Потерянные в полночь

Когда-то, давным-давно, когда еще не было машин и самолетов, в одном из королевств жил и правил молодой принц с невообразимо красивыми глазами цвета небесной синевы и рыжими, словно пламя, волосами. Он был справедливым и честным правителем, которого любил и уважал весь народ… Но был один парень, ненамного младше нашего принца. Он не верил, что правитель действительно такой. Тот только рисуется для публики и ничего из себя не представляет. Наш второй главный герой был обделен матушкой-судьбой, и, скорее всего, именно из-за этого не верил ни в единое проявление добрых чувств к кому-то, а уж тем более к нему. Он просто отрицал. Ведь такой человек, что считается самым низким слоем в королевстве, не достоин ничего, даже если его способности и разум превозмогают навыки высших людей. Его волосы не острижены, белы, как снег, и, несмотря на это, слишком мягки. И тот самый парень с серебристыми волосами жил и подрабатывал у одной леди, что о справедливости и положенном выходном, кажется, никогда и не слышала. — Ацуши, пол в кладовке не вымыт. Теперь будешь протирать окна каждый день. — Ацуши, почему не подровнял кусты? Я вычту двадцать серебряных. Она каждый раз давила на него своим спокойным голосом, от которого хотелось спрятаться в самом далеком подвале холодной темницы. А платила она ему гроши, что едва хватало на еду и новый кусок ткани, чтобы заштопать оборванные штаны да рубашку. Но это единственное место, где он может существовать, ведь жизнью это точно не назовешь. Однако сам парень понимает, насколько сильно он ее недолюбливает. Он хочет сбежать. Как можно дальше от всего этого, ведь где-то там, за тридевять земель не знают, откуда он родом. Там где-то люди такие добрые и не делятся на сословия. — Ацуши, подойди сюда… Эта женщина слишком спокойно подозвала к себе белобрысого, от чего у того затряслись коленки. Наверное, впервые он слышал ее такой голос. Мягкий, звучащий как-то по-матерински, хотя откуда ему знать. — Ты же хочешь выбраться в город? Ацуши замахал белыми ресницами в легком непонимании, а потом резко закивал, соглашаясь с женщиной. Выбраться из этой «темницы» ему ой как хотелось. — К твоему счастью, принц устраивает в конце этой недели бал. А наследниц имения, как ты знаешь, у меня нет, — как же презрительно ее каре-винные глаза проскользнули по лицу и исхудалому тельцу. — Я могу тебе дать шанс уйти, если ты поможешь мне с одним делом. — И что же Вы от меня хотите? — еле выдавил из себя Ацуши, все еще страшась ее взгляда. — Я хочу, чтобы ты за эту неделю выучился правилам этикета, поведения и прочего, что необходимо знать леди из знатной семьи. Поисками учителей я займусь. Но сначала тебя необходимо выстирать. И не пойми неправильно, это я делаю исключительно для себя, — взмах шелковым веером, и женщина отворачивается в сторону сада, напоследок кидая, что его в прихожей уже ждут. Он ступает по бледному мрамору к выходу из сада, все еще не совсем понимая, зачем ей это. Зачем она из парня-оборванца хочет сделать «принцесску». Только он закрывает за собой деревянную дверь, его подхватывают служанки, что были приближены к самой госпоже, и ведут в ванную. Горячая вода и душистое мыло. Мягкие руки скользят по плечам, по длинным серебристым волосам, вымывая кусочки листьев и запекшуюся кровь. Неприятно пекут недавно полученные ссадины на коже от все той же работы во дворе. Но становится легко. Это расслабляет. Ацуши позволил себе немного отдохнуть за почти пожизненный труд у ненавистной дамы, что сейчас затеяла еще что-то более непонятное. Молодые девушки расчесывают серебро волос и разговаривают о необычности этого мальчишки. Его и вправду не отличить от девушки, к тому же, если приукрасить и одеть в подходящее платье, то он затмит многих красавиц из королевства.

