после конца

       Когда глава подходит к концу и эпилог незримо маячит впереди дороги, связь обрывается и Соболев успевает сказать лишь: «Спасибо, друг. Дальше я сам». Он почти не спит, совершенно не ест, только пялится целыми днями в окно, страшась и ожидая с каким-то непонятным ему самому нетерпением, увидеть не голубое небо, подкрашиваемое солнечными лучами в розово-золотой, или полуденное, лишенное малейшего белого пятнышка, залитое ярко-медным светом, или бордовое, как только что пущенная из артерии кровь. Темно-зеленый маячит в самом темном углу его квартирки, куда он старается не смотреть. Не то, чтобы уверенный в несчастливый конец и морально к нему подготовленный, не то, чтобы не может повернуться и лицом к лицу столкнуться с собственным ничтожеством, осознать и принять — мир нагнулся из-за него. Просто… надежда согревает грешников и похуже. Пачка сигарет на черный день мало-помалу исчезает в дыму, ложащемся на плечи пудовой тяжестью, и пепле, оседаемым на полу. Обещания, которые он давал покойной матери, уже заслуживают отдельного гроба и могилы. По крайней мере, алкоголь под табу (на самом деле, ему страшно выходить из дома, где каждый сможет увидеть, что он не смог. Не спас. Выжил. какой смысл оставаться ему в живых, если нейробиолог предположительно мертв?). — Игорь, — звенит протяжно телефон, сообщением оставленным на автоответчик, — Игореша, мы волнуемся!.. Он дремлет и, просыпаясь видит все то же ясное небо. Почему у него не получается жить дальше? *        Нелепый фокстрот, дребезжащий по радио, вдруг наконец смолкает, Игорь не обращает внимания на шипение, мозг отдыхает: спать, спать, спать. — Друг, ответь! Прием, прием! Это доктор Соболев, да-да, тот самый, нейробиолог! — молчание и полный отчаяния вздох, — мне нужна твоя помощь. Снова.        Игорь в изнеможении открывает глаза, стонет, зевает и материт его, как никогда в жизни не матерился. Рассказывает, кажется, о трех месяцах невозможности думать ни о чем другом, кроме конца света, волнении за судьбу Соболева и страхах, нескончаемых. Иван — парень не может видеть, но чувствует — улыбается и тепло отвечает: — Ты замечательный, ты не мог не справиться.        Иногда Игорь сомневается, что доктор осознает реальность. Не понимает, что помощник не господь бог. И любая ошибка не приведет к возврату в исходную точку. Вскоре, ему некогда об этом думать. *        Просьба помогать Беркуту, мужлану и тупому солдафону, заставляет его яростно сопротивляться, понимая свой близкий проигрыш. Соболев шепчет, что его напарник не в себе, постоянно нервничает и пытается докричаться до кэпа в коммуникатор, когда думает, что никто не слышит. Следить за выполнением его задачи и направлять сбившегося с пути необходимо, Беркут прерывает их своей тупой шуточкой: — Хватит секретничать, подружки, я тоже хочу на девичник.        Глубоко вздохнув, Игорь говорит громкое: «да». Беркут молчит. Беркут молчит. Беркут молчит.        Как идиот, Игорь вместе с радио идет в магазин за водкой, хлебом и колбасой, долго вздыхая, он покупает и пачку явы красной. Плевать. Соболев изредка контролирует их сотрудничество — молчаливое — и Сергей не выдерживает, рявкает: — Сколько можно повторять! Я — синий, ты — красный.        Игорь снисходительно фыркает, «игрульки в шпионов» и говорит: — Тогда я зеленый. — Нет, — отрезает Беркут. — Ты — Кэп. Не подведи меня. Игорь старается. *        Когда глава подходит к концу и эпилог незримо маячит впереди дороги, связь обрывается и Беркут успевает лишь вскрикнуть; дальше — слышны только выпускаемые из ружей пули. Игорь ничего не может сделать.

Может быть Бог просто устал нас любить