***
Воздух в Тайланде был привычно горячим; эту жару Кан любил, эта жара была родной. Солнце палило с золотой нещадностью, которую невозможно было описать словами, так как мысли просто плавились. Зайдя в свою прохладную квартиру, они с трудом добрели до спальни, упали поперёк кровати и утонули в постельной мягкости. - Покидать снега было слегка печально, но – чёрт подери! – как же хорошо снова оказаться дома! - громко провозгласил Кан. Тин согласно промычал что-то в подушку. - Канталуп, ты хоть понимаешь, что мы наделали? - спустя минуту меланхолично поинтересовался он, перевернувшись на спину. - Что? - Кан бросил на него быстрый взгляд. - А то, что во время медового месяца мы так много разговаривали, делились впечатлениями и прочим, что теперь нам ещё долго совершенно не о чем будет говорить, - спокойно констатировал Тин. - У меня ощущение, что мы наговорились на несколько недель вперёд. Кан запрокинул голову и рассмеялся. А когда замолк перезвон его смеха, он подскочил на постели и без тени шутливости заявил: - А мы будем писать друг другу письма, Тин-Тин! Каждый день!***
Арчи получил в подарок новенький ошейник, который, правда, тщетно пытался сорвать, пока Тин и Кан не видели.***
На свадебном банкете Тул смотрел, как его прекрасный муж сияет от безграничной радости, и его переполняли эмоции. Несколько лет назад он разбил Хину сердце, а недавно едва не уничтожил их любовь окончательно. Но сегодня они оба счастливы. - Ты такой красивый, что я не устаю поражаться, как же мне так повезло, - шепнул Тул Хину, когда они подошли к свадебному торту и вместе взялись за нож, чтобы отрезать первый кусок. - Сейчас ты так по-особенному красив, что я хочу как можно скорее остаться с тобой наедине. У меня всё ломит внутри от напряжения. Хин вспыхнул, стараясь заглушить собственное острое желание, вызванное его откровенным признанием. - Не заставляй меня краснеть на виду у всех, Тул, - едва слышно произнёс он, но не смог сдержать улыбки. - Просто скажи мне что-нибудь в ответ, чтобы я хоть немного успокоился, - мягко предложил Тул. Хин посмотрел ему в глаза, задумчиво прищурившись. - Теперь ты уже точно не сможешь передумать. Верно, господин Тул Мэдтанан? - усмехнулся он. - Верно, - улыбнувшись, подтвердил Тул. - Никогда этого не бойся, Хин. И вообще ничего теперь не бойся.***
На потолке и стенах спальни ночь прочертила лунным мелом красивейшие узоры. Хотя кружево этих узоров было призрачно, тени обманчивы, темнота зыбка, а воздух прозрачен. Однако ночью всегда происходили удивительные вещи. Ночью потолок распахивался прямо в небо, и тогда свет звёзд начинал согревать спящих. Но в спальне дома Тула и Хина сегодня не было спящих, и ночь с недоумением металась по углам, разрывая второпях своё кружево, роняя звёзды и пугая цветы, украшавшие спальню. На смятых простынях сплелись двое, и только там, где смуглая кожа сменялась чуть более светлой, было видно, что это два человека, а не одно существо. Хин не запомнил ни того, как они с Тулом покинули свадебный банкет, ни того, как оказались в спальне. Тул просто вовлёк его в один бесконечный поцелуй, и Хин перестал думать о реальности. Ночной город каруселью пронёсся мимо него, аромат цветов затуманил сознание. Наконец, когда губы устали от поцелуев, а тело – от ожидания... Тул осторожно опустил его на постель и молниеносно избавил их обоих от одежды. С губ Хина почти сразу сорвалось множество стонов, потому что Тул совершал с его телом такое, от