Доброе утро, Солдат

      Сейчас.       Обтянутые чёрной синтетикой перчаток пальцы несмело отодвигают портьеру от края окна, позволяя тоненькому лучику ворваться в истосковавшееся по свету помещение. Взгляд, поблёскивающий в лучах заходящего солнца, с неподдельной тоской цепляется за виднеющуюся вдалеке ломаную линию домовых крыш, подпирающих своими вершинами янтарное небо.       Сара до конца не понимает, что произошло. Казалось, пять минут назад она спокойно засыпала в своей комнатке, а сейчас находится в одном помещении с человеком, которого совершенно не знает. И ей… страшно. Страшно находиться рядом с тем, кто способен совершить убийство. С тем, кто, как она успела убедиться, не может похвастаться эмоциональной стабильностью. С тем, кто, поддавшись порыву, запросто может задушить её.       Прошедшая неделя оказалась непростой во всех планах, но тяжелее всего пришлось морально. Каждый день прибежищем были новые места, и каждый день Солдат оставлял Сару в одиночестве, возвращаясь только для того, чтобы забрать немногочисленные вещи и отправиться в новое место. Саре оставалось только гадать, где он пропадает, и нервозно ходить из угла в угол в мучительном ожидании очередного шага.       Никаких телефонных разговоров, никаких имейлов, никаких бумажных посланий и тем более никаких личных встреч. Сурово наложенный в первый вечер список ограничений исключал любую возможность связи с прошлым, вынуждая, как в таких случаях кричат газетные заголовки, попросту пропасть без вести. Дэвис чувствовала себя паршиво от такого расклада. Дрожь всякий раз ледяной волной прокатывалась по телу, стоило Саре представить волнующуюся Карен, миссис Вейн, свою арендодательницу, и то, какие проблемы она создала для них. Но пойти против воли Зимнего было куда страшнее.       Мысль о Солдате болезненным уколом отзывается в сознании, пуская по спине вереницу леденящих мурашек. Из-за внезапно обострившегося ощущения чужого присутствия вид из окна теряет свои очертания, а в висках начинает навязчиво стучать кровь. Тело заметно напрягается, и Дэвис готова поклясться, что затылком ощущает размеренное дыхание Зимнего.       Вопреки всем ожиданиям, сегодня Барнс не ушёл в неизвестность, а предпочёл остаться. Что повлияло на его решение — оставалось для Сары загадкой: Солдат не отчитывался перед ней за каждый свой шаг. Как и предпочитал отмалчиваться на робкие, редкие вопросы о необходимости присутствия самой Сары рядом. Рука безвольно опускается вниз, и плотная ткань стареньких портьер преграждает последним солнечным лучам единственный путь в комнату, погружая помещение в оранжевый полумрак.       Дэвис со вздохом отворачивается от окна. Взгляд тут же упирается в мрачную фигуру Солдата, и Сара чувствует, как от прикованного к ней тяжёлого взгляда Барнса резко перехватывает дыхание. И она понимает, что не знает, с чего начать. Как завязать разговор — полноценный разговор, — который закончился не требующим возражений «уходим» ещё в её квартире. Да, с того момента между ними проскакивали редкие, вялые подобия диалога, но они быстро угасали, как огонёк спички от порыва ветра.       По правде говоря, Сара всегда предпочитала выбирать из двух зол меньшее. Отправиться следом за Барнсом было всё равно что подписать себе смертный приговор. Не самое меньшее зло. Приезд же федералов означал кучу допросов и окончание спокойной жизни на какое-то время. И Дэвис вполне устраивал этот вариант, но… Но что сделал бы Солдат, если бы она отказалась? Ушёл, не попрощавшись? Кислая улыбка трогает опущенные уголки губ, едва в мозгу всплывает картинка уходящего в закат Солдата. Сара невольно признаёт, что это был бы идеальный вариант, но реалии твердят обратное. Солдат бы просто избавился от неё как от ненужного свидетеля. Она для него — балласт. Балласт, который, к тому же, проник в его сознание и, сам того не подозревая, может выдать его с потрохами.       