Наши прогнившие миры

С первыми лучами солнца, которым больше не препятствовало стальное небо, Йошивара из самого настоящего рая на земле, где мужчинам предоставлялась отличная возможность выгулять своих змиев-искусителей, жаждущих яблок и прочих округлых плодов, превращалась во вполне обычный район Эдо, мало чем отличающийся от всех остальных. Гасли вызывающе яркие вывески, улицы пустели, разнообразные части тела вновь заползали в одежду, комнаты приводились в порядок. Не спешила принимать адекватный вид лишь комната, стенам которой не посчастливилось наблюдать описанные ранее события и которая теперь выглядела так, будто здесь по меньшей мере отмечали день рождения бабушки Хедоро всем семейством вплоть до седьмой коленной чашечки. По всей комнате были разбросаны бутылки, на полу сиротливо валялись неопознанные предметы, стыдливо прикрывающиеся цензурой, а противоречивый запах наталкивал на отнюдь не противоречивые мысли о событиях прошедшей ночи. Витавшие в воздухе пары алкоголя, смешанные с мужскими феромонами, вполне смогли бы нокаутировать клуб благородных девиц в составе ста человек. Посреди всего этого хаоса обнаруживались два одушевлённых, а ранее очень даже воодушевлённых, объекта. Объекты находились в спящем режиме и, вопреки всем ожиданиям, даже не храпели. Такасуги лежал на боку, отвернувшись к окну и обняв себя во сне, как лапочка-дочка любимого зайку, в попытке согреть оголённый торс. Нижняя часть тела вовремя успела прикрыться кимоно и избежать участи зацензуренных предметов. Хиджиката лежал на спине, завёрнутый в два тёплых одеяла, как шаверма в лавашик. При этом лицо его выражало такое блаженство, будто во сне перед ним предстала майонезная река, провансальные берега, а пролетавшие мимо гуси-лебеди решили научить его постигать дзэн. В попытке достигнуть просветления 67-процентной жирности рука Тоширо выскользнула из-под одеяла, однако достичь ей удалось только своего соседа по татами, которого она в разочаровании огрела по голове. – Ауч, какого...? – буркнул Шинске, поворачиваясь к нарушителю своего спокойствия и пытаясь настроить глаз на ориентирование в пространстве. – Простите меня, сэнсэй, я хотел достать вон ту пачку провансаля, – пробормотал Хиджиката, застрявший в своей гусино-майонезной фантазии. Идентифицировав личность нарушителя и выяснив наконец, куда пропало его одеяло, Такасуги нахмурился. Его бесил тот факт, что наглец, заставивший его мёрзнуть, а потом ещё и прервавший его неприкосновенный сон, продолжает мирно сопеть во все дырочки. Не можешь смотреть на счастье других – разрушь его. Шинске с гордостью поставил себе 10 из 10 по шкале зла и, схватив попавшуюся под руку подушку, впечатал её в лицо Хиджикаты. – ФЫВОВЕКДРЭФАПРАЛЕДЕЬПОФР?!!!! – Ты что-то сказал? – пропел Такасуги голосом ликующего садиста, которому наконец-то доставили «железную деву» с АлиЭкспресса. – ФФЖВЖАУЖЕПВОУЗТВУЛАЬ!!!!! – Хмм, тебе нечем дышать? Ну надо же, а я был уверен, что твоим прокуренным органам не нужен кислород. У Хиджикаты наконец получилось отбросить подушку и поток всего, что он хотел