Хроники города Энск

- Вы помните, с чего всё началось? - спросил я Оуэна-Рейфорда. Мы сидели в моём кабинете, рассеянно прислушиваясь к вою вьюги за окном, и занимались каждый своим делом: я просматривал недавно обнаруженный в подвале архива довоенный фотоальбом, старый учёный покачивался в кресле-качалке, изредка поглядывая на меня. - Что именно? Война? - спросил он, неторопливо и сосредоточенно набивая трубку. Во время своих путешествий он обнаружил обширную поляну бесхозного, но ещё не совсем одичавшего табака. Бережно выкопав несколько растений, он принёс их домой, посадил на своём аптекарском огородике и вот уже несколько лет в полном одиночестве (среди местных жителей это зелье не прижилось) наслаждался курением. - Ну да. - Нет, - покачал головой старик. - В это время я находился в спячке. Уснул за год до начала войны и восстал через двадцать лет. - Так долго? - удивился я. - Так ведь лет через десять уже всё было чисто! Оуэн-Рейфорд невесело усмехнулся, чиркнул спичкой и стал раскуривать трубку. - Я слишком стар, - проговорил он после пары затяжек, - и почти не нуждаюсь в отдыхе. Но если усну, так на годы. А вы... - он окинул меня оценивающим взглядом, - вы ведь родились до этих печальных событий? Я кивнул. - Мне было семь, когда всё началось, но ничего из происходящего на земле я не видел. Как только объявили о том, что враг нанёс первый удар, наша и несколько соседских семей спустилась в бункер и оставаись там несколько лет, не выходя на поверхность и не имея связи с внешним миром. - У вас была большая семья? - Не слишком. Я, мама, бабушка, дед. Впрочем, бабушка умерла через несколько дней после начала бомбардировок, так что, можно сказать, нас было трое. - Однако, вынужденное уединение совсем не отразилось на вашей психике, - заметил Оуэн-Рейфорд. - Совершенно, - подтвердил я. - Более того, детство моё было на удивление счастливым. В бункере, помимо запаса провизии, воды и реактора, обеспечивавшего нас светом и воздухом, была большая библиотека и целый ларь с акварельной бумагой, карандашами и красками. В первой половине дня я помогал маме по дому. Пообедав, садился за рисование, а мама мне читала. Когда дед уходил в свою каморку, отделявшуюся от остальных помещений толстой звуконепроницаемой дверью, мы позволяли себе поиграть в прятки, побегать и похохотать от души. Да, хорошее было время!.. - А потом? - Потом умер дед. Он стал всё меньше есть и всё дольше спать, жаловался на слабость, одышку и боли в суставах. Однажды он не вышел к завтраку, а к вечеру его не стало. - Старость... - понимающие кивнул Оуэн-Рейфорд. - Не только. За полгода до смерти, не смотря на возражения смотрителя, он стал выбираться на поверхность: сначала редко и ненадолго, потом всё чаще. Бывало, оставался снаружи на день или два. Думаю, в его болезни виновата радиация. - Что мешало ему отсидеться в бункере? У вас заканчивалась пища? - Нет, что вы... Но его тяготило общество женщины и ребёнка. - Даже если это его родные дочь и внук? - поднял брови мой собеседник. - Именно поэтому. - Я тяжело вздохнул. - А потом заболел я. - Тоже радиация? - Разгорячённый после физических упражнений, выпил полную кружку холодной воды. Раньше за этим следила мама. Но после смерти деда у неё прибавилось работы. Ей некогда было присмотреть за мной и она только предупредила, чтобы я не брал воду из холодильника, а пил тёплый компот. Мне было тринадцать и я лучше знал, что нужно делать... Болел я тяжело, с бредом и сильным жаром. Столько лет прошло, а я помню, о чём был мой бред: о сладкой малине, растущей в городском саду. Чтобы порадовать меня, мама взяла бидончик для ягод и ружьё от диких зверей и отправилась на поверхность. Вернулась она через сутки - бледная, смертельно усталая, но с полным бидончиком сладких спелых ягод. Когда я спросил, почему она так долго не возвращалась, мама ответила, что на неё напали волки. Ночь она провела на дереве, а когда рассвело, вернулась домой. Я съел всю малину до последней ягодки (мама её не любила) и - не поверите! - жар спал и я стал быстро выздоравливать! - А вы помните... тех? - помолчав, спросил