***

Первый день занятий с неизвестными людьми. Читать красиво, с интонациями и эмоциями научить было просто, писать каллиграфическим почерком тоже, только вот руки, как и все листы, были в пятнах чернил, которые придавали ему вид ребенка, что нашел чернильницу у папы в кабинете, не зная, зачем она нужна. Осанка и правильная походка, которой ходят все достойные девушки и женщины высокого ранга, — это вот уже сложнее. Книги постоянно спадали с гладких волос, а спина неимоверно ныла от слишком прямого стула. Он пытается сломать ему спину? Иногда учителю казалось, что этот план безнадежный. За неделю невозможно выучить такого «бездаря» и приучить к хорошему вкусу. День за днем, ночь за ночью, а явных сдвигов в манерах и речи нет, как и во всем обучении правильной леди. — Он безнадежен. Еще раз Ацуши убедился, что ни на что другое не способен, кроме натирания до блеска полов и стрижки кустов. Да и это у него получается не идеально. А принц все больше не желает устраивать бал в своем замке. Это лишь одни затраты, что не несут никакого смысла. Можно даже сказать, что его заставили. Выбор избранницы, продолжение рода и прочие семейные заморочки, которые Чуе не прельщают. Ему больше по душе путешествия, сражения и даже… одиночество? — Почему госпожа не выбрала тебя для своей дочери на время? Ты девушка. К тому же намного лучше меня. — Никто не знает ее настоящих намерений. Все же стоит пойти тебе, — она собирала шелковые волосы серебристыми лентами, оставляя пару прядок по бокам от лица. — Дай ножницы. — Если ты хочешь обрезать свои прекрасные волосы, то не дам, — девичьи руки забирают ножницы, лежащие на стеклянной столешнице туалетного столика, и прячут их в кармане фартука. — Оно же упадет от первых разворотов. Обрежь, пожалуйста. Тяжелый вздох, и девушка, которая, кажется, живет здесь с самого рождения и знает Ацуши больше 10 лет, распускает мудреную прическу на голове паренька и обрезает белоснежные пряди по плечи. — Короче не буду. Тебе так очень хорошо. Она улыбнулась, посмотрев на лицо в отражении, и хлопнула в ладоши. — Что теперь? Платье? — Именно! Девушка легкими шагами подошла к скромному гардеробному шкафу, на дверце которого висело роскошное платье в пол. Серебристо-белая расцветка в тон волосам мальчишки и голубые детали, что отделяли светлые лепестки на юбке друг от друга. Кружева, струящиеся по рукавам нити с алмазным словно бисером и ленты, которыми через мгновенье обвяжут все это великолепие вокруг осиной талии. — Подойди-ка, — она снимает одежду с дверцы. Осторожно одевает Ацуши, чтобы не зацепить и не порвать тонкий атлас, ситец и что это еще? Впрочем, выглядит просто завораживающе. — Ты помнишь, что я тебе говорила? — Да. Главное — быть собой. Но… я же даже не знаю, какой я на самом деле. Это как сказать мне: сшей матроску. А я не умею. — Я понимаю, — она шнурует темно-синей тесьмой бальное платье и слушает его, — хорошо. Если не можешь так, то делай по правилам, которым тебя учили всю эту неделю. Они вместе смеются, а Ацуши поворачивается и обнимает свою «сестру». — Спасибо, что делаешь для меня это все.

***

— Зачем матушка вообще затеяла этот бал. Избранницу я себе однозначно не выберу. Чуя ходил взад-вперед по своему кабинету, читая список приглашенных гостей и предполагая, как примерно они могут выглядеть. Герцоги и их дочери, младше и старше самого принца. Он знает только пару семей по имени и лицам. Но наверняка может сказать имя любого стражника, воина или прислуги в своем королевском имении. Тихий стук в дверь, от которого принц вздрагивает и оборачивается. — Войдите. Дверь медленно отворяется, впуская в личный кабинет приближенного королевы. — Королева просила Вас позвать к себе. — Хорошо. Через минуту буду. Несмотря на все это, он очень любил ее. Она ему подарила жизнь, счастливое детство, которое каждый раз он вспоминает с теплом; любовь и заботу, в чем он тогда так нуждался. Но время меняется, люди стареют, роли в жизни чередуются. Она теперь слишком малое может делать из-за несчастного случая. — О чем ты хотела поговорить, матушка? — Чуя тихо идет к постели, к которой прикована очень крепкого тела женщина, с приятным лицом и таким же приятным голосом, что теперь только чаще перемежался с кашлем. Он садится на рядом поставленное кресло, легко касаясь ладони своей матери. Такая теплая, от