чего оно горело огнём. Каждое прикосновение Тула приносило боль и блаженство. Каждая клетка Хина молила о близости, и он изгибался в руках своего мужа, то прячась от его улыбающихся губ, то раскрываясь навстречу его ласкам. Дрожащий, всхлипывающий от наслаждения, Хин вцепился руками в спинку кровати, выгнувшись и запрокинув голову. Тул всегда был умелым любовником. Казалось, сотни раз за эту ночь он приводил Хина на самую вершину эйфории, но в последнее мгновение отпускал, успокаивал, остужал, и сладкая мука начиналась заново. Хин умирал и возрождался в руках Тула, шептал – или кричал? – его имя, позабыв своё. Хин жадно впитывал его ласки, отвечая на них инстинктивно, яростно, страстно. Хина пожирало такое мощное желание... Чувства и ощущения Тула были столь же всепоглощающими. Безбрежное море счастья, оказывается, всегда жило в его душе, но только Хину было дано выплеснуть это море из берегов. А Хин, благодаря Тулу, обрёл самого себя, стал истинным собой. В нём появилась уверенность, что больше в его жизни не будет одиноких ночей и угрюмых одинаковых дней. Напротив – будет вечное ощущение полёта, захватывающего, прекрасного и успокаивающего. Они оба любили и были любимы. О любви пели их тела, взгляды и шёпот... Ночь звенела чувствами. Под конец же ночи, когда они всё ещё были сплетены друг с другом, а их сердцебиение приходило в нормальный ритм, Тул поцеловал Хина в висок и произнёс: - Хин, пообещай доверять мне и никогда больше не иметь от меня секретов. - Обещаю, - сонно отозвался Хин. - Только с условием, что... что бы ни ожидало в будущем, мы встретим это вместе, Тул.***
Медовый месяц они провели в старинном особняке, расположенном на средиземноморском побережье Испании. А когда вернулись домой, и потянулась череда обычных рабочих будней, Тул не мог перестать восхищаться своим очаровательным мужем. Хин каждый день поражал его спокойствием и мягкостью, но больше всего – сверхъестественным чутьём. Хин почти со стопроцентной точностью угадывал, какой ужин он предпочитает, например, в пятницу, а какой – в понедельник. Угадывал, в какую одежду Тул любит облачаться, собираясь на важную деловую встречу. Угадывал, какую музыку Тул хочет послушать, чтобы расслабиться после работы. Угадывал, какие книги Тулу нравится читать и какие книги Тулу, скорее всего, понравится прочесть. Угадывал то же самое о фильмах. Угадывал, как Тул относится к их знакомым. И многое другое... Тул звал Хина волшебником, а тот в ответ неизменно отшучивался: - Просто с недавних пор у нас одна душа на двоих. Самому же Хину больше всего нравилось то, что... он был не один – рядом с ним неизменно находился Тул. И теперь так будет всегда.***
- Хочешь, скажу тебе странную вещь, Тин? - заговорщицки прошептал Кан, лёжа на кровати обнажённым и лениво болтая в воздухе ногами. Их сегодняшняя близость посреди выходного дня была такой страстной, что надолго повергла обоих в полное изнеможение. Но Кан, как самый гиперактивный из них, оклемался первым. - Хочу. Скажи мне странную вещь, - Тин улыбнулся, подложил под голову ещё одну подушку и приготовился слушать. Кан чуть смущённо начал: - Когда я впервые встретил тебя, да и позже... в общем, ты меня ужасно злил. - М-да, ты сейчас прямо Америку открыл, Канталуп, - помолчав, хмыкнул Тин. - Хэй! Я ещё не закончил свою мысль, - Кан натянул на себя одеяло и сел на постели, скрестив ноги по-турецки. - Так вот... на тот момент я в жизни не встречал такого надменного мудака, как