на восход

/ стали другими мечты и за звездой больше гнаться не нужно остались люди, в которых ты веришь, без них ты безоружен /

Серега обычно не нуждался в дополнительной помощи, когда дело доходило до выражения своих чувств и эмоций через слова. Одно время он даже занимался музыкой, поэтому проблем с этим не возникало. До некоторых пор. До тех самых пор, когда весь мир в том виде, в котором он его знал, покатился к чертям. Сейчас у Трущева не было никаких слов, кроме как: пиздец. Он творился везде — от происходящего вокруг, до душ и разумов всех людей, попавших в этот безумный водоворот новой реальности. В этом хаосе вот такие моменты покоя, как сейчас, выдавались нечасто. Совсем не потому, что остановиться было некогда — наоборот, все время мира было в их распоряжении. Просто Серега не давал себе расслабиться ни на минуту. Максим видел в этом силу, стремление выжить любой ценой, он всегда повторял, что восхищается способностью Трущева идти напролом к поставленной цели, не останавливаясь ни перед чем, и не спотыкаясь о головы мертвяков. Он настолько сильно верил в эти слова, что заражал этой верой и Серегу. Мужчина сам начинал думать, будто он весь такой сильный, достойный восхищения, дарящий надежду даже такому пессимисту, как Свобода. Но в глубине души он не чувствовал себя таким совершенно. И он никогда бы не признался Максиму, что всё его упорство и уверенность идут от страха, что подгоняет вперед его только мысль об альтернативе — либо иди, борись, вгрызайся зубами в каждый шанс, либо умри. Убей себя, желательно выстрелом в голову, потому что хотя бы так можно было удостовериться, что отправишься в мир иной. Анисимову знать, что он до дрожи в коленках боится проиграть эту гонку со смертью, не полагалось. Хотя он наверняка замечал проблески этого страха в глазах Сереги, не мог не замечать. Но, одно дело — догадываться, подозревать, а другое — знать наверняка. И Трущев не собирался разрушать эту призрачную иллюзию надежды, что была у Максима, он слишком дорожил им, чтобы так поступить. Макс как-то слишком глубоко пробрался в его душу, отвоевал себе там законное место, и поселился, будто дома. Он был настолько на Серегу не похож, что тот иногда поражался — как они еще друг друга не убили? Трущев считал, что сам Бог организовал им встречу, но даже в этом Свобода с ним спорил — утверждал, что Бога нет, иначе как бы он допустил все происходившее сейчас. Серега тогда рассказал ему, что такие испытания — вполне в стиле Всевышнего, наблюдающего за ними с небес, а Максим психанул, вильнув хвостом. — И зачем он тогда? — вспыхнул он. Мужчина прекрасно знал, какие картинки пронеслись в голове Макса, поэтому ничего не стал говорить ему в ответ. Не тот случай, когда слова поддержки могут сделать лучше. Могут помочь в принципе. Но иногда Серега был с ним солидарен. Например, когда поутру Максим сказал ему, бросая свой рюкзак на деревянное крылечко брошенного коттеджа: — Слушай, Сережа, давай побудем тут, — и посмотрел почти жалобно. — Не потому что нам надо спрятаться от зараженных, не потому что мы в очередной гребаной осаде, не потому что мы не спали уже нормально хрен знает сколько. Просто. Остановимся. Мне бежать надоело. И Трущев даже не захотел с ним спорить. Не захотел доказывать ему, что такое шикарное местечко — на берегу реки, на краю коттеджного поселка, с прекрасным видом и потенциально безопасным расположением — бросили не просто так. Может, что-то заставило хозяев покинуть собственный дом, а может некому уже было его покидать. Но, в любом случае, здесь не было никого. Мертвых не было в пределах видимости, точно так, как и живых, которые порой были намного опаснее тупоголовых зараженных. Ведомые только собственным голодом, они были просты как дважды два. В отличие от «здоровых» людей, с которых произошедшее только сорвало маски. Кому-то удалось остаться таким, как, например, Максим — сломленным, но не желающим зла другим людям. Но ведь не каждому дано сохранить то, что делает его человеком. В итоге они пробыли тут целый день, а к вечеру Максим вплыл в комнату, пряча руки за спиной. — У меня сюрприз, — сказал он, с трудом пряча улыбку. — Ты нашел бухло? — спросил Серега, даже не тратя время на догадки. Так порадовать Свободу мог только определенный градус. Наверняка нашел где-то коньяк. Максим кивнул головой в ответ, доставая из-за спины небольшую бутылку с янтарной жидкостью. Точно, коньяк. — Ты как ищейка, Максим. Тебя можно было в аэропорту выставлять, чтобы ты бухлишко запрятанное искал. — Нет, — нахмурился Макс. — Я бы не смог на регулярной основе. Работать. Это же надо было бы костюм носить, брюки всякие, униформу. Не хочу. В итоге они уселись на