Доброе утро, Солдат

      — Тебя зовут Джеймс Бьюкенен Барнс...       — Баки?       — Какой ещё к чёрту Баки?       — Ты мой друг.       — Стив?       — Ведь я с тобой до конца…       — Стив.       — Человек на мосту... Кто он?       — Ты знаешь меня.       — Нет, не знаю!       — Сопляк.       — Тупица.       — Ой, да брось!       — Нет, без тебя не уйду!       — Тебя зовут Джеймс Бьюкенен Барнс...       — Заткнись!       Ворвавшийся в голову ворох обрывков воспоминаний — чужих воспоминаний — норовит разодрать изнутри. Безжалостно порвать в клочья те крохи спокойствия и самообладания, которые ещё остались. По венам словно пустили электрический ток, жалящими укусами отзывающийся в каждой клеточке тела.       Дышать становится нечем. Из лёгких точно выкачали весь воздух, оставив лишь безжизненный вакуум. Сара силится сделать хотя бы глоток воздуха, но из-за сковавшего горло колючего спазма может лишь бессильно открывать рот, как рыба, вытащенная из воды.       Невыносимо больно. Нечеловечески...       Она не понимает, как такое возможно. Обрывки собственных мыслей слабо пульсируют где-то на задворках сознания, не в силах объединиться между собой, выстроиться в логическую цепочку. Чужие воспоминания, переплетённые с дробным рядом автоматных очередей и ударов по живому, бесцеремонно завладели всем её существом.       Удар. Ещё удар. Новый разряд тока. Огненная вспышка и... Пустота.       Боль, почти перешедшая в агонию, внезапно проходит, оставив после себя лёгкую дрожь в теле. Кто-то словно выключил все звуки, очертив перед глазами размазанную картинку.       Нарастающий в ушах звон перекрывает гудение улицы, превратившейся в хаотично движущиеся цветные пятна. Воспалённый взгляд лихорадочно блуждает по нечёткой массе людского потока, пытаясь выхватить вызвавшую адскую боль причину. Но ничего — никого — не находит.       Тяжело дыша, Сара медленно поднимает руку на уровень глаз. Ладонь трясётся так, будто разом повредили все нервы. Горькое разочарование в себе солёной влагой подступает к глазам. А ведь она знала. Знала, как опасно поддаваться искушению ощутить кожей рук прохладу вместо давящей духоты, находясь среди такого количества людей. Чуть забудешься, оступишься — и пуля на память не заставит себя долго ждать. Чужая боль, если быть точнее. И всё же...       Глубокий вдох, медленный выдох. Сердцебиение сбавляет обороты, сознание понемногу проясняется, мир приобретает привычные очертания.       Боязливо оглядевшись и не заметив прикованных к себе подозрительных взглядов, Сара кое-как натягивает на руку плотную перчатку, мысленно проклиная себя и твердя, что так будет безопаснее. Так она не причинит ещё большего вреда. Ни себе, ни окружающим.       — Идиотка... — сдавленно бормочет Сара, поправляя съезжающую с плеча тонкую лямку небольшой сумки и вслушиваясь в отчего-то успокаивающие звуки патриотической мелодии, доносящиеся из подсвеченного здания музея.