ты, и знаешь, при этом я был... ну, слегка очарован, хотя и не осознавал этого ещё очень долго. Полная чушь, правда? - Отнюдь, - не согласился Тин. - Я, например, считал тебя тупицей с гнусным характером, однако это не мешало мне автоматически замечать твою сладкую попку и милое личико. - То есть, - Кан заулыбался, - по-твоему, можно сказать, что это классический случай любви с первого взгляда? - Хн, возможно, - расплывчато протянул Тин. - Но, скорее, с первого поцелуя. - Пусть мы и не осознавали?.. - уточнил Кан с ухмылочкой. Тин закатил глаза. - Да. - Вау, - глубокомысленно изрёк Кан. Усмехнувшись, Тин притянул его к себе, поцеловал, и Кан мгновенно ощутил отклик своего тела на подобные действия. Вот только, глубоко вдохнув, он вдруг почувствовал... - Слушай-ка, Тин-Тин, если ты хочешь добиться от меня чего-то ещё, сначала накорми. Сдаётся мне, я чувствую запах горелого цыплёнка. Тин тут же вскочил с постели, натянул боксеры и кинулся в кухню. От роскошного ужина, который он готовил, пока Кан не утянул его в спальню, остались одни угли. - Не успел? - Кан, посмеиваясь, появился на кухне обёрнутый простынёй. - Боюсь, на цыплёнка теперь даже Арчи не польстится, - оценив масштаб катастрофы, подвёл итог Тин. - Тогда как насчёт яичницы на двоих? - предложил Кан. В углу на постилке Арчи поднял голову и тихо заскулил. - Как насчёт яичницы на троих? - поправил сам себя Кан, под обвиняющим взглядом пса. Но тут со своего лежбища в гостиной выкарабкались два кота и принялись лапками тянуть Кана за его импровизированную тогу. - Вот, Тин-Тин, полюбуйся, как такая парочка, как мы, любящая уединение друг с другом, дошла до подобной жизни – шагу ступить некуда, всюду народ, - ворчал Кан, терпеливо отцепляя лапки котов от укрывавшей его простыни. Приподняв брови, Тин наблюдал, как его обожающий поныть муж пытается одновременно разобраться с котами и прикрывать своё тело. - Какой же ты всё-таки кошмарно непутёвый, - в конце концов, вынес вердикт Тин. - Ты же сам меня такого для себя захотел, - фыркнул Кан. - Да, - Тин улыбнулся. - Мы оба получили то, что хотели, - добавил Кан, метнув в него насмешливый взгляд. - Верно. И ты хоть понимаешь, какой ты счастливец? - по-прежнему улыбаясь, поинтересовался Тин и, подойдя к нему, приподнял его голову за подбородок. - Потому что у меня есть ты? - поддразнивая, выдал догадку Кан. - И поэтому тоже, - загадочно ответил Тин, наклоняясь, чтобы поцеловать его. Тут коты разразились громким мяуканьем и прыгнули на кухонный стол. Кан прервал поцелуй с Тином и чуть ли не заворковал над ними, аккуратно снимая котов со стола, мягко ругая и поглаживая их пушистую шёрстку. - Так, всё. Возвращаемся в спальню, - решительно заявил Тин, недовольно прищурившись. - Здесь у меня слишком много соперников, отвлекающих твоё внимание. Кан расхохотался, но послушался. А Тин, закрывшись с ним в спальне, всё целовал и целовал его смеющиеся губы, закрытые глаза. Целовал, словно пил холодную воду в жаркий день – наслаждаясь и растягивая удовольствие. Снова и снова они вели бой, в котором то один, то другой оказывался победителем. То Кан блаженствовал под желанной тяжестью тела Тина, содрогаясь и подстраиваясь под бешеный темп, растворяясь в нём, умирая и воскресая... То Тин, ослеплённый и восхищённый, стонал, не в силах отвести взгляда от прекрасного всадника, властно управлявшего им и дарившего в награду всё новые и новые минуты экстаза... И когда сил у них обоих уже не было, когда в их глазах было темно, а искусанные губы пересохли, мир в очередной раз взорвался ослепительным пламенем и поглотил их.***
