Большая игра

      Нарцисса Малфой сидела в кресле, откинув голову назад и сложив руки на груди. Глаза были немного прикрыты, лицо расслаблено, один уголок бледных губ немного приподнят. Светлые волосы, уложенные в замысловатую причёску ещё утром, сейчас немного растрепались, обрамляя бледное лицо несколькими прядями.       На столике возле кресла стоял тонкий хрустальный фужер, наполовину полон яркой красной жидкостью. Она же была и в бутылке, стоящей рядом. В комнате пахло чайными розами и спокойствием.       Спокойствие. Такой неожиданный и приятный для Нарциссы подарок. Он испарится, она была уверена, уже завтра, когда Драко приедет в Малфой-менор на весенние каникулы. Даже, наверное, сегодня, если Люциус вернётся с очередного собрания пожирателей смерти. Но пока всё тихо, всё спокойно.       С того момента, когда Темный лорд снова возродился, для женщины слово «покой» перестало существовать. Пришёл страх… Не смерти, не боли, а потери. Сердце больно сжималось только от одной мысли, что Волдеморт заберёт у неё единственного сына. А он может, кому, как не ей это знать. Сестра. Он забрал у меня сестру.       Чувство покоя разлетелось в дребезги от упоминания Беллатрикс. Ну вот, я всё испортила. Вечер коту под хвост.       Глаза женщины распахнулись, а руки, мирно лежавшие на груди, молниеносно оказались на подлокотниках кресла. Не думать. Не думать! Только не о ней.       Только вот уговоры не подействовали. Они никогда не действовали, если дело доходило до Беллатрисы. Одно имя старшей сестры срывало с лица маску хладнокровия и брезгливости, которая, казалось, приросла к Нарциссе сразу после замужества.       — Беллатрикс…       Она не видела сестру почти пятнадцать лет, с того момента, как её заключили в Азкабан. И целых три месяца, как она с Азкабана сбежала.       — Ненавижу!       И она сама не знала, к кому обращается: к непутёвой сестре, которая не соизволила ни разу навестить её после заключения, или к её Господину, который, вероятно, и захватил всё внимание Беллатрикс.       Сестра. Самый близкий человек и друг. Та, которая заменила ей невнимательную мать. Та, которая стала для неё авторитетом и поддержкой. Та, которая вытирала ей слёзы в последнюю ночь перед свадьбой.       А ещё та, которая доверила свою судьбу не семье, а самому тёмному магу в мире. Та, которая смогла отказаться от родной сестры только из-за её брака с маглорожденным. Та, которая, склонившись на унитазом, рыдала над своим первым убийством.       — Ненавижу! — громче произнесла Нарцисса, уже точно зная кому. Волдеморту. За то, что отнял у Беллатрикс нормальную жизнь, за то, что обманул её надежды, за то, что пожертвовал её душой ради своего могущества.       Миссис Малфой порывисто встала с кресла и, стиснув кулаки, крепко закрыла глаза. Она уже чувствовала жжение от непролитых слёз, чувствовала, как железный обруч стискивает сердце, как начинают дрожать губы и улетает в никуда вся ее выдержка.       — Белла…       Слёзы подступили к горлу и не давали нормально дышать; они словно душили Нарциссу.       Какой-то непонятный звук, подозрительно похожий на всхлип, вырвался у женщины, и она испугано закрыла рот рукой. Из красивых голубых-голубых глаз полились слёзы, и Нарцисса, продолжая зажимать рот рукой, опустилась на колени.       Хрупкие плечи женщины мелко затряслись от глухих беззвучных рыданий. Никто не услышит плача гордой миссис Малфой, никто не увидит её слабости! Никогда!