чего кажется, что может защитить от всего на свете. — Бал. Тебе обязательно надо выбрать себе избранницу, что будет править с тобой. — Я помню это, но я могу и сам справиться. Это не так трудно. Королевство в порядке, войн не намечается, а народ счастлив. Разве нет? — Чуя, дорогой, — ее улыбка как игла, пронизывающая, жгучая, но и согревающая, — тебе необходимо приметить кого-то. Я же знаю, насколько редко ты выходишь из дворца, поэтому так будет немного проще тебе. И я не заставляю спешить. — Матушка, — принц поднимается с мягкого кресла и едва ощутимо целует женщину в лоб, — поправляйся, прошу тебя. Если бы она могла. Если бы можно было время остановить. Этот короткий разговор придал ему сил и уверенности. Чуе теперь даже капельку интересно, как выглядят миледи из всего королевства. Просто любопытство, не подумайте. Его не привлекают все балы, которые он только знает, большие толпы людей и громкие разговоры с музыкой. И танцы. Их он особенно сильно не любил. Чувство такта, грация у него были, но Чуя постоянно путался. Шаг влево, поворот, два шага назад… или уже надо вперед? Снова забыл. Поэтому сейчас он кружился в своем кабинете, напевая мелодию. Все лучше и лучше. Нет, тут надо было сделать в другую сторону. Остается пара часов до вечернего торжества, главный вход украшают скульптурами, цветами. Весь коридор пропах вкусными закусками и легким ароматом вина. И теперь внутри предательски урчит живот, ведь принц из-за нервов не ел еще с утра. И он идет на королевскую кухню, забирая с собой немного еды. — Мне еще надевать эти… туфли? — Ацуши поднимает оставленную хозяйкой для него обувь с явно высоким каблуком. — Нет, нет. Лучше оставь. К тому же, принц ужасно не чтит девушек, что выше его, — закончила та шепотом, пряча обувь под скатертью столика. — лучше… лучше надень это! Она уходит в другую комнату, где, как знает парень, поселила ее госпожа, и возвращается с неприметной коробкой. — Надевай их. Совсем новенькие. Ацуши открывает крышку и замирает. Хорошенькие балетки белой расцветки. — Тебе не жалко их? — Совсем. Он достает их и опускает на пол, чтобы надеть. Ведь пышное платье немного мешает. — Отлично сели, — мальчишка сделал пару будто пробных шагов возле зеркала. Ему нравилось. Нравилось то, как он выглядел, и то, что он сможет выйти сегодня на короткое время в город. Дальше от этой «темницы». — Еще раз, спасибо тебе великодушное, — хрупкие ладони осторожно хватают края лепестков на юбке, а сам Ацуши делает реверанс. Не зря же его учили. — Перестань, перестань, — девушка смеется, собирая коробку. Они улыбаются, понимая будто друг друга без слов. — Только будь осторожен. На улицах какая-то предпраздничная суматоха, все кричат и бегают от одного дома в другой. Все хотят увидеть, кого же выберет принц. Ацуши неуверенно бредет темными улочками в простой накидке из ткани, что можно купить на другом конце города за 3 серебряных. Корсет в платье слегка давит грудную клетку. Дышать трудно. Но он не замечает этот легкий дискомфорт, ведь все чувства слишком заиграли. Первый раз он видит такое количество людей вокруг себя, которые не смотрят на него так, как смотрела в этом поместье госпожа. Им даже не до него. — Отлично, — он достает из кармашка, пришитого с внутренней стороны накидки, клочок пожелтевшей бумаги, где начерчен примерный план пути к дворцу. Два квартала прямо, налево и еще два прямо. Подождать до семи вечера, когда почти вся стража уйдет во внутренние коридоры. — Надо было отказаться от этого бала. Принца одевают в неудобный костюм, чересчур туго завязывают ленты на воротнике и рукавах, украшают тяжелым золотом, от которого никакого толку. А ему остается только терпеть. Он заходит в главную залу, украшенную таким же вычурным богатством, будто ищут супругу не самому принцу, а всему тому, что его окружает. Глупо. Осторожно садится на алый бархат трона в центре главной части помещения и расслабленно выдыхает. Вместо всего этого он так хотел бы отправиться на охоту, прочесть в десятый раз одну из книг его комнатной библиотеки или же на крайний случай написать еще закон, что снова станет пеплом. Из открытых окон доносятся голоса дам и стражников. Дворецкие и лакеи проводят девушек по бархатным дорожкам, по лестницам во дворец, кланяются им. Первые удары каблучками о старинный паркет. Первые миледи собираются по углам