- Тин, что это значит? - недоумевал Кан, всё сильнее хмурясь. - Ты что, хочешь отремонтировать дом моей матери и сестры? - Не просто хочу – я уже почти организовал ремонт, - спокойно сообщил Тин, пожав плечами и бросив слегка настороженный взгляд на Кана. Затем его вниманием вновь полностью завладел дом. - Завтра я вызываю техников, но один из уже нанятых мной работников утверждает, что всё новое будет гармонично смотреться со старым, - сказал он, остановившись возле дивана в гостиной. - Так что, не пугайся, каких-то глобальных изменений в доме не будет. К тому же, более удачного времени для ремонта не найти – твоя мама и сестра через неделю отправятся на отдых, а Гуччи поживёт у нас. Кан не мог произнести ни слова – очень редкое для него состояние. Целеустремлённость Тина не просто сбивала с ног – она уже по-настоящему пугала Кана. И всё же он искал нужные слова, вопреки тому, что Тин не давал ему сосредоточиться, снова заходив по дому. - ...это придётся немного подновить, зато вот это и так в полном порядке... - перечислял Тин, указывая рукой то на одно, то на другое. - Тин, - удалось, наконец, выговорить Кану. Однако тот не обращал на него внимания, продолжая рассказывать о своих идеях для дома. - Тин! - Кан вложил в его имя всю свою энергию. Теперь Тин обратил на него внимание. - В чём дело? - Тин, задуманный тобой ремонт чудовищно масштабен для такого небольшого дома, - попытался достучаться до него Кан. - Моей маме и сестре совершенно ни к чему чуть ли не дворцовая отделка комнат и прочее. Тин улыбнулся и приобнял его. - Я знаю, но... почему нет? - беспечно спросил он. Кан высвободился из его объятий. - Тин, я хочу уехать, - чётко выдал он и направился к выходу из дома. Тин догнал его и взял за руку, но Кан отстранился. - Кан, что именно тебе не нравится? - потребовал ответа Тин. - Я не понимаю. - Тебе и не понять, - хмуро согласился Кан. - Поехали домой, пожалуйста. Тин покорился, но явно кипел от негодования, хотя и сдерживался. В машине он сухо произнёс: - По-моему, я имею право получить объяснения, Кан. - Я тоже считаю, что имею на это право, но, похоже, мне их не дождаться, - с печалью в голосе отозвался Кан. Всю дорогу домой оба молчали. Когда молчание стало затягиваться, Кан бросил на Тина косой взгляд. Тот не отрывал взгляда от дороги, губы его были крепко стиснуты, а лицо выглядело пугающе мрачным. Наконец, машина подъехала к дому. Кан взялся за ручку дверцы и снова посмотрел на Тина. Но Тин сидел, отвернувшись, и Кану ничего не оставалось, как выйти из машины и направиться к дому. Он ждал, что Тин сейчас последует за ним, однако в итоге услышал звук отъезжающей машины.***
Кан отбросил свой телефон на диван и беспомощно вытер слёзы. Никакого ответа от Тина. Тот уже давно должен быть дома, но явно не хочет с ним разговаривать. Сколько времени Кан просидел вот так на диване в гостиной, пытаясь дозвониться до Тина? Час? Два? Три? Зато время размышлений пошло ему на пользу. Каким же глупым гордецом Кан ощущал себя сейчас... Это он-то, всегда считавший, что для него социальных барьеров не существует. А на деле оказалось, что это и есть худшее проявление гордости. Не будь у него шор на глазах, он сразу понял бы, какие мотивы движут поступками Тина. Тин вовсе не стремился доказать своё превосходство, как Кан решил вначале. Теперь Кан ясно видел