Чем гуще тьма, тем легче быть звездой

      Торчать в закутке за аптекой Мальпеппера и завистливо смотреть на разгуливающую по Косой Аллее толпу магов в пижонских мантиях было почти привычно, но от того не менее горько. Вот дамочка с высокой причёской и с мантией, стоимостью в половину Лютного, радостно обменивается новостями с тёткой, усеянной ювелиркой с ног до головы — о том, как сын получил «Превосходно» по чарам и как её дочь выполнила первое своё заклинание. Вот два чопорных волшебника заходят в паб «Зов Грифона». Спорить было не с кем, но можно уверенно ставить пару галлеонов на то, что после паба они двинутся в сторону публичных домов Лютного. Молодая парочка ворковала, сидя на скамейке под свисающей цветочной клумбой, и держалась за руки. Идиллия.       Эта неторопливая и светская кутерьма завораживала и манила — твоё место тут по рождению, о, отпрыск благороднейшего и древнейшего рода! Но хрен там был.       Мариус — хоть и чистокровней некуда, но выходец из Лютного, силой подавил приступ чёрной зависти — у него ещё всё впереди и как он вырастет, тоже купит пижонские мантии и сразу пройдёт с мамой по Косой Аллее под руку, приветствуя знакомых и вежливо улыбаясь. Правда, до этого момента надо ещё дожить — в Лютном с продолжительностью жизни была совсем беда: дай-то Мерлин не сдохнуть до тридцати. А пока он раскрыл холщовый мешочек и осмотрел сегодняшнюю добычу. Её оказалось довольно много: сорок соцветий искристых горицветов, столько же златоцветника и тридцать стеблей молодого аконита. За пару галлеонов Мальпеппер наверняка купит это добро. Не зря же Мариус проторчал весь день в лесу.       Он пригладил волосы рукой и, поудобнее перехватив мешок, вышел из закутка. Лишь бы его не погнали куда подальше — и такое бывало, но не обижаться же на идиотов? Можно, конечно, и в Лютном продать, но лавочники Косой Аллеи щедрее будут.       Мариус оглянулся, вновь подавил приступ зависти и толкнул дверь в аптеку. Пришлось сразу задержать дыхание — очень уж резкие запахи его так внезапно окружили. Он стал быстро дышать через рот, чем привлёк внимание потомственного аптекаря Мальпеппера:       — Эй, не думай даже подыхать мне тут! — переполошился он и довольно близко подошёл к Мариусу — сразу захотелось сделать пару шагов назад. Пришлось тряхнуть головой и постараться не обращать внимания на множество неприятных запахов — он и без того стоит дурак дураком. Набрав в грудь побольше воздуха, он быстро сказал:       — Мистер Мальпеппер, сэр, я хотел бы продать вам растения. Они очень хорошие, сегодня собрал!       — Я благотворительностью занимаюсь только два раза в год, на министерских балах, — сухо сказал аптекарь. — Иди куда шёл, пацан.       — Я к вам и шёл, сэр. Только посмотрите! — сказал Мариус и показал содержимое мешка. — Тут собранные с утренней росой искристые горицветы, полуденный аконит сбора третьего лунного дня и златоцветники. И все с лесной поляны, только сегодня собрал. Они очень хорошие и качественные, сэр.       Мальпеппер одарил его подозрительным взглядом и взял в руки мешок. С каждым новым растением, выложенным на прилавок, он всё меньше сомневался, а под конец просто вывалил всё без разбору.       — Эти травы и в самом деле хороши, — протянул он и почесал подбородок. — Ты точно сам их собрал?       — Да, сэр. Я хорошо разбираюсь в растениях, — вежливо ответил Мариус. Вот и мамина наука пригодилась. С торговцами Лютного приходилось общаться исключительно на языке старого Джона, а его язык был полон заковыристых ругательств и великолепных речевых оборотов. От матушки, правда, влетало за использование сего арсенала, но Мариус старался не палиться.       — Я дам тебе за это всё два галлеона и восемь сиклей, — сказал аптекарь и достал из кармана монеты. Мариус сразу подставил под его руку старенький кошелёк и монетки звонко упали на дно, к ещё нескольким сиклям и кучке кнатов.       — Спасибо, сэр, — кивнул Мариус. Тратить он ничего не будет, конечно, но он точно знал, что мистер Грин из аптеки Лютного дал бы за этот сбор не больше галлеона и двух сиклей, скупердяй несчастный.       — Если хочешь заработать, то можешь принести свежий сбор моли, клещевины и полыни. Какой сбор самый лучший для целебных зелий, знаешь?       — Конечно, сэр. Моли — седьмой лунный день, через час после заката; клещевина — в полдень, в самый зенит, её сбор к лунному календарю не привязан; полынь лучше всего собирать в полночь, — отрапортовал Мариус. Уж что-то, а книгу «Тысячи трав и грибов» и другие справочники по геробологии, которые можно достать в Лютном, он знал наизусть. Не то, чтобы он их в запой читал, но раз уж взялся шляться по лесам с егерями в поисках заработков с малых лет, то волей-неволей в них заглядывать приходилось. И невозможно не запомнить, что Сумасшедшая рябина любит кидаться ягодами в сборщика, когда сам становился пару раз её жертвой.       — Понял-понял, метишь в егеря, — усмехнулся аптекарь. — Я хорошо заплачу за правильный сбор. Надеюсь, ты справишься лучше прошлого… поставщика, малец.       — Конечно, — кивнул Мариус и дождался, пока Мальпеппер отойдёт за прилавок. Его купили дёшево, конечно, но кто на его месте не ухватился бы за подобный шанс? Интересно, а прими он оборотку с волосом матёрого егеря со страшной рожей вроде Гидеона, стали бы эти два галлеона и восемь сиклей пятью галлеонами? — Спасибо, сэр!       Он ещё пару минут поглазел на витрины, уже придумывая, как уговорить Теда аппарировать его в лес к полуночи, при этом не расстроить маму и не попасться в лапы к диким оборотням. Как бы его не печалила перспектива сдохнуть до тридцати, — статистика, как с грустью поговаривал народ — в десять лет помирать было уж слишком, тем более от лап оборотней.       Выходить из аптеки не хотелось, — столько всего интересного! — но пришлось: Мальпеппер уже начал на него с подозрением поглядывать. Заниматься воровством днём на Косой было очень уж недальновидно, но откуда благонадёжному гражданину это знать? Так что пришлось тихо попрощаться и проскользнуть в открытые очередным покупателем двери.       После тихой лавки вновь услышать множество звуков, доносящихся со всей аллеи, было неожиданно, но приятно. Была у Косой Аллеи какая-то своя странная аура. Как и у Лютного, впрочем. Тут всегда ощущался праздник и движение жизни, все кругом были приветливы и улыбчивы. В родном же квартале чувствовалась вечная опасность и затхлость, люди были закрытые и подозрительные.       Мариус пару секунд разглядывал мантии окружающих магов и украшенные весенними цветами лавки — это было красиво и отдавало чем-то недоступным для него: умиротворением, уютом и процветанием. Немного насладившись зрелищем, он пошёл в сторону перекошенной калитки за Гринготтсом — именно там находился вход в родные пенаты, чтоб их Мордред спалил.       По дороге он успел поглазеть на книзлов, сбежавших из зверинца, на новый «Чистомет» и на бдящий аврорский патруль — пришлось даже ускорить шаг из-за давней привычки не попадаться стражам правопорядка на глаза во избежание. Любили они проводить досмотры на месте, если прохожий чем-то им не угодил.       За калиткой, уже в Лютном, стояла Мэри — древняя как мир старуха, от которой сильно пахло бузиной и полынью. Правда, то была не старуха вовсе, а девушка лет тридцати под обороткой. Она пугала заблудившихся магов и гнала их вглубь Лютного, а уже там жертву обносили чуть ли не до трусов.       Мариус махнул ей рукой и направился в Химеров Тупик — именно там находился неплохой для Лютного дом на две квартиры. В одной из них и жил Мариус с мамой. Он привычно уколол палец о фибулу и мазнул каплей крови о добротную дубовую дверь: на ней засветилась цепочка рун и он зашёл домой.       