Наши прогнившие миры

Осушив до дна бутылку, чудом пережившую вчерашнюю церемонию смены ориентации векторов в пространстве, и закончив повествование об этапах этого торжественного события, Такасуги уставился на Хиджикату и монотонным охрипшим голосом коротко спросил: – Теперь вспомнил? Тоширо уже сбился со счёту, сколько пачек родных Майоборо его лёгкие утилизировали за это утро. Произошедшее прокручивалось в голове настолько ясно, будто он находился в кинотеатре на премьере артхаусной гейедрамы. – Вспомнил… Я вспомнил, Шинске. (И теперь хочу погулять по стройплощадке, словить кирпич и заработать амнезию!) И знаешь, что? Давай забудем об этом навсегда. (А тебя я поставлю под стрелу крана, чтоб наверняка!) Я был пьян и не в лучшем психологическом состоянии. (В худшем из худших, раз такое смогло произойти!!!) Я напоминал ходячий труп, который мог лишь курить и вливать в себя тонны майонеза самой высокой жирности. (В низкокалорийном майонезе большое содержание крахмала, что портит этот изысканный вку… Чёрт, не о том сейчас!) Мне казалось, что поход сюда что-то во мне изменит. Но теперь я ещё больше противен себе, и мир этот мне противен. И ты. Ты вообще на первом месте в моём списке противностей. (Вместе с грязным стульчаком в общественном туалете!) Ты больной и озабоченный психопат. Ты про... – Будь ты девушкой, ты бы точно залетел от меня, ведь я столько раз в тебя конч… – ЗАМОЛЧИ, УРОДСКИЙ ПЕНЬ, ВООБЩЕ ТОРМОЗОВ НИКАКИХ НЕТ!!!! – меньше всего Хиджикате хотелось слышать напоминания о том, что у него капает под бампером. В особенности от того, кто этот самый бампер помял. Такасуги сел на подоконник с видом Геракла, совершившего тринадцатый подвиг, и кинул игривый взгляд исподлобья в сторону Хиджикаты. – Это мне в тебе и нравится. Ты всегда говоришь всё, что думаешь. Какая бы парадоксальная дичь ни была у тебя вместо мозга, ты всегда разбавляешь атмосферу своими реакциями. Я даже забыл о том, что вчера был на грани суицида, – Шинске хрипло рассмеялся. Хиджиката молча сверлил его взглядом. Если бы глазами можно было убить, Такасуги бы уже делал эпичные сэлфи на фоне горящих котлов в обнимку с чертями. Ежедневную утреннюю тренировку злодейского смеха прервала зашедшая в комнату Минако-сан. Позади неё стоял вчерашний мармеладный субъект с кодовым именем Хитачи-кун в солнечных очках и с зубочисткой в зубах. – Такасуги-сама, Хиджиката-сама, ваше время вышло. Будете продлевать? Минако-сан улыбалась так, будто ей удалось дойти до несгораемой суммы в программе «О, мой лифчик». – Спасибо за всё, но мы пойдём, – Такасуги двинулся было к выходу, но внезапно остановился. – Кстати, в вашем заведении подают высококлассный алкоголь, после него даже голова не болит. Верно, Тоши? – Шинске растянул губы в ехидной ухмылочке и хлопнул Хиджикату по плечу. Замком поморщился, но промолчал о том, что у него после этого алкоголя болит, и кивнул в ответ, не поднимая глаз на хозяйку заведения и странного недомачо-куна. Неожиданно утреннюю идиллию нарушил громкий хруст, раздавшийся откуда-то сверху. Все присутствующие удивленно вскинули головы. По потолку разошлась сетка глубоких трещин, а вскоре он и вовсе начал рассыпаться. Минако-сан дёрнулась от неожиданности и закричала. Из образовавшейся посередине потолка дыры вдруг показалась печально знакомая двум отработавшим ночную смену жеребцам голова в тёмных очках. – МЕНЯ НЕ ПРИНЯЛО ОБЩЕСТВО, НО СРЕДИ ТАРАКАНОВ Я