достаточно просторном балконе — тут с легкостью расположились два деревянных кресла, и даже осталось место, чтобы вытянуть ноги. Заходящее солнце светило прямо в глаза — для этой раскаленной звезды все осталось по-прежнему. Было в этом факте что-то успокаивающее. Земля не остановилась, звезды не погасли, Солнце не замерзло. Значит, конец света еще не наступил, просто они где-то очень сильно проебались. Все же поправимо. Наверное. — Скоро зима, — произнес Максим, делая глоток из бутылки и передавая ее Сереге. Они решили не волноваться о стаканах — зачем? — Сейчас конец июля, придурок, — ответил Сережа с издевкой, но в груди неприятно кольнуло. Если они не успеют добраться в «Созвездие» к зиме, то им будет очень нехорошо. Трущев слабо представлял, как можно пережить зиму в суровых условиях средней полосы. По крайней мере, если все пойдет не по плану, у них будет великолепная возможность все это выяснить. Кажется, самое время жалеть о том, что не смотрел передачи о выживании на Дискавери. — Вот именно, — Макс дождался, пока мужчина хлебнет коньяка и почти вырвал бутылку у него из рук. — Зима всегда приходит неожиданно, моргнуть не успеем, как все кругом заметет. Ой, нахер. Надо научиться жить как ты — не думать о завтрашнем дне, не грузиться по поводу вчерашнего, и нестись туда, куда понесут волны жизни, — и приложился к коньяку. — То есть для тебя это именно так выглядит? — усмехнулся Трущев. — Не забывай, ты со мной сейчас. По твоему мнению мы сейчас несемся по волнам жизни? — Мы в потоке, — хмыкнул Макс. — Вот Сережа, — он вдруг повернулся к мужчине всем телом, уставившись на него с большим любопытством. — Я спрашивал уже, но ты как-то увернулся от ответа. Я не верю, что ты все время вот так был — один. Даже у меня Ваня был, а ты такой… мне кажется вокруг тебя просто должны быть какие-то люди. Вращаться вокруг тебя, за тобой идти. А ты один был. Будто не хватает чего-то. Больная тема. Серега до сих пор не мог простить себе событий той ночи, хотя вина его было в том, что он позволил себе верить в лучшее. Он просто думал, что все будет хорошо — это его и подвело. — Дай коньяк, — пробурчал Трущев. — И усядься удобнее. Все это случилось незадолго до их встречи с Максимом. Сейчас Серега был уверен, что если бы не это — он бы никогда Анисимова не узнал, не стащил с того чертового окна. Его поток проложил бы себе дорогу в совершенно иную сторону, и хорошо это или плохо — судить не ему. Слишком сложно, слишком тяжело. Первое время после их спешного отъезда из Краснодара казалось, что жизнь еще не закончилась, и не превратилась окончательно в дерьмо, как можно было подумать поначалу. Правда, стоило им отъехать от города достаточно далеко, как оборвалась связь. Но Компания не искала легких путей, к тому же, у них была вполне конкретная цель — под Новороссийском их ждал один очень давний приятель, который по приезду обещал поделиться с ними информацией «не для всех». Путешествовать оравой больше десяти человек было сложно, но своим количеством они внушали если не страх, то банальные опасения в умы встречавшихся им живых. О том, что так было проще справляться с мертвяками, и говорить не приходилось. Серега замечал, что на их пути попадается не так уж и много зараженных, но что-то подсказывало ему — это только начало. — Только не говори мне, что он помер к моменту вашего приезда, — прокомментировал Максим, до этого внимательно слушавший Трущева. — Нет, с чего ты взял вообще, — покачал головой мужчина, непонимающе нахмурив брови. Они добрались до Стаса, который был в целости и сохранности, полным составом. Мужчина сообщил, что до него дошел слух — все правда будет только хуже. Поэтому те места, те Центры, в которых смогут укрыться здоровые люди, экстренно укрепляют, создавая там условия для безопасной жизни до тех пор, пока не прекратится это безумие. Он поделился еще одной новостью, не такой обнадеживающей. До ближайшего к ним Центра на машине не добраться — слишком далеко, и в таких условиях — попросту опасно. На следующий день должен был отправиться поезд, который подбросит их до ближайшего к «Созвездию» города, а оттуда они доберутся своим ходом. Посовещавшись, они решили, что затея неплохая — против были разве что Влад и Максим, но и они быстро сдались под напором мнений остальных. Ребята экстренно упаковали все, что только могли, в рюкзаки, совершили набег на один из оставшихся магазинчиков, отдохнули, и к утру уже отправились на вокзал. Тут Серега впервые засомневался к конфиденциальности информации Стаса — вокзал был битком забит народом, все куда-то торопились, толкались и что-то друг другу кричали. Если не брать в расчет все происходящее кругом, то можно было решить, что