Let me hold both your hands.

Ваня знает Луку казалось бы целую вечность, столько, сколько себя помнит. Он всегда был где-то рядом, сначала в одном детском саду, затем в школе, потом в футбольной академии, даже когда их пути разошлись по разным командам, он все равно остался недалеко от него. В одном чемпионате, в соседних городах, в одной сборной, храни ее Господь. И если в самом начале их пути, когда они были маленькими, он не знал, как называется все то, что он чувствует, то со временем стал понимать, что влюбился в это маленькое недоразумение. Так сильно, что просто не представлял своего существования без него. Ваня старался всегда поддерживать Модрича, как мог и делать все от него зависящее, чтобы чаще видеть его улыбку, чаще обнимать. Старался писать сообщения со словами поддержки, после поражений Реала, даже после чертового Классико, когда его команда праздновала. Если в жизни Ракитича и было самое любимое время года, то несомненно это были перерывы на игру в сборных, потому что он мог так много, как в клубное время и не смел мечтать. Говорить открыто и не бояться, что СМИ наплетут всякой дурости в своих желтых статьях. Мог шутить, проводить время вместе, жить в одном номере, касаться, Господи, он мог прикасаться к нему, как бы невзначай, не боясь быть замеченным и осмеянным, потому что это сборная, тут все семья, это нормально. Самое прекрасное, что он мог обнимать Луку, за это Ваня готов был штамповать голы пачками, делать ассисты и зарабатывать пенальти, что бы потом иметь возможность обнять, радостно подхватить на руки 10 номер своей команды. Ивану казалось, что он в порядке и прекрасно держится, чтобы не вывалить на Модрича весь багаж приторно розового дерьма, который нормальные люди зовут «любовью». Он знал, что его могут не понять и кто-то проебет все. Их дружбу, их отношения, все то, что между ними было и есть на протяжении более двадцати пяти лет, он просто проебет Луку. А в этом случае, все, что ему останется — это пустить себе пулю в висок. Все пошло нахер после победы над сборной России в четвертьфинале. Вся команда праздновала выход в полуфинал соревнования так, будто они уже победили на чемпионате. Ваня не пил, ну или фактически не пил. От такого не пьянеют, такое количество алкоголя позволяет снять напряжение, оставить после себя полупустую голову и веселое настроение. Кто бы мог подумать, что ему оно придаст еще и смелость или глупости, чтобы признаться Луке в том, о чем он мечтал бы и сам забыть. Три проклятых слова сорвались с языка так легко, будто он всю жизнь готовился к этому прыжку в неизвестность. В ужасе, осознав сказанное он зажмуривает глаза, сжимает пальцы в кулаки и ждет удара. Но ничего не происходит, совсем ничего, кроме звенящей тишины, которой можно резать на куски. Он делает тяжелый вдох, собираясь с мыслями, чтобы открыть глаза и сказать о том, что он пошутил и начать оправдываться, как крепкие руки сжимают его в кольцо объятий, а хорват напротив утыкается носом куда-то в плечо и тихо шепчет: «я знаю». В этот момент внутри у Вани рушится все, разбивается в пух и прах, все барьеры, что он старательно возводил, все самобичевание, которое он бережно хранил, сыпется он сам, прежний он. С этого момента вся его жизнь делится на «до» и «после». После он будет глубоко и долго целовать эти тонкие губы, проводить бессчетное количество бурных ночей вместе, переживет много побед и поражений вместе, научится быть более открытым в своих чувствах, научится не скрываться, от себя, от Луки, от всего мира. Они выйдут, выйдут вместе, они пройдут через этот ад, держась за руки. Чтобы потом в этот самый знаменательный и один из самых важных дней в его жизни, стоя перед алтарем сказать пред всевышним и всем миром, что он согласен, до конца жизни и в горе, и в радости быть рядом. И после оглушительно долгих и убивающих секунд молчания услышать то же в ответ.Ваня держит его руки, так крепко, будто боится что если отпустит - Лука просто растворится и исчезнет, но он здесь, рядом, стоит и улыбается ему так, как никто и никогда до этого. Вкус его губ в этот раз отпечатывается где-то глубоко в сознании. Какао, чертово какао, без которого Модрич не может жить, так же как и Ваня не может теперь без него. Если кто-то спросит Ракитича, какой самый идиотский поступок он делал, он непременно расскажет про признание на чемпионате. Но если его спросят, каким поступком он больше всего гордится, он тоже скажет про признание на чертовом чемпионате, потому что ничто не делает его более цельным и счастливым, чем его маленькое персональное солнце Лука Модрич. И если о чем-то он и жалеет, так это о том, что слишком поздно осознал и признался в этом ему. Они потеряли так много времени вместе, но уверенность в том, что они успеют наверстать все с лихвой, чертовски приятно греют, уже замужнего Ивана.