СВОЙ! У головы постепенно стали появляться плечи, и в итоге, вновь отрастив себе тело, она вспомнила про закон гравитации и вернулась с небес на землю. Такасуги и Хиджиката уставились на бомжеподобного недосапиенса, воткнувшегося в пол, как вилка в оливье, и хором заорали: – М-МАДАО??? – ПИХАО!!! Но для вас Пиччан, – кокетливо ответил бомж, принимая сидячее положение. Очко очков загадочно сверкнуло. Бывшие самураи застыли с лицом лица, как два кота, внезапно осознавшие, что злые хозяева навсегда лишили их мартовских радостей, но уже через несколько мгновений на удивление синхронно и без удивления истерично пинали Мадао ногами. – ПРЕКРАТИТЕ, УМОЛЯЮ, Я СВОЙ, Я ПОСОЛ ДОБРА И СЧАСТЬЯ! – СТАРЫЙ ВОНЮЧИЙ БОМЖ, КАК ТЫ ВООБЩЕ ЗДЕСЬ ОКАЗАЛСЯ!!! – голосовые связки Хиджикаты просто обязаны были получить золотую медаль по тяжелой атлетике. – Я... Думал, мы друзья... Я же твою зажигалку искал… – Дружбы нет. Как и любви, – буркнул Тоширо, отворачиваясь. Такасуги, внезапно оказавшийся совсем близко, шепнул ему на ухо: – Ты уверен? Хиджиката почувствовал себя одиноким дубом посреди поля, в который внезапно ударила молния. Низкий тягучий голос с депрессивными нотками пронзил электрическим разрядом каждую клеточку его тела. «Простуда», – подумал Хиджиката. – Такасуги же любитель окна открывать». Тем временем Шинске подошёл к Мадао, отвесив по-джентельменски издевательский поклон: – Прошу прощения за то, что мы с тобой сделали. Надеюсь, мы не сломали твоё последнее ребро, Пихао. – Тараканам не нужны рёбра. Как и людям не нужны тараканы. На этой лиричной ноте расплакавшийся Мадао гордо вышел в окно, и в комнате наконец воцарилась тишина.

***

Такасуги и Хиджиката вышли из «Желания» и направились по той же дороге, что и пришли. Солнце, вдруг записавшееся в клуб анонимных инквизиторов, палило нещадно, явно вознамерившись избавить планету от ереси в лице всего человечества. Земля под ногами, казалось, превратилась в лаву, способную расплавить даже самую прочную обувь. Тоширо предпринял было жалкую попытку закурить, но впервые в жизни решил изменить привычке и послушать здравый смысл. – Ты когда-нибудь представлял, что живёшь обычной жизнью? – внезапно спросил Такасуги. – Ха? Обычной? – Представь, ты успешный торговец или политик, у тебя красавица-жена, подающая к столу провансаль. Дети, которые хотят следовать твоему примеру. Тёплый дом, светлое будущее. Ты не думал об этом? Хиджиката остановился, подняв взгляд на акварельно-голубое небо, и тут в его голову постучался флешбэк-кун. Он никогда открыто об этом не заявлял, но Мицуба занимала особое место в его сердце. Возможно, она смогла бы стать той самой идеальной женой, сделать его счастливым, подарить наследников, которых он мог обучать искусству меча и дисциплине. Но этого никогда не произойдёт. Тоширо улыбнулся: – Знаешь, Шинске, таким, как мы с тобой, никогда не жить обычной жизнью. Мы рождены, чтобы жить в хаосе. Проливать свою и чужую кровь. Не знать, где окажемся завтра. Так было, так есть и так будет. Это закон природы. – Любой закон можно нарушить, Тоши. Ты сковал себя невидимыми рамками. Но зачем? Чего ты этим добиваешься? Живи, разрушай, ненавидь. Вот один из законов моей прежней жизни. Хахах. Нет, жизнь – слишком громко сказано. Существование. По сути, мы такие же, как Мадао. Да, мы моложе, у нас остались кое-какие деньги, но в остальном идеология у нас одна. Бомж – это не социальный статус. Бомж – это моральное состояние. Мы бомжи, Тоши, признай это. – Шинске... Не обижайся, но я ни хрена не понял, к чему был этот твой винишкотянстайл монолог. – Я сам не понял. Но звучало величественно. Подул ветер. Солнце наконец сжалилось, умерив свой пыл. С юго-восточной части неба наползла огромная туча. Двое отшельников по несчастью оказались там, где впервые встретились лицом к лицу. Тот самый мост. Та самая река. Такасуги вспомнил, как всего несколько часов назад готов был расстаться здесь с жизнью, и внезапно рассмеялся. – Может, это судьба, Тоши. Я ведь мог вчера умереть, но теперь стою тут, с тобой. Я побывал в Йошиваре, выпил их лучшего алкоголя. Впервые переспал с мужчиной и ни о чём не жалею. А, может, я все-таки умер? Потому что моя душа будто освободилась от того камня, что уже много лет тащил её вниз. Мне ещё никогда не было так легко и свободно. Я хочу смеяться. Хочу смеяться, Тоши, – Шинске запрокинул голову, и впервые в смехе его не было ни горечи, ни злорадства. Туча быстро накрыла весь город, закрыв подуставшее солнце. На щеках Такасуги появились капли. Начинающийся дождь или слёзы – он и сам не понял. – Я рад, что встретил тебя. Рядом с тобой я не хочу молчать, не хочу думать об уничтожении мира. Ты пробуждаешь во мне новую сторону. Не могу толком объяснить, но ты будто тот самый недостающий кусок моего пазла, –Шинске неопределённо взмахнул рукой и, отвлёкшись от поиска патетических слов, бросил прямое и тихое. – Пожалуйста, не уходи, Тоширо. Дождь усиливался. Хиджиката неподвижно застыл напротив Такасуги. Потоки воды с грохотом разбивались о землю. Казалось, будто мир все-таки рухнул, и лишь им двоим посчастливилось выжить. Или наоборот, как посмотреть. Обычно жёсткие черты лица Такасуги смягчились, уголки губ приподнялись в слабой виноватой улыбке, тёплый печальный взгляд остановился на лице Хиджикаты, который уже несколько раз порывался сбежать, бросив что-то вроде: «Меня всё это не интересует», но в итоге даже не смог отвести глаз. Он отрицал существование этого человека, но в то же время ощущал, что не в силах от него уйти. Будто его приковали невидимой цепью. Что, если я поддамся инстинкту и предам логику? Что если сделаю то, что на самом деле хочу сделать? Что если... С каждым судорожно проносящимся в голове вопросом, Тоширо неосознанно делал шаг в сторону Шинске, сокращая расстояние между ними. Шинске не шевелился, выжидающе смотря на собеседника. Хиджиката подошёл вплотную, прижимая Такасуги к перилам моста, и, будто очнувшись, замер, глядя в сторону, но не предпринимая попыток отступить: – Зачем я тебя встретил? Почему ты так на меня влияешь? Почему при виде твоей наглой рожи моё сердце готово… ¬– Хиджиката осёкся, когда на его щёку легла прохладная ладонь. Такасуги наконец встретился взглядом с глазами цвета штормового моря: – Наши прогнившие миры слились воедино и стали миром гармонии, которую мы наотрез отказываемся принимать. – Т-так давай примем её, – румянец на лице брюнета был заметен даже сквозь пелену воды. – Я предвидел твой ответ, – триумфально прошептал Шинске, притягивая Хиджикату к своим губам. Дождь постепенно затихал. Сквозь тучи прорвались слабые лучи солнца, прелый от жары воздух наконец посвежел. Эти двое знали, что мир никогда не ощутит того тепла, что окутывало планету ранее. Но сумели найти источник тепла друг в друге. Такие разные. Такие похожие. Такие несчастные. И такие… идиоты.