Навылет

— Твою мать… — хрипло, едва дыша, на грани потери сознания, вглядываясь в чёртовски знакомый силуэт. Роберт всё такой же чертовски обаятельный, с усталыми морщинами на ещё, в общем-то, молодом лице, высокий и привычный, родной. Только, блять, в чужом кителе, с чужим оружием, на чужой стороне. Чужой — не свой. Чужой — враг. Чужой — способный втереться в доверие и предать, пытать и в конце концов убить. Роберт оказывается способен на такое; Марко не знал, честно. До сегодняшнего дня уверенный, что товарищ мёртв, что покоится сейчас за чёртовым перевалом, где они расстались в последний раз. Тогда, казалось, выхода нет, уйти не получится, погибнут здесь все. Роберт тогда спас — прорвался во вражеское кольцо и подорвал гранату, — пострадал сам. Ройс помнит, как его шатало, как ребята укладывали на холодную землю и пытались помочь: остановить кровь, обеззаразить рану… Аптечки не хватало, Левандовски умирал. Стойко, еле шепча сорванным голосом, прося уходить наконец. Его послушались — ушли, оставив умирать, навсегда запомнив и сохранив в сердцах. А сейчас — в это ужасное сейчас, когда мертвы все те, кто тогда обещал выжить и победить, мертвы! — Роберт стоит напротив его самого, устало улыбаясь. — Я скучал, Марко, — шепчет, приближается, хочет уже коснуться, обнять, поцеловать как раньше… Но Ройс выставляет ладони, отступает, смотрит зверем затравленным и не верит, что человек, гордо именуемый другом, братом, любовником, мог вот так запросто оказаться по ту сторону баррикады. И пусть сейчас рядом никого, Марко отчётливо слышит и чувствует как сердца тех, кто хоть краем глаза видели и хоть немного знали, пропускают удары, как сбиваются с размеренного хода, разгоняя кровь в жилах и пуская адреналин в вены. Роберт чувствует, как Марко только и смотрит на чёртову чужую символику на кители. Роберт, естественно, знал, что будет именно так. — По-другому было нельзя, Марко, — не оправдывается, лишь выдыхает спокойно, будто до сведения доводя. — Они спасли мне жизнь. Марко молчит. Он узнаёт и одновременно не узнаёт человека напротив. Сознание бешенным зверем носится по черепной коробке, в мозг устало одна лишь мысль долбится: Не он. Не Роберт. Чужой, не свой… И не верить ей поводов нет. Напротив — чужой человек похожий на него, но не он. Напротив — враг, хорошо подготовленный и умеющий сбивать с толку, но желающий только одного — убить. Нельзя позволять чувствам брать вверх, нужно быть сильным, Марко! Сердце в груди кровью обливается, и отказывается правильно стучать, будто надеясь помешать Ройсу, но мозг слушается команды и исправно выполняет. Раз — поднять руку; два — надавить на курок. Вроде просто, но пальцы дрожат и Марко медлит со второй частью. А Роберт улыбается напротив, хорошо ведь знает, что привязан он сильно и убить просто не сможет. Марко глубоко вдыхает, и шепчет, еле слышно, только чтобы мысли в порядок наконец привести: — Да, к чёрту эту войну! И спускает курок…