку и радовался жизни, но эти чёртовы копы обломали весь кайф. Эти мудаки припёрлись в клуб и начали качать там свои грёбаные права. За это парень и ненавидел полицейских: они вечно вмешиваются и всё портят с целью сделать реальность похожей на ту, какой её описывают в этом убогом сборнике законов. Дэйва отпустило незадолго до того, как раздались громкие стуки в дверь и приказы не двигаться. Он понял, что тусовке настал конец и попытался спрятаться. Если бы это была его хата, то он бы быстро нашёл, где скрыться. Но что за глупая идея устраивать в своём доме такие вечеринки? Даже если бы у него был дом, Дэйв бы не согласился. Он случайно разбил вазу и свернул настольную лампу, когда пытался спрятаться под кроватью от налёта полиции, но у него не вышло. А что, если бы это был его дом? Разве тогда он бы старался аккуратнее пройти мимо тумбочки с вазой и цветами? Нет, конечно, он бы, как и сейчас, из-за страха забыл про эти ненужные в данный момент предметы. И тогда бы ему пришлось убираться после того, как его, наконец, отпустят. Какой-то придурок спалил всю контору, и теперь всем, кого поймали, приходится сидеть ещё трое суток. А этот чёртов Эллефсон свалил буквально за пять минут до приезда копов. Может, это он всё им слил, чтобы самому выйти сухим из воды? Нет, Дэвид не такая свинья. Впрочем, уже невозможно узнать, что же за сукин сын решил всё испортить. Дэйву было настолько презренно общество, в котором он оказался, попав в изолятор, что ему пришлось сесть, закрыв лицо руками, чтобы не видеть весь этот сброд. Когда в крови полным-полно других химических соединений, кроме молекул гемоглобина и прочей херни, то эти же люди кажутся не такими мерзкими. Но сейчас все другие химические соединения успели распасться, а люди... они продолжали присутствовать рядом и сильно, очень сильно раздражать. Раздражали напившиеся подростки, что-то обсуждавшие в углу: их отвратительно подобранная одежда, речь, состоявшая в основном из ругательств, могли вывести из себя кого угодно. Раздражала парочка обдолбанных в край наркоманов, которые валялись на грязном полу как две большие кучи мусора — потому что они выглядели как разлагающиеся куски дерьма, и потому что Дэйв понимал, что тоже может стать таким, как бы он это ни отрицал. Раздражали трое уже повидавших многое в своём невесёлом и примитивном существовании пьяниц — от них ужасно воняло, и радовало лишь то, что они тоже спали и никого пока что не трогали. Коп тоже раздражал, — за то, что он — коп. Сам факт того, что этот мужчина работает полицейским, уже означает, что относиться к нему положительно не стоит. Это — аксиома, принятая в кругах общения, где вертелся Мастейн. Поэтому ему потребовалось немного времени, чтобы начать считать раздражающей и внешность копа. Если бы этот человек работал, например, в баре, то можно было сказать, что он нормально выглядит. Или нет, слишком модно. Эти волосы до плеч, слегка завивающиеся на концах, чёрные лакированные ботинки, солнечные очки, висевшие на рубашке — как же это убого. Дэйв задумался, пытаясь придумать что-то оскорбительное для описания внешности копа. Вот, придумал. Курт Кобейн на синтоле. Вот как. Только волосы немного сильнее вьются. А на синтоле, потому что, в отличие от иконы молодежной музыки, полицейский не выглядел как дистрофик или наркоман. Парень мысленно рассмеялся, продолжая в это время так же сжимать прутья решётки. Ещё три дня осталось сидеть. Ужас. Один за другим приходили родители тупых пьяных подростков, чтобы забрать своих загулявших чад. Тупые богатенькие детки. Им всё в этой жизни дано, так они берут и пытаются это всё просрать. А их грёбаные предки… Ещё тупее. Нет бы отругать своих отпрысков и оставить тут на денёк-другой. Ой, а вдруг с ними что-то случится? Нет, такое нельзя допустить! Лучше каждый раз совать двадцатидолларовыми бумажками залог в руки этого патлатого придурка в форме. Или другим таким же придуркам. Как же всё это бесит. Вскоре изолятор почти опустел. Последняя подвыпившая девица дождалась своей мамаши, услышала ничего для неё не значащие упрёки и скрылась за хлопувшей железной дверью. Пьяницы продолжали валяться на полу. Торчки тоже. Хоть наступила тишина. Даже скучно как-то. Вот привели бы сюда какую-то вопящую проклятия проститутку. Она бы покричала, а потом бы стала пытаться заигрывать с этим копом. А Дэйв мог бы смотреть на это, как на цирковое представление. Хоть какое-то развлечение. — Сколько ещё мне тут сидеть? — спросил парень не то у сырого воздуха, не то у временами мигавшей лампочки, не то у полицейского. Похоже, лампочка с большей вероятностью начнёт разговаривать с ним, чем коп. — Два дня и примерно двадцать один час, — к удивлению Дэйва, ответила вовсе не лампочка. — Почему так долго? Не ожидавший реакции на свои