это. И ему было жаль, что он не сумел распознать неистребимой тоски Тина по любящим родным, по искреннему желанию сделать что-то для родных. Кан постарался вспомнить, что Тин говорил о ремонте. Он-то был уверен, что Тин показывал, каким всесильным является. А ведь Тин просто пытался на свой лад рассказать ему о своих надеждах на то, чтобы принимать активное участие в жизни его близких. Кан в сердцах ударил кулаком по диванной подушке. Ну почему Тин не посоветовался с ним? Почему не попытался раскрыть перед ним это своё сокровенное желание? - И что Кану теперь делать? - уныло выдохнул Кан в тишине квартиры. Он страстно хотел увидеть Тина, обнять его и сказать, что всё понимает. Понимает настолько, что Тин может спокойно доверить ему все свои мечты. Но, возможно, Тин пришёл к выводу, что эта их проблема неразрешима? Кан вспомнил его лицо – лицо человека, только что принявшего трудное решение. И разве он может упрекать Тина? Тин поделился с ним своими планами по обустройству дома их родных, а Кан своим поведением дал понять, что это только его родные и лишь он может о них заботиться. По сути, Кан разбил мечту Тина вдребезги. Кан в нерешительности размышлял, как теперь поступить, и в этот момент раздался звук открываемой входной двери. Кан резко подорвался с дивана и ринулся навстречу Тину. Лицо Тина, шагнувшего мимо него в квартиру, было лишено всякого выражения, но Кан не выдержал и бросился ему на шею. Тин слегка прижал его к себе, и Кан ощутил, как напряжены его мускулы. - Хэй, ну что ты вцепился в меня, как клещ? Давай сядем и поговорим, - со вздохом произнёс Тин и отстранил его от себя. Кан прошёл следом за ним в гостиную, где Тин сел в кресло, а Кан бессильно упал на диван. - Кан, когда мы начали жить вместе, - тихо заговорил Тин, - мы оба часто отпускали шутки насчёт различий в нашем происхождении. Помню, вопреки тому, как оскорбительно мы вели себя друг с другом, когда только познакомились... при проживании вдвоём наш разный социальный статус стал лишь забавлять нас. Однако, как выяснилось, это вовсе не смешно. Прости, Кан. Я постоянно ошибаюсь, думая, что смогу раз за разом завоёвывать тебя и твою семью тем же способом, каким добивался всего остального в жизни, – дожимая изо всех сил и не останавливаясь до полной победы. Другого способа добиваться своего я так и не выучил, хотя ты не перестаёшь напоминать мне, что с тобой это не пройдёт. Кан, всё очень просто и сложно одновременно... Тин посмотрел ему в глаза, но тут же отвёл взгляд в сторону. - Не могу тебе описать, какое впечатление производит на меня твоя семья каждый раз, как я её вижу, - продолжил он с чувством. - Общаясь с ними, я понимаю, что значит иметь любящих близких. Теперь, у меня, конечно, снова по-настоящему есть брат, но твоя семья всё равно занимает особенное место в моей жизни. - Тин, они – и твоя семья теперь, - горячо заверил Кан, ужасно раскаиваясь, что позволил Тину думать иначе. Тин снова взглянул на него и улыбнулся. - Спасибо, - мягко сказал он в ответ. - Но я чувствую, что должен объяснить тебе, Кан, в каком смятении я порой нахожусь. Видя тебя в компании твоей матери и сестры, мне в подобные моменты хочется закрепить вас всех за собой. Это кажется единственно правильным. И мне бы, пожалуй, стоило поговорить с тобой об этом начистоту уже давно, но я этого не сделал. Не знаю, почему. Может, потому, что как только я думаю о том, с какой лёгкостью и радушием твоя мама сразу приняла меня, едва узнав о