Но, чисто гипотетически, останься она в живых… Следствие, бесконечные допросы, возможное увольнение с работы — всё это не так страшно на первый взгляд. Но стоит полиции копнуть чуть глубже или передать дело кому-то более… заинтересованному… Волна лёгкой дрожи пробегает по телу, сосредотачиваясь на ладонях; пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Нужно срочно себя чем-то отвлечь; любой мыслью, любой фразой…       — Почему ты пришёл за мной? — озвучивает Дэвис первое, что приходит в голову. В загустевшей тишине голос кажется совершенно лишним элементом.       — Не я, — с безразличием во взгляде Солдат тянется к лежащему на столе Зауэру. Наверняка с той целью, чтобы чем-то занять руки. — Человек внутри.       Ответил.       Солдат ей ответил.       Странное ощущение сродни смеси облегчения и воодушевления проносится по жилам. Сара не уверена, можно ли назвать это толчком к сдвигу с мёртвой точки, но в сознании яркой искоркой вспыхивает мысль: Барнс остался, чтобы что-то вспомнить.       — Баки, верно? — с осторожностью, словно боясь спугнуть предполагает Дэвис, на что мужчина лишь скупо жмёт плечами, резким движением вынимая обойму из пистолета. — Я видела его в тебе. И… его лучшего друга тоже.       Вот оно. По тому, как напряжённо замер Солдат, Сара понимает, что нашла нужную ниточку, за которую стоит хвататься. Стив значил для Джеймса много и много значит до сих пор, даже если сам Барнс пока не понимает этого факта до конца. Именно Роджерса он вспомнил первым. Именно с него всё началось. И с внезапной ясностью Сара осознаёт, что, а точнее кто, привёл Зимнего в музей истории.       Солдат — Джеймс Барнс внутри него — не забыл. Как бы ГИДРА ни пыталась вычистить его память до первозданного блеска, она не смогла этого сделать, потому что в жизни каждого есть те важные и дорогие сердцу истины, которые забыть невозможно.       — Тебе нужно с ним встретиться. Со Стивом.       Реплика остаётся без ответа, вдребезги разбиваясь о стену молчания, выстроенную Солдатом.       — Ты всё равно ничего от этого не потеряешь, — очередная попытка привести очередной аргумент вновь проваливается с треском.       Солдат откладывает Зауэр в сторону и тяжело откидывается на спинку деревянного стула, характерно скрипнувшего от этого действия. Серый лёд устремившихся на Дэвис глаз обжигает своим холодом, внушая острое чувство беззащитности.       — Те люди в масках… — качнув головой, нехотя тянет Барнс, — кто они?       — Не знаю, — отвечает Сара, удивлённая не столько тем, что Солдат резко перевёл тему, а тем, что он задал свой первый вопрос.       — Ложь.       — Нет, это правда!       — Ты знаешь, что они приходили за тобой, — продолжает давить он. — Значит, должна знать, кто они.       — Но я не знаю, — качая головой, со всей искренностью, на которую только способна, шепчет Сара. — Я видела их впервые. Они сказали, что им нужен нелюдь…       — Нелю-ю-ю… — тянет Солдат, посылая ей непонимающий, слегка насмешливый взгляд. — Кто им нужен?       Саре становится забавно от того, что этот человек может так на что-то реагировать, и на короткое мгновение ей кажется, будто она видит того самого улыбчивого Баки из воспоминаний.       — Нелюдь, — со слабым подобием улыбки повторяет Дэвис. — Откуда, по-твоему, у меня этот… — она осекается, не в силах произнести слово «дар», и поднимает руки, демонстрируя обтянутые плотной синтетикой перчаток кисти.       — Очередной эксперимент ГИДРЫ, — дёрнув плечами, с долей презрения в голосе отзывается мужчина, и иллюзия прошлого распадается. Перед глазами вновь появляется хмурый, безрадостный Солдат без единого намёка на живую эмоцию.       — Это врождённое, — с грустью отзывается Сара, отодвигая второй стул и робко садясь напротив Солдата. — Точнее, стало врождённым. Изначально это и правда был эксперимент, проведённый расой Кри над древними людьми, в результате которого эти люди и приобрели способности. Но через какое-то время Кри отказались от дальнейшего проведения опытов и своих… достижений, и нелюди сформировали своё общество в полной изоляции от остального мира.       — Однако теперь это, похоже, не секрет, и вас считают угрозой, — сухо, безэмоционально. Словно ему не в диковинку слышать о внеземной расе, древних экспериментах и прочем, и Дэвис едва сдерживается от того, чтобы не фыркнуть. Конечно. Слово «нелюдь» куда более необычное.       Но одно Сара понимает: Солдат прав. Чертовски прав. Что-то произошло с того момента, как она покинула своё поселение, Загробию. Что-то привлекло внимание остального мира к нелюдям. И даже если об этом пока не кричат газетные заголовки, даже если об этом не вопят из каждого телевизионного ящика, рано или поздно волна обрушится. Она уже начинает обрушаться.       От этой мысли становится тоскливо. Дэвис опускает взгляд на свои ладони, мирно покоящиеся на покрытой сетью трещин деревянной столешнице. Как же она ненавидит то, что в них сосредоточено! Как же хочется избавиться от этого раз и навсегда! И как же противно от того, что, даже спустя столько лет, она не нашла в себе силы смириться и принять.       «А пыталась ли?..»       — Как ты это делаешь? — вонзившийся в лоб вопрос вырывает из угнетающих мыслей. — Как видишь память?       — Через прикосновение, — с отстранённым равнодушием отзывается Сара.       — Можешь контролировать это?       Отрицательное покачивание головой.       — Почему?       — Нужно было постоянно тренироваться, — дёрнув плечами, отвечает Дэвис, по-прежнему не сводя взгляда со своих кистей. — Постоянно прикасаться к людям. Снова и снова испытывать чужие эмоции, в то время как свои-то не в силах до конца контролировать. К тому же, никто бы не захотел добровольно делиться своими секретами.       — И ты предпочла заточение, — утверждает Солдат, явно имея в виду не самый открытый и общительный образ её жизни.       — Скорее ограничение во благо, — с горькой усмешкой поправляет Сара, наконец поднимая взгляд на Барнса.       Внутри словно что-то обрывается, тяжёлым камнем падая вниз. Сердце предательски сжимается при виде сидящего напротив Барнса, потерянно смотрящего в пустоту.       Потерянный…       Да, он именно такой. Человек с искалеченным настоящим и безжалостно отобранным прошлым. Человек, у которого бессовестно украли жизнь, заменив её слепым существованием. Человек, которого разбили и отобрали всё... Но он нашёл силы заново попытаться собрать себя. По крупицам, но попытаться, ведь надежда вернуть хотя бы часть прошлого ещё есть.       «Сейчас или никогда».       — Джеймс, я… Я готова помочь, — с отсутствующим видом произносит Сара, и эти слова отзываются в сердце болезненным уколом. — Но хочешь ты этого или нет… Решать тебе.       Солдат медленно, словно борясь с чем-то внутри себя, опускает здоровую руку на столешницу тыльной стороной ладони вниз, и Дэвис воспринимает этот жест как разрешение к действию.       Стараясь дышать как можно ровнее, Сара стягивает перчатку и робко тянется к руке Солдата. Сердце, кажется, стучит где-то в горле, мешая воздуху свободно проходить по дыхательным путям, и Дэвис чувствует укол лёгкого разочарования. Ей страшно, и она это признаёт. Страшно вновь столкнуться с его памятью, страшно вновь ощутить его боль. И Сара начинает сомневаться в том, а хочет ли она вообще это делать. Хочет ли осознанно допустить контакт? Одно дело думать об этом наедине и строить теории. Другое — столкнуться с действительностью.       Но она обещала помочь. А обещания нужно исполнять.       С готовностью выдохнув, Сара легко дотрагивается пальцами до ладони Солдата, и реальность меняет свои очертания.       Баки не чувствует ничего. Не понимает, что произошло и где он сейчас находится. Кругом всё холодное, белое и промозглое; Барнс словно находится в густом утреннем тумане.       — Сержант Барнс…       Перед глазами всплывает лицо, окутанное лёгкой дымкой. Стёкла круглых очков, нацепленных на мясистый нос, кажется, слегка запотели.       «Баки! Не-е-ет!»       Отчаянный крик врезается в уши. На какое-то мгновение Баки словно забывается, отчётливо видя перед собой горный перевал, мчащийся на всех парах поезд, руку, протянутую мужчиной в форме. На груди его костюма белеет звезда… Затем его с головой накрывает чувство падения, бесконечного, леденящего душу падения. Кажется, он кричит, невольно пытается подтянуть своё тело вверх, но лишь стремительнее несётся навстречу снегу и покрытыми льдом скалам…       Снова беспамятство, белый туман и новое видение. Тянущийся по снегу кровавый след, идущий от оторванной руки…       — Процедура уже началась…       Картинка резко меняется. Баки по-прежнему ничего не чувствует, лишь видит расплывчатые очертания медицинского кабинета, людей в белых халатах, ярко блестящие хирургические инструменты. Громко гудящая машинка касается покалеченной руки, миллиметр за миллиметром всё глубже вгрызаясь в разорванные ткани, спиливая сломанные кости… И Баки наконец чувствует это. Невыносимую боль, агонию, словно его режут заживо. В общем-то, именно это с ним и делают.       — Вы станете новым оружием ГИДРЫ…       Вкрадчивый шёпот, больше напоминающий шипение, врезается в его сознание. Кажется, он хочет его успокоить, отвлечь от боли, сосредоточить внимание на себе. Но Барнсу плевать на это. Он не хочет становиться никаким оружием. И сейчас он чувствует, что его тело свободно.       Словно проверяя свои мысли, Баки несмело поднимает руки. Точнее, одну. Вместо левой, отражая идущий от ярких ламп свет, красуется металлическая. Ярость наполняет его изнутри. Барнсу нестерпимо хочется отомстить тому, кто сотворил с ним такое. Металлическая рука тянется к стоящему рядом врачу и до хруста позвонков сжимает его горло, безжалостно вырывая жизнь из тела.       Губы Барнса трогает тень самодовольной улыбки. Что ж, кажется, это всех немного напугало. Он ещё не понимает всей силы своей новой руки, не знает, как управлять ею, но это совершенно неважно. Баки легко справился с одним, разделаться с другими не составит труда. Да. Он это сделает, он будет на свободе. Всё легко и просто, только Барнс не учёл одного: ему больше никогда не быть на свободе.       — Заморозить его! — с проступающим страхом и изумлением в голосе звучит властный приказ.       И мир перед глазами покрывает тонкая корка льда.       Сара испуганно отдёргивает руку от ладони Барнса, принимаясь судорожно натягивать перчатку. Пожалуй, на сегодня хватит. Мышца в груди бьётся в абсолютно бешеном ритме, болезненно ударяясь о рёбра и разнося по жилам не горячую кровь, а жидкий, дышащий холодом азот, и Саре страшно поднять голову. Страшно увидеть порцию ещё большего разочарования в глазах Солдата. В глазах Баки. Ведь он в какой-то степени рассчитывает на неё, и она не может — не имеет права — его подвести.       — Что там было? — тихий вопрос Барнса доносится словно издалека.       — Го… горный перевал. Падение. Кругом много снега и кр… крови, — Сара говорит обрывочно, лихорадочно, сознанием всё ещё находясь в памяти Солдата. — Из-за шока почти ничего не ощущается. Какие-то люди. Лаборатория, крики, боль… Оружие ГИДРЫ. Металлическая рука, — перед глазами стремительно мчащимся поездом проплывают увиденные образы. — Первая смерть. Первое неповиновение. Пустота в голове и лёд в жилах… — Дэвис на мгновение замирает, отрешённо уставившись в одну точку, после чего переводит опустошённый взгляд на мужчину и несмело, словно от себя, добавляет: — Зимний Солдат.       — Тогда он и появился, — утвердительно качнув головой, тихо произносит он. — Я уже вспоминал об этом.       — Это ужасно… — охрипшим голосом шепчет Сара, отводя наполняющийся слезами взгляд в сторону и совершенно не обращая внимания на то, что небольшая кухонька погрузилась во мрак. — Никто не может жить с такой болью,       — Ошибаешься, — сквозь зубы с горечью цедит он. — Я могу.