кучками, бросая восторженные взгляды на сидящего принца. Машут веерами с перьями у себя под носом, улыбаясь и смущаясь. Часы бьют седьмой раз, а это значит пора приступать. Руки в белых перчатках взмахивают, оркестр начинает свою работу. Скрипки, контрабасы, флейты — все звучит очень спокойно и приятно. Кто-то уже начинает кружиться с приглашенными на тот же бал мужчинами — друзьями и знакомыми будущего короля. — Какая патетика, — морщится он, поправляя галстук-ленту на шее. Но что поделаешь? Именно. Ничего. Надо просто один разок отмучиться и дальше жить в одиночестве, полностью отдавая себя всему государству и его народу. Часы бьют седьмой раз, и парень подходит к главным воротам роскошного замка, у которых стоит пара стражников. Он отдает им приглашение, снимая капюшон и учтиво улыбаясь. Те что-то говорят друг другу и пускают его на другую сторону «мира», где все богато выглядит, блестит и переливается драгоценностями, где никто не знает горя. Шелестящий весенний ветер развивает тонкую мантию и обрезанные серебряные волосы. Также переливаются в лунном свете, как и заколки на них, как те нити с бисером на лепестках юбки и рукавах. Вот он уже на последней мраморной лесенке у непомерно высокой двери, которая выглядит так устрашающе и злобно, будто за ней не знатные люди, а самые опасные существа, что перегрызут глотку любого за мгновение. Ацуши оставляет накидку за одной из напольных ваз с оранжево-алыми розами и заходит в эту самую залу, продвигаясь ближе к центру. «Она» оборачивается в поисках этого принца и сжимает ладонями голубую ткань платья. Нервничает. Здесь слишком много людей. И все они смотрят и прожигают насквозь. «Точно заметят». Парень останавливается на самом просторном месте, разжимая кулаки и прикрывая глаза. Тихая мелодия становится слышимой, голоса такие отчетливые и любезные. Они умиротворяют. — Извольте пригласить Вас на танец, миледи. Кто-то ласково шепчет возле уха, заставляя парня вздрогнуть. Он разворачивается и смотрит удивленно на молодого мужчину. Тот протягивает свою ладонь в перчатке, едва наклонившись в знак уважения, и ждет. — С удовольствием. Так просто надо. Не потому что хочет, не потому что приглянулся. Надо найти одну особу, которой не видать на бархатном троне. И в танце это сделать будет незаметней всего. Он старается говорить полушепотом, чтобы не было каких-либо подозрений. Кладет свою ладонь в чужую, делая легкий реверанс и улыбаясь так по-доброму. Все вокруг будто сговорились перешептываться и глазеть на них. Одни дамы хмурились, щелкая своими веерами, другие же — сердились, краснели и куда-то исчезали. Лишь не хотели видеть. Ацуши с неизвестным молодым человеком проходит снова в центр залы. Тот останавливается, разворачиваясь и кладя свою руку в ажурно-белой перчатке на тонкую талию «девушки», поднимает свои сине-морские глаза на ее лицо. Они играют оттенками дневного неба с отражением тысячи свечей вод высоким потолком, оглядывают незнакомку и уходят наблюдать за остальными. Они делают шаг, начиная вальс, и Ацуши сжимает чужую ладонь от волнения. Его учили. Он справится. Главное — поверить в это. Шаг, разворот, шаг. Молодой человек кружит его и, не доделывая полный оборот, прижимает спиной к себе, что-то шепчет с любопытством и настойчивостью. — Вы опоздали. Что-то случилось по пути? — Я пришла вовремя, милорд, — тихо говорит парень в другое плечо, снова отходя на расстояние. — Тогда у меня есть к Вам другой вопрос, — тянет вновь на себя, заставляет коснуться плечами. — И не один. — Не томите, — нетерпеливо для вида говорит парень, сверкая цепочками на заколках и фиалковыми глазами. — Вам известно, кто я? — Ни чуточки, — еле хмурится Ацуши. Принц ухмыляется, отпуская хрупкую ладонь, и снова продолжает вальсировать с другой дамой. А к парню подходит следующий кавалер, что также кланяется. Последующие мужчины все говорят что-то, спрашивают, но Ацуши не слушает. Просто кивает для приличия, выискивая взглядом принца. Часы бьют восемь, приближается время отдыха и шумных разговоров. Оркестр замолкает, сами музыканты устали. Парень уходит к мраморному балкону, прихватывая по пути бокал вина. Наверное, это единственный алкоголь, который он пробовал и который не кружит так сильно голову. — Винный эстет, я погляжу. Тот самый голос звучит где-то за спиной, за колонной, и «девушка» улыбается, перекладывая бокал в другую ладонь. Мужчина обходит эту самую колонну, распуская ленту в рыжих прядях. Волосы чуть ниже плеч вьются огнем по золото-белой ткани сюртука, окружают благородное лицо. — Шато Петрюс лучшей выдержки. Только не говорите, что Вы и этого не знали. — Ни чуточки, — скромно смеется Ацуши и после делает глоток самого дорогого вина. — Приятное… Принц скрещивает руки на груди и опирается спиной о колонну, закрывая глаза. Он будто вслушивается в отдаленные разговоры других, не интересующих его сейчас, да и позже дам. — Я бы желал знать ваше имя, миледи, — в привычной для себя манере говорит наследник. Но для Ацуши это звучит приказом, который так сильно хочется не исполнять. Поэтому молчит, делая еще крошечный глоток. Свободная ладонь поправляет выпавшие из нежной прически пряди, а губы еле заметно вздрагивают в нервном смешке. — А ваше имя мне знать ни к чему, прошу прос… — Чуя Накахара. Он моргает. Еще раз. Привкус алкоголя во рту ударяет в голову, и корсет, кажется, слишком затягивается. — А, — удивленно выдыхает парень, смотря в раскрывшиеся голубые глаза возле колонны. Принц. Принц был все время рядом, а он так себя вел. Это однозначно плохо для госпожи, для него самого… Ведь такое поведение негоже для избранницы. — Вы и вправду не знали, — склонив голову чуть набок, произносит Чуя и подходит ближе. — Н-нет, конечно же. Госпожа, похоже, рассказала о принце все, кроме его внешности. А ведь такую деталь упустила. Кружевная перчатка потянулась к хрусталю с терпко-красным вином и поставила тот на мраморный подоконник. — За танцем Вы говорите больше. Извольте? Принц вновь учтиво кланяется, улыбнувшись. «Девушка» неуверенно кладет свою ладонь в чужую перчатку, шумно вздыхая. — Простите мне мою грубость, принц. — Ваше своенравие мне нравилось больше. Чуя едва ощутимо касается талии парня и делает шаг в такт снова заигравшей отдаленной мелодии. Наблюдает за движениями партнера, ожидая ответа на свой недавно заданный вопрос. Хоть имя. — Ацуши, — шепотом молвит он и поднимает взгляд с рук на благородное лицо напротив. Смешанная внешность, непростой характер, но и простота в действиях, которая кажется такой новой. Что-то в этом есть, и принц удивляется. — Прелестно. Чуя неожиданно для себя замечает, что Ацуши чуть больше, чем на дюйм выше его. Это вызывает у него ухмылку, ведь редко встретишь столь высоких дам. Снова кружатся под оркестр, пересекаясь взглядами. И с каждым шагом, поворотом, они словно читают друг друга, сокращая то небольшое расстояние между ними до возмутительно близкого, до не расстояния вовсе. Остается лишь одна скрипка, когда принц подхватывает под корсетом паренька и наклоняет. Уверенно держит тонкую спину рукой и вглядывается в милое от удивления лицо. Вечность. И ни секундой меньше. Ацуши хотел, чтобы этот момент, этот танец длился именно столько. Просто вино. Он говорит себе на подсознании, что это алкоголь бьет по рассудку, по телу и чувствам. С каких пор ему показались интересными парни? Высокомерные и жадные до денег принцы, со слишком красивыми глазами. В них та самая свобода, которую Ацуши так желает познать. Щеки тихо рдеют, и сам парень слабо улыбается. Накахара тянет обратно в вертикальное положение за ладонь, не отворачивая взгляда от лица «леди». Отпускает руку, талию и отходит назад, возвращая границы личного пространства на место. Благодарит вежливым поклоном за вальс и хочет что-то сказать еще, но во рту пересохло. Поэтому он берет хрустальный бокал. Тот самый бокал, с которого пил парень, и делает пару глотков, жадно наслаждаясь любимым алкоголем. Ацуши отводит взгляд стесненно, поправляет поднятые лепестки ткани от излишне резких разворотов и думает. На дне остается лишь пара алых капель, когда Накахара отодвигает бокал от губ и кладет его обратно на мрамор. Они оба безмолвно стоят в неловкости, смотрят на одежду, пол, потолок, стены. И только их глаза цветов разного неба встречаются, принц смотрит в бок, на просторы своих владений. Слева еще пару каменных башен, собственно, для отдыха и жития, высокие и опасные стены, дома простого народа, что простираются вдаль на сотню километров, и бескрайний на вид лес, густой и мрачный в ночном свете. Над всем этим кучками рассыпаны звезды, слабо освещающие королевство, и луна, точно дыра в небе. — Все же сегодня лучший