слова, рыжий даже забыл, что перед ним полицейский, и не нагрубил в ответ. Обычно он так и делал, а сейчас как-то забыл. Может, и правильно сделал. Его не послали, и он сможет хоть с кем-то поговорить. Но, естественно, когда разговор станет скучным, или когда коп начнёт говорить, что это — вина Дэйва, то обязательно увидит показанный в ответ средний палец. Это не обсуждается. — Ты попробуй лечь спать, так время быстрее летит, — посоветовал мужчина. — Давай поменяемся местами, и я посмотрю, как ты будешь спать. — В твоём возрасте я частенько тут спал, — полицейский пожал плечами. Мастейн ожидал, что коп спросит, почему он к нему обращается на «ты». Обычно все спрашивают, а потом получают ответ, что это выходит автоматически, на рефлекторном уровне. Но этот человек не только не задал такого вопроса, а даже продолжил разговор. Дэйв снова подумал, что, если бы не профессия, то он был другого мнения о полицейском. Но нет, люди в униформе уже автоматически заслуживают презрения. — Здесь спят только пьяницы, наподобие этих, — рыжий указал на всё так же напоминавших кучу мусора людей, — ты таким был? — Вроде того. Зато круто было. — Ага, а после этого ты стал копом? — произнеся последнее слово, парень презрительно сморщился. — Ну да. Ужасно. Просто ужасно таким быть. Сам Мастейн старался избегать попадания в такие ситуации и ни в коем случае никому не афишировал, что ему приходилось бывать в таких местах, что случалось крайне редко. А этот коп чуть ли не гордится всем этим. Дэйву захотелось сказать что-то в ответ, но его напрягло, что полицейский на него слишком пристально смотрел. Прямо внаглую пялился. Каждую, чёрт его побери, деталь разглядывал. Он даже присел рядом с решёткой, чтобы было лучше видно. Дэйва так сильно смутило такое внимание к своей персоне, что он решил, несмотря на отвращение, приблизиться к пьяницам, спавшим в углу. Однако спустя примерно минуту парню стало настолько неприятно находиться в обществе этого человеческого мусора, что он снова приблизился к решётке. — А теперь сколько осталось? — опять спросил он полицейского. — Столько же. Прошло только пять минут. Первый раз здесь, что ли? — Да, первый, — этот вопрос ещё сильнее взбесил Дэйва, и он ответил, стараясь вложить максимальную злость в слова. — Ну, не ври, я тебя тут уже раз пять как минимум видел. Так же лежал на полу, как вот те граждане. Мастейн заскрежетал зубами от негодования. Этот мудак знает про его прошлое. Хорошо, что никого из знакомых рядом нет. Они-то не в курсе, что раньше парень был тем ещё пьяницей. Для большинства людей, с которыми общался Дэйв, он был культурным молодым человеком, который, хоть и глотает колёса и иногда даже пускает по вене, выглядит максимально прилично, вот ведь парадокс ходячий. Он снова взглянул на алкашей и представил, как рядом с ними лежит рыжеволосый парень — он сам из прошлого. На нём только обтягивающие джинсы и расстёгнутая кожаная жилетка. И всё покрыто пятнами не то от пролитого алкоголя, не то от чего-то похуже. Волосы длиною до плеч спутанные и грязные. Неожиданно это чудище поднимается и садится рядом, смотря на Дэйва. Мастейну не казались такие вещи сверхъестественными. С тех пор, как он стал торчать, видеть несуществующих людей рядом с собой стало до невозможности легко. Это порою даже выходило из-под контроля. Однажды таким образом его ночью в кровати чуть не задушил призрак друга, недавно умершего от передоза. И прямо сейчас прошлый Дэйв недобро улыбнулся и протянул свои руки к Дэйву настоящему. Тот пытался отвернуться, но всё тело словно остекленело. Руки всё ближе. Мастейн уже приготовился ощутить то самое ледяное прикосновение. Вот тут ему стало страшно. Интересно, а почему было пофиг, когда глюк только материализовался? Может, это и есть те самые тревожные звонки о болезни? Наконец, с опозданием сработал инстинкт самосохранения, и Дэйв откинулся назад, зажмурив глаза. Долгое время он их не открывал и лишь прислушивался к почти ничем не нарушаемой тишине в камере. Когда парень наконец решился взглянуть на мир вокруг него, то не увидел Дэйва из прошлого. Тот бесследно исчез, оставив лишь воспоминания о себе. А, нет, не исчез. Вот он, спит неподалёку от тех пьяниц. Мастейн из настоящего отвернулся. Если долго не смотреть на глюки, они, чаще всего, исчезают. Теперь уже было не страшно из-за осознания того, что этот человек — ненастоящий. Теперь перед глазами Дэйва была не стена и спящие рядом с ней люди, а железная решётка и стоящий за ней полицейский. К слову, о последнем. Чёртов коп наблюдал за происходящим всё это время. — Ты в порядке? — спросил он. Мастейн не ожидал такого вопроса. С чего это полицейскому интересоваться, что с ним? — Да, это просто паническая атака, — ответил Дэйв. Пусть это не совсем правда, но зато до него