***
Прошло уже, наверно, часа три, как Гермиона начала отбывать наказание. Ощущение победы уже давно улетучилось, так как боль стала почти невыносимой. Решившись несколько раз посмотреть на рану, девушка увидела, что рука уже воспалилась и сильно кровоточила, заливая поверхность стола кровью. Красная. Как и у всех людей — красная. Но всё равно грязная. Где логика? Правильно, её здесь нет. Грязнокровка. Это слово действительно было оскорбительным и однажды довело Гермиону до слёз. Но она переросла это. И сейчас это не сильно её трогало. Вызывало обиду? Несомненно. Злость? Естественно. Но ненависть? Не в этот раз. — Достаточно, голубушка! Подойдите сюда, дорогуша. Голос Амбридж заставил Грейнджер вздрогнуть от неожиданности. Заставив себя полностью дописать последнее слово, Гермиона поднялась с парты и, не глядя на левую руку, направилась к профессорскому столу. — Дайте сюда руку, мисс Грейнджер. Не бойтесь, голубушка, я только посмотрю! Не глядя на женщину, Гермиона с явным трудом подняла руку. Толстые пальцы, усеянные кольцами, обхватили её кровоточащее запястье и поднесли к глазам директрисы. — Неплохо, неплохо… Сильно болит, голубушка? Нужно сказать «да». Скажи «да». Она же меня проверяет. — Нет. Нет, профессор. Глаза министерского инспектора недовольно сузились, а тонкие губы поджались. Дура. Я дура. Где мои мозги? — Что ж, приходите завтра, голубушка, и мы продолжим. Она отпустила руку девушки и отвернулась. — Хорошо, профессор. До свидания! Неужели обошлось? Не может быть… — Ах да, мисс Грейнджер! Гермиона, уже взявшись за ручку двери, остановилась и обернулась. — Чтобы эффект от нашей совместной работы был лучше и дольше, не стоит чем-либо заживлять… надпись. Пусть всё будет естественно и постепенно. Только тогда, милочка, мы сможем достичь идеала… — Я поняла, профессор! Гермиона сказала это резко и не жалела об этом. Хотя сама и заслужила. Дура. — До свидания. Не дожидаясь ответа, девушка выскочила из кабинета и еле поборола желание сильно хлопнуть дверью. А потом побежала. Левая рука горела огнём и была влажной от крови и пота. Глаза уже щипало от непролитых слёз. Честно, девушка даже не знала, почему именно хотелось плакать. Может от боли, может от злости на Амбридж, может от понимания того, что в этом раунде директриса выиграла. Добежав до портрета Толстой Дамы, Гермиона вытерла всё же пролитые слёзы, выровняла дыхание и назвала пароль. По идее, в это время гостиная должна была уже пустовать. А значит можно было спокойно осмотреть рану и хотя бы перевязать стерильным бинтом. Но планам Гермионы не суждено было сбыться. Только войдя в гостиную, она услышала, как кто-то плачет. Приглушенные всхлипы и неразборчивый шёпот какого-то ученика заставили Гермиону полностью забыть о своих проблемах. Не дай Бог, это из-за Амбридж. Или из-за Малфоя и его инспекционной дружины. Я не знаю что, но что-то им сделаю. Быстро сообразив, откуда доносятся рыдания, девушка поспешила туда. Глаза ещё не привыкли к совершенной темноте, так что она едва различила фигурку, которая, скрючившись в кресле и уронив голову на колени, сильно дрожала. Опустившись на колени возле ученика, Гермиона внимательно пригляделась к нему и с ужасом узнала в нём Гарри. — Что случилось, Гарри? Гарри, ответь мне! Гарри? Что-то с Сириусом? С Дамблдором? Гарри, ради Бога, ответь! Гермиона тоже плакала. Сердце билось как сумасшедшее, потому что девушка не могла представить, что вызвало у её друга такую реакцию. Она видела его злость, гнев и ярость, видела его страх и отчаянье. Но истерика до слёз… Господи, что же случились? Что делать? Сначала успокоить, главное успокоить. — Тихо, Гарри, тихо… Я с тобой… Всё будет хорошо. Что бы там не случилось… Спокойно, спокойно… Не