вечер, — решился сказать Чуя, прерывая этот поток тишины. — Вы тоже так думаете? Ацуши осторожно подходит к мраморному обводу балкона и смотрит на темное небо, считая будто звезды. — Можно и так сказать… — парень опирается ладонями о перила и, стараясь быть незамеченным, чуть поворачивает голову в сторону принца. В профиль рыжий наследник выглядит статней, старше и еще обворожительней. — Что Вас заставило прийти сюда? Видно же, что Вы не по собственной воле заглянули на бал… Чуя отходит от края, хмурясь. Его красивая рука в перчатке достает из внутреннего кармана сюртука револьвер, что уверенно направляет в сторону беззащитного мальчишки. —…в женском платье. Умен. Уж в переодеваниях у Чуи глаз наметан. Да и самого парня не сильно хотели прикрывать. Все выдавало: лицо с излишне мужскими скулами, тихий, бархатный голос, высокий рост и прочие мелочи, которые тоже не спрятались от острого взора. У Ацуши сердце уходит в пятки. Замирает между легкими, болезненно сжимая грудь, и не дает сделать вдох. Он сказал бы что-то, ответил, наверняка, снова парой колких словечек, но не может шевельнуть губами. Не может сделать и шагу, в страхе понимая, что из-за этого шага его хрупкое тело будет пробито свинцом. Чуя недоверчиво подходит обратно к парню, держа перед собой оружие, что готово выстрелить от легкого нажатия на курок. Его руки в кружевных перчатках прячут обратно револьвер, заводят чужие запястья за спину, больно сжимая. Ацуши от неприятного действия жмурится. Страх только сильнее сковывает после еще одного вопроса. — Откуда у тебя приглашение? Солгать или сказать правду? Госпожа или принц? Кажется, в данный момент все чересчур очевидно. — Госпожа… Парень чуть поворачивает голову, чтобы увидеть хоть огненные волосы принца, чтобы его мог слышать только он, и продолжает. — Женщина, которая нашла меня еще в детстве, забрала к себе и воспитала… Она же и заставила меня. Дала приглашение, выучила этике и манерам, одела. Накахара абсолютно не понимает, почему парень. Почему бы не пришла сама госпожа, ее служанка в крайнем случае? — Как зовут твою госпожу? Плохо. Запястья до сих пор ноют от чужих цепких пальцев. Он едва прикусывает губу, обдумывая все, и только хочет сказать, как принца окликает чей-то мужской голос. — Ваше Высочество, Вас хотела бы видеть королева. — Черт, — выдыхает принц, расслабляя хватку. — Все хорошо, Ваше Высочество? Чуя не знает, что ответить, укоризненно смотря на лицо Ацуши. Никто не должен узнать. — Шнуровка ослабла, все в порядке, месье, — с улыбкой говорит парень, выпрямляя спину. — А принц как раз был поблизости. — Д-да, — он не ожидал этого. Отпускает чужие запястья и делает вид, что завязывает ленты на талии. Все же выкрутились. — Тогда, с Вашего позволения, я обратно на пост, — говорит стражник, снимая железный шлем и кланяясь паре у колонны. — Ступай, — уже спокойней отвечает Накахара, наблюдая за удаляющейся фигурой. Они стоят так пару минут, смотрят куда-то вдаль, и каждый в своих мыслях. — Идем к королеве. И это лишь для того, чтобы ты не сбежал, — Чуя крепко держит того за одно из запястий, ведя за собой сквозь толпу танцующих леди с кавалерами, что преследуют тех мрачными взглядами. Сквозь мрак в высоких стенах, которые ведут к покоям королевской семьи. Они останавливаются возле одного из последних поворотов, и принц отпускает тонкую руку. — Ни слова. Ацуши кивает понимающе. Еще больше проблем он не желает. Двое кольчужных стражников пускают их через массивные двери спальни королевы. Еще пара стоит у самой кровати, только эта уже не одета так грозно и защищено. Они просто присматривают за госпожой, пока ее сын правит, пока он не рядом. — Добрый вечер, матушка, — Накахара кланяется, и следом делает реверанс Ацуши, не поднимая взгляд выше подола своего платья. — Ты хотела меня видеть. Приятного лица женщина приподнимается в сидячее положение не без помощи слуг и мягко улыбается, смотря на Чую и его сопровождающую. — Чуя, любимый, — она улыбается еще приятней. Словно намекает, что сын все же положил на кого-то свой голубой глаз. Не зря же здесь, рядом с ним, стоит милая девушка, хотя лица ее почти не разглядеть. — На балу все хорошо? — бледно-розовые глаза глядят на наследника, который медленно подходит, медленно и суетливо. — Да, все хорошо, матушка, — натянутая нервами улыбка. — Чуя, — тихий смех, что