больше не будут докапываться. Пару минут назад парню хотелось с кем-то пообщаться, но сейчас он чувствовал стойкое отвращение ко всему социуму. Хотелось спрятаться от всех подальше. Место у стены было занято, поэтому рыжему пришлось вновь забиться в углу рядом с прутьями решётки. — Хочешь домой? — о нет, похоже, от него так и не собираются отстать. — Нет, блин, я хочу здесь всю жизнь провести, — злобно ответил Мастейн. «Оставь меня в покое, оставь меня в покое,» — повторял он про себя тем временем. Пока что полицейский не сделал ничего плохого, за исключением того, что был в числе тех, кто испортил тусовку, но Дэйва уже напрягало его присутствие. Слишком много внимания ему этот человек уделяет. — А всё же, пообещай, что больше не будешь делать ничего противозаконного. Так, а это вот зачем? Мастейн чувствовал, что нужно сделать как просят, и тогда случится что-то хорошее. Или не случится. Он сейчас пообещает выполнять эту глупость, а грёбаный коп поржёт над ним и скажет, чтобы он сидел дальше. Хотя нет. Дэйв посмотрел в голубые глаза мужчины. Он точно что-то задумал. Ладно, рискнём. Нельзя же всегда не соглашаться, мотивируя это борьбой с системой. — Обещаю, — тихо произнес рыжий. Полицейский улыбнулся ему в ответ. Вот придурок. Ещё раз это сделает, и ему придётся ставить протезы на место выбитых зубов. Неожиданно коп достал из кармана ключи. Стараясь как можно меньше ими звенеть, он открыл решётчатую дверь. — Давай быстрее, пока никто не увидел. Дэйв удивлённо вытаращил глаза и пару раз моргнул, чтобы убедиться, правда это или нет. Чёрт возьми, правда! Его выпускают! Парень осторожно шагнул к полицейскому, всё ещё не веря в то, что происходит. Они подошли к выходу. Мастейн хотел сказать что-то вроде благодарности, но никак не решался и поэтому смотрел всю дорогу в пол. Лишь когда под ногами оказалась не кафельная плитка, а асфальт, и когда холодный ветер растрепал волосы Дэйва, тот поднял голову и огляделся. Вокруг было темно и прохладно. Рядом с ним стоял и курил тот полицейский. — Можно одну? Мои в куртке остались, а она… — Мастейн не стал договаривать, так как мужчина уже достал из кармана бело-красную пачку. — Спасибо, — парень зажал сигарету в зубы и поджёг, — а… ещё спасибо, что выпустил меня. Последнюю фразу парень произнёс слегка невнятно из-за сигареты. Ответа он не получил, но, скорее всего, его поняли. Докурив, Мастейн повернулся и пошёл в противоположном направлении от участка. Он не знал, но подозревал, что полицейский ему смотрит вслед. Но оглядываться не хотелось. Парень шёл и думал, почему этот человек так странно к нему отнёсся. Так неподобающе своей профессии. Может, потому что Дэйв ему понравился? Рыжий вспомнил, как его бывшая сказала во время их последней ссоры, что если он продолжит дальше так вести себя, то будет отталкивать от себя людей и умрёт в одиночестве. Но она имела в виду, что парню больше не видать никаких отношений, но полицейскому он, наверное, понравился как человек. Или вдруг у мужчины на него немного другие планы? Мастейн уже убедился, что по внешнему виду ориентацию не определяют, так что просто так это не узнать. И аксиома, что все копы — пидорасы, тут не причём. Но как он на него смотрел сегодня! О том, что он его выпустил досрочно за просто так и даже дал сигарету, говорить не стоит. С другой стороны, если бы Дэйв понравился полицейскому в том самом смысле, тот бы попросил у парня номер. Или нет. Может быть, номера он не попросил, потому что стеснялся? «Как это мило,» — подумал рыжий. Да, мило, но и что с того? Разве это значит, что у полицейского есть какие-то шансы? Нет, дело не в том, что это мужик, и что ему сорок или сколько там; Дэйв, соответствуя своей пансексуальности, встречался и не с такими, просто это же коп. Мастейн был тем человеком, который искренне презирал все правила и законы, так что отношения с тем, кто за сохранение этих же правил боролся, казались сущим бредом. Как, кстати, его звали? Какая-то не особо длинная фамилия из двух слогов… Хэт… Что-то там ещё… Никак не вспомнить. Ну и чёрт с ним. Тем временем вблизи уже виднелась автобусная остановка. Рядом с ней стояло несколько курящих женщин. Стрельнув тонкую сигарету у одной из них, парень закурил, присел на скамейку и стал ждать автобуса до своего района. Чёрт, а сидеть без движения было холодно. Интересно, а если бы он попросил куртку у полицейского, тот бы её отдал? Наверное, нет. Они же, как пообещал Дэйв, больше не увидятся. Смысл отдавать свою одежду какому-то левому пацану, которого толком-то и не знаешь, и который её забудет на следующей тусовке? Подъехал автобус. У Мастейна деньги остались в той куртке, да и платить он не собирался. Он зашёл через дверь, из которой люди выходили, и уселся в углу. Контролёров не было. Хоть это радует.