зная, что можно предпринять, девушка с усилием подняла голову Гарри и прижала к себе. Это, видимо, стало последней каплей для парня, потому что он ещё больше сжался и прижался к Гермионе в поисках поддержки. — Гермиона… Я не знаю, что делать… Он… Он… Он издевался над ним, понимаешь? Всё время издевался. Я теперь понимаю, почему он меня ненавидит… Я заслужил это! Он имеет право меня ненавидить… А я не имею! Что мне делать? Почему я?!. Девушка совершено не понимала, о чем говорит её друг, но это сейчас было неважно. Так и стоя на коленях, она крепко обнимала Гарри и гладила по голове здоровой рукой. Главное, чтобы успокоился. Главное, чтобы выговорился. — Он думает, что я такой же, Гермиона! Потому что я на него похож! Я не такой… Я бы никогда так не поступил… Никогда! Гермиона чувствовала, что рыдания парня наконец сходят на нет. Его голос теперь хоть и дрожал, но был спокойным. — О ком ты, Гарри? Кто тебя ненавидит? — Снейп. Снейп меня ненавидит, потому что мой отец и мародёры издевались над ним в школе. Они выставляли его посмешищем перед всеми учениками. Перед мамой. Мама… она ненавидела папу и Сириуса. Я представить не могу, как они поженились… Как вообще появился я, если мама ненавидела его?! Гермиона не знала, что ответить и как реагировать. Отец Гарри издевался над профессором Снейпом. Даже представить сложно. Хотя это в некоторой степени объясняет их нелепую вражду. — Откуда ты узнал? Кто тебе это рассказал? Возможно это просто ложь, очередные проделки Малфоя или Амбридж? — Я сам видел, — хрипло прошептал ей куда-то в шею парень, заставив подругу недоверчиво поднять брови. — Я случайно, правда, ненамеренно, увидел его воспоминания… Это было ужасно, Гермиона… Девушка крепче обняла друга. Она понимала, что Гарри плохо больше не от того, что так плохо поступали со Снейпом, а от того, что это делал его родной отец, пример для подражания, идеал. — Успокойся, слышишь меня, успокойся. Я ни в коем случае не выгораживать твоего отца, но… Я уверена, что была какая-то причина… — Причина?! — резко переспросил Гарри, отодвинувшись от подруги. — Причина чему? Ты сама веришь тому, что говоришь? Гермиона знала, что он прав. И всё равно… — Ты видел одно воспоминание, только одно. Ты не знаешь, что было перед этим. Ты не знаешь, почему у них всё было так. Именно поэтому, ты не можешь делать какие-то выводы. Гарри опустил голову. Было видно, что слова Гермионы заставили его задуматься. — Ты, как всегда, права… Мне нужно узнать, как там всё было. И почему. И я узнаю. Мне срочно нужно поговорить с Сириусом! Что? Нет, нет, нет! Только не это… — Гарри, это опасно! Все камины под контролем Министерства. Сириуса просто поймают, если ты попробуешь с ним связаться! — Ох, точно… Но камин у Амбридж точно чист! Если проникнуть туда хоть на десять минут, то она ничего не заметит… — Стоп. Просто остановись. Мы подумаем об этом завтра, потому что ты сейчас не в состоянии мыслить рационально. И я тоже. В лунном свете, что проникал сквозь окна, то, как Гарри нахмурил брови, выглядело смешно. Парень был похож на лохматого медвеженка в очках, у которого забрали любимую игрушку. Не удержавшись, девушка щёлкнула друга по носу, как и прошлой ночью. И зря. Левая рука, которой она так некстати пошевелила, вспыхнула болью с новой силой — Гермиона не смогла сдержать тихого шипения. Гарри, который уже собирался повозмущаться, резко застыл. Несколько мгновений парень смотрел на подругу, что-то вспоминая, а потом подскочил с кресла, чуть не сбив Гермиону, всё ещё стоящую на коленях. — Гермиона… Твоя отработка… Что она тебе сделала? Девушка, мысленно проклиная свою несдержанность, поднялась на ноги. Немного помедлив, она развернула к свету ноющую от боли руку. Даже