***

      На часах двенадцать ночи. Тишина. Миссис Малфой снова сидит в кресле, сложив бледные кисти на груди. На столике уже нет ни фужера, ни бутылки. Аромат чайных роз безнадежно исчез.       Лицо Нарциссы, как и всегда, спокойно и бледно. Глаза сухи, а губы плотно сжаты. Спина неестественно прямая. Ничто не указавало на недавнюю истерику, на полную безнадежность, на позорную минутную слабость.       Хотелось курить. Ещё одна вредная привычка, к которой Нарцисса пристрастилась за эти пятнадцать лет. Беллатриса была бы недовольна. Ну и пусть!       Тихое Акцио в полнейшей тишине прозвучало особенно громко и вызывающе, но женщина не обратила на это должного внимания.       В руках простая пачка сигарет. Кажись, даже маггловских. Все равно. Не глядя, открыть пачку, также не глядя, осторожно достать тонкую сигарету, прикурить от волшебной палочки, затянуться…       — Совсем отбилась от рук, Цисси… Я тебя такому не учила.       Тихий шепот прошил Нарциссу насквозь, заставляя подскочить с кресла и поперхнуться сигаретным дымом. Не переставая кашлять, женщина пыталась разглядеть человека, нарушевшего её одиночество, человека, чей голос она так хорошо помнила…       — Не вертись, Цисси, у меня уже голова кружится от тебя.       От стены отделился невысокий силуэт и направился в сторону миссис Малфой. Женская фигура в мантии с капюшоном и в серебряной маске на лице медленными шагами приближалась. Чем ближе она подходила, тем сильнее сжималось внутри у Нарциссы.       — Ну, здравствуй, солнышко!       На замершую от неожиданности и тяжело дышащую светловолосую женщину, всё ещё держащую в руке горящую сигарету, сквозь прорези в маске смотрели большие карие глаза. В свете луны казалось, что внутри них пылает огонь. И Нарцисса, как глупый белый мотылёк, летела на этот огонь, хоть и знала, что может сгореть.       — Беллатриса…       Бледная рука женщины, заметно дрожа, потянулась к маске и привычным движением сняла её. За столько лет не забыла… Надо же…       Теперь Нарцисса Малфой могла видеть узкое и бледное в лунном свете лицо сестры.       — Узнала? Неужели голос совсем не изменился?       Ухмылка скользнула по лицу кареглазой волшебницы, но сама она не отодвинулась ни на сантиметр.       Нарцисса, не глядя, бросила маску на кресло, а окурок на пол, и снова подняла руки к лицу сестры. Дрожащие пальцы невесомо касались острого подбородка, впалой щеки, бледных губ; потом перешли на высокий лоб, усеянный мелкими морщинками, потом к вискам, на которых виднелась ранняя седина. Беллатриса же прикрыла глаза и, откинув капюшон назад, словно наслаждалась этой незатейливой лаской. Казалось, что ещё чуть-чуть — и она, как кошка, заурчит от удовольствия.       — Ты пришла… Ты пришла…       Глаза Нарциссы второй раз за сегодня наполнились слезами. Лицо Беллы стало совсем размытым, но она всё равно смотрела, рассматривая каждую морщинку, каждую родимку, каждый шрамик…       Ноги отказались держать, поэтому она отчаянно сделала шаг вперёд, утыкаясь в шею сестре. Руки, с небывалой для неё силой и рвением, обняли Беллатрикс и так крепко прижали, словно она с секунды на секунду исчезнет.       Старшая сестра вернула объятие с тройной силой, ещё больше сокращая и без того ничтожное расстояние между ними.       — Ты пришла… Ты пришла… — словно мантру повторяла миссис Малфой, не переставая плакать.       — Куда бы я делась… Глупая… Разве я могла?..       Они стояли, прижавшись друг к другу, словно были одним целым. Никакая беда или испытание не страшны им были в этот момент.       — Почему ты не пришла раньше? Я так боялась, что ты забыла меня… Что не придёшь…       — Тихо… Тихо, моя хорошая, успокойся… Я должна была привести себя в порядок после Азкабана. Прости меня, солнышко, прости…       И хоть в глазах Беллатрисы не было ни слезинки, но её голос срывался от тех чувств, что бушевали внутри. Нежность, беспокойство, ласка, любовь… Всё это чувствовалось и в крепких, но ласковых объятиях, и в чувственных поцелуях, которые доставались душистым волосам, и в горьком шёпоте…       — Пойдём на диван, солнышко, пойдём… Тебе нужно прилечь… Пошли, пошли, родная…       Они, не разрывая объятий, медленно добрались до дивана. Беллатрикс помогла устроиться сестре, а сама стала на колени возле нее.       — Не уходи, прошу… Не оставляй меня одну снова… Белла!       — Тише, тише, милая… Я никогда тебя не оставлю, слышишь?.. Я теперь всегда буду с тобой…       Беллатрикс сжала холодные руки сестры в своих руках и, поднеся к своим губам, легко поцеловала.       — Он отберёт тебя у меня… Он снова тебя отберёт и использует!       