сейчас середина июня и все просто приехали отдохнуть на морях. Но лица людей — обеспокоенные, взволнованные — ломали это иллюзию. — А я думал, что не доживу до момента, когда люди будут ехать не на юг, а бежать отсюда, — хмыкнул появившийся совсем рядом Эрик. Серега потрепал его за волосы — пацан буквально пару часов назад пережил утрату одного из своих лучших друзей — Ахмеда. Так он называл своего ручного зараженного, благо что внешность у того была типично славянская, от поредевших русых волос до бывшего когда-то аккуратным носа. — Ты-то тоже бежишь, — заметил Трущев. — Это мог себе представить? — Никогда, — коротко ответил Шутов. — Так, я все узнал, — к ним подошел запыхавшийся Бабич. — Короче, для нас есть десять мест в предпоследнем, десятом, вагоне, три места в девятом и два — в шестом. — А не разделяться нам нельзя? — спросил Влад, нахмурившись. — Может с кем-то поменяться? — Ты думаешь, я не спрашивал? — закатил глаза Олег. — Но проводники не хотят даже обсуждать эту тему, а выяснить, кто из всех этих людей будет в нужных нам вагонах — ну вообще не вариант. В итоге пришли к решению, что разделиться все-таки придется, и, как самые взрослые люди, решили все на «камень-ножницы-бумага». Сереге достался шестой вагон и Дима в компанию. Когда начали объявлять посадку, то Трущев, будто что-то предчувствуя, обнял всех по очереди, вызвав недоумение у парней, и умилительные вздохи у девушек. А потом объявили посадку, странно и непривычно — избегая называть направление поезда, только его номер. Народ, до этого пребывавший в относительном спокойствии, погрузился в хаос. Рядом с каждым вагоном стояло не только по проводнице, но еще по пять человек охраны. Каждого подходящего останавливали, спрашивали билет, и только после этого пускали в вагон. Но даже несмотря на такие меры, Серега чувствовал, как его подхватывает людским потоком и относит к самому вагону — к моменту, когда у него проверили билет и пустили внутрь, он уже потерял своего спутника. А потом, когда поезд тронулся, осознал, что Дима в вагон так и не вошел. Он остался один. — Так, — вновь прервал его рассказ Максим. — Ну это же не конец? Вы могли найтись по прибытии на место. — Ты дашь мне рассказать до конца? — рыкнул Серега. — Все поймешь. Вагон был совершенно обычным, плацкартным. Смирившись со своим положением, Серега нашел себе место и, обняв руками свой рюкзак, решил немного прикорнуть. Они ехали достаточно быстро, нигде не останавливаясь. И первые десять часов все было нормально, а потом поезд трухнуло так, что Серега чуть не свалился со своего места. По вагону пронеслась волна разговоров — никто не понимал, что произошло. — И что это было? — снова спросил Макс. — Ну Сережа-а-а, я не могу просто слушать, ты же знаешь, особенно такое, — всплеснул он руками в ответ на строгий взгляд Трущева. — Я не знаю, как так вышло, но кто-то переставил стрелку поезда на другой путь, — продолжил после небольшой паузы мужчина. — Мы поехали в другую сторону, совсем не туда, куда должны были, — Серега протянул руку Максу, а тот вложил в нее бутылку. Он аж подскакивал на месте — не терпелось услышать, что же дальше. — И вот тут тебе должно стать неинтересно. — В смысле? — нахмурился Максим. — Я не знаю, что было дальше, — пожал плечами Серега. — Не знаю, как все случилось. Кто-то говорил, что мы столкнулись с другим поездом, кто-то говорил, что случились неполадки — хотя откуда им знать? В итоге мы приехали хер знает куда, на какой-то Богом забытый вокзал. Без четырех последних вагонов. — Блять, — произнес Макс почти шепотом. — Я не знаю, как это случилось, когда и где вообще, — Трущев уставился в одну точку. — Не знаю, в курсе ли они, что поезд прибыл в совершенно другое место, живы ли они вообще. Не знаю. Я прождал там две недели, но других поездов не было, оттуда тоже никто не отправлялся. Хотя… там уже во всю разгулялась эпидемия, я сомневаюсь, что оттуда пустили бы поезда. А у меня только рюкзак и спальник. — И как ты до меня добрался? — Максим задал пока только этот вопрос. — Там было, конечно, не так далеко, как могло бы, но все же. — Так и добрался, — ответил мужчина. — Ты же знаешь, я не пропаду. — Да уж, — Максим на несколько минут замолчал. — Но ты ведь надеешься, что они тоже там будут, да? В «Созвездии». Иначе ты бы туда не торопился. — А какова альтернатива, Макс? — переспросил Серега. — Дюжина мертвых друзей, с которыми я даже не попрощался нормально? — Ладно, я не подумал, — поджал губы Максим. — Знаешь что? Выпьем эти последние пару глотков за то, чтобы мы твоих друзей нашли. Живыми. Рано или поздно. — Какой же ты оптимист, Максим, — покачал головой Трущев. — Всегда, — усмехнулся Макс. — Ты же знаешь.