в темноте она заметила, как за стеклами очков распахнулись от удивления и шока глаза Гарри. Парень смотрел на руку подруги, полностью залитую уже подсохшей кровью. — Надо… наверное… тот отвар, который ты мне давала… для заживления. Где он? В сумке? Я принесу… — Стой, Гарри, подожди! Амбридж… попросила не использовать ничего для заживления раны. И я сама в этом виновата! Мне придётся пока походить так… Но я была бы благодарна, если ты поможешь промыть рану и сделать повязку. Хорошо? Гарри заторможено кивнул. Довольная временным спокойствием друга, Гермиона наклонилась за сумкой, так и лежавшей на полу у кресла, подняла её и подала парню: — Там бинт. В левом кармашке. Да. Пока Гарри искал бинт, Гермиона села в кресло и зажгла Люмос. Внимательно осмотрев рану, она отметила, что в этот раз глубокого шрама не будет. А вот завтра… — Вот, я готов. Это Гарри дрожащей рукой протягивал бинты. — Сейчас, одну минуту. Пробормотав очищающее и обеззараживающее заклинания, девушка избавила руку от крови и инфекции. Немного подумав, произнесла и обезбаливающее. Затем, подняв глаза на беспокойного друга, легко улыбнулась: — Успокойся ты, всё хорошо. Иди, поможешь мне. Теперь уже парень опустился на колени перед Гермионой. Нервно разорвав упаковку, он вытащил бинт и неловко замер. — Начинай вот отсюда и вверх, понял? Под тихие подсказки Гермионы и её подбадревающие слова, Гарри выполнял свою работу. Девушка и рада была бы ему помочь, но здоровая рука была занята волшебной палочкой, создающей минимальное освещение, необходимое для повязки. — Вроде всё. Девушка внимательно, со всех сторон, осмотрела руку и с улыбкой произнесла: — Я уже знаю, кем ты будешь после школы — колдомедиком! Ты посмотри на эту идеальную повязку! Мадам Помфри перебросит на тебя львиную долю работы, когда её увидит! Парень тоже несмело улыбнулся в ответ. Его напряжённые плечи расслабились, а руки перестали дрожать. Вот так лучше! И какая разница, что повязка немного кривая, а узлы слишком тугие, если Гарри снова улыбается! — Ну что, пойдём спать? — Да, тебе нужно отдохнуть. Забота парня вызвала у Гермионы ещё одну радостную улыбку. — Тебе сон нужен не меньше. Я все ещё надеюсь, что вариант с камином Амбридж мы отбросим. — Посмотрим, — уклончиво ответил Гарри. Они неспешно вместе собрали сумку Гермионы, а потом также вместе нашли волшебную палочку Гарри и его мантию. Когда они уже разошлись по своим спальням, каждый из них подумал, как хорошо иметь настоящего друга.Глава 2
1 июля 2019 г. в 14:41
Примечания:
Жирным курсором выделены мысли Гермионы.
Приятного чтения, оставляйте отзывы!
Для Гермионы Грейнджер этот день очевидно не задался. Во-первых, Малфой, как член инспекционной дружины, безнаказанно снял с неё пятнадцать баллов. Во-вторых, проделки близнецов, хоть и подняли настроение ей да и всей школе, но девушка знала, что Амбридж этого так просто не оставит. И отыграется. На Гермионе. Сегодня на отработке. Худшего дня Грейнджер припомнить не могла.
Именно поэтому она сейчас, за полчаса до наказания у Амбридж, в прямом смысле пряталась от друзей. С одной стороны, ей было очень сложно и стыдно смотреть в глаза Рону, которого она обманывала. С другой стороны, она всеми способами весь день избегала Гарри. Не потому, что он знал правду о ее наказании, и не потому, что он в любой момент мог сорваться и всё рассказать профессору Макгонагалл. Девушка просто не могла видеть в его взгляде жалость. Нет, не из-за гордыни или хваленой гриффиндорской отваги.
Просто в такие моменты ей самой хотелось пожалеть себя, встать посреди гостиной и разрыдаться, показать, что она нуждается в помощи. Её сдерживало от этого только то, что в этом мире и в этой жизни кому-то было гораздо хуже.