наших отношениях, я... Тин замолчал, и Кан заметил, как подозрительно заблестели его глаза. - Никто никогда не окружал меня такой почти мгновенной любовью и заботой, как твоя мама. Кан дотянулся своей рукой до руки Тина, лежащей на подлокотнике кресла, и накрыл её своей. - Дашь мне закончить, раз уж меня прорвало? - с улыбкой поинтересовался Тин, встретившись с ним взглядом. Кан кивнул. - В общем, - Тин прочистил горло, - твоя мама приняла меня, и твоей сестре я пришёлся более чем по душе. И я знаю, что это не просто вежливость с их стороны – я им действительно нравлюсь. Мы можем свободно общаться и нам всем легко друг с другом. Кажется, я не только добился тебя, Кан, но и смог стать своим в твоей семье. А затеянный мной ремонт... Моя ошибка в том, что я решил – ты сразу всё поймёшь. И только когда уехал сегодня, до меня дошло, что я не должен был так всё это преподносить. Ты, должно быть, подумал, что я пытаюсь как-то самоутвердиться, но... но, Кан, мне просто хочется окончательно стать частью твоей семьи. И с печальным смешком добавил: - Как всегда, я перестарался. Кан крепче сжал его руку. Чего Тину это стоило – с его-то характером вот так откровенно признаться в подобном желании. “Он решился на это только потому, что любит меня”, - осознал Кан. - Тин, я всё понимаю, - осторожно проронил он. - Мне только жаль, что я раньше не понял всего этого. Тин перевернул свою руку под рукой Кана ладонью вверх и сплёл их пальцы. - Так ты согласен на то, чтобы я занялся ремонтом дома наших близких? - спросил он с новой улыбкой. - Только если ты откажешься от безумной идеи с излишней роскошью, - тяжело вздохнул Кан. Тин усмехнулся и, потянув его за руку, усадил к себе на колени. - Меня занесло, да? Придётся тебе держать меня в руках, Канталуп, - предупредил он. - Как, по-твоему, тебе когда-нибудь удастся научить меня хоть какому-то чувству меры? Кан, пряча улыбку, уткнулся лицом в его шею. - Не стану даже и пытаться. Бесполезно!***
Войдя в дом брата, Тин услышал треск и такие приглушённые крики, что у него оборвалось сердце. В доме Тула и Хина сейчас находился Кан – и одним высшим силам ведомо, что могло случиться. Тин бросился бежать по коридору в том направлении, откуда доносились крики, и с грохотом распахнул сначала одну дверь, потом другую. Кан... Да, без сомнения, кричал Кан. И Пул тоже... И крики их не смолкали. А ещё Тин различил голос Хина. В итоге Тин ворвался на кухню с бешено бьющимся сердцем. И остановился как вкопанный. Громкие крики эхом неслись под каменным потолком кухни, а в нос Тина ударил насыщенный сладкий аромат... Шоколад был везде: лужами растекался по полу и огромному столу, стекал с полок. Шоколад булькал, переливаясь через край, в двух чёрных чайниках, стоявших на столе. Аромат был божественный. Раненых Тин не заметил. Зато увидел их – трёх перепачканных шоколадом парней. И они действительно кричали, но со смехом. Все они были с ног до головы забрызганы шоколадом. Их руки и лица были покрыты тёмными пятнами, одежда перепачкана, взъерошенные волосы слиплись и торчали в разные стороны. Заметив своего дядю, Пул рванул было к нему, но Хин удержал его, полный решимости вытереть ему хотя бы лицо полотенцем. Хин лишь взглянул на Тина через плечо Пула, а потом вновь переключил своё внимание на подростка, стирая с его лица тёмную шоколадную массу. Однако Кан сводил все усилия Хина на нет. Он протягивал Пулу на пробу разные чашки с жидким шоколадом и тот охотно окунал в