Замёрзшие пальцы непроизвольно дёргают длинный рукав старого свитера, норовя сильнее вытянуть и без того растянутую шерстяную ткань. Настороженный взгляд незаметно скользит по сверкающей неоновыми огнями улице Нью-Йорка, подмечая каждую, даже самую несущественную на первый взгляд деталь.
Зимнему Солдату некомфортно находиться среди шумного людского потока. Некомфортно изображать из себя беглеца, втягивать голову в плечи, воровато озираться по сторонам и робко вышагивать по улице в мучительном ожидании погони. И ему кажется, что он никогда не сможет привыкнуть к этому ощущению — быть преследуемым, а не преследовать самому.
В голове роем назойливых насекомых гудят обрывки фраз и воспоминаний, и от этой раздирающей какофонии хочется выть, заткнуть уши, вырубить себя, обнулиться... Да что угодно, лишь бы не ощущать ту адскую боль, то... раскаяние, что они в себе несут. Что угодно, лишь бы вновь чувствовать в жилах ледяную кровь, а не расплавленный металл. Но всё, что он себе позволяет, — лишь сильнее растягивать рукав и крепче стискивать зубы, сохраняя на лице привычную маску слепого безразличия.
Солдат не привык к таким эмоциям. Честно говоря, он не привык к эмоциям вообще. Работа, которую он выполнял многие годы, требовала полного отказа от таковых.
ГИДРА требовала. И он подчинялся. Раз из раза, год от года... Замкнутый до тошноты круг: задание — намёк на прояснение — обнуление — пустота.
Сейчас же всё стало иначе. Обрывки памяти, отзвуки голосов никуда не исчезают, лишь накапливаются всё стремительнее, звучат всё чётче, грозясь разодрать изнутри в одночасье. И это сводит с ума. Чертовски раздражает.
«Ведь я с тобой до конца...»
Пальцы бионики сжимаются в кулак до тихого металлического скрежета. Солдат не понимает значение этой фразы, не понимает скрытого в ней смысла, если он вообще в ней есть. Но именно она останавливает его руку. Именно она не позволяет выбить последние крохи жизни из тела отчего-то не сопротивляющегося Капитана Америка.
«Ты моё задание…»
Злоба раздирает его изнутри. Кипит как бурлящая лава, сжигающая всё на своём пути. Волна гнева накрывает Солдата с головой. Он бьёт, вкладывая в отточенные удары всю свою силу, всю накопленную ярость. Весь гнев. Но его задание не желает делать того же в ответ. И это злит ещё больше. Подначивает ударять ещё и ещё, превращая лицо напротив в кровавое месиво.
«Так выполни его…»
Нет! Он не смеет с ним так поступать! Его задание должно бороться. Бороться, чёрт возьми! Молить о пощаде, как все. Давить на человечность, как все. Оказывать сопротивление, как все... Быть, как все!
«Ведь я с тобой до конца...»
Бионика замирает в воздухе. Лицо искажает гримаса ярости, разочарования, слепого бессилия и... внутреннего осознания. Осознания чего-то до банальности знакомого и простого, вот только чего — остаётся загадкой. Подозрения отрезвляющим холодом закрадываются в его голову, и Солдат чувствует это. Эмоции. Настоящие эмоции, которые он ощущал... А ощущал ли вообще?
Солдат трясёт головой, пытаясь закрыться от непрошенных воспоминаний, изолироваться от них если не вакуумом, то хотя бы плотной бетонной стеной. Они сейчас не в приоритете. Ничто сейчас не важно. Никто сейчас не важен.
Впервые за долгое время его цель не живые люди. Впервые ему нет дела до снующих вокруг мошек, вечно лезущих под ноги, вечно суетящихся. Вечно мешающих выполнять задания. Сегодня он наконец-то по-настоящему один, пытается сохранить холодный ум. Действует согласно своему собственному приказу. Приказу, который отдаёт
человек внутри. Глупо уже отрицать его отсутствие.
Солдат давно начал ощущать присутствие чужака в своём теле, и этот чужак, когда-то надёжно запечатанный в самых тёмных уголках памяти, больше не желал оставаться в стороне и уступать место бесчувственной машине без боя. Без постоянных обнулений он окреп. Набрался достаточно сил, чтобы начать вести собственную войну.