Гарри потерял родителей, когда ему не было и двух лет. Всю свою сознательную жизнь до Хогвартса он прожил в семье, которая его, если не ненавидела, так точно презирала. А у Гермионы были родители. Семья, которая её любила и лелеяла, понимала и всегда поддерживала. А ещё есть Невилл. Вечно смущённый и неловкий парень, до смерти боящийся профессора Снейпа, который живёт с бабушкой, потому что его родители сошли с ума от пыток. И они с этим живут и не жалуются. И Гермиона не может.
Именно для этого она уже который день подряд носит в школьной сумке выпуск «Пророка», в котором сообщалось о побеге узников из Азкабана. С первой страницы на нее смотрели лица убийц и предателей, которые теперь свободно могли продолжать совершать преступления. Среди них была и та женщина, которая исковеркала жизнь Невиллу, которая лишила его родителей, которая лишила его детства.
Поэтому сидеть и жалеть себя Гермиона не могла. Просто смотрела на фотографию Беллатрикс Лестрейндж, вспоминала Невилла и его родителей, которых видела в больнице святого Мунго, и понимала, что это будет низко и преступно. Но всё это не мешало девушке боятся.
Она не была храброй. Или, во всяком случае, продолжала упорно это утверждать. Каждый раз, садясь в Хогвартс-экспресс, Гермиона надеясь, что этот учебный год пройдет спокойно, никто в этом году не пострадает. Её мечтам, казалось, не суждено было сбыться никогда. Волдеморт в затылке у Квирелла, Василиск в Тайной комнате, встреча с Сириусом в Визжащей хижине, гибель Седрика и… Амбридж. Сначала казалось, что она будет меньшей из всех бед, которые случались с Гермионой и её друзьями, но всё получилось не так. И теперь с ними нет Дамблдора. А школа под контролем Амбридж и Министерства магии. Жалость к себе приходилось прятать до лучшего времени.
До отработки оставалось минут десять, и как бы Гермиона ни хотела ещё остаться здесь, нужно было поспешить, чтобы не опоздать.
Уже подходя к кабинету ЗоТИ, Гермиона с усмешкой подумала, что сейчас чувствует себя так, как Гарри, когда тот идёт на дополнительные занятия по окклюменции к профессору Снейпу. И сегодня он шутя говорил, что не против, чтобы к вечеру Снейп утонул в одном из своих котлов, или получил задание от Амбридж сварить ещё больше Сыворотки правды, которую она так любит использовать на учениках, или чтобы он занялся варкой самого опасного зелья в мире — шампуня… И как бы строго Гермиона не отчитывала за это Гарри, но сама так же мечтала, чтобы движущиеся лестницы приводили её не к тем коридорам, хотела, чтобы кто-то из учителей встретил её и попросил выполнить неотложное задание. Мерлин, она была бы не против просто нелепо упасть, чтобы с чистой совестью обратиться к мадам Помфри! Но нет, на своем пути она не встретила никого.
Перед самой дверью в кабинет девушка остановилась. Прикрыв глаза, она медленно и глубоко вдохнула и выдохнула, привела свои нервы в относительный порядок и громко постучала.
— Войдите!
Последняя ничтожная надежда, что Амбридж куда-то ушла, испарилась, как только Гермиона услышала тонкий пронзительный голос профессора.
Подавив дрожь в руках, девушка открыла дверь и вошла в класс:
— Добрый вечер, профессор Амбридж.
— Добрый, мисс Грейнджер, очень добрый! Закрывайте двери и присаживайтесь, голубушка!
Слащавый тон новой директрисы не прибавил этому вечеру ни капли чего-то хорошего, но девушка этого и не ожидала. Закрыв дверь и лишив себя последнего способа отступления, Грейнджер спокойно подошла к парте, на которую указала Амбридж, и присела. Из сумки она осторожно вытащила лист пергамента и положила перед собой. Перо и чернила ей не понадобятся.
— Хорошо, очень хорошо! Просто прекрасно! — казалось, Амбридж не могла нарадоваться тем, что сейчас Гермиона получит наказание. — Бумага при Вас, перо я сейчас выдам. А Вы пока закатайте ваш левый рукав, голубушка.
— Зачем? — слишком резко спросила Гермиона, но быстро поправилась: — Зачем, профессор?