сказать своему одноглазому другу, теперь мог беспрепятственно достигнуть адресата. – ТЫ ***** СОВСЕМ В ***** ******!!!!! ТЫ **** ПСИХ **** ******* **********!!!!! Я ЧУТЬ НЕ УМЕР *******!!!!!! Друг посылу не внял, вынув пальцы из ушей, лишь когда убедился, что вместо ругательств изо рта Хиджикаты вырываются лишь рваные выдохи. – Не кричи так – девушек разбудишь. Они не заслужили такого наказания, как твои истеричные вопли вместо будильника. Хиджиката лишь фыркнул и отвернулся, все ещё пытаясь восстановить дыхание. Остыв, он хотел было отбросить одеяло, и тут-то в голове раздался первый тревожный звоночек. Что-то было не так. Прислушавшись к своим ощущениям, Хиджиката понял, что именно. Он был голым. Всецело, сплошь, абсолютно голым. Как представитель клуба весёлых нудистов на ежегодном пляжном собрании. Такасуги, всё это время молча наблюдавший за терзаниями соседа и догадывавшийся, в чем было дело, также убедился в своей наготе, для пущей убедительности заглянув под свою импровизированную простынку. Негласно была объявлена минута молчания и взглядов в одну точку. – Х-х-хехе, Шинске-кун, Шинске-кууун, как думаешь, кто это так меня раздел, блондиночка или та с боль… – Я. – …шими этими. Ну ты понял. Или вдруг это была хозяйк... – Я. – Что ты? – То. – Что? – Это самое. – ТАКАСУГИ, УБЛЮДОК, ЗАВЯЗЫВАЙ И ГОВОРИ НОРМАЛЬНО!!!! ЧТО ЗА ШУТКИ? – Я тебя сделал. Я показал тебе, что могу. Как мужчина. Комната погрузилась в звуки сверчков. Страдающие от похмелья головы пытались вспомнить и разобрать события прошедшей ночи, но, видимо, зря они это затеяли. Не говоря ни слова, Хиджиката встал, завернулся в юкату, нашёл на полу помятую сигарету и нетвёрдой походкой направился к окну, чтобы сделать пару затяжек. Шинске вновь растянулся на полу и тоже решил сделать несколько антистрессовых затяжек, вытащив свою кисэру. Время шло, и тишина становилась всё более оглушающей и давящей. – Как это вышло? – наконец тихо, как скромная младшеклассница, выдавил из себя Хиджиката. Но, судя по его трясущимся рукам, казалось, ещё немного и он кинется на Такасуги с криком: «Сэмпай, бака, как ты мог?! Женись или умри!» – Я не знаю. Помню лишь какие-то обрывки... Твои покрасневшие щёки… Мягкие волосы... Ты был похож на девушку-пацанку, у которой был первый раз. Это так заводило, Тоши... – ЗАКРОЙ РОТ, НЕСЧАСТНЫЙ ГОМИК! Я НЕ ЭТОГО ХОТЕЛ, Я ВООБЩЕ НИЧЕГО ЭТОГО НЕ ХОТЕЛ! Чёрт, во всём виноват этот бомж. А я ему ещё доверял. СДОХНИ, МАДАО! – ТЫ ДОСТАЛ ВЕСЬ ФАНФИК ОРАТЬ НА МЕНЯ КАПСОМ!!! Мадао не виноват! Не он с тобой спал, поэтому нечего его сюда ввязывать. Видимо, это судьба решила нас испытать… – НУ СУПЕР! Сваливай теперь все на судьбу. Молодец!!! – Хиджиката наконец полностью развернулся лицом к Такасуги, который, готовясь сказать что-нибудь ядовитое, поднял взгляд и увидел. Увидел вновь раскрасневшиеся щеки и следы собственных зубов на чужой шее. И ляпнул совсем не то, что собирался: – А ты стонал. – ЧТООО? – Просил не останавливаться. – ТЫ ВРЁШЬ! – Хахах, вру? Что ж, давай спросим кого-то из девушек, может они видели, что тут произошло.