Желание знать — вот что им двигало. Банальное, чёртово желание знать и помнить, и Солдату невольно пришлось признать своё согласие с этой своей стороной. Слишком долго он был марионеткой, не имеющей памяти безвольной куклой в руках группы людей, умело дёргающих за ниточки. И он устал. Человек внутри него устал и тянется... к чему-то. Он даже толком не знает, к чему. Но одно ясно: так надо.
Солдат ускоряет шаг, когда впереди долгожданной искоркой вспыхивает здание музея. Неведомое доселе чувство нетерпения наполняет его изнутри, заставляя сердце в груди биться быстрее и видеть перед собой только подсвеченное жёлтыми огнями строение. Оно манит его. Подначивает стремительнее прокладывать себе путь через взбудораженный людской поток, то и дело сталкиваясь с кем-то. Но Солдату плевать на прикосновения, когда его цель,
его первое настоящее желание, так близко.
Взгляд натыкается на огромный плакат, звёздно-полосатый, отображающий группу солдат с винтовками наперевес. Выставка открыта очень кстати. И именно за этим он здесь.
Солдату нужны доказательства.
***
Впервые за последние годы и даже десятилетия Зимний Солдат рад очутиться среди толпы. Точнее, не рад, нет, это слишком громко сказано. Но он определённо не возражает, и это факт. Здесь, в музее, никто не будет его искать, здесь никому нет до него дела: все слишком поглощены выставкой, посвящённой прошлому. Бравой команде солдат, боровшихся с силами ГИДРЫ во время Второй Мировой, и их легендарному лидеру, герою-патриоту.
Капитану Америка.
Не так давно
его заданию.
Музейный воздух словно соткан из восторженных воскликов, размеренной электронной речи диктора и громких вопросов детей, но для Солдата всё это белый шум, не более. Звуковая волна, теряющаяся где-то в дебрях сознания и не несущая в себе никакой информации.
Всё, что ему нужно, — перед ним.
Информация о человеке, которого Солдат не убил. Человеке, которого Солдат вытащил из реки, оставив на берегу. Потерявшего сознание, обессиленного, раненого. Но живого. Это не было похоже на Солдата, он никогда так не делал. Все его задания шли строго под грифом «устранить». И он никогда не предавал этой простой истины. Никогда не нарушал приказа.
В этот раз им двигало нечто иное. Нечто, что восстало внутри него после этого чёртового «ведь я с тобой до конца». И именно это нечто поселило сомнения. Именно оно вызвало глубокую трещину в сознании, исказило реальность, обожгло изнутри, разрядом электрического тока подстегнув мозг не забывать, а вспоминать прошлое ещё усиленнее.
И сейчас всё подтверждается, обретая в памяти всё большую чёткость.
— …его лучший друг. Сержант Барнс.
Одна из реплик всё же достигает сознания Солдата, заставляя невольно повернуть голову на источник звука словно на призыв. И Солдат наконец видит
его. Точно в полусне идёт к
нему и замирает. Отрешённый взгляд выхватывает каждую строчку большого памятного стенда, усеянного звёздами. Губы беззвучно шепчут сухие факты биографии человека на чёрно-белом фото, однако текст не кажется незнакомым. Он не мог видеть его раньше, нет, дело совершенно в другом. Он знает его.
Он был
им.
Джеймс Бьюкенен «Баки» Барнс
— Баки?
— Какой ещё к чёрту Баки?
— Тебя зовут Джеймс Бьюкенен Барнс…
Фраза Капитана больше не кажется нелепым набором слов. Больше не вызывает волну гнева, не опаляет изнутри черепную коробку, лишь ледяным уколом осознания отзывается где-то в области сердца. Он знал его. Капитан знал этого Баки. А Баки знал Капитана, и Солдат больше не сомневается в этом. Проверенные музейные факты никогда не врут. Так неужели…
1917 — 1944
Нет, он не может быть им. Красивая схема в голове рушится, не успев достроиться. Тот Баки мёртв. Мёртв уже семьдесят с лишним лет. А он, Солдат, жив. И он не помнит своей смерти. Да, иногда ему приходилось долго находиться в криокамере, но чтобы умирать… Нет. Категорически. Пора уже признать, что он лишь желает быть кем-то
иным, хотя огонёк надежды внутри всё ещё теплится.
Сделав глубокий вдох, Солдат резко поворачивается и снова сталкивается с кем-то, не успев сделать и шага. Проклятая толкотня начинает откровенно бесить.
Глухой стук заставляет Солдата непроизвольно опустить голову. Тело заметно напрягается, едва взгляд натыкается на распластавшуюся на полу тетрадку.
Красную тетрадку с серебристой звездой.