— Мисс Грейнджер, голубушка, — лицо Амбридж расплылось в широкой улыбке, — не задавайте глупых вопросов. Делайте то, что я Вам говорю. Вы ведь именно для того здесь, чтобы научится послушанию.
Обращение «голубушка» всё больше нервировало Гермиону, как и непонятные просьбы Амбридж. Но, стараясь не заработать дополнительное наказание, девушка расстегнула пуговицу на манжете левого рукава, чтобы закатать его до локтя. Протянув руку, она взяла неожиданно тяжёлое перо с учительского стола. Подняв глаза на Амбридж, девушка с вопросом взглянула на неё, мол «и что дальше?»
— Прелестно, голубушка, прелестно! Что писать Вы знаете. Предупреждая Ваш вопрос скажу, что писать будете до тех пор, пока я не буду уверена, что до Вашей чудной головки дошли азы воспитания и послушания. Всё понятно?
— Да, профессор.
Всё, больше ни слова она не дождется. Если Гарри вытерпел, значит и она сможет.
Гермиона ждала, пока Амбридж сядет за свой стол и займётся делами, но женщина не спешила этого делать. С той же приторной улыбкой, сложив руки на груди, она смотрела радостным взглядом, словно ждала подарок на Рождество.
Извращенка. Самая настоящая извращенка.
Опустив голову, девушка ещё сильнее сжала перо, всё не решаясь коснуться им пергамента. От напряжение побелели пальцы, а рука начинала подозрительно дрожать.
Ждать больше нельзя. Пиши. Начинай писать. Давай.
Первое прикосновение к бумаге не вызвало никаких ощущений. Гермиона посмотрела на то место, где у Гарри появилась надпись, но не заметила там ни следа. Продолжая выводить первую букву слова, она прислушивалась к своим ощущениям. Возле костяшек не было ни следа букв.
На какую-то секунду Гермионе показалось, что Амбридж её обманула, и она сейчас пишет красными чернилами или пастой, как в маггловских ручках. Но вот тогда, когда Гермиона дописывала уже третью букву, на внутренней стороне запястья почувствовалось жжение. Зная, что Амбридж всё так же наблюдает за ней, девушка поборола в себе желание посмотреть на руку. Продолжая писать, она выводила букву «К», потом «Р», круглую «О», «В», снова «К» и наконец «А».
Грязнокровка. У меня на запястье будет написано грязнокровка. Прекрасно. Просто прекрасно.
— Что-то не так, голубушка? Вы перестали писать.
— Простите, профессор, всё хорошо.
Гермиона снова дотронулась до пергамента пером и аккуратно вывела слово снова. Грязнокровка. Жжение распространилось от запястья до сгиба руки под локтем. Девушка снова не спеша написала обидное слово, а потом снова и снова… Амбридж стояла у парты, пристально наблюдая за ней, поэтому девушка ни разу так и не удалось посмотреть на рану.
Чем больше Гермиона писала слово, тем быстрее жжение превращалось сначала в лёгкую, а потом всё нарастающую боль. Так как Амбридж и не думала садиться, девушке вскоре пришлось сжать левую руку в кулак, чтобы не издать ни звука.
Не дождешься. Стой тут хоть до утра. Я не покажу свою слабость. Только не при тебе.
Раз за разом уже менее аккуратно выводя буквы, Гермиона пыталась отвлечься от всего этого. Она представляла, как сдаст все экзамены на отлично, как в конце учебного года сядет в Хогвартс-экспресс с Гарри и Роном, как этим летом она снова побывает в Норе… Фантазия всегда была её слабым местом, так как она любила факты и только факты. Но сейчас это было ей даже на руку, потому что приходилось напрягаться, чтобы представить в деталях, как пепельная сова в своём длинном клюве несёт конверт с яркой красной хогвартской печаткой; как сама Гермиона дрожащими руками открывает конверт и оттуда выпадает белоснежный листок с её результатами СОВ…
От действительно приятных мечтаний, которым не мешала даже боль в руке, девушку отвлёк громкий стук каблуков.
Амбридж ушла. Сдалась. Я выиграла этот бой.
От этого Гермионе стало так хорошо, что она и забыла, что находится на отработке. Поражение Амбридж, хоть и совсем небольшое, придало ей сил.