***

«Давай, открывай быстрее,» — думал Дэйв, в десятый раз нажимая на дверной звонок. Наконец, дверь ему открыл юноша с растрёпанными волосами и заспанными глазами. «Не стал меня ждать, сразу спать пошёл,» — сделал вывод Мастейн, глядя на пижаму и прическу парня. — Дэйв? А разве тебя не замели? — Это с чего-то? — усмехнулся рыжий. — Ну… Марти сказал, что в дом ворвались легавые, и всех повязали. Марти Фридман был их единственным другом, который нигде не тусовался, ничего не употреблял (пока ещё никто обратного не заметил), но в то же время был в курсе всех дел и событий. Кто-то даже считал, что он — один из копов, но эти сведения быстро опровергли. — Слушай дальше своего Марти. Никого не замели. Если бы копы знали об этой вечеринке, то наверняка зашли бы и похвалили того, кто это устроил. Тухлее тусы я давно не видел. — А, ну тогда ладно. Ты хочешь что-нибудь поесть? — Джуниор, вали спать. Я сам разберусь. Оставшись в одиночестве, Дэйв зашёл на кухню и стал шариться в ящиках в поисках сигарет. Опять этот Эллефсон всё переложил. Уборку, чёрт его побери, делал. Ну, молодец, конечно. Теперь ничего не найти. А, вот они лежат. Любимые «камель». Мастейн открыл окно и закурил. Скурив сигарету до половины, он вспомнил, что забыл про пепельницу, и теперь подоконник больше не чистый. Не «надроченный до блеска», как любил выражаться парень. Но его сожитель постоянно всё моет, так что не страшно. У Дэйва не было собственной квартиры — он снимал её вместе со своим другом детства Дэвидом Эллефсоном. И, хотя рыжему и хотелось иметь своё собственное жилище, такой вариант его тоже устраивал — так как если бы парень жил один, то давно бы всё засрал и продал половину вещей ради дозы. Но Дэвид, или, как его называл Мастейн, Джуниор, следил за чистотой и сохранностью имущества, не позволял квартире превратиться в стереотипный наркоманский притон. Немногие люди, которым временные хозяева позволяли заходить, постоянно удивлялись, как такое возможно. Эти двое пьют, колятся, глотают колёса и живут без девушек, а у них все равно всё чисто, красиво и лишь немного по-холостяцки. Они вдвоём словно дополняют друг друга: Дэйв приносит в дом расфасованные по грамму в пакетиках с молнией причины для этого диссонанса, а Дэвид и есть тот, кто этот диссонанс вызывает. Иногда Мастейн даже чувствует угрызения совести, ведь если бы не он, то Эллефсон давно бы завязал и, наверное, даже бы не притронулся к такой гадости. Но полтора года назад Джуниор сам сказал, что пойдёт за Дэйвом хоть на край света, хоть в самое глубокое подземелье, так что пусть отвечает за свои слова. «Влюблённый придурок,» — в очередной раз подумал рыжий, закуривая ещё одну сигарету. Парень был искренне убеждён, что любовь — полнейшая чушь и столь же искренне радовался, что ею его жизнь обделила. Сигарета становилась всё меньше, как и желание Дэйва оставаться бодрым. Он докурил до фильтра, затушил его о подоконник, оставил лежать там же и пошёл спать.