Навылет

Мы столько шли к этому вместе: боролись плечом к плечу, помогали друг другу в самые чёртовы моменты, когда казалось, что выжить едва ли удастся… А теперь ты вот так просто уйдёшь?!

Марко ненавидит Роберта. Всем сердцем, выжженным им же; всей душой, сгоревшей дотла в том адском огне; всем своим существом. Иногда ему кажется, что не будь этой ненависти, он был бы уже мёртв — схватил бы где-нибудь шальную пулю в затылок, или умер бы в тот раз, когда ему взрывом грудную клетку разорвало. Однако, Марко знает точно: пока жива в нём ненависть — будет жить и он сам. А ведь были времена, когда блядский огонь жизни так же разгорался от одной только мыслишке о чёртовом Левандовском. Тогда они вместе могли, прислонившись плечом к плечу, сидеть и греть озябшие пальцы у костров, есть дерьмово приготовленную пищу, и долго-долго молчать. Лишь бы вместе, лишь бы живыми. Тогда казалось — навсегда, до гроба. Сейчас — никогда, невозможно. Марко обещает сам себе, что Роберт обязательно умрёт от его пули. * Роберт не ненавидит Марко. Жалеет лишь что получилось так, что, блять, ушёл тогда, практически нож в сердце друга поворачивая, что не смог убедить что так лучше будет. В голове до сих пор ярость Ройса: «Для кого, блять, лучше?!», Левандовски не знает ответа. Потому что понимает: лучше не стало и стать не могло. Нахуй мысли, — выдыхает сгусток пара в вечерних сумерках будто дымок от тех костров вьётся, воспоминания опять накатывают, грудину болью сковывают. Лучше уже не будет. Лучше — было. Он сам проебал всё, нет теперь смысла вернуть пытаться — Марко предательств не прощает. Роберт лицо ладонями закрывает, считает медленно до десяти. Мир естественно так и стоит на месте, только вдалеке взрывы слышатся. Убраться бы поскорее, пока до сюда не добрались, а ноги на месте стоят, рука пистолет сжимает. Понимает — не выстоит. * Марко видит Роберта сразу. Лицо в грязи или гематомах заживающих — издали не отличишь; взгляд всё тот же и стоит он всё так же. Хоть что-то не меняет, — усмехается про себя. Глаза закрывает, на автомате пару шагов пробегая, дальше с маской на лице. Убивают сегодня многих — те территорию лучше знают и стрелять из-за спины не гнушаются. Это же, в конце концов война. А на войне все средства хороши. Марко не знает когда успел подобраться настолько близко к их лагерю, когда успел позицию единственно выгодную занять и прислушаться. За стеной тишина, убивающая чёртово сознание своей блядской идеальностью; разрушающая черепную коробку изнутри своей неправильностью. Марко не понимает, боятся ли ему, когда, ступая внутрь, видит у стены раненного Роберта. Тот вскидывает было пистолет, но опускает руку сразу, не сопротивляется, лишь глаза закрывает и выдыхает рвано: — Вперёд. Блядское чувство внутри орёт благим матом, требует чтобы Ройс заткнул этого идиота и рану скорее пережал, кровь хоть немного останавливая, потому что вот он, Роберт Левандовски, перед тобой. Потому что, блять, он, сука, у м и р а е т. Ведь он твой друг, ты обязан помочь ему в ы ж и т ь. Но Марко Ройс вскидывает пистолет, целится и стреляет. Прямо в голову, н а в ы л е т. Потому что Марко Ройс не прощает предательства.