Мариусу тут нравилось — скрипучие половицы прогибались под ногами, в единственное окно пробивался слабый свет тусклого солнца; из обстановки в гостиной — старый диван с сотню раз перетянутой обивкой, массивный шкаф упирается в низкий потолок, пара простых, но надёжных стульев и картина с морским пейзажем — досталась ещё от отца матушки. Там, на высоких волнах, качался парусник; иногда он исчезал с картины, но всегда возвращался, да и погода на картине частенько менялась — ещё вчера там царил штиль. Мариус, бывало, часами смотрел на эту картину — где, как не в море, можно познать свободный ветер и своенравные воды? Стать частью сразу двух первородных стихий?       Комнате очень не хватало камина, но мама зареклась подключаться к сети — живя в Лютном всю жизнь, и не так параноить можно. Кровная защита на входной двери, за которую светит срок в Азкабане, тоже идея матушки. Но, как она говорила, они не должны стесняться использования такой магии. Это ведь их кровь, а не жертвенной девы на алтаре, это дело каждого мага — как распоряжаться своей кровью.       Мариус тряхнул рукой, в неё прыгнула палочка — подарок зануды Брикса на Рождество за разбор завала на складе — и он приступил к ежедневному ритуалу по очищению квартиры от пыли: она налетала, словно снег в январе, хотя окна были запечатаны намертво. И откуда только бралась?       В комнате мамы опять была не заправлена постель и Мариус только головой покачал — сколько она сама вбивала ему в голову про необходимость уборки, столько же забывала заправить свою кровать каждый Мерлинов день.       Потом он приступил к приготовлению ужина: в сундуке с продуктами нашёлся кролик, которого он поймал неделю назад, овощи и картошка. Особо и придумывать нечего — стоит сделать жаркое.       Он всегда поражался, как мама прокормила его в детстве, потому что её категорически нельзя было подпускать к плите — даже суп умудрялся подгореть, стоя на слабом огне. Мариус же по рецептам мог спокойно приготовить всё, что угодно. Это же намного легче зелий, в конце концов.       Он кинул в плиту заклинание, чтобы огонь погас через полчаса и пошёл уже к себе — стоило хотя бы немного почитать, иначе подзатыльник от любимой родительницы неизбежен. Хотя кому он врёт — он старается и для себя, ведь иначе, как через книги, он не мог получить знания даже о том, как правильно писать. Он и проклятой каллиграфией занимался: хочешь выбраться из Лютного — изволь хоть что-то для этого делать, а не грезить о прогулках по Косой Аллее.       Через пару часов упорного умственного труда, Мариус почувствовал, как защита дома пропустила маму и сразу подорвался с места: бывало, что она возвращалась с синяками, глубокими ранами и проклятьями по всему телу. Из-за этого свой первый Рябиновый отвар он сварил в шесть лет.       Но, благо, сегодня у неё был цветущий вид: чёрные волнистые волосы до лопаток блестели, большие голубые глаза с густо-накрашенными ресницами сияли и ярко-красные губы приветливо улыбались. Всё-таки у него была очень красивая мама, пусть и довольно низкая. Неудивительно, что папаша решил именно её использовать для «продолжения великого рода».       — Малыш, — поприветствовала она и обняла его. — Как день? Я жутко проголодалась, могу съесть хоть мантикору! Что на ужин?       — Мантикоры нет, но есть жаркое из кролика, — улыбнулся он и парой взмахов палочкой наполнил глубокие миски ароматной едой. Даже слишком ароматной; похоже, он положил тимьяна чуть больше, чем следовало.       За едой завязалась обычная беседа: Мариус рассказал о походе в лес с егерем Тедом, умолчав, что встретил там красных колпаков, о том, что собрал и про поход на Косую Аллею. Мама вздыхала и хмурилась — обычная реакция. Сейчас начнутся размышления о том, что она плохая мать. Мариус такие заявления не любил; она была самой лучшей на свете, но убеждать её в этом он устал ещё пару лет назад.       — Всё-таки я ужасна, мой десятилетний ребёнок работает, чтобы купить себе новый котёл. У меня осталось немного свободных сбережений, хочешь, купишь его уже завтра, милый? — жалобным голосом спросила она и стала очень похожа на ребёнка.       — Ма-ам, ну чего ты? Мне же нравится собирать травы! А до котла только пара галлеонов осталась. И ты самая лучшая!       — Но у тебя даже нет метлы! — заспорила она.       Мариус фыркнул и строго на неё посмотрел:       — Кому нужна эта метла? Я в квиддич никогда не буду играть, а для передвижений мне Горбин даёт её за помощь в уборке, — заверил он маму. — Ты сделала для меня столько, сколько никто больше не сделал, правда-правда! — совсем уж по-детски сказал он. Вдруг это её успокоит?       — Ну, ладно, — протянула она и посмотрела на него из-под густых ресниц. — Надо будет к маглам скоро выбраться, купить ткани.       Мариус недоумённо моргнул от внезапной смены темы.       — Какие ткани? — спросил он. Вроде она ему недавно три мантии и плащ сшила, они ему ещё как раз.       — Для Хогвартса! — торжественно сказала она и улыбнулась. А у Мариуса сразу повлажнели глаза. Он, конечно, знал о её планах оплатить Хогвартс, чтобы их семья смогла выбраться из Лютного, но вот так внезапно узнать, что он точно отправится учиться, было неожиданно и очень трогательно. Он быстро слез со своего стула и полез обниматься: вербально, увы, благодарность выразить не вышло, получилось издать только пару всхлипов.       — Ну-ну, малыш. Я же говорила, что у меня получится? Как придёт письмо, сразу сходим в Гринготтс и оплатим пять лет обучения, а там я на шестой и седьмой курс накоплю. Правда, что я буду делать без твоей стряпни? — усмехнулась она и погладила Мариуса по спине.       — Я тебя люблю, мам. Очень-очень сильно, ты знаешь? — через некоторое время всё-таки выдал он. Стоило, наверное, выпить зелье, но жалко на такую ерунду его тратить.       — И я тебя люблю, Мариус. И мы обязательно друг другу поможем, верно?       Он закивал и в запале даже рассказал о мечтах — как они будут гулять по Косой Аллее. Мама усмехнулась:       — Обязательно прогуляемся. Я буду выглядеть так, что все эти напыщенные курицы от зависти захлебнутся!       — Не сомневаюсь, — рассмеялся Мариус, представив явление прекрасной валькирии Лукреции Мракс, урождённой Фёркл.       Уже перед сном, когда мама, уставшая после работы, уснула на полуслове, он погрузился в раздумья: получится ли у него вырваться из Лютного? С его гадским происхождением и проклятой фамилией это было на самом деле трудной задачей.       Мама всего один единственный раз в жизни рассказала, как он появился на свет, и то, изрядно выпивши после ужасного дня в борделе.       Морфин Мракс, видимо, ограбив какого-то магла, явился в Лютный Квартал и почти сразу прицепился там к маме. Начал выспрашивать о происхождении, о фамильных дарах, и сам стал хвастаться великолепной родословной с великим Салазаром в предках. Мама, будучи тогда восемнадцатилетней дурочкой с ворохом амбиций и мечтами о том, чтобы выбраться из Лютного, повелась мгновенно. Он приходил месяц, а потом предложил заключить брак. Самый простой — никаких особых обрядов, просто клятва о продолжении рода при одном свидетеле. Мама, осчастливленная таким поворотом судьбы, согласилась не задумываясь. Но потом была брачная ночь, и при рассказе матушка особо расстроилась, ведь это было почти изнасилованием: Морфин был очень груб и явно только-только обрёл первый сексуальный опыт. Но из-за этого малого ритуала она всё же забеременела. На следующий день Морфин чуть ли не торжественно сказал, что проблема решена, и исчез навсегда, к счастью, если подумать. А о беременности она узнала только через пару недель и просто не могла её прервать — клятва, данная Морфину, вполне могла её убить. Уже потом она наведалась в библиотеку Лидса и выяснила про Мраксов всё, что могла — и очень резко поумнела, пусть и расстроилась так, что чуть не наложила на себя руки: «Я думала, что жизнь закончилась. Замужем Мордред пойми за кем, беременная, нищая и с сомнительными заклинаниями швеи в арсенале, малыш. Смерть казалась самым лучшим выходом». И всё же она справилась и решила жить. Теперь под её ответственностью была и жизнь ещё не рождённого Мариуса.       