перерастает в неровный кашель. Принц взволнованно садится на край мягкой кровати и берется за худое запястье. — Дорогой, если не хочешь, не говори. Но… — ее второе запястье тянется к лицу Накахары и нежно оглаживает по щеке, — ты с этим справишься сам? —…уверен, с этим я точно справлюсь, — кивает Чуя, точно все обдумав. Сухие губы женщины мягко касаются лба наследника. Будто дают ему больше сил, отдают свои последние, что можно наскрести в изможденном болезнью теле. Все обязательно будет хорошо. — Тебя уже заждались там, наверняка. Ступай. Они обнимают друг друга последний раз на это мгновение, и принц поднимается с места. Ведет за собой Ацуши обратно в коридор, где холодные каменные стены, освещенные мелкими огоньками свеч. Снова дергает за чужую руку, разворачиваясь. — Забудь, что ты видел. Щеки предательски алеют, а глаза поднимаются чуть вверх, чтобы посмотреть в чужие фиалковые. Чуя чертовски не любит людей выше его самого, но в этой ситуации есть какое-то исключение. — Да… — еле заметно движутся губы парня. Ацуши осторожно заглядывает в ту бездну под лазурным стеклом в глазах, забывая все. Где-то там добрая душа, что умеет любить. Рука сама тянется к лицу, но останавливается на полпути от мертвой хватки перчатки. Снова боль, которая отрезвляет. Белоснежные ресницы дергаются пару раз, и сам парень понимает, что он позволяет себе слишком многое. — Прошу… — взгляд опускается вниз, к подолу платья, — Прошу прощения. Чуя хмыкает, отворачиваясь от Ацуши, и продолжает идти по коридору, не отпуская чужого запястья. Они возвращаются в огромную залу, где все еще кружатся пестрые пары людей, где играет уставший оркестр. Снова различные взгляды устремляются на них двоих, осуждая и удивляясь. Чуя вновь приглашает «леди» на танец, кланяясь и дожидаясь чужой тонкой ладони в своей. Но не тут-то было. Ацуши улыбается и отходит назад. Он прячется в толпе танцующих, исчезает из виду. Каждая уважающая себя девушка ни за что бы не отказалась от танца с принцем, если тот соблаговолил ее пригласить. Но заметьте, Ацуши не девушка, да и принц это делает не от сердца. — С огнем играешь, — говорит Накахара шепотом, выпрямляясь. Он делает шаг, как его сразу же окружают стайкой разного возраста миледи, хлопают своими блеклыми глазами и просят о танце. А он собирает свои волосы обратно в низких хвост, обвязывая кудри атласной лентой, и подходит к одной из дам. Последний на сегодня вальс, ведь часы начинают отбивать двенадцатый час. Оркестр плавно затихает — то не слышно скрипок, то пианино умолкает высокими нотами. И даже далекой флейты теперь не услышать. Чуя прощается поклоном с партнершей и уходит наверх, на балкон, откуда всегда говорят важные речи короли. Он парочку раз хлопает, привлекает к себе внимание и начинает. — Я всем очень благодарен за сегодняшний бал и за то, что вы все пришли, — тихие аплодисменты, а голубые глаза ищут белую макушку. — Но этот прекрасный вечер подошел к концу, к сожалению. — Мое сердце, — взгляд останавливается, а уголки губ поднимаются в легкой улыбке, — зацепила одна девушка, и только поэтому в течение этой недели я сообщу любовным письмом ей о своем решении. Волна шепота журчит под ногами, и все переглядываются. Неужели это случилось? — Удачного всем пути обратно. Только все взгляды уползают с принца, тот срывается с места в другую сторону, к ближней лестнице. Почти неслышно стучит каблуками кожаных туфель по мрамору и бежит в толпу. Руки тянутся достать ускользающий шелк цвета чистого неба, но не успевают, и Чую окликают другие люди, что кажутся тенями, по сравнению с Ацуши. Они поздравляют его, хвалят и благодарят за прием, смеются, но не так. Он оглядывается туда, где последний раз видел парня, и замечает лишь пустой бокал. — Я обязательно тебя найду. Во что бы то ни стало, — сжимает кулаки Накахара, подходя к бокалу. — И узнаю, зачем твоя госпожа устроила весь этот цирк. Расцарапанный хрусталь оказывается в ловких руках, под ноги на мягкий ковер падает серебряная шпажка от фруктового канапе, а Чуя смеется. Тихо и совершенно непривычно. — Неужели ты хочешь встретиться в парке? Его тихий смех постепенно растворяется в тишине, которую оставили после себя гости с королевского бала, отдается в ушах глухим эхом, которое заставляет задуматься о всей этой ситуации. Принц подходит к столу, переливая часть