Лицо миссис Лестрейндж нахмурилось, а глаза опасно вспыхнули. Но через мгновение, словно вспомнив, кто перед ней, она расслабилась:       — Ну во-первых, Цисси, я не вещь, чтобы мною пользоваться. Ну, а во-вторых… Ты должна понимать, что попытка убежать от Тёмного лорда будет означать не только мою смерть, когда он меня найдёт (а он найдёт), но и твою и Драко. И ты должна понимать, что я никогда этого не допущу. Никогда!       Карие глаза встретились с голубыми, как день и ночь, как свет и тьма. Беллатрикс не кричала, не страшила, не клялась… Только и без этого было понятно, что она никогда не пожертвует семьёй ради себя.       — Тогда придумай что-то, Белла. Я не смогу потерять тебя снова, понимаешь? Мне плевать на Него, на войну, на мальчишку Поттера! Я просто хочу, чтобы люди, которых я люблю, были со мной. Ни больше, ни меньше!       — Я тоже этого хочу, солнышко… — на лице Беллатрисы появился оскал, обращающий белые зубы. — Я попытаюсь что-то придумать. Я попытаюсь.       Настала тишина. Обе сестры, держась за руки, думали друг о друге. Обе не знали, что делать.       — Как ты здесь оказалось? — тихо спросила Нарцисса, чтобы разбавить молчанку.       — В Малфой-меноре слишком большие окна и шторы, Цисси. Я почти две недели сюда прихожу… Даже эльфы не заметили, не то, что ты.       — А почему сегодня показалась? Только из-за сигарет?       — Ты плакала, солнышко… Я не могла… просто уйти…       Нарцисса резко отвернулась к стене, скрывая слезы, снова текущие по щекам. Как я давно не плакала…       — Снова сырость, Цисси… Успокойся.       — Я сейчас успокоюсь. Успокоюсь. Я сильная.       Беллатриса продолжила гладить руки сестры, время от времени касаясь их губами. Цепким взглядом отметила все изменения, которые произошли с Нарциссой за те пятнадцать лет, которые они не виделись.       — Кстати, и давно ты куришь?       На лице у голубоглазой женщины появилось смятение. Будь в комнате светлее, можно было бы заметить яркий румянец на её щеках:       — Давно, Белла… Только очень редко… Люциус такого точно не одобрит.       — Первый раз в жизни я согласна с твоим мужем. Я тоже этого не одобряю, так что заканчивай с этим! Иначе…       — Слушаюсь многоуважаемая сестра!       Теперь лицо Нарциссы осветилось слабой, но такой искренней улыбкой. Лицо Беллатрикс тоже смягчилось, а глаза смотрели тепло и ласково.       На мгновение взгляд миссис Лестрейндж скользнул по настенным часам, а потом снова устремился на сестру. Её плечи напряглись, а в глазах появились беспокойство. Это не ускользнуло от Нарциссы:       — Тебе нужно идти, да?       Беллатрикс кивнула и сильнее сжала руки сестры:       — Я бы осталась, но скоро Люциус очнётся. А у меня в планах не было встретиться с ним ещё и здесь.       — Ты его оглушила? — от удивления её тонкие брови поднялись высоко вверх, а губы, не смотря на ситуацию, непроизвольно дрогнули в улыбке.       — Я его отравила, — довольная ухмылка появились на её лице. — Он подумает, что просто перепил. Хотя руки и правда чесались влить дозу немного больше, чем нужно.       — Северус помог? — спросила Нарцисса, кажется совсем не расстроенная состоянием здоровья мужа.       — А вот и нет, я сама! Не зря же меня когда-то Слизнорт хвалил!       — Ты была тогда на втором курсе, Белла. После этого ты забросила зельеварение.       — И правильно сделала! Глупая дисциплина… Но и тех знаний, что у меня есть, хватило, чтобы одолжить у Снейпа немного зелья!       — Ты неисправима, Белла.       — А что ты хотела во мне исправить, а? Неужели такая сестра тебе уже не подходит?       — Подходит, подходит! Где же я еще такую найду?        Нарцисса тихо рассмеялась, глядя на ухмыляющееся лицо старшей сестры. И правда неисправима       — Мне пора, солнышко…        — Ты умеешь испортить момент, — резко погрустнев произнесла Нарцисса. — Пошли, я провожу тебя.       — Не стоит, Цисси, не стоит, — мягко, но настойчиво попросила женщина, не давая встать с дивана сестре. — Лучше поднимайся в спальню и поспи. Хорошо?       — Хорошо, — тихо ответила миссис Малфой, понимая, что прерикания будут лишними. — Когда ты снова придешь?        Поднявшись с колен, Беллатрикс наклонилась к сестре и поцеловала ее в макушку:       — Скоро, я обязательно скоро вернусь. Ты мне веришь?       — Верю, я, верю… Белла, улыбнись пожалуйства… я так давно не видела твоей улыбки…        Лицо миссис Лестрейндж скривилось, и она, не скрывая горечи, произнесла:       — Азкабан милостиво решил оставить мне здоровый рассудок, солнышко… Но умение плакать и смеяться он забрал. Впрочем, я не жалею.