Оуэн-Рейфорд. - Пришельцев, которые очистили землю и помогли вам снова стать человеческим обществом? - Как не помнить? Помню... Наш разговор прервал неожиданный стук в дверь. Но прежде чем я успел пригласить посетителя войти, она сама распахнулась. На пороге стоял бледный как полотно сержант Остроухов. - Товарищ генерал! - задыхаясь от быстрого бега сообщил он. - Я только что получил телеграмму... Серьезная авария на Лапуте! - Что?! - Моментально позабыв о приятной беседе, подскочил я. - Как?! Вместо ответа сержант протянул мне лист плотной желтой бумаги. Я торопливо выхватил его и принялся жадно вчитываться. - Срочно... - вслух прочитал я. - Потерпели крушение... Можем сдвинуться места... Координаты прилагаю... Агеев... - И повторил упавшим голосом. - Агеев... Сержант подхватил выскользнувшую из моих ослабевших пальцев телеграмму. - Какие будут приказы, товарищ генерал? - спросил он, вытягиваясь по стойке "смирно" и отдавая честь. - Прикажете заправить самолет или на своих двоих полетим? - Это немного привело меня в себя. - Нет, лететь куда-то по такой метели рискованно... Подготовь лучше УАЗик, - распорядился я, - поедем на вокзал, а там посмотрим. - Слушаюсь! - Сержант развернулся на каблуках и вышел из комнаты. - Простите, пожалуйста, - виновато обратился я к Оуэну-Рейфорду, - я бы с радостью еще побеседовал с вами часок-другой, но мне надо спешить... - Ничего, я понимаю, - ответил старик, усмехаясь. - Вы не против, если я останусь здесь на какое-то время? До дому в такую метель мне, увы, не добраться... - Да, конечно, сидите. - Я уже надевал пальто и шапку. - Чувствуйте себя как дома! Библиотека и холодильник в полном вашем распоряжении! *** Снег уже начинал заметать улицы, когда наша машина, управляемая сержантом Остроуховым, вылетела за ворота авиаотряда и покатила к железнодорожному вокзалу. - Знал же, что нельзя поручать майору такую ответственную работу, - бормотал я всю дорогу. - Как сердцем чувствовал, что если отпущу его одного - ждать беды. Сержант ничего не говорил, но по выражению его лица также угадывалось волнение. И я прекрасно понимал его, ведь каждый из нас приложил руку к этому грандиозному проекту. Мы ворвались в тихое, практически пустое здание привокзальной кассы и тут же потребовали два билета на любой поезд, который доставил бы нас как можно ближе к подножию Карпат. Нам повезло: скорый поезд до Львова еще не отошел от станции и мы поспешили на него. Оказавшись в теплом купе, я немного успокоился и стал размышлять более критично. Во-первых, предстояло решить, каким образом добраться до места аварии. Раньше там стояла танковая часть полковника Вильсона, моего старого знакомого по офицерскому училищу и, если он все еще не ушел в отставку, то он нам точно не откажет. Во-вторых, я постарался понять, что же произошло на Лапуте. Но сколько не перечитывал телеграмму майора, никакого тайного смысла так в ней и не усмотрел. Потерпели крушение - и все тут. Хорошо, хоть о пострадавших информации нет. В-третьих, как нам снова привести летающий остров в движение? К сожалению, Стефано и Лео улетели в Норвегию, навестить сестер - Ладу и Светораду, а их помощь могла бы оказаться как нельзя кстати. Оставалась единственная надежда, что вложенный при строительстве запас по прочности оправдает себя и крушение не стало для острова катастрофическим. *** Ехали мы всю ночь. Поезд остановился на конечной станции только под утро следующего дня. Раньше ни мне, ни сержанту не приходилось бывать в этом городе, но нам на помощь пришли местные таксисты - неизменный атрибут вокзалов в крупных городах - готовые за баснословную сумму доставить тебя куда угодно. Впрочем, желания торговаться с ними у меня не возникало. Завтракали мы прямо на ходу тем, что давали в поезде. Через полчаса нас высадили возле КПП, где молодой лейтенант проверил наши документы, осведомился о цели визита, после чего пригласил пройти за собой. - Здравия желаю, товарищ генерал, - басом приветствовал меня лысоватый приземистый человек в синем мундире, - давненько не встречались! В гости пожаловали или по работе? - Товарищ полковник, я также рад тебя видеть! - Я искренне пожал руку своему коллеге. - Я тут по работе, ты не слышал ничего про нашу Лапуту? - Как же, слыхал, - полковник Вильсон с невозмутимым видом стал накручивать ус на палец. - Напоролась на гору под одной деревушкой и ни туда, ни сюда. Мои молодцы уже поехали туда и оцепили периметр. - Слушай, а ты можешь доставить нас к месту аварии? - поинтересовался я. - Могу, - пожал плечами полковник. - Но к чему такая спешка? Мы же сто лет не виделись! Давай пойдем, пообщаемся, чайку попьем... Я бросил взгляд на сержанта и понял, что среди танкистов он чувствует себя не в своей тарелке. - Я бы рад, но тоже человек подневольный, - поспешил оправдаться я. - Боюсь, как бы маршал не прознал об этом. Полковник понимающе кивнул. Мы погрузились в открытый гусеничный бронетранспортер, выехали за ворота и поползли по узкой колее в гору. Ветер стих, с неба падали легкие снежинки и медленно опускались в лучах восходящего солнца. - У вас тут хорошо, - похвалил я местный пейзаж. - А у нас в Энске метель... - Это сейчас хорошо, - усмехнулся полковник. - На днях такая буря пролетела, что никто и носу из дома не казал. *** О том, что мы приближаемся к цели нашего путешествия, мы узнали еще до того, как показалась Лапута, по возмущенным крикам переполошенных грифонов. Вскоре мы заметили и самих пернатых любимцев Акиро, которые беспорядочно носились туда-сюда. Видимо, их не покормили. Последней мы увидели Лапуту. Летающий остров привалился бортом к заснеженному склону Говерлы и застыл, накренившись. Издали казалось, что, что он не получил серьезных повреждений. Прямо у того места, где он столкнулся с горой расположилась небольшая деревенька и пролетай остров чуть выше, он бы непременно врезался в нее. Проехав через оцепление, которое представляло из себя наскоро сколоченный блокпост, перекрывающий единственную тропинку, ведущую в гору, мы въехали в деревню и высадились на небольшой площади у сельсовета. Нам навстречу выбежал глава и, заламывая руки, обрушил на нас поток отборнейших ругательств, из которых я понял, что жители деревни уже сутки боятся выйти из своих домов, чтобы их "не растерзали чудища, которые вырвались с острова" и что местный милиционер задержал и препроводил в тюрьму двух нарушителей, которые оказались "настолько наглыми, что после устроенного переполоха вышли к людям просить о помощи". Успокоить его стоило больших усилий, после чего мы с сержантом и полковником получили возможность пройти на остров по самодельному трапу, сооруженному из нескольких связанных между собой приставных лестниц. Беглый осмотр показал, что повреждения получила только обшивка Лапуты. Все механизмы и агрегаты, за исключением поднимающегося купола, остались целы, но во внутреннее помещения попал рыхлый снег вперемешку с землей, которые под воздействием тепла сначала растаяли, а потом замерзли, намертво приковав остров к своей ловушке. Полковник Вильсон предложил "сдернуть" остров с места при помощи десятка танков, подвязав их к нему тросами, после чего остров самостоятельно долетит до Энска, где его ждет капремонт. Поскольку ничего лучше придумать мы так и не смогли, решили остановиться на этом плане. За майора и радиста пришлось внести залог, после чего милиционер с неохотой отпустил их. Агеев и Цукуров тут же высказали желание присоединиться к работе. Я вызвался утихомирить грифонов, с чем на удивление успешно справился: пернатые обрадовались, увидев знакомое лицо, с радостью слетелись ко мне и стали ласкаться. К счастью, склад с их провизией оказался незапертым и, хотя автоматическая кормушка, подававшая пищевые брикеты, не работала, я довольно быстро справился с кормлением. Полковник вызвал по телефону несколько тяжелых танков, которые прибыли ближе к полудню, и закипела работа. Все это время я старательно избегал личного разговора со своими подчиненными, отдавая все распоряжения через сержанта. Уже к вечеру Лапута подалась и сдвинулась со своего места. Мы созвали грифонов и прямо на летающем острове, не спеша, чтобы не вызвать новых повреждений, двинулись в обратный путь.