любимого вина в бокал, некогда принадлежавший Ацуши, чтобы не казаться уж слишком сумасшедшим, по уши влюбленным молодым парнем, которым он точно не является. Который не следит теперь за своими действиями. Лестницы, бархатные дорожки, колонны, двери. Сколько места и роскоши, а толку никакого. Пространство уличного мира окутывает легкой прохладой все тело, пока Чуя доходит до главных ворот. Крошечный глоток, вновь сделанный лишь для вида, и начинается разговор со стражником. — У вас остались пригласительные письма, что вы забирали у входа? — Да, господин, — его кольчужные руки отдают наследнику небольшую стопку бумаги с кудрявым почерком. — Это от последней? — он отодвигает большим пальцем верхний конверт, увлеченно рассматривая адрес получателя. — Она Вам приглянулась, как я вижу. —…ты прав, — после повторного глотка отвечает Чуя, вручая обратно остальные письма. — Эти можешь сжечь. Быстрыми шагами скрываясь в теплом замке, он доходит до своей спальни. Хрусталь аккуратно остается на письменном столе у окна, туда же падает и бумага, адресованная «неумелому актеру», хотя, точнее сказать, его госпоже. Руки освобождают шею от удушающих лент, запястья — от вычурных позолоченных запонок, пока их обладатель мелькает в полутьме взглядом по выписанному адресу. — Любовное письмо… — выдыхает он и снимает сюртук, который вскоре оказывается на спинке обитого едва шершавым бархатом стула. Садится на темно-алую ткань, зажигает пару свечей тонкого канделябра и достает чернильницу с пером. Его кончик пачкается иссиня-черной жидкостью и замирает над чистым листом. Точных мыслей нет, на языке перекатывается лишь имя с легкой сладостью вина, а морские глаза прищуренно смотрят на хрустальную посуду пред свечей. Проходит достаточно долго времени, и клякса, растекающаяся в центре листа, словно вырывает принца из окутывающего сна. Рука вздрагивает, от чего на письменной поверхности остается еще больше чернильных пятен. На старое место падает новая бумага, по которой сразу же почти неслышно скребут пером, выписывают кружевные буквы. Они перетекают в слова, изредка останавливающие ход размышлений, изредка заставляющие принца закусить губу то ли от смущения, то ли от недовольства. На самом деле, как же ему ново обращать столь откровенные комплименты юноше. «Ваши глаза…», — тут не поспоришь — глаза у Ацуши настоящие граненные аметрины с отблесками эдакого волшебства. «…мягкая кожа», — от этой строчки возникает смешанное чувство, что заставляет Чую вспомнить те легкие вальсы, которыми они общались друг с другом. Уверенные шаги навстречу, ладонь в ладони, скрипка, шепот. — Жду встречи с Вами, любовь моя, — он ставит точку в постскриптуме, и поднимает исписанный листок к свечам. Перечитывает. Морщится и сминает все так сильно, как только может. Третий листок снова выпачкивается кляксами. Он летит весь скомканный к двери, ложится следующий. Левая рука принца прячется в медных локонах, слегка оттягивая те. Такое несложное действие едва ли бодрит уставшую голову, но тот не останавливается. Уже шестое недописьмо случайно загорается от близ стоящей свечи. Его тушат испугано первой попавшейся под руку жидкостью — чернилами. — ...черт, — обреченно выдыхает Чуя и поднимется со стула. Его туфли постукивают при каждом шаге, что направляются к занавескам в пол. Пальцы цепляют тяжелую ткань за края, раскрывая вид на мир в лунном свете. Огоньки канделябра дрогнули, едва затухли в порыве созданного ветра. Ладони плавно притрагиваются к остывшему от солнечных лучей стеклу, вырисовывают очертания крыш башен и домишек собственного королевства. Где-то там, внизу, спокойно живут люди, ведь знают, что будущий король сделает все, чтобы никто ни в чем не нуждался. Но есть же кое-кто. Взгляд обращается обратно на письменный стол, а рука сама тянется к бокалу, доставая его из тепла свечей, показывает лунному волшебству в надежде получить ответ на столь глупый вопрос. Зачем? Хрусталь точно растекается по ажурной перчатке в переливах собственного блеска, выписывает в воздухе всего одно слово. "Надо покончить с этим как можно скорее". Вновь стучит деревянная дверца, новая чернильница опускается на протертый стол, в которую в то же мгновение попадает кончик пера. Глаза закрываются в раздумьях, но усталость берет свое. Морфей укрывает принца своим миром сновидений и тушит свечи.