***

*кекфлешбэк* – Проверим? Это слово вызвало внутри Хиджикаты волну негодования. Он не понимал, что происходит и не глюки ли это. На его бёдрах сидел Такасуги с оголённым плечом и холодным похотливым взглядом. Мозг замкомандующего яростно протестовал и требовал скинуть с себя этого одноглазого. Если бы мог, он бы вышел из головы и с криками «За девственность, за задницу!» самостоятельно надавал наглецу по его злодейским колоколам. Но он не мог, а тело, ставшее временным пристанищем нескольких высокоградусных бутылок, растеклось по полу выброшенной на пляж медузой и не хотело ничего предпринимать. Пока между частями тела Хиджикаты шла гражданская война, Такасуги встал на четвереньки, и теперь его лицо находилось в паре сантиметров от лица Тоширо. Несколько секунд, за неимением мечей, они пытались пронзить друг друга напряженными взглядами, но затем Такасуги, послав все предрассудки в жопу к сатане и сосредоточившись на том, что в данный момент хотелось больше всего, решительно выдрал голубой волос из хвоста своего радужного единорога и начал медленно целовать горячую шею замкома. Немного освоившись, он стал действовать более грубо и, пустив в ход зубы, оставил несколько глубоких следов. – Тцц, стой… Прекрати... Шинске... Ммм прекрати… – умолял Хиджиката, с переменным успехом сдерживая стоны и пытаясь дёрнуться. Звуковые волны от его собственного имени, произнесённого срывающимся шепотом, подло ударили Такасуги ниже пояса. Он отстранился от шеи, на которой уже не осталось живого места, и ещё раз оглядел Хиджикату, пытаясь понять, что такого было в замкоме, что заставило бабочек с кимоно Шинске переселиться в его же живот. Широкие плечи. Грубые руки. Сисек суть ноль. Решив, что это что-то всё ещё скрыто под одеждой, Такасуги ухмыльнулся. – Ты можешь лгать врагу, но не лги хотя бы своему телу, – голос Такасуги перешёл в низкий хрипловатый шёпот. Он опустил руку туда, где обычно проживает самое важное в жизни мужчины. Его инструмент. Его Нео Армстронг. Майормстронг 13 был полностью готов к труду и обороне, однако его законный владелец наотрез отказывался в это верить. Такасуги резко дёрнул пояс юкаты Тоширо и увидел то, что хотел увидеть. – Я знал, что ты ко мне неравнодушен, – Шинске не сдержал довольного смеха. – А твой меч не так уж и плох, я ожидал другого. – НЕ СМОТРИ НА НЕГО! И НЕ ТРОГАЙ! – голос Хиджикаты вновь набрал громкости и истеричности. Такасуги ухмыльнулся, придавил пытающегося отползти брюнета своим весом и сжал руку, начиная доставлять Хиджикате-младшему мануальное удовольствие. У Хиджикаты-старшего тем временем от избытка новых ощущений поплыло перед глазами, и он провалился в некое подобие транса, даже не замечая, что пальцы другой руки Шинске аккуратно пробрались на запретную территорию, как хулиганы в женский монастырь. По всему телу прокатывались тёплые волны. Такасуги, наблюдавший за раскрасневшимся лицом Хиджикаты, наклонился к его уху: – Давай же, Тоши. Кончай уже. Тут же, будто по взмаху латексной палочки феи оргазма, Тоши потерял остатки контроля. Всё его тело, дрожа, дёрнулось к Шинске, а голос сорвался на громкие вздохи и стоны. – Ш-ш-инске… Ах... Ублюдок… Увидев, что Хиджиката полностью под его контролем, Шинске встал и приподнял ноги брюнета. – Я отвечаю за свои слова, майонезный придурок. Если я сказал, что могу довести до бессознательного состояния, я доведу. Хиджиката, почуяв, что масло на сковородке зашипело, попытался сдвинуть ноги. – ТЫ ЧТО ТУДА ПРЯМ ЗАСУНУТЬ ХОЧЕШЬ? – Как я вижу, у тебя больше некуда. Рот твой мне для другого пригодится. – ТЫ ПИЗ… Такасуги прервал Хиджикату резким поцелуем и ворвался в его внутренний мужской мир. Тоши после такого наглого вторжения распахнул глаза и на время заткнулся. Единственными звуками, что вырывались из его рта на протяжении следующих долгих часов, были стоны, вздохи и крики. Такасуги двигался жёстко и быстро, но каждый раз, когда Тоширо достигал кульминационной точки, неосознанно старался быть нежнее. Остаток ночи эти двое не находили ни сил, ни желания отстраниться друг от друга больше, чем на несколько сантиметров, будто кто-то, пытавшийся из разнять, вместо воды случайно вылил на них ведро клея. Такасуги был в экстазе от сопротивления Хиджикаты, мстительно кусающего его губы и до последнего отрицающего свои желания. Хиджиката был в экстазе от жёсткости Такасуги, властно удерживающего его на месте и оставляющего синяки на бёдрах. Этой ночью они позволили друг другу увидеть свои тёмные стороны. Стороны, о которых до этого никто и не подозревал. Возможно, даже они сами.