них палец, чтобы попробовать. - Дядя, подойди и тоже попробуй! Это очень вкусно! - радостно позвал Тина Пул, улыбаясь от уха до уха. Тин, наблюдая за ними, сложил руки на груди. Все они были в безопасности и очень милы, несмотря на то, что их лица покрывали пятна шоколада. Особенно перепачкан был, разумеется, Кан, и, глядя на него, Тин ощутил восхитительную боль в сердце. Тин рассмеялся. - Это самое невероятное зрелище, которое я когда-либо видел, - прокомментировал он, забавляясь. Кан, вторя ему, хохотнул. - Нет, серьёзно, Тин, подойди и попробуй эту вкуснятину! - и он поманил Тина пальцем. Тин снова бросил взгляд на стол. Его поверхность была покрыта паутиной бесчисленных луж и пятен. Загустевший шоколад растекался по столешнице и капал на пол. - Как вам удалось сотворить подобное? - с искренним интересом спросил Тин. - Мы готовили шоколад для свадьбы Э и Пита. Ну, и... слегка увлеклись, - со смешком ответил Кан, пытаясь оттереть своё лицо. - Готовили шоколад? - переспросил Тин, подойдя к нему. - Поскольку они оба – и Э, и Пит – захотели более чем скромную свадьбу, то мы с Пи’Хином решили сделать для этого события, по крайней мере, суперский десерт, - доходчиво объяснил Кан. А потом вдруг коварно сверкнул глазами и притянул Тина к себе за галстук, оставляя на том благоухающие пятна шоколада. - Зацени вкус! - скомандовал Кан и подставил свою вымазанную в шоколаде щёку для поцелуя. Глаза Тина потемнели, и он покладисто поцеловал своего дурашливого мужа в щёку. - Сладкий Канталуп... - протянул Тин, облизывая губы. - А ещё он очень озорной, - с улыбкой вклинился Хин, пока Пул отмывал руки в раковине. - Пи’Хин! - Кан посмотрел на него с укором. - Я не мог натворить всё это один! - Да, но это ты сказал переключить плиту на другой режим и посмотреть, что получится, - кисло напомнил Хин. - Кроме того, ты опрокинул чайник, и шоколад пролился на стол и на пол. - Только потому, что Нонг’Пул меня случайно толкнул, - защитился Кан, надувшись. - А шоколад – такая вещь, что... - А можно узнать, в какой момент вы решили им раскраситься? - полюбопытствовал Тин, стараясь не замечать, как Кан тайком вытирает об его рубашку руки. Хин вяло махнул рукой в сторону отфыркивающегося возле раковины Пула и тот заливисто рассмеялся. - Понятно, - резюмировал Тин. - Но где сам Пит? Он же был с вами? - Он уснул на диване в гостиной и всё ещё не проснулся, - сообщил Кан, пожав плечами. - Устал, видимо, от такого гвалта, - заключил Тин. - Теперь мы хотим удивить его, ведь у нас получился отменный свадебный шоколад! Да, Пи’Хин? - гордо высказался Кан. - В общем-то, да, - рассудительно согласился тот, осматривая плоды их трудов. - Удивить Пита? Вам это удастся, - хмыкнул Тин, ещё раз обведя их всех пристальным взглядом. - Пи’Хин, у меня серьёзное пятно на этой дорогой рубашке! Отец меня изведёт, - пожаловался Пул, повернувшись к Хину. - Не изведёт, но что он тебе всегда говорит, а? - снисходительно проговорил Хин, подойдя к нему и начав осматривать его рубашку, которая явно была безвозвратно испорчена. - Что я должен ценить то, что имею, и бережно относиться к своим вещам, - с тяжким вздохом проворчал Пул. Тин, тем временем, заметив пятно шоколада на подбородке Кана, протянул к нему руку и принялся чувственно водить подушечкой большого пальца по нежной коже. Кан поднял на него взгляд своих подёрнутых поволокой глаз. - Всего один поцелуй, - прошептал Тин, притягивая его ближе к себе. Кан, не медля, коснулся