Сама мама была привычна к тяжёлой жизни родного квартала и не стала надеяться на доброту его обитателей — пришлось устраиваться работать швеёй в единственное ателье Лютного, но платили там сущие кнаты. Оставалось радоваться, что у неё было жильё, оставшееся от умершего отца. Он был последним из живущих Фёрклов, правда, официальная власть сочла, что это семейство давно мертво, да только хрен там был — семейство банально разорилось и просто потерялось в Лютном Квартале.       Мариус гордился мамой — несмотря на лёгкий характер, она была сильной личностью. А вот Морфина он поклялся прикончить при первой же возможности — так испортить и без того несчастливую жизнь наивной девушки и оставить его, Мариуса, совсем без отца! Не сказать, что отсутствием подобного родителя он расстроен, но сам факт.       Следующие пару дней Мариус мотался по Лютному и помогал всем, кто готов был платить за помощь, даже сто раз драному Горбину — без его метлы по лесам можно шастать неделями в поисках нужных трав. В один вечер его занесло и в любимую таверну егерей — Тед тут был частым гостем. Да и «Кривой рог» славился приличными посетителями. Тут можно было встретить и почтенного зельевара, который пришёл за товаром подешевле или чем-то незаконным, и артефакторов, и даже министерских работников в чистеньких мантиях. На моющего пол малявку обычно никто из них внимания не обращал, и если забывчивые господа не ставили заглушек, можно было погреть уши и узнать много чего интересного. Конечно, в «Белой виверне» публика была куда богаче, да и сделки там заключались покрупнее, но тамошний владелец был чопорным скупердяем и мелкоту Лютного не жаловал — Мариусу не так часто доводилось там мести полы.       Но сегодня было не до новостей — шёл седьмой лунный день, и стоило найти себе провожатого в Мёртвый Дол — лучшего места для сбора полыни просто не найти. Мариус приглядывался в давно знакомые лица и с удовольствием обнаружил Теда — наверное, он мог его назвать старшим товарищем. Он даже в Хогвартсе пять лет отучился — просто кладезь полезных знаний.       Впрочем, Тед заметил его первым.       — Май! — прикрикнул тот. Мракс сразу оставил швабру размазывать грязь по полу самостоятельно и не раздумывая подбежал к столу, где собралась компания знакомых егерей.       — Здоров ты орать, Тед! Привет, господа, — улыбнулся Мариус. — Поймали грифона?       — А то! Он меня так по грудине полоснул, три дня откачивали, — вздохнул он и потёр грудь широкой ладонью. — Мы эту тварь убить смогли только общими усилиями, а потом и гнездо нашли — Грин чуть не обоссался от радости, яйца грифона штука редкая. Сок будешь? Угощаю, заплатил он неплохо, жмыр поганый, пусть и торговались мы часа три.       Мариус закивал и забрался Теду на колени — свободных стульев за столом не оказалось. Тот только усмехнулся и взлохматил волосы, выбившиеся из-под верёвочки. Ну и драккл с ними.       — Расскажешь? — попросил Мариус.       — А то! А потом расскажешь нам, что ты делал у Мальпеппера; Грин едва ядом прилавок не залил, сетуя на твоё предательство, — усмехнулся Тед. Мракс злорадно подумал, что так старому прощелыге и надо и дешёвой рабочей силы в виде Мариуса он больше не получит.       