своими губами его губ и Тин мгновенно углубил поцелуй, упиваясь шоколадной сладостью его рта. - Позже, - выдохнул Кан, быстро оторвавшись от него. - Ещё бы, - улыбнулся Тин. Кан подмигнул и потянул его к столу. - Взгляни же, наконец, что мы сделали, - сказал он, указав рукой на стол. - Свадебный шоколад, значит, - Тин присмотрелся к маленьким формочкам с разлитым там шоколадом. Он коснулся поверхности одной из них пальцем, но содержимое формочки оказалось твёрдым. Тин нажал сильнее, тонкая оболочка треснула, и из-под неё показался лимонный крем. - Интересно, - пробормотал он и, обмакнув палец в смесь лимонного крема с шоколадом, попробовал. - Хн, очень вкусно. Тин вновь погрузил палец в ароматную смесь, затем поднёс его к своим губам, но тут Кан, не удержавшись, торопливо облизал кончик его пальца. Сглотнув, Тин подумал, что Кану не стоило этого делать, потому что его словно пронзило молнией. - Из тебя получился... То есть, у вас, в самом деле, получился великолепный десерт, - хрипло произнёс Тин, едва не оговорившись. Лицо Кана просияло, и Тин снова увидел это свечение, этот золотистый ореол, возникающий у Кана время от времени – сущность его чудесной души, о которой сам Кан, скорее всего, даже не подозревал. А Тин предпочитал ничего не говорить ему, чтобы наслаждаться этим в одиночку. - Знаешь, давай не будем пока полностью отмываться, - внезапно весело заявил Хин, обращаясь к Пулу. - Пошли, разбудим в таком виде Нонг’Пита. Это будет ему наградой за то, что он уснул. Пул расхохотался и вылетел из кухни первым. Хин поспешил за ним. - А мы не пойдём с ними? - удивился Кан, оглянувшись на закрывшуюся за Пулом и Хином дверь. - Пойдём, - ответил Тин, не сводя с него жаркого взгляда. - Но сначала я помогу тебе умыться. Ты весь в шоколаде. - Пф-ф, я лишь слегка испачкался, - со смехом фыркнул Кан. - Для меня и этого достаточно. Ты такой... - Тин нежно поцеловал его. - Такой... сладкий. Тин лизнул кожу шеи Кана так, что у того захватило дух, и он крепче прижался к нему. - Ну, я знаменит своей сладостью, - заулыбался Кан. - Я ведь Канталуп. - Действительно, - Тин опять поймал его губы, наслаждаясь горько-сладким вкусом шоколада, вдыхая аромат волос и кожи Кана. - И ты не перестаёшь меня удивлять с того дня, как мы встретились. Иногда я думаю, что заключил брак не с парнем, а с каким-то поджигающим устройством. Тин мог бы сказать ещё много всего. Например, то, что каждый раз при виде Кана он таял, словно ледяная статуя в лучах солнца. Кан, впрочем, и был солнцем. Тем самым солнцем, которое сожгло дотла ледяной мир Тина, о чём Тин ни капельки не жалел. Кан, глядя на Тина, тоже всякий раз медленно таял. Он познавал Тина снова и снова, познавал взглядом, восторгаясь и изумляясь, недоумевая и тут же находя разгадку, получая от этого удовольствие не меньшее, чем от физической близости. Всё дело было в том, что Тин – единственный. Единственно верный, единственно возможный, правильный, нужный. Желанный, любимый, прекрасный, надёжный. Сильный, любящий, властный, нежный. Смелый, жёсткий, жаждущий... Кан словно знал его уже вечность. С Тином он выяснил, что красив, желанен, любим. В сердце Кана, разбуженном их первыми почти случайными поцелуями, поселилась истинная любовь к Тину – та, которая с течением времени становится лишь горячее. И у Кана наедине с Тином постоянно кружилась голова от щекочущего душу восторга. Потому что этот прыжок в любовную сказку оказался самым завораживающим в его жизни.