Дальше пошли описания ратных подвигов кучки егерей и охотников на опасных тварей, где грифон был представлен чуть ли не мировым злом: и на пёрышки его магия не действует, и когти острые, как гоблинский клинок. Мариусу даже стало жаль животинку. В конце концов прикончили её зачарованным мечом и спешно собирали потом вытекшую кровь — тоже ценнейший ингредиент для зелий. Очень хотелось получить в распоряжение хотя бы одну капельку! Но даже капелька стоила как недельный запас еды.       Уже описав и свои подвиги, Мариус дождался у Теда нужной кондиции — сами егеря пили в таверне далеко не сок, и решился на просьбу:       — О Мальпеппере, кстати! Он предложил мне неплохие деньги за один сбор, а я тут как раз коплю на медный котел…       — А не поздно? Вообще сейчас всякой нечисти завались. Я тебе, конечно, на совесть руны нанёс, но лишь на них полагаться не стоит — Баньши они не заткнут, — понял его с полуслова друг.       — Мне всего на часок, Тед! Есть полянка одна, она вся полынью усеяна. Чёс-слово, я быстро справлюсь, — заверил Мариус. В голове мелькнула здравая мысль, что мама его запрёт дома как минимум на пару дней после такого вояжа, но он быстро её прогнал — если мама не знает, то она никого дома не запирает.       — Давай бладжером, туда и обратно, пока я добрый, — на удивление быстро согласился Тед и спихнул его с колен. — Парни, я скоро вернусь, пригляжу за сопляком только, а то он места для сбора выбирает одно хуже другого.       — Тот акромантул был совсем маленьким, что тарантул, — буркнул Мариус. — И даже не успел меня укусить.       — Зато как я страху натерпелся, когда увидел тебя и полудохлого акромантула рядом — словами не описать, — возмутился Тед и взял его за руку. — Направление сам задать сможешь?       — Постараюсь, — кивнул Мракс и старательно представил Мёртвый Дол — почти чёрные деревья, багряные цветы кровавого пассифлора, серую траву… и его ожидаемо, но от этого всё равно противно скрутило, будто сунули в алхимический преобразователь. Мордредова аппарация.       — Ну ты даёшь, — выдохнул егерь. — Мёртвый Дол. Если твоя мать узнает, то убьёт обоих. А я помню, как она может обращаться с палочкой — поверь, быстрая смерть нам не грозит.       — Если узнает, — вздохнул Мракс и очень ярко представил, как будет писать проклятые строчки в наказание плюсом к домашнему аресту.       Когда Мариус чуть ли не впал в медитацию, увлёкшись сбором, а мешочек был почти полон, его резко окатило чувство отчаянья и смертельной опасности — хотелось срочно вырыть себе нору вот прямо тут и никогда из неё не выползать. Чувство паники не поглотило его только благодаря Теду — тот резко притянул его к себе и лишь кинул объясняющее всё слово:       — Смеркут!       И сразу аппарировал прямо в Химеров Тупик.       — Блядь, — выдохнул всё ещё испуганный Мариус. — Откуда там эта тварь?       — И не говори, — прошептал ошалевший Тед и взлохматил себе волосы пуще прежнего. — Это тебе не грифон, я б на эту херь даже с отрядом элитных бойцов не пошёл. Протрезвел в момент, теперь ещё больше напиться хочется. Иди домой, выпей чего-нибудь из зелий своих и ложись спать. Хватит на сегодня сбора сорняков.       Мариус нашёл в себе силы только кивнуть на это. До двери тоже добраться стоило немалых сил: ноги подкашивались, а руки дрожали как под дурманом. Даже палец чуть не отрезал, пока пытался проникнуть в собственный дом. Откуда в Мёртвом Доле Мордредов смеркут? Никогда не водилось же! Духи, мелкая нечисть, да, но смеркут?       Дома, вопреки всем надеждам, оказалась мама. Она уже с воинственным видом стояла, явно готовясь к головомойке, но видать вид у Мариуса был совсем убитый, и она только сложила руки на груди и строго сказала:       — Ты под домашним арестом на три дня. Завтра расскажешь, какого драккла ты пришёл домой в третьем часу ночи, ясно? А теперь иди в свою комнату, быстро.       Оставалось только обиженно всхлипнуть — нет в мире справедливости! — и следовать указаниям. В комнату, так в комнату.